Трёхочковый в сердце

Когда она пришла, Ник почти был готов извиниться за собственные слова, но был ещё, или уже, недостаточно трезв, а соответственно слишком горд, чтобы это сделать.

– Со мной связались твои родители, беспокоились о твоём состоянии, видимо не могли до тебя дозвониться. – она привычно стала собирать разбросанные вещи и бутылки, практически не глядя на Ника, – я сказала, что моя работа окончена, и ты больше не нуждаешься в моих услугах.

– Тогда что ты тут делаешь? – он говорил собрано и отстранённо.

– Представляешь, я теперь работаю на них, следовательно, твоё мнение ничего не решает. – Надя самодовольно взглянула на него своими изумрудными глазами, – Теперь ты будешь делать, только то что я посчитаю нужным, и до тех пор пока я не сочту это оконченным.

– Не скажу, что доволен новостям, но рад выпавшей возможности перед тобой извиниться, я был не прав, когда наговорил тебе тогда все эти глупости, пару дней назад. – не выдержав, Ник опустил глаза.

– А мне показалось ты был честен со мной, хоть и груб.

– Я не хотел тебя обидеть, но донести свою позицию был обязан, просто слова выбрал не подходящие.

– Судя по устойчивому амбре в квартире, все эти дни ты упорно их искал. – она ожидала более существенных извинений, подначивая его в больные точки.

– Если ответ и крылся на дне бутылки, я его не нашёл, перепробовал различные варианты, но и это не помогло. – Ник решил подыграть, прощупывая почву оттаивающего ледника.

– Ты не так остроумен, как думаешь. – она обрезала его, давая понять, что извинения не приняты.

– Ещё раз прости, я не понимал, как много ты для меня делала, пока это не потерял, и буду рад, если ты снова предложишь свою помощь.

– А слушаться будешь? – по её лицу расползалась улыбка, означавшая, что он добился своего.

– Буду пай-зайчиком. Командуй, чем займёмся?

– Я готовлю обед, ты приводишь себя в порядок, потом мы смотрим новый сезон шоу «Холостяк».

– На счёт последнего ты же пошутила?

– Нет, ты же сам сказал, что будешь беспрекословно мне подчиняться. – Надя упивалась полученной властью, даже если та заключалась лишь в выборе просмотра теле-шоу за обедом.

– Ты жестока! – не глядя на внутреннее возмущение, Ник поплёлся выполнять указания, – Технически, я не обещал безропотного подчинения, простое послушание, я тебе не раб в конце концов.

– Иди уже мойся, Спартак недоделанный, время твоего восстание где-то между переключением серий, и немножко в рекламной паузе, а теперь не ропщи.

Постепенно всё вернулось на круги своя. Не смотря на абсолютную кинематографическую безвкусицу, с которой Нику приходилось мириться, когда Надя выбирала досуг на вечер или во время еды, они общались как и прежде. Это значило, что постоянно друг друга раздражали, хотя после последних событий у неё оказалось больше рычагов давления.

Ник стал меньше пить, не потому что не хотел, просто Надя стала больше проводить времени у него, постоянно зачищая его запасы. На этой почве разгорались самые жуткие споры, ни один из доводов а ля «сама не пьёшь и другим не даёшь», не находил нужного отклика, а заказывать каждый раз доставку из ближайшего ночного магазина выходило накладно. Утешение в таблетках находить тоже не получалось. Ник стал замечать, что эффект от их приёма не то чтобы ослабел, а пропал вовсе. Какое-то время он мучился ночными судорогами, его ломало как при повышенной температуре, и всё тело свербело в ожидании новой дозы. Но лекарства не давали нужного эффекта, с чём он, спустя пару дней всё же решил обратиться к Наде.

– Мне нужно к врачу, обезболивающие перестали действовать, нужно обновить рецепт.

– Неудивительно, с учётом того, что ты их не принимаешь. – Надя просматривая какие-то свои документы в компьютере, даже не отвлеклась на него.

– Что, прости, ты сказала?

– Говорю, что нельзя ожидать эффекта от таблеток, которые ты не принимаешь. – теперь она оторвалась, с любопытством глядя на его реакцию.

– И что это значит, не потрудишься объяснить? – Как и любой наркоман, Ник закипал, когда узнавал, что новой дозы нет, а вот то, что её уже давно не было, его конкретно выбешивало.

