Мир твоими глазами

– Иначе я съела бы вас, – без тени шутки пробормотала она. Саша ошеломленно вытаращил глаза, а санитар рассмеялся.

– Я это учту. Забыл, каково общаться с теми, кто в хрупкой связи.

Сходив в туалет и умывшись, она решила последовать совету и отправиться на поиски еды. Если не считать двух пирожков с вареньем, которые медсестра принесла ей вчера вместе с легкими тапочками, она ничего не ела почти пятнадцать часов, и от голода начала немного кружиться голова. Она спросила дорогу к магазину у новой дежурной медсестры и узнала, что вчерашняя смена попросила оставить для нее еду в сестринской. Ей даже разрешили сделать себе кофе. Врачи, многие из которых уже успешно завершили собственный поиск, понимали, что ей будет намного спокойнее, если она сможет быстро вернуться в палату, а не добираться с десятого до минус первого этажа и обратно. Эля подозревала, что это были не только рекомендации по поддержке хрупкой связи новых родственных душ, но и влияние Михаила Леоновича, но все равно была искренне благодарна за заботу.

Вчера в порядке исключения Надежда Ильинична разрешила ей поесть прямо в боксе, но предупредила, что впредь нужно будет поискать другое место. Чтобы не мешать медсестрам, Эля присела на диван в коридоре напротив палаты Саши и развернула пакет с рогаликами со сгущенкой, через окно наблюдая за машинами далеко внизу. Рассказы не врали – теперь мир вокруг будто действительно обрел новые краски, изменившись вместе с ней после прикосновения к Саше. Очень странно было думать, что еще вчера в то же самое время она бы гадала, нет ли в одной из них человека, рожденного быть ее родственной душой. Некоторые одинокие люди жаловались, что подобные мысли едва не сводили с ума, превращаясь в синдром пропущенной встречи[2]. Каждый день приходилось делать выбор, который мог бы приблизить их к родственной душе или, наоборот, отдалить. С этим могла помочь только надежда на новые видения. Осознание, что после стольких лет одиночества они прекратятся навсегда, в какой-то степени было освобождающим.

– А кофе тут неплохой, – сказала Эля, вернувшись в палату в новой маске из запасов, оставленных медсестрой. В нос ударил сильный запах йода и дезинфицирующих средств. Кожа Саши, сонно следившего за ней из-под полуприкрытых век, слегка блестела. – Кстати, ты из тех, кто может начать день с чая и чувствовать себя отлично, или тебе тоже нужен кофеин? А может, у тебя дома целый стеллаж с сиропами?

– М-м-м, – после небольшой паузы протянул он. – Не п-помню.

Он выглядел очень расстроенным, и Эля ободряюще сжала его руку.

«Возможно, – тут же подсказал внутренний голос, – на все вопросы тебе совсем скоро ответит Софья».

Хотя о ее приезде Михаил Леонович предупредил еще накануне, только сейчас Эля в полной мере поняла, как изменится ее жизнь с пробуждением связи. Она не замечала в Софье высокомерия или снобизма, но одно дело хвалить ее за хорошую работу, и совсем другое – принять как неотъемлемую часть жизни ее сына. Даже если они останутся просто друзьями, их связь никуда не исчезнет, и с этим приходилось считаться. Вдобавок Эля понятия не имела, как Саша отнесется к тому факту, что она работает в «Марионе».

Она опустила взгляд на закрывшего глаза мужчину, лежавшего на больничной койке. В ее воображении они всегда сообщали радостную новость его родным вместе, поддерживая друг друга и не чувствуя ни малейшей тревоги.

– Саша?

– Да-да, – извиняющимся тоном пробормотал он, не открывая глаз. – Х-хотел отдохнуть.

Эля сомкнула губы, не найдя в себе силы возражать ему. Ночью она прочитала, что за выходом из комы следуют приливы усталости и сонливости и что в такие моменты даже родственной душе нужно проявить понимание. Спустя несколько минут его рука расслабилась; он уснул.

В ожидании Софьи она начала читать на телефоне очередную статью про Альду и только начала успокаиваться, как дверь в палату приоткрылась. При виде Софьи, с идеальным макияжем, как всегда, Эля невольно сжала пальцы Саши крепче и наклонилась к нему. Взгляд женщины опустился на их соединенные руки, метнулся к его лицу и наконец остановился на Эле, изучая изменившие цвет радужки. Выражение ее лица было скрыто за медицинской маской, но глаза подозрительно заблестели.

