Сезон комет

Выйдя за дверь, я на мгновение остановилась на крыльце, вглядываясь в гущу колышущихся эвкалиптовых ветвей. «Мустанг» Фрэнсиса, словно призрак, маячил в конце темной улицы. Заметив меня, он мигнул желтыми огнями фар.

На поэтическом вечере Фрэнки держал меня за руку и представлял всем подряд как свою подругу-писательницу. Поэзия оказалась скучной и пафосной, нам было смешно от того, как авторы ждали оваций, заискивающе оглядывая собравшихся. Все норовили купить Фрэнсису выпивку. Мы напились в хлам, и он поймал такси до дома, чудом отделавшись от желающих составить нам компанию.

Дома он почти сразу заснул, повалившись в одежде поперек кровати. Я устроилась рядом, прихватив журнал двадцатилетней давности с портретом Фрэнсиса на обложке, который нашла в прикроватной тумбочке. Там не было ничего интересного, только пространное интервью с благодарностями какой-то даме, про которую я решила ничего не читать, галантно предоставив ему право на прошлое. Кроме журнала, в тумбочке лежал потрепанный томик «Попутчиков» в мягкой обложке, первый тираж, 2000 год. Невольно я засмотрелась на фотографию с обложки – дикий, ни на что не похожий ландшафт. Пустыня, кактусы, раскинувшие свои исполинские когтистые лапы, как распятия, плоскоголовые горы вдали. Я уже почти задремала, когда мой телефон завибрировал. Новое голосовое сообщение. Ростик.

Саша, привет. Это Ростик. Ну, блин, ты, конечно, поняла, что это Ростик, вот я дурак. Ты куда-то пропала, извини, если я тебя чем-то обидел. Ты классная. Я хочу дружить. Вот.

Я ответила текстом:

Рост, ну ты чего? Ничем ты меня не обидел! Просто я тут кое-кого встретила. Скоро вернусь, и мы обязательно затусим. Кстати, так еще говорят? Затусим?

Только вы с мамой так говорите.

Нам можно, мы старые.

Кстати, я нашел кое-что… любопытное о твоем бойфренде. Сейчас скину.

Каком бойфренде?

Вместо ответа он прислал ссылку. Я кликнула на нее и попала на какой-то форум. Пост, который он мне переслал, датировался 2011 годом.

Что это?

Прочти.

Я пролистала длинную переписку в комментариях. Общались там в основном две анонимные подписчицы.

Аноним 1:

Только что закончила читать „Очарованных попутчиков“ Фрэнсиса Харта. Книга посвящается его жене. Но кто-нибудь когда-нибудь видел ее вообще? Так любопытно узнать, как она выглядит.

Аноним 2:

Я думаю, Иззи из книги – это реальный человек. Может, его жена, Изадора Харт? Они путешествовали вместе. Где-то по дороге у Фрэнки поехала крыша, и он убил ее.

Аноним 1:

Вот это поворот. Почему ты так решила?

Аноним 2:

Ну как, это само собой напрашивается. Книга описывает его реальное путешествие. Там есть девушка, она погибает. А у него была жена, любовь к которой он провозглашает на каждом шагу, но ее никто никогда не видел. Сама подумай, уж слишком правдоподобно он описал ее смерть.

Аноним 1:

С ума сойти! Кстати, мы не первые об этом подумали. Я поискала посты в Сети. Есть версия, что он убил ее в доме, где сейчас живет. Пишут, это вилла на краю обрыва, которая осыпается в воду. А починить ее он не может, потому что строители непременно обнаружат ее кости. Он замуровал труп в стенах. Или порубил на кусочки и закопал в саду…

Аноним 2:

Ну нет, это перебор. Наверное, она просто его бросила».

Аноним 1:

Значит, Фрэнсис Харт – холостяк? Надо это срочно исправить! Кстати, о холостяках, ты уже видела новый сезон…»

Отложив телефон, я взглянула на спящего Фрэнсиса. В этот момент его узкое угловатое лицо, которое я успела за минувшие три дня рассмотреть со всех сторон, показалось мне совершенно незнакомым и чужим. Впервые я заметила плохо сросшийся перелом на переносице, старый шрам, который рассекал надвое его левую бровь, как будто она была выбрита, как делали крутые парни в конце девяностых, татуировки на предплечье – выцветшие птицы и змеи, грубая и примитивная работа. Откуда у интеллигентного мужчины из состоятельный семьи могут быть такие шрамы и наколки? Что на самом деле случилось с ним там, в дороге?

