Трёхочковый в сердце

…

Замечтавшись, она не сразу заметила, что колесит по городу продолжительное время. И сейчас уже опаздывает на назначенную встречу. Как ей казалось, эта история повлекла за собой то внезапное соперничество, возникшее у них с подругой. И именно мысль, об упущенной когда-то возможности, гноившаяся нарывом на задворках подсознания, прорвалась в тот роковой момент и толкнула на предательство, развязка которого теперь грозила для неё «хэппи-эндом». Всё это было слишком странно, с момента предложения, она почти не говорила с будущим мужем, плохо спала и постоянно сомневалась, переживала и перекручивала себя. Может и стоило пойти в какое-нибудь спа на денёк, поваляться на массажах, вздремнуть в джакузи и понежиться в сауне, заказать пилинг всего тела, что-то из разряда так свойственного типичным моделям или светским львицам – отстраниться от проблем и тягостных раздумий. А потом позвонить своему мужчине и сказать, что она хочет самую крутую свадьбу в городе, и девичник с блэк-джеком и стриптизёрами, а ещё, что любит его, вроде как. Любит ли? Пожалуй, что и да! Или всё таки… Водоворот мыслей снова вернул её к ненавистным сомнениям и раздумьям.

Она выехала на знакомую улицу, где частенько гуляла раньше, впереди расстилалась дорога проспекта, первый поворот, за маячившим перекрёстком которого, вёл к нужному ей дому. В этот момент в кармане зазвонил телефон, и абонент на том конце провода не сулил благоприятной беседы.

– Да, слушаю, я уже подъезжаю. – она говорила на опережение, метаясь между разговором, дорогой и собственным волнением.

– Мне то, что с того, ждать тебя в режиме Хатико, никто не обещал. У всех свои дела. – голос был настолько ледяным, что вполне мог спорить с температурой за бортом.

– Подожди, пожалуйста! – торопясь, она вдавила педаль газа проскакивая перекрёсток, на предупреждающий сигнал светофора.

Всё остальное случилось как в плохом кино, с нелепо подобранными кадрами замедленной съёмки. Из-за машин, припаркованных слишком близко к обочине, на пешеходный переход выехала инвалидная коляска. Человека в ней, она даже разглядеть не успела. Выкрутив руль в сторону, и вдарив по тормозам ей удалось слегка изменить траекторию машины. На скользкой дороге автомобиль стало заносить, сбивая несчастного калеку боковым крылом. Прошло от силы пять секунд, как её мир перевернулся. Метрах в десяти лежали остатки кресла, ещё, немного в стороне, человек которого сбила машина, а она даже телефон из рук не выпустила, так и вцепившись, прижимая к самому уху.

– Так ты собираешься говорить или нет, чего замолчала? – голос на том конце провода переполнялся раздражением.

– Кажется, я только что убила человека. – совершенно растерянная, она пристально следила за бесформенной грудой в виде мужчины, который не шевелился, надеясь, что это дурной сон, – Что мне делать?

– Больше никогда сюда не звонить, поделом тебе, Наденька!

Быстрые короткие гудки информировали, что она осталась одна. Нужно было, хотя бы выйти из машины, проверить пульс, вызвать скорую на худой конец, или сразу полицию, пускай закроют её как преступницу, а может скрыться, вряд ли кто-то сможет отыскать автомобиль, коих тысячи в городе?! На трясущихся ногах, Надя вышла из машины, направившись к мужчине. Тот по-прежнему не шевелился, но хотя бы пыхтел от боли, она не знала как это описать. Мужчина не кричал, не скулил, просто шипел сквозь зубы, или внушительную бороду, было непонятно. Надя склонилась над ним переворачивая на спину. У него не было ног, точнее ступней и части голени, лицо залитое кровью, казалось странно, даже причудливо знакомым, хотя у неё не было похожих криворуких дровосеков, иначе как ещё объяснить его увечье. Продолжая осматривать пострадавшего, она увидела вышивку на куртке «LAZAREV», чуть не упав в обморок, там же рядом.

В жизни всегда наступают моменты полной ясности, когда последний пазл головоломки ложится на своё место, и перед тобой предстаёт целостная картина. В такие мгновения ты, как никогда, видишь всё прозрачно, осознавая смысл высшего плана. Так вот, это был не он. В Надиной голове перемешалось абсолютно всё, жизненные ситуации, совпадения, события и происшествия. Лихорадочно соображая, она пыталась обуздать собственный кипящий мозг. Нужно было что-то решать, и быстро. Глядя на Ника, и всё ещё не веря в такое совпадение, ей вспомнилась его напутственная выпускная речь. Решиться прямо сейчас.