– Всё просто, я созвонилась с твоим лечащим врачом, переговорила, уточняя причины твоих болей, и влияние препаратов, которые тебе выписывают. Твоя рука давно перестала спазмить, заживая как положено. Поэтому обезболивающие по этой травме я сразу исключила. Остальные, стала постепенно уменьшать, заменяя на поливитамины той же формы размера и цвета, а потом и вовсе убрала. Сейчас ты пьёшь лекарства для нормализации кровообращения, антигистаминные, и «типа аскорбинки». – Ник понял, что выглядит жутко, когда проказническая гримаса довольной шкодливой обезьянки на лице Нади, сменилась перепуганной бледной девчушкой, из забытого американского хорорра.

– Я, по-твоему, идиот? Ты понимаешь, что я неделю уже корчусь от болей, не зная, что со мной, и никакие таблетки мне не помогают, я ночами не сплю из-за этого, а для тебя это шутка! – Сжимая кулаки, Ник надвигался на Надю, та, взяв себя в руки, даже не пыталась пятиться.

– Твоя боль психосоматическая, я узнавала у доктора, поэтому, согласно эффекту плацебо, и заменила лекарства, а боль, что ты испытываешь сейчас – банальная наркотическая ломка, твой организм очищается от токсинов, но привычка взаимодействовать с ними осталась, поэтому ты не спишь и потеешь как после марафонского бега. – Она гордо смотрела на него, стараясь нивелировать разницу в росте, приподнявшись на диване.

– Я тебя об этом не просил, верни мои таблетки!

– А я и не спрашивала, сделала как считала нужным, и посмотри на результат, ты почти избавился от зависимости.

– Нет у меня никакой зависимости, мне больно! – Ник кричал ей в лицо, еле сдерживаясь от физической расправы.

– Ты пересмотрел «Доктора Хауса», всё не так уж и плохо. Потерпи недельку, и если дискомфортные ощущения не пройдут, я сама куплю тебе твои старые колёса.

Ник ещё долго метался по квартире, переворачивая всё вверх дном, злился и орал, но на Надю это не оказало никакого эффекта. Спустя несколько дней, он начал ощущать, что прежняя ломота прошла, тело наливалось лёгкостью и энергией, лучше спалось по ночам, еда казалась вкуснее, а краски за окном ярче. Возможно весна, наконец, вступала в свою силу, а может, ему просто становилось лучше, постепенно выбираясь из порабощённого постоянным приёмом опиатов, сознания. Надя постепенно расширяла круг их интересов. Они зашли на какую-то выставку, и молодёжный концерт для начинающих рок звёзд в парке. Она даже завела его на баскетбольный матч. Из машины Ник так и не вышел, но Надя пыталась.

– Почему ты не хочешь посмотреть игру в живую. Тебе же нравится баскетбол. Ты смотришь его по телевизору постоянно, в чём дело? – Они сидели в машине на парковке возле спортивной арены.

– Это не одно и тоже, поедем домой, мне приятна твоя забота, только туда я не пойду. – Ник не смотрел по сторонам, перебирая узелки на ремне безопасности.

– Но почему, ты должен мне объяснить, иначе мы просто не сдвинемся с места. – Надя так же упрямо продолжала буравить его взглядом. Он одновременно и терпеть не мог эту её привычку, и уже не представлял без неё общения.

– Есть разница… – говорят с кем поведёшься от того и наберёшься, вот и Ник стал тяготеть к драматическим паузам, – когда ты смотришь игру по телевизору, это как какое-нибудь кино, герои в нём ненастоящие, сюжет разворачивается согласно режиссёрскому плану. Пускай это и не так, но на экране всё выглядит наигранным и бутафорским. Но когда ты приходишь в зал, ты ощущаешь запах, видишь капли пота разбрызганные на полу, или летящие во все стороны на зрителей, ты слышишь скрип кроссовок, ощущаешь атмосферу окружающую площадку и болельщиков. Раньше я был в самом эпицентре, был тем от кого зависели радостные крики или вздохи разочарования. И сейчас, смотреть на всё это из последних рядов, когда раньше сидел в собственном ложе, не быть частью всего этого, просто невыносимо. У меня до сих пор дёргаются руки, когда кто-то делает финт с мячом, который когда-то делал я, или ноги, когда кто-то, разогнавшись и взлетев к кольцу, вколачивает мяч, заставляя сетку трещать по всем швам её переплетений, так же как и я. Само ощущение, желания каждой клеточкой моего тела быть там, держать в руках мяч, бросать его бежать в защиту, словно цербер выгрызая себе новую атаку, которые разбиваются о суровую действительность невозможности их воплощения, худшее наказание для баскетболиста. Ты понимаешь меня?