Телефон снова завибрировал. Ростик написал:

Прости, если я нарушил твои границы. Это было немного в стиле мамы.

Да брось ты, я от души посмеялась. Покажу Фрэнки, когда он проснется.

Я понимаю, что ты там занята… всякими классными делами в замке Синей Бороды. Но я очень хочу увидеться с тобой, пока ты не улетела домой.

Конечно, Ростик. Обещаю.

Закутавшись в рубашку Фрэнсиса, я спустилась по лестнице. После возлияний на вечеринке голова гудела, хотелось пить.

Что за чушь? Просто идиотизм. Какая жена? Какое убийство? Бред. Налив в стакан воды, я вышла на темную террасу. Деревянный настил под босыми ногами был еще теплым, за долгий день он впитал в себя солнце. Вдоль горизонта снова полз огонек. «Это торговое судно, а не дом Дейзи Бьюкенен», – подумала я. Внезапно в ногу вонзилось что-то острое. Я чертыхнулась, едва не уронив стакан. Усевшись на пол, включила фонарик в телефоне и принялась рассматривать ступню: из маленького красного пореза торчал длинный осколок. Очевидно, он остался здесь с субботней вечеринки Фрэнсиса. Нужно было вытащить стекло и промыть ранку. Уже вставая, я вдруг заметила на полу у ног что-то странное. Меня вмиг накрыли ужас и отвращение, липким потом сочившиеся из моих пор. Волосы. Клок. Длинные, темные, они прилипли к деревянной поверхности. Я хотела смести их рукой, но они пристали намертво – видимо, еще в тот момент, когда много лет назад доски покрывали лаком. Кто-то лежал на этих свежеобработанных досках. И оставил на них свои волосы.

В голове проносились тревожные обрывки мыслей: «Есть версия, что он убил ее в доме, где сейчас живет». Что, если, когда Фрэнсис приехал сюда, террасы не было, только каркас… он что-то говорил о том, что отец начал ремонт как раз перед тем, как его не стало. Вдруг он угрохал в этот фундамент не только свое наследство, но и спрятал в нем что-то еще, что делало невозможным ни дальнейший ремонт, ни продажу… И этот его фатализм. Если дом упадет, то и он с ним вместе, и он не станет ничего делать, чтобы предотвратить обрушение, потому что для этого пришлось бы впустить кого-то сюда… Но он же впустил меня… Интересно, что имела в виду Кира, когда советовала бежать от него?

– Что ты тут делаешь? – Голос Фрэнсиса раздался у меня за спиной.

– Вышла попить и порезалась. Сижу читаю, как оказать первую помощь.

– Дай-ка я взгляну на твой порез.

– Да это ерунда.

– Держись за меня. Вот так, поднимайся. Пойдем.

Он подхватил меня под руку, отвел в гостиную и усадил на диван. Опустившись передо мной на колени, взял в руки мою ступню.

– Будет больно.

– Очень?

Я ощутила резкий укол.

– Потерпи… Ну вот и все.

– Спасибо. Ты спас мне жизнь. Не бойся, это не значит, что теперь ты должен на мне жениться. – У меня вырвался неловкий смешок.

Я сидела на краешке дивана. Фрэнсис – на коленях передо мной. Его глаза смотрели прямо на меня – жутко, безо всякого выражения; в сумраке гостиной они казались почти черными. Мою окровавленную ступню он держал в ладонях. Наконец он осторожно опустил ее на пол и приблизился ко мне. Его пальцы заскользили по внутренней поверхности моего бедра. Прежде чем закрыть глаза, я успела спросить его, жила ли когда-нибудь в этом доме другая женщина.

– Да, это дом Иззи, – ответил он и толкнул меня на спину.