Для начала, она позвала на помощь, люди ставшие свидетелями аварии, почему-то сразу заспешили по своим делам, поэтому обратить на себя внимание хоть одного, было непросто. Наконец, какой-то мужчина помог ей погрузить Ника в машину, тот потерял сознание, но продолжал кряхтеть от боли и заливаться кровью. Она даже не контролировала какую ахинею наплела прохожим о произошедшем и самой себе под нос, пытаясь успокоиться, помогало не очень. Пока они добирались до больницы, ей нужно было решить без малого тысячу дел, определиться, что говорить о чём врать, взять отгул на работе, выяснить, что произошло с Никитой за эти годы и почему он такой, если это вообще он, а не бездомный скиталец которому просто пожертвовали чужую куртку.

Следующую пару часов Надя балансировала на грани фола. Она лгала, забыв про своего парня и став невестой «мистера Лазарева», полностью скрыла произошедшее ДТП, так что полиция за ней не придёт, по крайней мере пока Никита не очнётся, на что ей оставалось только надеяться, и бояться одновременно, ведь под согласием на операцию стояла её подпись. Когда его вернули в палату, всего замотанного, с запёкшейся кровью в волосах и на лице, но живого, стало немного легче. Надя, добыв губку для обтирания, стала его умывать. Даже под плотным покровом отросших волос и бороды, угадывались его черты лица, которые она старалась забыть. Информации в интернете было немного. Судя по всему он в компании каких-то туристов попал в аварию на курорте в горах. Им удалось выжить, но какой ценой?

День клонился к закату, а Надя продолжала сидеть у его постели, размышляя о своём будущем. Вспомнит он её – вряд ли, с их последней встречи, продлившейся секунд двадцать, прошло слишком много времени. Она изменилась, в лучшую или худшую сторону непонятно, Никита, понятное дело, так же не остался прежним, скорее всего время не пощадило ни одного из них. Снова накатывала грусть, теперь уже от бессилия и безысходности. Как разбираться с такого рода проблемами, если Надя почти неделю терзается сомнениями, а тот ли ответ она дала человеку, с которым собирается провести остаток жизни. Телефон зазвонил прямо у неё в руке.

– Здравствуй, любимая! – поразительно как Андрей всегда чувствовал, когда Надя хандрила, за одно это можно было его любить.

– Привет, зай. – она подобрала ноги на стуле, уткнувшись в колени лицом, спрятавшись в шатре своих волос.

– Что случилось? У тебя всё хорошо, голос какой-то грустный? – он всегда за неё беспокоился: хорошо ли спала, поела, не испортили ли ей настроение, самочувствие и кучу другой заботливой ерунды.

– Да всё нормально. Знаешь я последнее время, что-то плохо сплю, может от этого?

– Солнце, это нормально, волнуешься из-за свадьбы, столько всего поменялось в последнее время, скоро пройдёт, а как вернусь, устроим с тобой недельник-бездельник, а? – так они называли дни когда ничего не хотелось, кроме как лежать в объятиях друг друга, поедать вредные вкусности, изредка выходя погулять на свежем воздухе.

– У меня теперь каждый день – бездельник, я взяла отпуск. А ты уехал, и мне приходится сидеть одной в четырёх стенах, так вообще свихнуться можно. – Надя пыталась обвинить его хоть в чём-то, чтобы легче было разделить тяготы придавивших её проблем.

– Любимая, ты же знаешь, это временно, сейчас быстро закончим объект, получим деньги и гульнём на нашей свадьбе, как следует! – Андрей говорил всё правильно, никогда не унывая и постоянно её поддерживая, так почему это так раздражало?

– Я знаю, просто сейчас тебя очень не хватает. – ей надо было сказать хоть что-то, что могло её утешить, пытаясь поверить в прозвучавший самообман.

– Мне приехать? – Андрей насторожился, потому что понимал, быть рядом сейчас он не сможет, но как влюблённый в Надю человек, должен был предложить ей помощь.

– Не стоит, это я так хандрю, скоро пройдёт. – а потом на неё нахлынула волна откровения, – Я говорила с Алей.

– … – в трубке повисло молчание, Андрей немного растерялся, – В смысле с Алисой? Зачем?

– Я переживала, что отвратительно с ней обошлась, хотела как-то извиниться, или хотя бы просто объясниться.