Она молча завела машину, покидая парковку. Ник одновременно был признателен ей, и удивлён, ещё ни разу, ни одна его тирада не вызывала такой реакции. Проезжая знакомые перекрёстки, и размеченную полосками дорогу, направляясь к дому они почти не говорили, пока Надя, видимо набравшись храбрости не задала вопрос.

– Почему ты не попробуешь вернуться? Я не узнавала, но наверняка есть альтернативы, другие соревнования, любительские лиги всякие или как у пара олимпийцев – отдельным видом, например, может хотя бы тренером, ты бы мог учить других играть в баскетбол, разве нет? – Надя следила за дорогой, изредка поворачивая голову в сторону Ника.

– По принципу, кто умеет – делает, а кто нет – учит? – саркастично усмехнувшись он продолжал смотреть в окно, в противоположную от Нади сторону.

– Совсем нет, ты же хорошо играл, я помню, читала. Просто если нет возможности играть как раньше, может это не плохой шанс оставаться в баскетболе для собственного удовольствия, вдруг тебе понравится?

– Говоришь прямо как моя мама, вы не сговорились часом? – Ник впервые посмотрел на неё за всю поездку.

– Нет, никогда это не обсуждали, просто великие умы.., ты же знаешь. – Надя улыбнувшись подмигнула ему, – Так как тебе такой вариант?

– Что тебе нравится в твоей работе больше всего?

– Воплощение, когда я уже знаю каким продукт будет на выходе, и стараясь в результате превысить собственные ожидания. – одной из Надиных особенностей была уникальная черта, мгновенно переключаться с одной темы на другую, полностью концентрируясь на последней, но сегодня Ник этим не воспользовался.

– А теперь представь, что ты нарисовала проект, учла все детали, в своём воображении уже додумала ключевые изюминки. И, в итоге, тебе позволили лишь поменять окна, или вбить гвоздь в порог двери. Хотя, может, не самый удачный пример, как ты будешь себя чувствовать? – Ник наблюдал, как лихорадочно сменялись мысли на её лице, она обдумывала ответ, стараясь предугадать за каким поворотом скрывался каверзный подвох.

– Забивать гвозди или окна – не моя компетенция, я только составляю образ, если можно так выразится, даю чёткие инструкции, по которым потом воплощают мою идею.

– Допустим, я не правильно сформулировал вопрос. Ты долго училась, совершенствовала своё мастерство, изучала литературу, производила уйму расчётов, в конце концов, подняла и собственноручно закончила не один проект. А теперь, представь на секунду, что твои услуги больше не нужны. Тебе предлагают пойти поделиться опытом и своими умениями с другими, хотя внутри себя ты чувствуешь, что способна реконструировать не один небоскрёб. Каждый новый проект отдают другому, менее талантливому, или не такому трудолюбивому работнику, позволяя тебе лишь разукрасить маркером, в его начертаниях, какую-нибудь безделушку, вроде тех же окон. Что тогда ты будешь чувствовать? – на этот раз пауза затянулась, Ник уже знал ответ, он и не мог быть другим, если она правильно его поймёт.

– Наверное я бы сильно напилась и устроила дебош, а потом и вовсе саботировала проект, заменившего меня архитектора. – Надя снова замолчала, но в этот раз не для драматического эффекта, и Ник её не торопил, – Пожалуй, теперь я тебя понимаю. Понимаю, но смириться не готова, наверное для меня прошло не так много времени, чтобы сжиться с той реальностью в которой находишься ты. Поэтому я ещё питаю иллюзии по поводу твоего спасения.

– Знаешь, Надежда, ты в полной мере оправдываешь своё имя, но меня не нужно спасать. К счастью или к сожалению, но наша жизнь не патриотический блокбастер, где группа солдат отправляется на выручку одного единственного пленника, теряет в ходе бесчисленных боёв больше половины личного состава, но всё таки спасает бедолагу, подспудно переосмысливая ценности дружбы и верности идеалам. Никогда не надо жертвовать большим, чем ты в конечном счёте приобретёшь. Овчинка того не стоит. Как и жизнь самого важного человека на земле никогда не перевесит жизнь человека вполне заурядного, про это нельзя забывать.

– К чему ты всё это говоришь? – Надя перебила его, как раз в момент одной из пауз. И теперь Ник знал как с ними бороться.

