Эпизоды 2

Ежик соврал закрывшийся на ночь цветок колокольчика и посадил туда одного светлячка, получился фонарик – то, что нужно. Темнота вокруг ежика рассеялась. Подняв над головой светящийся цветок, ежик отправился домой и подумал: хорошо, что светлячок не пытается вылететь из бутона, а то идти без света было бы страшновато. А еще он подумал, что завтра обязательно снова придет сюда, пожелать солнцу спокойной ночи и пожмуриться от счастья, когда оно на прощание нежно гладит его.

Ежик и земляника

Ежик лежал в своей крошечной кроватке и зевая, потягивался. Ему не хотелось вставать, а ведь день уже давно начался. Ворочаясь с боку на бок, он все-таки решил, что пора откидывать клетчатое одеяло и подниматься.

На сегодня у него было запланировано два больших дела, как все успеть?

Он быстро умылся, позавтракал, и вытащив из кладовки плетеную корзинку, отправился в лес. Точнее, не в лес – ведь, он и так живет в лесу. Он хотел попасть на то место с земляникой, мимо которого вчера так быстро бежал.

Первым делом на сегодня было – набрать сладких ягод.

Ежик отправился знакомой дорогой через перелесок, к тому пригорку, за которым и начинался земляничный луг. Все называли его так, потому, что ягод там каждое лето было видимо-невидимо.

Он шел, весело помахивая пустой корзинкой в лапе и очень быстро оказался на вершине пригорка. Скатиться вниз сегодня не получится – подумал ежик – корзинка помешает. Закинув ее на плечо, ежик зашагал вниз.

Трава высокая, но ягоды видно хорошо. Ежик начал собирать землянику. Ее было так много, что не успел он опомниться, как корзинка стала полной.

– Я даже не устал. – Сказал сам себе ежик и, оглянувшись вокруг, почесал колбочку носа.

Лапы пахли земляникой. Он приложил ладошки к мордочке и глубоко вдохнул. Как прекрасно пахнет! Потом он лизнул пальцы – сладкиееее. Но ягоды, конечно, слаще и их можно есть.

Пособирав еще немного земляники, чтоб корзинка была «с горкой», ежик решил возвращаться домой.

Путь обратно оказался труднее. Наполненная корзинка стала тяжелой, поэтому быстро идти было невозможно. Приходилось часто останавливаться, чтобы перевести дух. Самым трудным было взобраться на пригорок. Но ежик придумал как – он поставил корзинку перед собой и начал толкать ее к вершине. Это была непростая задача, несколько раз ежик поскальзывался и падал, но в конце концов, все получилось.

Оказавшись дома, ежик решил не терять времени, потому что до захода солнца его оставалось не так и много. Он развел огонь, промыл ягоды и начал варить варенье. Это было вторым делом на сегодня.

Сначала в своем любимом голубом котелке он сварил сироп, а когда тот закипел, осторожно – по ягодке – выложил в него собранную землянику. Через несколько минут знакомый, чарующий запах наполнил весь дом. Ежик стоял рядом с вареньем, постоянно помешивая его деревянной ложечкой, чтоб оно не пригорело. Иногда он облизывал эту ложечку – потому что уж, очень ему нравилась земляника.

Когда все было готово, ежик разложил варенье по баночкам, специально приготовленным для такого случая, а потом спрятал их в кладовую до зимы.

Всем известно, что зимой ежики много спят. Но когда они бодрствуют – а такое тоже бывает – они всегда устраивают долгие чаепития с друзьями. И обязательно с земляничным вареньем.

Ежик идет в гости

Началась осень. День выдался очень теплым, и ежик решил не заниматься домашними делами, а побыть на воздухе. С самого утра он улегся в гамак с маленькой книжкой и читал ее до тех пор, пока не понял, что сильно проголодался. Потом он приготовил обед из пахучих грибов с желтым картофелем, пообедал и решил немного прогуляться.

Ему вдруг пришла мысль, что пора навестить друга бельчонка. Выпить чаю, поболтать и предложить ему вместе сделать одно дело. Они не виделись с начала лета – а это очень долго. Друзья должны видеться чаще – так считал ежик.

Он взял из кладовки два самых красивых яблока и положил их в маленькую авоську, сплетенную из травинок – чтоб удобнее было нести. Намотал на шею любимый синий шарфик – тот самый, который ему в прошлом году подарили на день рождения, и отправился в гости к другу.