– И как, получилось? – его интонации были сдержанными и осторожными, для них обоих это была щепетильная тема.

– Скажи, я всё таки увела тебя у неё, предав лучшую подругу? – Надя срывалась, всхлипывая и рыдая, ей хотелось чтобы её раздавили, обвинили во всех возможных грехах, растоптали. Она сломалась, перегорела изнутри.

– Конечно увела! – Андрей слегка истерично рассмеялся в трубку, вроде и шутка, но и полуправда тоже, – Чего ты раскисла, солнце, ну сама подумай, это же хорошо!

– И чем же? – всхлипывая Надя продолжала надрывно сотрясаться в трубку телефона.

– Для начала – успокойся. Ничего страшного не случилось, ну поговорили, ну высказала тебе Алиса кучу накопившихся гадостей, но ты пойми – всё произошло к лучшему. Не уйди я к тебе, до сих пор мы с ней были бы вместе, страдали бы потому что не созданы друг для друга, а так она живёт себе, а я с тобой и все счастливы. Нельзя построить что-либо, не разрушив. – такие его речи, случавшиеся у них каждые два месяца, больше её не успокаивали, ведь у медали всегда есть обратная сторона.

– А если бы не расстались, вдруг, ты бы ей сделал предложение. Или наоборот ушёл от меня к ней, или ещё уйдёшь, но к другой? – это были извечные Надины аргументы в подобных спорах, после которых Андрей всегда говорил: «Да ты сама раньше сбежишь!», или вроде того, чем злил ещё больше.

– Я не уйду, если ты не уйдёшь. – что и требовалось доказать. Надя лишь бессильно выдохнула в окружающую пустоту палаты.

– Ты всегда так говоришь! – ей надоел этот разговор, но вежливо закончить его она не знала как, если только неожиданно не капитулировать, – Прости, зря я опять вытащила всё на поверхность. Наверное, ты прав, это предсвадебный мандраж.

– Ничего, малыш, я всё понимаю. Обещаю, как только я приеду, всё наладится, и будет ещё лучше чем прежде. – когда Андрей обещал, он делал, только вот хотела ли она этого, – Прости, солнце, мне пора бежать, люблю тебя, пока!

Второй раз за день разговоры с Надей прерывались прежде, чем она успевала, что-то ответить. Может и к лучшему, не пришлось выдавливать из себя слова, в которых она всё ещё сомневалась.

Время шло, медсёстры с завидной пунктуальностью посещали палату, проверяли состояние пациента, делали уколы. Надю, будто, и не замечал никто. Она расположилась в уголке, возле кровати, Ник так и не пришёл в себя. Пару раз ей всё же пришлось выйти наружу, умыть заплаканное лицо и поговорить с врачами. Больничные слухи расходятся быстро, и доктора с санитарами уже вовсю обсуждали инвалида, что во время операции будучи без сознания, вырывался и разметал бригаду хирургов, пока его не скрутили и не обездвижили. Говорили, что Никита кричал, умолял не отрезать ему руку, хотя этого делать никто не собирался. Будучи в коматозном состоянии, люди и не такое вытворяют, и вообще обычно ведут себя весьма – обездвижено. Встретившись с врачом, Надя немного успокоилась, обещали, что к утру больной придёт в себя, может раньше, но лучше бы ему не прекращать обезболивающие уколы, пока не пройдут первые пару суток после операции.

Очнулся Никита сильно за полночь, она даже успела задремать возле него. Естественно, он её не вспомнил и вообще первый час их общения сильно не задался, как и все последующие, но общий язык они всё же нашли. Было странно разговаривать с ним снова, спустя столько времени. Надя чувствовала, как много в нём изменилось, даже не внешне, нет. Был тот же голос, цвет кожи, глаз, та же самая манера речи, о которой сложно было судить по тем крохам предыдущего опыта, что у неё был, но внутри, у него всё изменилось. Приветливый и беззаботный раньше, теперь, Ник был рассеянным и угрюмым, не шутил, лишь язвил, стараясь зацепить собеседника. Какое-то отрешённое безразличие сквозило в его душе. Он конечно поинтересовался, что с ним произошло, даже позлился для вида, но очень быстро утратил интерес к случившемуся, погрузившись в себя и, видимо, сожалея что сумел выжить. Не такого Лазарева она помнила, и не в такого влюбилась когда-то. Может и к лучшему, тот далёкий образ оказался надуманным и недоступным, но вот этот, сейчас, здесь, совсем рядом и руку протягивать не надо. Надя зацепилась за эту мысль, спасательным кругом маячившим на поверхности. Теперь ему не уйти просто извинившись. Что ей руководило в тот момент – позабытые и упущенные возможности, вновь обретшие перспективу, или раздираемый невыносимой болью взгляд, ни единым мускулом не выдававший внутренней агонии, она и сама не понимала, но уходить не хотела.