– Возвращаясь к нашему давнему разговору. Тратя время на меня, ты ничего не получишь для себя. Меня не спасти, потому что моя проблема кроется не в настоящем, а в прошлом, которое не изменить. С алкоголем или без, с таблетками, твоими нравоучениями или без оных, я так или иначе, рано или поздно прекратил бы дипрессовать. Но даже хорошее настроение ничего не изменит. Течение моей жизни существенно не изменится от погодных условий, а вот подхватить водоворотом и унести тебя, вполне может. Если ты понимаешь к чему это я.

– Чего уж там, ты сногсшибательный красавчик и перед тобой не устоять. – Надя паясничала, не желая принимать действительный поворот событий, – я поняла, ты снова намекаешь чтобы я свалила восвояси.

Они почти подъехали к дому, когда за последней репликой в машине снова повисло неловкое молчание. Каждый думал о своём. Ник боролся с раздиравшими его чувствами между тем, что было бы правильно, но оскорбительно несправедливо, и тем, что так хотелось сохранить, даже во вред себе. А Надя, скорее всего опять считала, что весенние жаворонки поют недостаточно звонко в сравнении со своими диснеевскими аналогами. По крайней мере на её лице блуждало неопределённое выражение, когда трудно понять сосредоточен ли человек на чём-то или витает в облаках. Ник не хотел себе в этом признаваться, но, отчасти, ему было просто страшно продолжать оборванный разговор, потому что он не знал куда тот его заведёт. Поэтому как и любые взрослые люди, имеющие разговор на достаточно щепетильную тему, они просто задвинули его в самый дальний ящик, как-будто того никогда и не было, иногда казалось, что Советский Союз с большим теплом относился к Соединённым Штатам в «холодной войне», чем эти двое деля общую кухню.

Постепенно оба оттаяли, нормализовав привычный ритм собственного быта и общения. Которые, к слову сказать, в некоторых аспектах стали не лучше, но страннее прежнего. Ник начал замечать, как часто Надя следит за ним, когда он делает вид, что занят или смотрит телевизор. Порой, ему казалось, что она пытается ему угодить, словно в засаде, ожидая когда ему что-то понадобиться в существенных мелочах: будь-то подача хлеба за столом или дистанционного пульта управления, укрыться одеялом или утолить банальную жажду. И тем не менее, это было похоже на кормление тигров в зоопарке. Она держалась на безопасном расстоянии, чтобы угодить чудовищу, и не дать оттяпать себе руку. Казалось бы несущественно, но Ник обращал на это внимание, лишь потому что сам стал чаще за ней наблюдать. Его забавляло как смешно она пыхтит, выполняя элементарные физические действия вроде: открытия дверок в шкафах и тумбочках, или поднятия кружки с чаем, наряду с глянцевым журналом, в такие моменты Надя была похожа на фанатичного культуриста, который вкладывается всей мощью мимических мышц своего лица, в разминочный подход. Как ей не нравятся запахи и внешний вид, какой-нибудь экспериментальной мерзости, приготовленной ею в кулинарном порыве. После чего она, на кончиках пальцев вытянутой руки, требует окружающих понюхать или попробовать, не дожидаясь их согласия, и запихивая своё творение под самый нос тем или вообще в рот. А так как Ник практически всегда оставался в одиночестве, в такие моменты, то и жертвой становился он сам. Но его это не раздражало, а наоборот, заставляло веселиться, перетекая в инсценированную борьбу полов. Когда Надя задумывалась, то всегда машинально пыталась достать языком до кончика носа, и стоило ей поймать себя за этим занятием как она тут же начинала испуганно озираться – не заметил ли кто. Это было настолько забавно, что Ник редко сдерживался, чтобы не спугнуть и не засмеяться в голос. За подобными шпионскими играми, они, в основном, проводили свой досуг, которые постепенно перерастали в, своего рода, ритуал, когда каждый не слишком старается спрятать нечто, что другой непременно жаждет найти.

В некотором роде, условие их совместного времяпрепровождения улучшилось, и даже увеличилось. Теперь Надя частенько засиживалась допоздна, они обсуждали, и конечно же спорили, о фильмах просмотренных накануне, книгах, в основном женских романах, которые так ей нравились, и так высмеивались Ником, хотя он всё равно читал их. Иногда он засыпал в процессе, если она выбирала документальное кино или какой-нибудь арт-хаус. Тогда Надя тихонько уходила, заботливо накрывая его пледом. Однажды, они так засиделись, что не заметили как время перевалило за полночь, а погода испортилась отвратительнейшим образом. Ник уже и не помнил, что так рьяно отстаивал, так как тематика их дискуссий несколько раз меняла направление, пол и, по ходу, даже ориентацию. Взглянув на часы, Надя засобиралась домой.