В лесу было удивительно, даже сказочно – очень тихо, пахло еловыми иголками и зеленым мхом. Листья только начали опадать с деревьев, поэтому тропинку, по которой шел ежик еще не засыпало, и она была хорошо видна.

Очень скоро он добрался до старой сосны, в корнях которой и жил бельчонок в своей маленькой норке.

Ежик постучал по стволу дерева и крикнул:

– Эй, выходи! Это я!

В глубине послышалось какое-то копошение, и вот на свет выбрался друг ежика.

– Привет! – Воскликнул бельчонок и бросился к ежику.

Тот засмеялся от неожиданности и сказал:

– Мы с тобой так давно не виделись. – И протянув авоську с яблоками, добавил – Это тебе.

Бельчонок прижал лапками подарок к груди и пригласил ежика:

– Пойдем, внутрь. Я тебя чаем угощу.

Друзья спустились в норку. Там было тепло, уютно и свободно. Бельчонок поставил чайник и сбегав в кладовую принес варенье из ягод рябины.

– Я такое никогда не пробовал. – Признался ежик.

– Самое время, это сделать. – Сказала бельчонок, накладывая ежику полное блюдечко густого оранжевого варенья.

Друзья сидели и разговаривали о том, как провели лето, чем занимались и какие припасы успели сделать. Ели вкусное варенье и пили горячий чай.

– Давай сходим к оврагу у реки. – Вдруг сказал ежик. – Наберем шишечек хмеля, уж очень я люблю, как он пахнет. Хочу набить им все свои подушки, чтобы зимой крепко спалось.

– Я согласен. – Ответил бельчонок. – Только идти туда далеко и … на дне оврага всегда немного страшно.

– А мы возьмем с собой большие палки на всякий случай. – Сказал ежик.

И подумал, что наверно, бельчонок боится тумана, который бывает от реки по вечерам.

Ежик был очень смелый, он не боялся тумана. Он знал, что туман – это обычный воздух, просто непрозрачный и влажный. От малейшего дуновения ветра, туман часто приходит в движение и принимает самые причудливые, иногда страшные формы. Но это – только воздух, зачем его бояться? Странно, что бельчонок об этом не знает. Надо ему как-нибудь об этом рассказать.

Друзья решили поторапливаться. Ведь осенью темнеет рано.

Они взяли с собой два больших мешка для шишечек и двинулись в путь. они отошли совсем недалеко, как рядом с тропинкой бельчонок заприметил две палки. Он подбежал к ним и подняв обе, одну протянул ежику:

– Держи.

Ежик не хотел тащить с собой такую здоровую палку, но из-за страхов друга не стал сопротивляться. Он закинул ее на плечо, и друзья пошли быстрым шагом, успевая при этом подпинывать опавшие листья и болтать о предстоящей зиме. Время за разговором прошло быстро, и вот они уже добрались до края того самого оврага, где рос хмель. Туман действительно затянул весь лог, но ежику почему-то совсем не было страшно. Он положил палку на траву и развязав узелок на мешке, который принес с собой, пошел вниз.

– Ты совсем не боишься? – Спросил бельчонок и поежился. – Ведь там ничего не видно!

– Нет. И ты не бойся. – Ответил ежик, и не оборачиваясь.

– Но там что-то есть! Смотри! – Бельчонок указывал лапкой вниз, куда и направлялся ежик. – Там чьи-то рога!

– Это не рога. – Ответил ежик. – Это воздух, просто он густой и не прозрачный. Его двигает ветер, вот тебе и кажется, что там кто-то или что-то есть.

Ежик вернулся и, взяв бельчонка за лапу, повел за собой. Когда друзья оказались на дне оврага их просто окружили заросли хмеля. Бояться стало некогда, да и туман остался выше, здесь все было прекрасно видно. Поэтому, они, не раздумывая, начали наполнять каждый свой мешок зелеными шишечками. Быстро справившись с делом, они дружно выбрались обратно.

– А где твоя палка? – Спросил ежик у бельчонка.

– Я ее на дне оврага бросил. Она мешала рвать шишки. Да, и с тобой мне не было страшно.

Когда они вышли на тропинку, ведущую к норке бельчонка, ежик сказал:

– Я пойду домой короткой дорогой. Уже поздно.

– Да, так быстрее. Если мне прямо, я тебе – налево. – Согласился бельчонок.

– Приходи ко мне завтра – Предложил ежик. – Скоро выпадет снег, и мы будем редко встречаться.