– Совсем не так я представляла себе встречу с родственной душой сына. Но я рада, – тихо добавила она, прежде чем Эля могла принять это на свой счет, – что это оказалась именно ты.

Оставив Сашу спать, они подписали документы, сидя на диване напротив палаты. Софья обещала сама отнести их в Центр регистрации родственных душ, расположенный при больнице. Одна из копий была нужна для руководства, чтобы обосновать решение Михаила Леоновича пустить Элю в реанимацию. Но зато теперь никто не мог помешать ей и Саше видеться так часто, как они того хотели, или жить вместе в любой точке мира. В случае смерти одного из них другой автоматически становился полноправным наследником. Эля могла похвастаться лишь небольшими накоплениями на зарплатной карте и купленным в кредит цифровым пианино, чего нельзя было сказать об успешном программисте и единственном сыне известной предпринимательницы. Впрочем, об этом она сейчас думала в последнюю очередь.

Софья поставила подпись за Сашу на всех листах не моргнув глазом.

– Знаешь, что больше всего меня ранит в этой ситуации? – спросила она, когда все было оформлено и бумаги лежали между ними аккуратной стопкой. – Что вы могли встретиться еще до аварии, если бы мой сын… если бы мы оба не были такими упрямцами. Миша все пытается убедить меня, что это не так, но я-то знаю правду.

Эля задала вопрос, не дававший ей покоя все это время.

– Что произошло?

Софья вздохнула, теребя рукав одноразового халата.

– Я должна попросить тебя пообещать, что все, что я скажу, останется между нами. Ни я, ни Саша, ни его отец никогда не хотели, чтобы наша семейная жизнь стала достоянием общественности.

– Обещаю, – кивнула Эля, вспомнив просьбу Михаила Леоновича.

– В последние годы мы с Сашей обычно встречаемся в новогодние праздники. Он вечно занят со своими функциями и алгоритмами, в которых я ничего не понимаю, но всегда любил Новый год. Даже после того, как его отец ушел, мы обменивались подарками и проводили время вместе. Семейный праздник и так далее…

По рукам Эли пробежали мурашки, но она заставила себя кивнуть.

– В прошлом году наши расписания не совпали. Я улетела в командировку, когда он был свободен. А когда вернулась, то он уже улетел в Швейцарию к своему прекрасному боссу, которого я ненавижу. – На последнем слове ее губы презрительно скривились. – Он похож на робота, но не на такого, как Вертер[3] или тот золотой из «Звездных войн», а скорее как из «Терминатора». Саша считает его своим другом, верит всему, что он говорит. А тот этим пользуется. В тот вечер мы пытались договориться о новой встрече и поссорились. Саша разозлился и больше не брал трубку. А несколько дней спустя Миша позвонил мне и сказал, кого к ним привезли ночью на «скорой». Авария на окраине Москвы, в него врезались сзади, к счастью, обошлось без жертв. Я даже не помню, как добралась до больницы и как писала тебе сообщение. Не смотри так, я все понимаю, – печально попросила она. – Я знаю, что должна была уговорить его встретиться несмотря ни на что.

Эля моргнула, осознав, что ее брови были сурово сведены вместе, а губы сжались в тонкую линию. Даже самые близкие люди могли иногда ссориться, но инстинкт поддержать Сашу, даже если ей стала известна всего лишь крупица его семейной истории, взял верх. «Ему было больно, – настаивал голос в душе, принадлежавший их связи. – Он был одинок и расстроен. Это больше не должно повториться».

– Простите, я не специально, – поспешно произнесла она. Софья покачала головой.

– Это все эффект пробуждения. В первые дни из-за малейшей ссоры может начаться драка. Мне приходилось такое видеть. У меня нет родственной души, – напомнила она, – но отец Саши встретил свою несколько лет назад. А твои родители?

– Они были родственными душами. Погибли, когда мне было восемь.

– Мне очень жаль. Кто же тебя вырастил? – с участием спросила Софья.

– Мамина сестра. Я очень мало с ней общаюсь, – добавила Эля, чтобы ей не пришло в голову предложить встретиться семьями, как это было заведено у некоторых после пробуждения связи.