– Не уходи, останься. – наверное есть не меньше сотни вариантов словосочетаний, которыми можно гостеприимно предложить ночлег и крышу, но ни одно из них не будет звучать уместно из уст одинокого парня, в адрес красивой девушки.

– Ты просишь, или предлагаешь? – Надя задержалась в проходе, словно ждала, что её остановят.

– А есть разница?

– Для меня да. – какие-то секунды они играли в гляделки, никто так и не уступил.

– Тогда предлагаю, и свою спальню тоже. – иногда их разговоры были как шахматные партии новичков, они умели переставлять фигуры, но не знали к чему это их приведёт.

– Боже, упаси! Ни одна девушка не должна находиться в комнате парня после захода солнца, если они ещё не переспали, это убивает всю романтику! – Ник не знал, чем руководствовалась Надя придумывая эту фразу, и уточнять не собирался, – Лунный свет, он же хуже ультрафиолета, вытаскивает все «грязненькие» секреты наружу.

– Какая романтика, ты убирала мою блевотню, и зачищала вещи после неё, в иерархии человеческих отношений, к этой стадии, мы бы не только переспали, но уже были бы женаты и успели завести ребёнка.

– При чём здесь дети вообще?

– Это если переводить на нормальные отношения – откуда у взрослых людей могла бы взяться рвота на одежде? Только от маленького ребёнка! Воспринимай это как неудачную метафору. – Ник отшутился, как делал всякий раз когда в разговоре невзначай всплывала тема «секса».

– Всё равно, лучше мне остаться в зале, не возражаешь, ты вроде ещё не сильно вылежал диван.

– Как пожелает гостья. Я бы тебе помог, но ты и так знаешь где лежит свежее постельное, подушки и одеяла. В остальном помощи от меня не больше чем от журнального столика, ну, ты в курсе. – Ник лишь развёл руками.

– Не наезжай на него, бьюсь об заклад, на стол я смогу положить больше вещей чем удержишь ты, так что кто тут ещё бесполезней?! – Надя стелила простынь как заправская нянечка из забытого детского сада, способность которой перезаправить сорок кроватей, пока дети не вернуться с прогулки на тихий час.

– Даже не думаю ввязываться в подобное соревнование. Спокойной ночи.

На том они и разошлись, каждый в отведённой комнате. Ник лежал без сна, разглядывая причудливые узоры, возникающие на потолке, необычная игра теней. В его голове было столько мыслей, и каждая последующая развратней предыдущей. Ни один здоровый мужчина не сможет заставить себя думать в другом направлении, когда, буквально, через стенку от него лежит женщина, которая как минимум не испытывает к тебе антипатию. Мы всегда склонны переоценивать собственные расклады и шансы. В дверь постучали, прервав необузданный поток в его голове. Надя тихонько вошла.

– Не могу заснуть, какая-то ерунда мерещится. То дождь барабанит с жуткой интонацией, то молния осветит странные тени. Начинаю понимать зачем тебе было столько таблеток, в твоей квартире просто по другому не заснёшь.

– Ты что одела мою старую тренировочную форму? – Ник спросил, потому что в темноте отчётливо проступали мешковатые контуры его баскетбольных шорт, висящих на ней цирковыми панталонами и майки, больше напоминающую аристократическую ночнушку.

– Ты сам сказал, что бы я брала не стесняясь. – пауза была настолько небольшой, что Ник даже не успел вставить и намёка на прозвучавшую двусмысленность, Надя поняла это быстрее его и исправилась, – Постельное бельё, там. и вещи необходимые.

– Я помню, так что? Ты всё таки решила поменяться и спать здесь, или в принципе боишься спать одна? – Ник себя не обнадёживал, но происходящее уж слишком напоминало развитие. не слишком зацикливающегося на смысле, эротического сюжета.

– В принципе боюсь поменяться спать. Не пытайся понять, просто можешь со мной посидеть, пока я не засну? – Надя так и топталась в пороге, не входя в комнату, и тем более не приближаясь к кровати Ника.

– А что мне прикажешь делать, томясь в ожидании твоего блаженного храпа? – вся пикантность момента схлынула, от чего он чувствовал себя неловко, начиная безвкусно ёрничать, насколько хватало способностей.