Так начались самые необычные месяцы в жизни Нади. Без малого на полтора десятка недель, весь остальной мир замер для неё, оставив в стороне от проходящих в нём событий. А может наоборот, она создала вокруг себя мыльный пузырь иллюзии собственной реальности, личную маленькую солнечную систему, что вращалась для них двоих. Было не просто, каждый день как «звёздные войны», где каждый отвоёвывал свою часть галактики. Ник был невыносим, если не сказать отвратителен, постоянно и нарочно делая для себя и окружающих хуже чем и без того было. В собственном саморазрушении он стал магистром, готовым переманивать невинные души на тёмную сторону. Надя не сдавалась, не имея объективных причин, чтобы терпеть его ежедневные выходки, она каждый раз возвращалась. Убирала разбросанный мусор и следы рвоты, стирала вымазанную одежду, готовила еду, пыталась поддерживать подобие диалога, вынося все обиды и оскорбления, а потом шла домой, где после разговора с Андреем и потока лжи о проведённом дне, полночи ревела ненавидя себя. Она зарекалась, клялась себе, что больше не будет это терпеть, открещивалась и отнекивалась, а потом возвращалась, прощала и снова терпела все отведённые ей круги. Потому что глядя в такую знакомую черноту глаз, каждый раз Надя видела океаны пустоты, боли и одиночества, не жизнь, но ещё и не смерть, удушающий ком вставший поперёк горла, человек которому просто нужна помощь, чтобы вновь вздохнуть полной грудью.

Надя не знала, что поменялось, но со временем Ник стал вести себя лучше, не пример для подражания, но вполне сносно. Может быть он привык к её упёртому присутствию, а может у него закончился испытательный срок, этакая неделя ада для новичков, и теперь, пройдя тест, она была допущена в круг лиц, которых он ненавидел чуть меньше всего остального мира. Это вселяло надежду. Тут её осенило! Как ей не пришло в голову это раньше, она сама была ею, ну конечно же – Надежда! Ему нужна была цель, то что вернуло бы ему смысл жизни, новое стремление – мечту! И она знала, что это будет. Ни одна девушка в мире не смотрит на фотографии своей не разделённой любви, как Никита смотрел баскетбольные матчи. Надя знала этот взгляд и это чувство, потому что сама была на его месте, точно так же томно вздыхая и перелистывая фотографии Лазарева в социальных сетях, протягиваясь за очередной ложкой мороженного, как он за утешительным глотком, слава богу уже не виски. Но вернуть Нику прежнее увлечение оказалось не так просто. Его «травма», а Надя почему-то воспринимала отсутствие у него ног как временное явление, не позволяла ему вернуться в спорт в полной мере. В какой-то степени, ей была понятна, принципиальная позиция Ника «всё или ничего», где он либо нормально соревновался с остальными спортсменами, либо не бередил старые раны.

Пока Надя искала альтернативные пути решения этой проблемы, проходило время, в котором она всё чаще отдавала предпочтение его компании, каждый раз с явственно ощущаемой тоской возвращаясь домой. Долго ей не хотелось в этом себе признаваться, но в выдуманном «мыльном пузыре», было лучше, чем в реальности. Не довлела работа, отношения загнавшие себя в тупик или подошедшие к логическому финалу, не было навязчивых знакомых и притворных встреч. Порой, даже казалось, что отбросив шелуху, в их маленьком мирке было больше настоящего и искреннего, чем во всей этой безумной внешней суете. С Никитой не надо было об этом думать. Не спрашивая, что ей нравится, чего она хочет, или зачем делает то, что делает, он просто включал тот фильм или телепередачу, что хотел посмотреть, ел руками, если считал это удобнее, не заботясь о том как выглядит со стороны. Она злилась, протестовала, и уходила в другую комнату «работать» или читать. А на следующий день Никита обсуждал с ней главы той самой книги, заказывал её любимую еду с доставкой, пользуясь вилкой и ножом, просто так, не спрашивая. Надя никогда ему не рассказывала, какой цвет ей нравится, и какие цветы предпочитает, он не знал какую музыку она слушает, и чем заедает неприятности. Но когда она начинала готовить или убираться, почему-то всегда звучали те самые песни, а прогуливаясь, они неизменно заходили в кондитерскую, где за резервированным столиком, в вазочке их неизменно ожидал молодой побег белой калы и тирамиссу. Никита всегда засыпал на документальных фильмах о природе, или драмах, что Надя любила смотреть на ночь, но никогда ей в этом не отказывал. Она каждый день влюблялась в это чувство свободы, которое ощущала рядом с ним, всё чаще задерживаясь допоздна, не желая возвращаться в серую реальность собственной квартиры. Надя никогда не думала, но в такие дни – спеша вернуть себе привычное восприятие, сквозь изломы «мыльного пузыря», её собственные потребности мало чем отличались от ломки наркомана в погоне за дозой. Всё тоже желание отрешиться, мучительные переживания «отходняка» вплоть до новой порции по венам.