Друзья попрощались и двинулись каждый своей дорогой. Мешки с хмелем хоть и выглядели очень внушительно, но были совсем невесомыми, так что обратный путь не показался им тяжелым.

Добравшись до дома, ежик аккуратно разложил на холщовое полотенце все до единой шишечки. Разместил их недалеко от печки, чтоб они высохли просто так – сами по себе.

Ближе в ночи, в теплом маленьком домике ежика от шишек распространился аромат свежескошенной травы и еще чего-то горьковатого. Ежику очень нравился этот запах, и когда он уже укладывался спать в свою кроватку, он понимал, что спать сегодня он будет очень крепко.

Мы бежали вдвоем (другу, которого нет)

Мы бежали с тобой вдвоем,

Без оглядки на встречный ветер.

Не боялись, что отдаем

Горький опыт в любом ответе.

И от сердца всегда слова,

Только хитрость – ни лжи, ни фальши.

Смех над тем, что пока жива –

Значит, точно есть что-то дальше.

Полоса всех пустых дорог,

Ужин хлебом и черным кофе,

Откровения длинных строк,

И молчание на голгофе.

Все советы из тишины,

От ума и от мудрой силы.

Где мосты будут сожжены,

Нас когда-то и там носило.

Ты была моим другом, Друг.

Видно, что-то в настройках сбилось.

Жаль, что я не «не спускаю с рук».

Это жизнь. Просто, так случилось.

Марго

Это была самая яркая, самая эпатажная и самая несуразная женщина, из всех, что я встречала в своей жизни – травести не в счет. Да, и в то время, о котором идет речь не было никаких травести, равно, как – однополой любви, проституции и секса вообще.

Мне было лет 6, когда я ее впервые увидела. Ей – около 40. Это была подруга моей матери, пергидрольная крупная блондинка с длинными пышными волосами, большим бюстом, 41 размером ноги, томными карими глазами в «готическом» макияже и морковной помадой на губах. Ее звали Марго. Точнее, Маргарита Михайловна.

Она хорошо готовила, была гостеприимна и добра к друзьям. Знала толк в разных вещах, всегда в лоб говорила о том, что думает и поступала, как ей заблагорассудится. Она часто ездила в Болгарию и поэтому одевалась совсем не по-советски – например, зеленая юбка, белые сапоги и алое пальто (напоминаю, на дворе 1976 год), пользовалась французскими духами, носила дорогую массивную бижутерию и считала, что мужчина создан только для того, чтобы быть удобным женщине.

Ее муж Геннадий – узбек по национальности, русский по фамилии и бабник по сути, был намного старше Марго и делал все, чтоб его любимая чувствовала себя хорошо. Они были женаты уже более 10 лет, для обоих этот брак был вторым.

Первым мужем Марго был Йордан – болгарин по происхождению и месту проживания. Где она его нашла? Загадка. У них родилась дочь Драга, которая осталась после развода родителей с отцом. Думаю, поэтому, Марго все свои отпуска проводила в Болгарии. Не могу даже представить, как она справлялась с документооборотом для выезда тогда еще из СССР, но это было так.

Геннадий был старше Марго лет на 15. От первого брака у него был взрослый сын и такая же дочь.

Я, хоть и была маловата для каких-либо умозаключений, но все-таки видела, что Геннадий души в Марго не чает. Мне кажется, все дети видят такие вещи, хотя, скорее – они их чувствуют.

Так вот, Марго. При своем пафосе и авторитете – ведь, она так часто бывала заграницей – Марго казалась мне какой-то нескладной. Она очень громко говорила и смеялась, часто переходила на болгарский язык и смешила этим всех окружающих. Часто эпатировала, провоцируя мужа на разные поступки – типа, открыть бутылку водки, снеся ей горлышко ребром ладони или выпить залпом стакан коньяка, ухватив его со стола ртом и опрокинув в себя (вообще, подобные «гусарские» выходки были нормой в компании моей матери). Марго была готова куда-то пойти, поехать, выпить, попеть песни, потанцевать, сходить в кино, пофлиртовать с мужчинами на троллейбусной остановке – все, что угодно, лишь бы не скучать.

Геннадий с легкостью поддавался на любые провокации и всегда был «к ее услугам». Он часто возился с нами – детьми, я же была не единственным ребенком в компании взрослых: лепил снеговиков, играл в прятки, строил пирамидки из конструктора, показывал фокусы с оторванными пальцами и появляющимися из ниоткуда монетками. А когда мы подросли, стал играть с нами, в шахматы, нарды и покер.