На следующее утро мы проснулись от телефонного звонка. Все события прошлой ночи казались мне сном, пока я не спустила ногу на пол и не ощутила боль. В этот момент мой вчерашний страх перед Фрэнсисом рассмешил меня. Лежа на диване, я следила за его лицом, пока он говорил, прохаживаясь по террасе с телефоном в руке, то и дело запуская пальцы в отросшие, как у рок-звезды семидесятых, немытые волосы. От поднявшегося с океана ветра на его голой коже выступили мурашки. Я не слышала разговора, но видела, как шевелились его губы, – он злился. Закончив беседу, Фрэнсис сообщил, что должен уехать по делам. Предложил мне остаться – он вернется через пару часов. Я кивнула. И в ту минуту, как рокот мотора его такси затих вдали, открыла браузер и вбила в поисковик запрос: «Изадора Харт». Ничего. «Иззи Харт». Снова мимо. «Фрэнсис Харт жена». На этот раз в результатах выпало видео – отрывок из интервью. Молодой Фрэнсис в той самой куртке из змеиной кожи сидел напротив ведущего ток-шоу. Они говорили о его книге, называли его роман плодом любви Чарльза Буковски и Франсуазы Саган. Фрэнсис посмеивался в ответ, смущенный, с красными пятнами на щеках, которые проступали даже через слой грима, обязательного для всех телевизионных гостей. Шрам на брови выглядел довольно свежим, на крупном плане я могла разглядеть его неровный край.

«Что вдохновило вас на написание „Попутчиков“? Как вообще вас посетила эта идея?» – спросил его интервьюер.

«Меня вдохновила моя жена. Без нее это было бы невозможно. Она моя любовь и мое вдохновение. Никто не сравнится с ней, никто и никогда», – произнося эти слова, Фрэнки впервые посмотрел прямо в камеру.

Меня пробрали мурашки. Это дом Иззи. Это муж Иззи. Но где она сама? И что здесь делаю я?

«В наше время подобная любовь – большая редкость. Как вы познакомились?» – продолжил журналист.

«На лекции Кэролин Кэссиди».

«Так значит, ваш роман автобиографичен?»

«Любой роман до определенной степени автобиографичен. На протяжении трехсот страниц человек может говорить лишь о себе самом, больше ничто не способно заставить его потратить на это столько дней жизни», – с невеселой ухмылкой пояснил Фрэнсис.

«А что насчет финала, Фрэнсис? Из-за последней сцены вас отказались публиковать несколько издательств».

«Сначала отказались, а потом умоляли».

«И тем не менее вы посвящаете книгу своей жене, а в конце убиваете ее».

«В финале любого хоть сколько-нибудь стоящего романа кто-то должен умереть…»

Не досмотрев интервью до конца, я бросилась листать старенький томик первого издания «Попутчиков», найденный накануне в спальне Фрэнсиса, в поисках той самой главы.

Бескрайняя оранжевая равнина. Небо начало затухать, и по его углам стали просыпаться перевернутые вверх тормашками созвездия. В зеркале я встретился глазами с Джеймсом. Иззи спала, положив голову на его плечо. Каждый из нас знал, что ему делать. Мы были совсем близко.

На горизонте вдали уже мерцал неоновый знак – последняя остановка на нашем пути.

– Ну и куда ты меня привез? – со смехом спросила Иззи. Ее босые ступни опустились на горячий асфальт. Воздух пах гудроном и пылью.

В мотеле «Фламинго» других постояльцев не было. Я понял это по пустой парковке и по темноте, клубившейся по углам выстроенного буквой L двухэтажного корпуса. Джеймс взял у меня двадцать долларов и исчез за дверью администратора. Несколько минут спустя он появился на улице с ключом в руке и с триумфальной улыбкой на губах. Кивком поманил нас за собой.

Еще один мотель, еще одна комната. Но в тот день – последний день нашего пути – все было иначе.

Мы вышли на улицу. Тьма сгустилась, пустыня вокруг наполнилась тявканьем койотов и свистом крыльев летучих мышей. Джеймс указал на пожарную лестницу, и мы забрались на крышу. Огромный неоновый фламинго над нашими головами отбрасывал лиловый отсвет на скулы Иззи. Джеймс следил за мной, его зрачки, черные и огромные, втягивали в себя свет, делая все кругом еще темнее.

– Ну и что? – спросила Иззи, ступая босыми ногами по самому краю крыши. – Где твоя комета, Фрэнки?

Я поднял голову к небу. Джеймс сунул пальцы в рот и свистнул. Раздался какой-то треск или смех, затем вывеска мигнула и погасла. Мы оказались в полной темноте.

И тут я увидел ее. Она находилась прямо над моей головой. Лед и пыль. Два хвоста, сверкающий бледный и глубокий синий. Комета, за которой мы приехали в пустыню. Зрелище, ради которого я продал на перекрестке душу дьяволу и взял его в попутчики до самой Калифорнии. Джеймс улыбнулся мне из темноты. Он всегда знал, о чем я думаю. Его прозрачные голубые глаза отражали весь мир.