И всё было бы идеально, если бы не баскетбол. В какие-то моменты Надя практически ненавидела эту игру. Разве можно чего-то желать так сильно, и любить настолько невозможно, нестерпимо, чтобы одно только упоминание этого раздирало невыносимыми страданиями, каждое из которых всё равно было слаще любого яда, что тебя окружал. Когда Ник смотрел игры по телевизору, Надя жалела, что она не баскетбол. Ещё никто не смотрел на неё так, с такой преданностью, страстью, даже вожделением, омрачённым горькой потерей. Так смотрят единственно любившие, на безвременно почивших спутников своей жизни. На одну крохотную секунду, ничтожное мгновение Надя захотела, чтобы он смотрел так ей в глаза, как будто видя там нечто большее, чем роговицу и зрачки, по крайней мере, она бы не смогла причинить ему столько боли. И тут же испугавшись, отдёрнувшись от этой мысли, ампутировала каждую ниточку связывающую её с сознанием, боясь признаваться себе в том, что болезнь давно поразила сердце.

Вскоре после этого, она нашла решение проблемы Никиты, оставалось только отыскать не безразличного к нему человека, по ту сторону света. Надя подумывала о его университетских друзьях, но те оставались немы ко всем её письмам. На удивление отозвался человек, на которого ей даже в самых смелых мечтах – уповать не приходилось.

– Здравствуйте, мисс, вы Хоуп? – до этого Надя видела Тренера Никиты только на фотографиях в случайных кадрах вместе с Лазаревым, и знать его не могла, – Можно так вас, называть? Ваше русское имя труднопроизносимо, для наших западных языков.

– Здравствуйте. Конечно, нет никаких проблем, а мне как к вам обращаться? У вас нет аналога нашим отчествам, поэтому я даже не представляю может мистер…

– Тренер. – он перебил её скорее по привычке, не нарочно.

– Хорошо, мистер Тренер.

– Просто – Тренер. Скажи, Хоуп, в чём твоя проблема и чем я могу помочь, ты говорила это важно для Ника.

Надя с полным отчётом и соответствующими деталями, ввела его в курс дела. Тренер слушал внимательно, изредка уточняя основные моменты, а после того как она закончила, молча всё обдумывал.

– Я вас понял, Хоуп. У меня осталась только пара вопросов, но они довольно личные, с вашего позволения, если можно? – Тренер вопросительно смотрел на неё ожидая разрешения. Надя кивнула, – Насколько вам дорог Ник? Я понимаю, что вы очень близки с ним, раз решились помочь, но это лишь вершина айсберга, что будет, если ваш план провалиться? Готовы ли вы оказаться с ним вместе, глубже того дна из которого он выбирался до этого? Сможете ли вы нести ответственность, оставаться рядом, зная, что именно вас Ник будет ненавидеть и винить больше остальных? Но много хуже другое, если или когда ваш план осуществиться, достанет ли вам сил его отпустить?

– Вообще-то мы даже не встречаемся, я ему не подружка, просто присматриваю за ним, вроде сиделки! – Надя была так возмущена и ошарашена, что ляпнула не подумав, смутившись больше школьницы застуканной с сигаретами, и отрицающей очевидное.

– Подумайте хорошенько, я не тороплю. – Тренер устало улыбнулся, откинувшись на спинку кресла по ту сторону монитора, снял очки, потирая переносицу. Между ними повисло молчание, измеряемое не секундами общего чата, а годами разделяющего опыта, и тысячами километров пройденного жизненного пути.

– Почему сейчас мне хочется никогда не находить подобного решения, и не начинать с вами этот диалог. – внутри неё натягивались струны готовые сыграть горькую партию в ля-минор.