Их жизнь с Марго оставалась для меня под завесой тайны долгие годы. Я никак не могла взять в толк, как могут вместе уживаться две такие совершенно непредсказуемые «планеты»? В то время, мы часто бывали у них в гостях, я была знакома с его детьми, и мы все замечательно проводили вечера за болтовней и чаем, когда Марго что-то стряпала на кухне, Геннадий играл на мандолине и пел своим звонким тенором на весь дом.

Мне почему-то врезался в память один вечер. Точнее, два незначительных эпизода из него.

При всей своей любви к роскоши и дорогим вещам, жили Марго с Геннадием в стандартной комнате огромной коммуналки, расположенной на втором этаже деревянного барака, каких в городе в то время было полно.

Я помню, как мы с матерью шли по неосвещенной улице в поисках дома № 10. В абсолютных потемках по деревянным мосткам мы, буквально, доскреблись до крыльца. За тяжелой деревянной дверью, которую мать с трудом распахнула, оказался тускло освещенный подъезд. Пока мы поднимались на второй этаж и пробирались до комнаты Марго, сквозь велосипеды, развешенное белье и свалки макулатуры, единственное, что преследовало меня – это запахи. Сначала, какой-то теплой затхлости и «старушатины». Потом – сигаретного дыма и чего-то жареного, а лучше сказать – безнадежно сгоревшего.

Наконец, мы у цели. За дверью слышатся возгласы. Мать стучит массивным гладким перстнем, который она никогда не снимала, по полотну двери.

Через секунду – на пороге растрепанная и улыбающаяся Марго, со сбитой на бок прической и расстегнутой до бюстгальтера блузкой, она молча затаскивает нас в свой «будуар Императрицы». Мы внутри.

Проем двери занавешен тяжелыми бархатными шторами желтого цвета в крупную красную розу. Обивка мебели, шторы на окнах и скатерть точно такие же.

Полная комната гостей, которых немного – просто, комната маленькая. Разговоры и смех стихают на время, пока меня усаживают в самое дальнее кресло у окна, где стоит старинное трюмо с резным ободом зеркала, а мать – рядом с Геннадием, чтоб ухаживал.

Застолье возобновляется. Взрослые обсуждают то, что меня совсем не интересует. Но я все равно слушаю, и мотаю «на ус». Точнее, подсознание мое мотает, чтоб я потом выдала что-нибудь эдакое в неподходящем месте, сама, не понимая, где я это взяла? Но тогда я об этом еще не знала.

Передо мной поставили большущую тарелку, на которой как менажницу – секциями навалены салаты, колбаса и маленькие пирожки. Есть мне совсем не хочется. Рядом с тарелкой ставят стакан с морсом.

Взрослые начинают разговаривать громче. Я уже знаю, что так действует алкоголь. Мне, по понятным причинам, заняться нечем, поэтому, я корчу рожи зеркалу, перебирая флакончики с жидкостями и баночки с кремами на столешнице трюмо. Становится скучно.

Ветер дышит из открытого окна мне в затылок. Я разворачиваюсь лицом в темноту августовского вечера и просто смотрю на редкие огоньки окон вдалеке. Беру один из пузырьков и открываю его. Это точно духи. Стеклянная притирная пробочка таит в себе необъяснимый аромат, который начинает плавать вокруг меня. Сейчас я могла бы сказать: «это что-то цветочно-восточное», а тогда мне показалось, что это какое-то волшебство и нереальность. Я не помнила, чтобы хоть раз Марго приносила на себе этот запах. Может, он был только для особенных случаев, а визиты в друзьям – не такое уж великое торжество?

Я подношу флакончик к носу, вдыхаю его содержимое и закрываю глаза. И вот мне кажется, что я уже не в этой комнате, а в каком-то другом месте – без уточнений – безусловно, далеком и прекрасном. В то мгновение мне показалось, что никогда в жизни я больше не натолкнусь ни что подобное, что этот аромат – один из самых лучших из возможных. Не считая дедушкиного Шипра, разумеется. Наверно, так оно и было в реальности того времени. Наличие французских духов в арсенале женщины, было равнозначно наличию личного автомобиля в мужчины.

Взрослые развеселились не на шутку. Марго вытащила откуда-то небольшой катушечный магнитофон, заиграла музыка, точнее песни и все, без исключения, повыскакивали со своих мест с твердым намерением – танцевать. Мне запомнилось, как Марго сначала со своим мужем в паре, а потом со всеми гостями по очереди танцевали под песню Пугачевой «Все могут короли». Больше про застолье я ничего не помню.