– Она молодец. В палате я говорила искренне – любой на моем месте был бы рад, что Вселенная послала именно тебя его близкому человеку. – Софья смотрела на нее почти ласково, и Эля быстро опустила голову, чувствуя, что на глаза наворачиваются слезы. Эти слова она мечтала услышать всю жизнь.

– Теперь у нас все будет хорошо. Саша просто обязан поправиться, – твердо продолжала она. – За ним наблюдают хорошие врачи, и ты теперь рядом. Как тебе такой план? Меня выгонят отсюда где-то через десять минут. А пока я расскажу тебе о Саше. И вот, – она вытащила из сумки термос и большой сверток в фольге. Эля подумала, что вряд ли кто-то носил подобное в изделиях от Gucci. – Это тебе. Я не знала, какую еду ты любишь, но решила, что бутерброды нравятся всем. И еще черный чай с мятой. На работе говорят, то, что нужно в трудных ситуациях.

Эля рассмеялась впервые за много часов. Эти слова принадлежали ей. До того как она пришла на работу в «Марион», Софья спасалась только кофе и не воспринимала чай как нечто существенное.

– План замечательный.

Глава 3

Приготовьтесь к тому, что после встречи с родственной душой остальной мир уйдет на второй план. Посвятите первые часы приятным хлопотам – подумайте, как отпраздновать вашу встречу, поделитесь новостью с друзьями и в социальных сетях. Во многих ресторанах и кафе есть специальные предложения для новообразованных пар – выберите то, что подходит именно вам, и просто наслаждайтесь.

Из психологической рубрики «Больше не в поиске» онлайн-журнала Soultalk

Уже второй раз за последние два дня Софья позволяла себе проявить уязвимость на глазах у посторонних. Ее речь на публике всегда была четкой и уверенной. Сейчас сидевшая перед Элей женщина запиналась, с трудом подбирала слова и то и дело возвращалась к уже описанным эпизодам, из-за чего рассказ получался сбивчивым. Но это легко объяснялось волнением, и Эля жадно ловила каждую деталь, позволившую бы ей лучше узнать человека, которого она ждала всю жизнь.

Как только в семье Левицких-Монаховых (Софья после замужества оставила девичью фамилию) в начале двухтысячных появился компьютер, Саша забросил настольные игры и любимые мультсериалы и посвятил себя его изучению. Времени на уроках информатики для этого категорически не хватало. В еще больший восторг он пришел позже, когда узнал, что компьютерные игры и устройства в целом работают на основе любимой им математики. Выполняя условия отца – не бросать плавание – и матери – не получать двойки в четверти, – он все глубже погружался в изучение программирования. Один раз, к ужасу учителей, он поспорил с одноклассниками и взломал сайт школы, но затем сдался и компенсировал вину, исправив все найденные уязвимости и выиграв несколько олимпиад по математике и информатике. Дома у Софьи до сих пор хранились его грамоты и медали.

Позже он начал писать собственные программы и привлек внимание «Иниго». Он работал там уже более десяти лет, и Софья уверяла, что все его заслуги и достижения присваивает себе генеральный директор, Никита Колесников. Эля видела его по телевизору несколько раз, и особенно ей запомнились его желтые глаза. У Сени они были добрыми и яркими, у Колесникова – холодными и непроницаемыми. В ее памяти всплыло воспоминание о невысоком и полном силуэте из одного из видений несколько месяцев назад. Теперь стало ясно, кто это был. Саша, напротив, публичность ненавидел и потому старательно избегал внимания журналистов, круживших около Софьи и ее растущего бизнеса. Только несколько человек знали, кем были его родители.

Сейчас он жил в новом жилом комплексе, в одной из тех квартир, на которую Эле пришлось бы копить еще лет двадцать. Сиропы для кофе он не использовал, зато заполнил большие шкафы книгами. Еще в одном хранились фигурки наподобие тех, что мать подарила ему на день рождения. Помимо семейного фото, на подоконнике его палаты теперь стояли Брэм Стокер и Дракула в синих очках. Роман о коварном вампире Саша прочитал, когда они всей семьей поехали на Черное море, и потом сразу же посмотрел фильм Копполы. Фэнтези, по словам Софьи, захватило его не меньше, чем библиотеки «Питона»[4].