– Потому что такова цена правды, которую мы не всегда готовы принять. – Ник наверняка бы высказал Тренеру за очередные порции подтекста скрытого между строк, но Надя его понимала тем легче, чем больнее ей становилось.

– Но с чего вы взяли, что в обоих случаях мне придётся с ним расстаться? – она не будет плакать перед незнакомым человеком, пытаясь отвлечься, Надя смотрела по сторонам, глубоко дышала и запрокидывала голову вверх, купируя подступающие слёзы.

– Если я правильно понял ситуацию, то ты уже знаешь ответ. – он проницательно следил за каждым её движением.

– Я готова! – смахнув соленные зародыши рукавом кофты, Надя встретила его прямой взгляд.

– Сказать ответ, или сделать, что должно? – Тренер излюбленным жестом подпёр подбородок, выставив указательный палец.

– Помочь ему не смотря ни на что!

– Я всё сделаю, высылай адрес! – Тренер уже собирался прервать разговор, в последний момент решившись на откровение, – Знаешь, говорят: «Если любишь – отпусти», только это всё не правда. Любовь никогда не отпускает, возможно ты испытываешь нечто большее.

С того разговора прошло не мало времени. Ник начал тренироваться самостоятельно, не для возвращения в большой спорт, а просто для себя, или, во что Наде хотелось верить больше всего остального, для неё. Пару раз она оставалась у него ночевать, без всяких намёков и пошлых мыслей, насыщаясь каждым последним отпущенным им деньком. Запоминая и архивируя, любое незначительное прикосновение, приятное слово, задержанный взгляд. Некоторые накопители начали бы жаловаться на скудный объём собственной памяти, но тот что был в ней с настырным упорством уведомлял – нужно больше событий, вы давно не обновляли ленту, не сохраняли записи (последнее заполнение датировано «ноль целых семнадцать сотых секунды назад»).

Теперь она держала в руках тот самый подарок ощущая себя, как в день собственной помолвки, вроде бы счастливое событие, сулящее благоприятный конец, только почему от этого на душе продолжает скрести мел по школьной доске. Ник смотрел на неё, а она него. В глазах обоих читался восторг, испуг, счастье, недоумение и растерянность. Он ещё не успел понять, что это начало, а она поверить в то, что конец уже близко, когда их маленькая Вселенная перевернула всё с ног на голову.

После романтического ужина, Ник подарил ей украшение сделанное собственными руками. Он, конечно, не ковал и не полировал драгоценные металлы, но составлял и собирал композицию браслета самостоятельно. Изделие было бесподобно: простое, незамысловатое, с выбивающимися из общей стилистики деталями, но подаренное в ту самую минуту и тем самым человеком, что всегда важнее количества карат. Надя просто потеряла голову, отключилась, рассыпавшись мириадами осколков взорвавшихся комет, растворяясь в космосе удовольствий. Ник кропотливо и скрупулёзно собирал все до последнего, притягивая в собственную атмосферу чуткой и трепетной любви. Словно металлическую пыль на поля магнита, или скопление планет и метеоритов, скованных тяготением новой звезды. Она не помнила, чего хотела, что говорила или делала, словно воспаривший гелиевый шарик, поднимая границы блаженства, так и не встретив потолок.

Следующий день пролетел одним мгновением, прекрасным и абсолютно глухим ко всем молитвам и просьбам о секундной остановке, промчавшись по магистрали целого месяца жизни, за один взмах ресниц. Топографический кретинизм любовных отношений завёл её в дебри заповедных чувств, где она чувствовала себя браконьером, по счастливому случаю выследившим вид исчезающей дичи. Надя не собиралась охотиться на Ника, ведомая лишь азартом извечного «а что если», но отыскав тропинку к самому сердцу, уже не могла свернуть обратно. Её пленили луга его груди, сквозь тёплый покров которых чувствовалось успокаивающее биение земли. Кроны рук пеленающие в своих объятиях, пальцы мурашек, закрадывающиеся под одежду. Тончайшие дуновения дыхания, гуляющие в прядках её волос, тёмная медь заката, заливом расстилающаяся на листве его ресниц. И аромат, запах живой природы: охоты, бегства, западни, горячей крови добытой пищи, пробуждающей животный инстинкт. Всё это она ощущала рядом с ним, самым первым, сильнейшим первобытным зовом, вытекающем из низменных порывов, пресытиться которыми, было невозможно.