– Вау, – прошептала Иззи, отпивая из бутылки дешевое вино, которое мы купили на заправке где-то в Аризоне, в окрестностях города Сноуфлейк. – Она охрененная. Господи, Фрэнки, она правда существует, эта твоя комета! Видимо, это означает, что теперь мы все сдохнем.

Она засмеялась, запрокинув голову. Джеймс стоял в темноте прямо за ее спиной. Нагнувшись, он потянул ее за волосы назад и поцеловал в приоткрытый розовый рот. Ее тело отозвалось и загудело от его прикосновений. Я наблюдал за ними из темноты и жалел, что вспышка «Полароида» не сможет справиться с этим мраком. Мне придется запомнить все это: комету, темноту, глаза Джеймса и ритмичное дыхание Иззи, закусившей зубами розовую сережку в языке.

Я знал, что случится дальше. И мне не было жаль ее.

Лезвие блеснуло в руке Джеймса. Я подумал, что, наверное, хотел бы сделать это сам.

Он поднял на меня глаза и протянул нож. Я взглянул на свое отражение в лезвии – из него на меня смотрел Джеймс.

Я захлопнула книгу прежде, чем началась та сцена, из-за чего книгу Фрэнсиса не хотели публиковать. Я прекрасно знала, что произойдет дальше. Отбросив томик в сторону, я несколько минут просидела, глядя в стену. На ней, если присмотреться, можно было различить очертания рам с картинами, которые висели здесь когда-то. Оглядевшись, я вдруг поняла, что дом Фрэнсиса – совершенно голый: ни одной фотографии, ни одного магнита на холодильнике, ни одной книги на полках. Как будто кто-то хотел зачистить его, стереть воспоминания.

«У всего этого может быть простое и логичное объяснение, – принялась я уговаривать себя. – Они развелись. Нехорошо расстались. Кто-то кому-то изменил, что вполне допустимо, учитывая репутацию Фрэнсиса и тот факт, что он переспал со мной через день после знакомства. Он хочет забыть ее. Но почему тогда все складывается в какой-то странный паттерн? Эти посты в Сети. Интервью. Финал его чертовой книги. Волосы на полу… Предупреждение от Киры».

Мне требовалось узнать его секрет. Я поднялась по лестнице на второй этаж. На стене играли тени, занавески колыхал ветер. Я старалась держаться, но мне было страшно. В один момент показалось, что наверху лестницы кто-то стоит и глядит на меня из темноты, но это разыгралось мое воображение. В доме царила пустота. Я открыла дверь спальни Фрэнсиса, долго смотрела на отпечаток его головы на подушке, попыталась различить след своей – на соседней, но кто-то сбросил ее на пол. Я заглянула в шкафы и в ящики тумбочек, обыскала все и не нашла ничего странного или подозрительного. Салфетки, зажигалки, недочитанные книги, таблетки ибупрофена. Дорогие, но довольно поношенные костюмы. Обувь сорок третьего размера – пара ковбойских сапог и стоптанные кроссовки для бега. Ни документов, ни писем, ни рукописей. В остальных комнатах – пустых гостевых спальнях – не обнаружилось вообще ничего, кроме пыльной мебели.

Я вышла из спальни и поднялась еще на один пролет. Там не было окон, а на тесную лестничную площадку выходила только одна дверь. Запертая на ключ. Я нашла вторую связку ключей с черным брелоком, на котором белел логотип отеля «Конгресс». Она лежала на дне ящика с непрочитанными письмами, адресованными Ф.Д. Харту на Мори Пойнт Плейс.

Замок поддался с трудом, но дверь открылась тихо, без скрипа. Я зашла внутрь, подсвечивая путь фонариком в телефоне. В воздухе роилась пыль. У стены, возле закрытого ставнями окна, стоял стол. На нем высилась целая кипа бумаг, пожелтевших от едких солнечных лучей, – будто кто-то выгребал их из ящиков в поисках чего-то одного, нужного. Я подобрала один лист и тут же бросила его на пол, словно прикоснулась к горячему, – это были строчки из романа Фрэнсиса, та самая сцена, прочесть которую я не могла себя заставить: «И мне не было жаль ее. Лезвие блеснуло в руке Джеймса. Я подумал, что, наверное, хотел бы сделать это сам…»

Луч моего фонаря скользнул по горе непронумерованных страниц – это все «Очарованные попутчики», рукопись, которую Фрэнсис писал в мотелях и на заднем сиденье «Импалы». «Последний аналоговый гений перед цифровым апокалипсисом», – так писали о нем в прессе.