Его отец был архитектором и жил в Турции вместе с родственной душой. Они познакомились случайно, когда он сопровождал Софью на ювелирную выставку, и, не желая обманывать семью, позже предложил подать на развод. Он приезжал к Саше на один день вскоре после аварии и обещал навестить позже – молодая жена, младшие дети и работы по восстановлению городов после недавнего землетрясения отнимали все его время. По тону Софьи, мягкому, но печальному, было ясно, что она все еще испытывала сильные чувства к бывшему мужу. Уход отца повлиял на отношение Саши к родственным душам; он поклялся, что ни за что не разрушит чужую семью, если окажется, что встреча произошла слишком поздно.

Когда их время истекло и медсестра попросила Софью уйти, Эля попыталась упорядочить все, что узнала о Саше. Мужчина, который прежде был лишь калейдоскопом непредсказуемых видений, был необыкновенно умным и талантливым, скрытным и иногда вспыльчивым. Любой, кто пытался звать его иначе чем Саша, например Шура, с самого его детства удостаивался резкого ответа. Он любил читать и собирал фигурки известных персонажей. Он пил черный кофе, как Эля, и из-за занятости на работе редко виделся с семьей. Но не было случая, отметила Софья, чтобы он забыл поздравить ее с днем рождения и другими праздниками. К сожалению, тут же добавила она, в детстве он часто оставался один дома, и, хотя теперь сам вступил во взрослую жизнь со всеми ее трудностями, старые обиды иногда давали о себе знать. Их последняя ссора, которая вышла достаточно грубой, тому подтверждение.

Софья заглянула в палату, чтобы попрощаться с сыном, и, погладив его по руке, робко посмотрела на стоявшую рядом Элю.

– Хочешь приехать ко мне домой завтра? Мы сможем поговорить еще в спокойной обстановке.

Предложение застало ее врасплох, и, учитывая, что Софья сразу же покачала головой, удивление отразилось у Эли на лице.

– Боже, как я не подумала. Конечно, ты очень устала за эти сутки. Тебе хочется вернуться к себе. Обсудим все позже.

– Спасибо, – ответила Эля, втайне радуясь, что ее поняли без слов.

Казалось, что с вечера пятницы прошла целая вечность, а не часы, и все вокруг менялось быстрее, чем она успевала осознать. Было просто необходимо сделать паузу. Посовещавшись с дежурной медсестрой, они решили, что эту ночь Эля уже может провести у себя дома, но позже будет приезжать каждый день, оставаясь чуть дольше, чем обычные посетители. Это был компромисс, который устроил всех.

Неожиданно Софья шагнула ближе и крепко обняла Элю, окружив знакомым сладковатым запахом духов.

– Я даже не представляю, каково тебе сейчас приходится, – сказала она ей в плечо. – Но наш Саша сильный и обязательно скоро поправится. Мы не теряем надежду, верно?

Наш Саша.

Эля молча кивнула, отвечая на ее объятие. В горле вдруг появился комок.

Желание быть рядом никуда не уходило, но, услышав о возможности вернуться домой хотя бы ненадолго, Эля ощутила облегчение. Она почти не двигалась с места в первые часы после пробуждения связи, но от недосыпа и переживаний ее стала одолевать усталость, и не только физическая. Реанимацию, в которой всегда царила тишина, нарушаемая лишь писком мониторов и звуком шагов молчаливых санитаров, было сложно назвать местом, где комфортно проводить много времени. За пределами мыслей о Саше она не могла не думать обо всех других людях, находившихся здесь и в то же время бывших на пороге жизни и смерти. Вот где ощущаешь всю полноту своей беспомощности и хочешь верить в сказки, в которых все можно исправить за одно мгновение. Особенно когда дело касается твоей родственной души.

Ей хотелось снять чужую форму и переодеться в свою одежду, наконец-то принять долгий горячий душ. А еще рассказать самым близким людям о своем новом статусе. На ее сообщение с предложением встретиться завтра было получено два из двух положительных ответов. Зое не терпелось пожаловаться на текущую ситуацию с Эрколаной, о которой Эля совершенно успела забыть, а далекий от работы со знаменитостями Сеня всегда воспринимал их рассказы как увлекательные лекции. Еще им обоим было интересно, какое важное поручение Софья дала Эле.