С кресла, я уползла на подоконник с ногами и, усевшись с обнимку с флакончиком духов, уставилась в темноту уходящего августа. Мне вдруг очень захотелось остаться одной на этом подоконнике в плотном облаке неведомого запаха. Я задернула часть шторы, чтобы меня не было видно из комнаты.

Все-таки, детская психика – удивительная штука. Как только я это сделала, звуки в моей голове почти исчезни, я ничего больше не слышала, кроме собственного дыхания и шелеста уже опадающей листвы. Где-то там «за горами» Пугачева вместе с Марго все так же орала: «…но эта песня не о нем, а о любви…», но это было так далеко – «за горами».

Не могу передать, как мне было хорошо в ту минуту за этой ядовито-желтой шторой с маленькой стеклянной бутылочкой в кулаке. Наверно, если дети могут быть по-взрослому счастливы – это был как раз тот момент.

Мне хотелось остаться в этом мгновении, если не навечно, то как минимум – надолго. Дышать темнотой – кстати, совсем не страшной и парфюмом, который буквально вводил меня в транс. Состояние полной безмятежности и спокойствия накрыло меня целиком. Я ушла в какое-то неведомое место внутри себя и сидела там, наслаждаясь каждой секундой своего неведомого состояния.

Я решила, что, когда вырасту, буду пользоваться только этими духами. И когда-нибудь, уже будучи самостоятельной, обязательно повторю для себя такой вечер – в конце августа так же с ногами сяду на подоконник и буду вдыхать собственные духи пополам с темнотой без оглядки на время.

Примерно через час или позже, вся компания единогласно решила выйти на улицу пройтись и подышать воздухом. Меня выгуливать доверили Геннадию – как главному и бессменному «караульщику» детей. Все разбились на пары совсем не по половому признаку и двинулись в ночь, неспешно шагая по старому центру города.

Так получилось, что мы с Геннадием шли чуть быстрее и постепенно отдалились от общей группы. Мне нравилось идти с ним за руку по черному асфальту, усыпанному опавшими листьями, слушать, как он без умолку рассказывает мне о чем-то своим протяжным хрипловатым голосом, ощущать тепло его мягкой ладони и незаметно (а может, и заметно) трогать тихонько указательным пальцем кожаный ремешок его наручных часов.

– Давай спрячемся от них? – Вдруг предложил Геннадий. – Вот они испугаются! …

Мне кажется, идея раствориться где-то в темноте, так ему понравилась, что даже не согласись я, он утащил бы меня прятаться силой. Но я была согласна на все авантюры. И тогда, и сейчас.

Оглянувшись для верности на ничего не подозревающую мою мать и компанию, следовавшую в нашем направлении, мы рванули в какую-то подворотню. Уйдя в самый дальний угол, мы притаились у кривого старого дерева. Сейчас знаю точно – у американского клена. Фонарь над местом нашей дислокации светил довольно мощно. Одежда на нас была темных оттенков, это Марго вышагивала в белом пальто, но все равно, с определенного ракурса заметить нас возможность была.

– Не стой, как истукан. – Приказала Геннадий. – Встань боком и наклонись, как будто ты большая ветка. И я тоже как-то изогнусь.

Как-то! Его надо было видеть, чтоб понять – такие люди изогнуться не могут в принципе. Геннадий был просто круглый. Он был ниже Марго на голову, может и больше, имел отменный аппетит, страсть ко всему запретному, что касается еды, да и самой жизни, полагаю. Ни о какой талии не могло идти никакой речи, это был просто – пузырь. Обаятельный, милый, услужливый, добрый и внимательный, но не гибкий ни в одном месте.

Однако, в ту минуту, я сильно об этом не думала. Мы приняли какие-то странные позы, согласно указаниям «режиссера» и так замерли.

Компания поравнялась с подворотней, дружно заглянула в нее – каждый по очереди, и прошла дальше. Но вот – нас потеряли. Больше всех всполошилась Марго.

Она так зычно заорала на всю улицу: «Генаааааа!» Как будто ее начал насиловать взвод драгун.

– Где ты? – Не унималась Марго. – Куда ты, сволочь, ребенка уволок?

Мы и не думали выходить из-за дерева.