– Можешь включить какой-нибудь фильм, я твоих вкусов почти не знаю, но если мне не понравится, то я хотя бы быстрее засну.

– Ладно, тогда настало время для величайшей трилогии всех времён, наконец я познакомлю тебя с лучшим жанром кинематографа. – в ходе разговора они неторопливо перебрались в гостиную.

– Я недавно пересматривала «Матрицу», давай что-нибудь другое. – в какой-то момент Ник даже услышал как заиграл райский оркестр и небеса разверзлись благословенным светом. Он замер как вкопанный, вытаращив глаза на Надю, – Что такого, девочки тоже смотрят фантастику, если там есть про любовь.

– Я просто поражён, но как бы я тепло не относился к творению бывших братьев Вочовски, лучшая трилогия всё же принадлежит Кристоферу Нолану и его «Бэтмену».

– Не люблю фильмы про супергероев. – как всегда в таких случаях музыка играла недолго, наверное где-то всё же существует концепт идеальной женщины, но Наде его алгоритмы не достались, – Так и быть, включай. Кстати, а чего ты назвал режиссёров бывшими братьями? Это как?

– Просто сейчас они сёстры, или брат и сестра. Ты не знала, пару лет назад это была сенсационная новость.

– Да ладно, так не бывает! – Нику всегда нравилось, как Надя быстро краснела, представляя в своей голове нечто, кажущееся ей непристойным, и заочно реагируя на это. И ещё эта её естественная жестикуляция, лишь придавала обаяния.

– Современная медицина творит чудеса. Так мы смотреть будем? Я включаю.

Они устроились на диване, впервые с момента знакомства Надя села рядом, практически облокотившись на Ника. Было непривычно, раньше им никогда не доводилось оказываться так близко друг к другу, за исключением, так называемых, рабочих моментов. Но он был не против. Ник по настоящему ощущал её близкое присутствие: тепло рук, соприкасающихся с его плечом, каскад ниспадающих во все стороны волос, которыми можно было укрыться не хуже пледа, даже запах. Не аромат духов, или дезодоранта, которыми так часто злоупотребляют девушки, разбрызгивая, поливаясь и натираясь ими, используя как биологическое оружие, сражающее наповал. Запах Нади был сродни тонкой нотке спелой дынной корочки, с которой срезали всю мякоть оставив терпкий мускатный привкус на ряду с медовой сочностью. Это было новое открытие. Ник дышал, словно переместившись на фруктовую плантацию, зная, что это не мираж, ведь тепло солнца так отчётливо обжигало кожу его рук.

Вернувшись в реальность, он заметил, что Надя спит, комфортно свернувшись у него практически на груди. Голова лежала у Ника на плече, которое смешно подпирало её щёку, чуть приоткрывая рот, куда с каждым вдохом норовил залететь локон вьющихся волос, а на выдохе из уголка стекала маленькая слюнка, прямо ему на майку. Завтра он будет бесконечно попрекать Надю этим, а сейчас ему было приятно оказаться полезным, хоть раз. Ещё она держала его под руку, как-будто они смотрели ужастик, а не фантастический боевик, где страшных моментов было – ни одного, по детски поджав под себя ноги. Ровными интервалами дыхания, поднималась её грудь, касаясь Никитиного локтя, но что-то сексуальное в этом было, только в давно позабытых фантазиях. Фильм подходил к концу, и затекающие конечности так и вопили, онемевая от происходящего, а ему, всё ещё, было страшно лишний раз пошевелиться.

Он чувствовал себя неестественно. С одной стороны Ника переполняли эмоции, которые уже давно не приходилось испытывать. С другой, он прекрасно понимал, что череда случайностей, сложившихся в сегодняшний вечер не несёт за собой какой бы-то ни было значимости. Завтра они проснуться, испытывая стыд и неловкость, от пережитой близости, если её вообще можно таковой считать. Будут пол дня ходить избегая встречных взглядов, пока не сойдутся на том, что ничего такого не случилось, чтобы сильно этим загружаться. Тешась самообманом, Ник уверял себя, в полном безразличии к происходящему. Если раньше он видел, что их общение всё больше напоминало семейный быт и беспокоился, то теперь, ему было просто хорошо, рядом с девушкой, с которой у них нет ничего объединяющего, но с которой они были неразлучны. Ник не питал иллюзий, зная, как и когда оборвётся этот сон наяву, но из под опущенных век так хотелось грезить о прекрасном.