Вечером пошел ледяной дождь, и цены на такси выросли в несколько раз. Домой Эля отправилась на метро и всю дорогу украдкой изучала оказывавшихся рядом пассажиров. Впервые за долгое время вид чужих глаз, где смешивались два цвета, и колец, означавших завершение поиска, не пробуждал в ней желание отвернуться. Ощущавшаяся в такие моменты горечь навсегда осталась в прошлом. Подобно всем этим людям вокруг, она наконец-то узнала, что это такое – пробуждение связи. Она часто видела, как такие же счастливчики делились своими открытиями с соседями по вагону, в самых красочных выражениях описывая первое прикосновение к родственной душе и то, как прекрасно слышать, как она впервые произносит твое имя. Особенно часто это показывали в рекламе и кино. Эля молчала, но каждые несколько минут разблокировала экран телефона, чтобы перечитать тему долгожданного письма от Центра регистрации родственных душ: «В ваш статус внесены изменения». Перед глазами сразу возникало лицо Саши в тот момент, когда она исполнила его просьбу и сняла маску.

Эля не ошибалась: когда она переступила порог своей квартиры, с плеч будто упала огромная тяжесть. Хотя сама она изменилась навсегда, привычные маленькие детали – пряный аромат диффузора, блики света из прихожей на стенках аквариума – действовали успокаивающе. Повернувшись к зеркалу над обувной полкой, она заметила, как яркий свет лампы над головой подчеркивал изменившийся цвет ее глаз. Они теперь носили отпечаток Саши, и он останется с ней до конца жизни. При этой мысли по коже, помнившей его прикосновение, пробежали мурашки.

Кроме того видения с фотографии, Софья не узнала ничего из того, что описывала Эля. Похоже, она почти всегда видела Сашу, когда он был один. Что касалось поиска, по ее словам, Саша не ходил по специальным мероприятиям, как делали Эля и Зоя, но изредка просматривал каналы с описаниями видений. Тем, что видел сам, он с матерью не делился, и, похоже, о кудрявой девочке с черными глазами знал только его дядя.

Эля подошла к аквариуму, чтобы покормить Элтона, Фредди, Дэвида и Андромеду. Попугаи радостно выплыли навстречу, сом прятался, как всегда, но на этот раз они не заставили ее улыбнуться. Чем больше она узнавала о Саше, тем больше появлялось новых вопросов, на которые мог ответить только он. Мог бы ответить еще вчера, если бы все сложилось иначе. Но размышления о «если бы» никогда не приводили ни к чему хорошему, и она заставила себя остановиться. Было просто необходимо переключиться на что-то другое.

Эля занималась музыкой много лет, сперва в школе, затем, после продолжительного перерыва, на своем собственном цифровом пианино. Знакомое ощущение клавиш под пальцами было очень приятным, в какой-то степени отрезвляющим. Она надела наушники и извлекла несколько аккордов, давая себе время выбрать мелодию. Неделю назад, сидя на том же месте, она выбрала Soulmate to Love, которую одни справедливо называли гимном жизни одиночки, другие – посланием в адрес жестокой Вселенной. Все вокруг уже начали говорить о Дне святого Валентина, и она мрачно склонялась ко второму варианту. Однако сейчас ей требовалось нечто более жизнеутверждающее.

Одним из ее немногих воспоминаний о родителях было то, как папа играл на пианино свою версию I Believe in Love для ее мамы. Он говорил, что это поднимает настроение им обоим, и обещал когда-нибудь научить этой песне и дочь. Годы спустя она научилась ей самостоятельно, дав себе обещание, что сыграет ее, когда найдет родственную душу. Хотя с тех пор, как Эля репетировала ее в последний раз, прошло много лет, к ее изумлению, пальцы легко побежали по клавишам, словно только и ждали этого момента. Она решила, что позже обязательно сыграет ее еще раз, специально для Саши. Ее родители были бы очень рады за них обоих.

Эля надеялась, что настойчивый гул, смутно напоминавший звук пылесоса, вот-вот стихнет и она снова сможет заснуть. Прежде новые соседи сверху казались нормальными людьми, не из тех, кто будет убираться рано утром в воскресенье. Сдавшись, она вытянула руку и пошарила по прикроватной тумбочке в поисках телефона. На обычном месте его не было. Пришлось открыть глаза и оглядеться. Телефон лежал рядом, на свободной части кровати, и экран вспыхнул, стоило поднести его к лицу.