– Куда ты? – Спросил Геннадий, когда я при очередном возгласе уже матери посчитала, что пора себя обнаружить и дернулась в сторону выхода из подворотни. – Никуда не пойдем, пока на самом деле не испугаются, что нас нигде нет.

Компания рассредоточилась по улице и, выкрикивая наши имена, начала шерстить округу. Но, оказалось, мы спрятались весьма надежно, хоть и почти на глазах. Мы стояли в этих тупых позах ветвей старого дерева и смеялись. Точнее, мы хихикали, не переставая, чтоб нас не было слышно в пустом дворе. На какое-то время мы успокаивались, а потом начинали снова.

Я подумала, интересно, играл бы так со мной мой папа? И кто он – мой папа, вообще? Я никогда о нем не спрашивала, а мать не рассказывала. Только бабушка какими-то урывками говорила мне иногда, что я очень похожа на него – не столько внешне, сколько своими реакциями на что-то и безграничным своеволием.

– Дядя Гена, а вы знали моего отца? – Спросила я шепотом.

– Я его и сейчас знаю. – Ответил Геннадий, наклонившись ко мне. – Хороший человек. Только, гордый очень. Понимаешь, о чем я?

– Да. – Мне кажется, что-то я точно понимала. – А почему он не с мамой?

– Вот поэтому и не с ней, что гордый. – Геннадий как-то протяжно вздохнул. – И мама твоя такая же.

Мы замолчали.

Я подумала, что наверно, прав Геннадий. Невозможно двум одинаковым людям, как мама, жить вместе.

– Ты хотела, чтоб у тебя был отец?

– Не знаю. Наверно, да. – Я и, правда, не знала, хочу ли на самом деле.

– Ну, давай я пока побуду твоим отцом. – Неожиданно предложил Геннадий. – Ты не против?

Я помотала головой и улыбнулась ему. Он погладил меня по голове, и мы опять замолчали.

Я подумала, что мама неизвестно, согласиться ли на такое? Если нет, тогда будем держать это в секрете – дядя Гена кажется вполне надежным. Интересно, а Маргарите Михайловне он скажет?

Господи, какая дурь лезла тогда в мою маленькую голову!

Наконец, по прошествии еще минут 10, Геннадий посчитал, что времени прошло достаточно. Да, и паника у потерявших нас, усилилась не на шутку.

Хочу сказать, что времена стояли не слишком спокойные в криминальном плане. Да, так просто на улицах начнут убивать только лет через 15, но и в то время безнаказанных хулиганов и душегубов хватало. А немолодой хорошо одетый мужчина с девочкой – прекрасный беззащитный экземпляр, а значит – повод напасть и поживиться.

Мы вышли из своего укрытия на улицу и увидели, что моя мать уже собрала вокруг себя «совещание». Позже выяснилось, что они уже хотели заявлять в милицию.

Как только мы появились в поле зрения, все присутствующие хором разразились возгласами облегчения и порицания, вперемешку с матом, проклятиями и смехом. Мать, выйдя нам на встречу, тут же спросила:

– Я звала тебя 100 раз, ты почему не вышла?

– Мы решили не выходить, чтобы вас напугать. – Ответила я.

Мать, видимо, поняла, что инициатива пряток была не моя и отступилась. Она отдала мне свою дамскую сумку, взяла меня за руку, и мы молча пошли по улице.

Марго просто обрушилась на Геннадия, собирая все его проступки за последние 5 лет. Она взяла его под руку и зашагала впереди всех, продолжая читать ему нотацию.

Все остальные снова рассредоточились парами и медленно «поплыли» по ночному городу.

Жизнь развела по разным дорогам Марго и мать. Первая, после обвала СССР, развелась с Геннадием и уехала к дочери в Болгарию. Вторая – все так же занималась карьерой вперемешку с личной жизнью.

Когда самой мне исполнилось 40, я узнала, что все годы «счастливого» брака, Марго гуляла от Геннадия, полагаю, не только направо и налево – во всех направлениях. Он делал вид, что не замечает, или просто принимал все, как есть, не желая прекращать отношения.

Сам Геннадий, после уезда Марго, женился на своей первой жене. Мне удалось увидеть ее 2 или 3 раза. Я пришла в полное уныние. Очень невзрачная, несимпатичная, неухоженная, молчаливая женщина. Возможно, она и давала Геннадию спокойствие, о котором и помыслить было невозможно в браке с Марго. Но только его она ему и давала. Нуждался ли он в таких огромных количествах этого самого спокойствия? Мне кажется, нет.