Я выдвинула один из ящиков стола и увидела там, в аккуратной коробке, еще один манускрипт. На первой странице заглавие – «Дом на краю обрыва». Сев на пол, я пробежала глазами по страницам. Тот же слог, тот самый узнаваемый стиль. В моей голове зазвучал голос Фрэнсиса. Тот же главный герой – Фрэнки. Правда, здесь он студент, влюбленный в девушку, которая встречается с его лучшим другом. Он подглядывает за ними, когда они занимаются любовью в комнате общежития, и фантазирует о том, как убьет друга. Я прочла еще несколько страниц – это писал Фрэнсис, сомнений нет. Однако то, что в «Попутчиках» звучит почти как молитва, здесь – вульгарно и плоско. Значит, после «Попутчиков» он все же создал еще один роман. Но плохой. Настолько плохой, что решил никому его не показывать. Выходит, он совсем не такой, как я.

Я осветила фонарем стену над столом. Ее сплошь покрывали фотографии – те самые «полароиды» из романа. Они были приклеены пластилином к рваной карте Америки, зачирканной ручкой, испещренной сигаретными веснушками и отпечатками от кофейных чашек. Вот оно – лето из книги Фрэнсиса. Лето конца света. Сезон комет. Его бесшабашная улыбка, битая «Импала», серые мотели и голубые бассейны, желтая разделительная полоса, величие кукурузных полей, снежные шапки Скалистых гор. Его прозрачные голубые глаза не в фокусе. Фрэнки, совсем молодой, в футболке с Doors, с огромным рюкзаком и с табличкой в руках, на которой красным маркером написано слово «Калифорния». На белой гладкой полоске под каждым снимком ручкой была нацарапана какая-то подпись. «Инстаграм девяностых[9]», – усмехнулась я. Потянувшись к снимкам, я прикоснулась к ним, провела пальцами по глянцевой поверхности. Из множества фотографий меня притягивала одна. Женщина с длинными темными волосами положила голову на плечо Фрэнсиса – так, что лица ее совсем не видно. Они стоят на ступеньках, позади них – стеклянная дверь, и в ней над их головами отражается солнце.

Проведя лучом фонаря по углам, я выхватила из темноты груду туго набитых черных мусорных пакетов. Я подошла и проковыряла в одном из них отверстие – маленькое, но достаточное для того, чтобы просунуть туда палец. Внутри была ткань. Подцепив, я вытащила ее наружу: майка, расшитая бисером – черным по черному. Я продырявила еще один мешок – там оказались женские платья. Наконец под мешками обнаружился огромный чемодан, из тех, которые закрываются на двойную молнию. Внутри лежали пакеты, косметички, какие-то свертки. Среди всего этого я увидела обитую бархатом коробку. Я опустилась на колени, аккуратно положила ее перед собой и открыла. Цепочки, браслеты, кольца. Бижутерия, причем не лучшего качества. Перебирая украшения, я наткнулась на что-то маленькое и округлое с одной стороны, похожее на гвоздь. Извлекла крохотный предмет из паутины цепочек и посветила на него фонариком. Это и правда был гвоздик, маленький, прозрачный с розоватым отливом. В голове зазвучали слова из книги: «Мне придется запомнить все это: комету, темноту, глаза Джеймса и ритмичное дыхание Иззи, закусившей зубами розовую сережку в языке».

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Notes

1

Майло Вентимилья – американский актер, известный по ролям в сериалах «Герои» и «Это мы». Здесь и далее прим. ред.

2

Чарли Мэнсон – американский преступник и серийный убийца.

3

Зодиак – американский серийный убийца, действовавший в Северной Калифорнии примерно с конца 1960-х до начала 1970-х годов, преступления которого до сих пор не раскрыты.

4

Розацеа – хроническое заболевание кожи, один из симптомов которого – покраснение и раздражение кожи.

5

Джек Керуак – американский писатель 1950–1960-х годов, яркий представитель литературы «бит-поколения». Наиболее известное сочинение Керуака – «В дороге» – повествует о его путешествии в компании близкого друга, Нила Кэссиди, по территории США и Мексики.

6

Роберт Лерой Джонсон – американский певец, гитарист и автор песен, один из известнейших блюзменов XX века.

7

Зинфанделе – сорт черного винограда, используемый для производства красных вин.

8

Бензедрин – амфетаминовый препарат, поступивший на фармакологический рынок в 1932 году.

9

Инстаграм принадлежит Meta – организация признана экстремистской и запрещена в России.