С губ сорвалось ругательство. Она не могла вспомнить, когда в последний раз спала до двенадцати часов дня. Но при одной мысли, что придется вставать, хотелось только плотнее закутаться в одеяло и оставаться в кровати до самого приезда друзей. Эля устроилась на подушке поудобнее и смахнула с экрана вверх. Из-под кудрявой челки на нее посмотрели лукавые голубые глаза Саши в подростковом возрасте – и этого взгляда было достаточно, чтобы сердце в груди запнулось, а затем застучало быстрее, словно пытаясь спешно восстановить ритм. Будь ее жизнь прежней, она задумалась бы о визите к кардиологу. Но, как известно, экстрасистола[5] была обычной реакцией на родственную душу после пробуждения связи, даже если это была лишь картинка.

Вчера поздно вечером Софья прислала ей больше десятка фотографии страниц из семейных альбомов, предлагая посмотреть на Сашу в детстве. Чувствуя прилив сил после игры на пианино, она не сдержала смешок. Иногда подобное случалось в романтических комедиях, и парень или девушка изо всех сил старались не допустить, чтобы фотографии попались на глаза их вторым половинкам. Вероятно, Саша тоже был бы против, учитывая, что он трепетно относился даже к собственному имени. Но она не могла удержаться и, уже лежа в кровати, перелистывала изображения до тех пор, пока глаза не начали закрываться сами собой. Было приятно узнать, что в некоторых семьях продолжают собирать и хранить старые фотографии. Ее семейный архив, скорее всего, давно уничтожили.

Эля вернулась к первым страницам, решив посмотреть все заново. Сперва перед ней оказался пухлый младенец с круглыми глазами и хохолком волос на лбу. Затем на его место пришел улыбающийся во все молочные зубы мальчик, с игрушечной машинкой, в полной пены ванне, с цветами на школьной линейке, в лице которого уже начали угадываться черты знакомого ей мужчины. Самая большая часть фото была посвящена ему и домашним компьютерам, менявшимся через каждые несколько лет; на последних снимках за письменным столом перед двумя огромными мониторами сидел долговязый сосредоточенный юноша, что-то писавший в толстой тетради. Самое недавнее фото, судя по подписи Софьи, было сделано полгода назад на одной из внутренних конференций «Иниго». Саша, в очках в роговой оправе и черной рубашке с расстегнутой верхней парой пуговиц, держал у рта микрофон и выглядел серьезным и сосредоточенным. И очень привлекательным, отметила про себя Эля. Оставалось узнать, как звучал его голос, когда не был таким хриплым и утомленным.

Стоило ей об этом подумать, перед глазами возник образ ночной реанимации, а с ним в нос ударил смешанный запах йода и дезинфицирующих средств, который было не спутать ни с каким другим. В ее уютной комнате стало темнее, словно она сжалась в размерах, и улыбка на губах Эли увяла. Она бросила телефон на кровать экраном вниз и свернулась в клубок, зарываясь щекой в подушку. Страх, о котором она читала в больнице, настиг ее неожиданно, затмевая собой все остальные чувства, кроме одного – тоски.

Эля знала, что новая связь родственных душ крепла за счет обеих сторон, но только сейчас окончательно поняла, что это значит. Ей было мало осторожных прикосновений к его руке, а фотографии не могли заменить рассказы. В разговорах с человеком, посланным выше, должны были активно участвовать двое. У нее возникло смутное подозрение, что именно последнему были посвящены ее сегодняшние сны. Они стерлись из памяти, стоило проснуться, и оставили внутри тяжелую пустоту, не дававшую встать с постели. В глазах закона, Софьи и сотрудников больницы ее одиночество закончилось, но пока она была далека от того счастья, которое всегда представляла. Признание этого факта заставило ее почувствовать себя еще хуже.

Телефон, помнила Эля, находился совсем рядом. Было бы очень легко дотянуться до него и отправить сообщение с извинениями, а затем провести день под одеялом, пока не настанет время для поездки в больницу. При этой мысли затылок сильно кольнуло, и она зажмурилась. Перед глазами ненадолго завис прямоугольный отпечаток дневного света.