Эпизоды 2

Может поэтому фиолетовый цвет остался для меня особенным на всю жизнь?

Жизнь «на потом»

С возрастом и пониманием (настоящим и зрелым) – куда катиться твоя жизнь, насколько она беспощадна и коротка – хочется жить сейчас. Не теоретически поддакивая, а на самом деле. Сейчас. Прямо, сию минуту. Не раздумывая, «перешагивать» то, что, в силу опыта, ты сразу оцениваешь, как скучное, тупое, бездарное, ложное, уродливое и просто неподходящее.

Идти, уже не оглядываясь на отстающих и не догоняя тех, кто впереди. Мой темп такой! Хотите идти рядом? Прекрасно. Нет? Тоже, прекрасно.

Не хочется больше ничего откладывать. До лучших времен, до субботней встречи, до хорошего настроения, следующего раза, до понедельника или полнолуния. Не хочется, потому что некуда. Когда тебе хорошо за 45, нет у тебя такой роскоши – откладывать. На самом деле, ее ни у кого нет, но в 25 о таких вещах никто не думает.

Время движется слишком быстро и, если ты не скажешь\не поцелуешь\не позвонишь\не сделаешь сейчас, завтра это может просто не понадобиться. Или ты сама утратишь у этому интерес, или так сложатся очередные обстоятельства. В общем, это не произойдет по любой – самой ничтожной причине, а может быть и совсем без нее.

Если понаблюдать за жизнью – хотя бы немного, можно с легкостью убедиться в том, что все «отложенное» – не случается никогда. Точнее, оно никогда не случается в том виде, в каком должно было бы случиться именно в тот момент, когда ему надо было произойти.

Можно, конечно, говорить о том, что завтра – совсем не хуже, чем сегодня. Хуже! Потому что «завтра» – это будущее, которое определяется сегодня. Прямо, в это самое мгновение. Но то, что должно быть сейчас, мы с легкостью откладываем. Значит, будущее – будет искаженным, несвободным, нагруженным этими незакрытыми «гешальтами» несостоявшихся разговоров, поездок, встреч, секса, обещаний и дел.

Какой была бы наша жизнь, если бы понимание бесценности и необратимости текущего момента пришло бы в голову лет на 15 раньше?..

Как верится

Как верится рассветным снам,

Уже исписанным страницам,

Холодной боли, черным птицам,

И незабытым именам.

Бездонной влажности небес,

Губам твоим, что дышат рядом,

Случайным незаметным взглядам,

Что вызывают интерес.

Историям каким-то вслух,

Простым цветам, бездомной кошке,

Конфете в маленькой ладошке

Девчонки рыжей на углу.

Тому, кто заполняет сам

Пробелы «между» – запятыми,

Кто не стреляет холостыми,

Не колесит по адресам.

Как верится сегодня мне

Среди зимы – воде с лавандой,

Всему, что было контрабандой,

И приводило к седине…

В поезде

Мне было лет 20. Я ехала на актировку щенков ньюфаундленда в другой город. Не слишком удаленный, потому что путь на поезде занимал 5 часов. Ехать предстояло в воинскую часть, где и проживала мама-ньюфаунлендлиха со своим выводком из 12 щенков.

Владелец собачьего семейства – молодой лейтенант, с которым мы созвонились и договорились, что я приеду в ближайшую субботу, чтобы осчастливить его выдачей документов и метрик на щенков, должен был встречать меня по прибытию на вокзале.

Купив билет в плацкартный вагон, и не сильно заморачивалась верхней полкой с соседями по отсеку, смахивающими на «одичалых», я улезла наверх, и устроившись на боку, с пакетиком фундука и книгой, наскоро купленной в вокзальном киоске, прекрасно докачалась до пункта назначения.

Поезд прибыл без опоздания, и я, из-за отсутствия багажа – кроме небольшой сумки, быстро вышла из вагона. Через минуту ко мне подошел высокий худой молодой человек в военной форме с двумя маленькими звездочками на погонах. Он – подумала я.

– Алексей. – Представился он. – А вы – Наталья?

Я молча кивнула.

– Пойдемте, у меня машина вон там стоит – Алексей махнул рукой куда-то в сторону здания вокзала.

– У меня билет на обратный путь не куплен. – Сказала я.

– И не надо. Я вас так отправлю, без билета. – Алексей немного замедлил шаг, видя, что я за ним не успеваю.

Я не стала спрашивать, каким волшебным образом меня засунут в вагон по дороге домой, но мой спутник, видимо, прочитав мои мысли добавил:

– У нас есть свои военные линии – льготы, если на гражданском языке говорить. Вот я такой линией и воспользуюсь.

Мы добрались до машины. Это был открытый военный уазик. Если говорить на гражданском языке – козел «кабриолет». Для летней поездки – то, что надо, тем более, на таком транспорте я еще не каталась.

Быстро перескочив через борт, я села на пассажирское сиденье. Мы рванули с места и были перед воротами воинской части через 10 минут. Промчавшись мимо казенных построек, постриженных газонов, побеленных деревьев, плаца и флагштоков, мы, наконец, оказались в квартире.

Нас встретила улыбающаяся жена лейтенанта Аня и огромная черная сука ньюфаундленда с очень уставшими глазами. Надо думать – кормить и воспитывать 12 «детей» сразу.

Процедура по распознаванию в черных меховых комках, щенков породы ньюфаундленд, их взвешиванию и присвоению имен, вскорости завершилась. Алексей, пока я была занята, звонил куда-то, договариваясь о моем безбилетном возвращении. Потом он, рассчитавшись со мной за каждый щенячий документ и за выезд на дом, сказал:

– До поезда еще полтора часа. Давайте пока пообедаем, а потом я вас отвезу к месту посадки.

Мы пообедали вчетвером: я, Алексей, Аня и Бэлла – так звали собаку, которая положив свою слюнявую морду на стол, и не думала никуда уходить, потому что постоянно получала от Ани какой-то кусок из тарелки.

После еды, мы пили кофе и болтали о собаках. Алексей и Аня наперебой рассказывали мне разные истории про маленькую и взрослую Бэллу, а потом про ее щенков. Не смотря на довольно короткую их жизнь – 40 дней, биография по порче вещей, у них была уже обширная.

Немного погодя, Алексей заявил:

– Наталья, нам надо ехать.

– Не рано? – Спросила я. – До поезда почти час, а мы с Вами долетели за 10 мин.

– Нам не на вокзал. – Ответил Алексей. – Поедем дольше. Я же Вас по военной линии буду отправлять.

– На ходу в проезжающий вагон закинете?

Аня засмеяла и сказала:

– Нет, конечно. Он Вас на перегоне посадит.

Слово «перегон» мало что объяснило, но мне почему-то стало лень спрашивать. Пусть будет перегон.

Я собралась и, попрощавшись с Анной, вышла из квартиры. Мы с Алексеем сели в машину одновременно и, промчавшись по территории воинской части, выехали за ворота, повернув в другую сторону – не на вокзал.

Немного попетляв по узким улицам, мы выбрались за город, асфальт сменила накатанная грунтовая дорога. Мы ехали по каким-то прилегающим деревням, садовым обществам, по лесу, мимо большого озера и наконец, выбрались в поле. Всю дорогу Алексей мне рассказывал про службу. Про то, чего хочет достичь, про солдат, неписанные законы армии, сложности и радости военного быта. Мне было не интересно, но я понимала – он хочет быть вежливым и развлекает свою вынужденную гостью.

По полю, точнее – по двум накатанным колеям, извивающимся среди высоких колосьев и синеющих васильков – мы ехали так долго, что мне в какой-то момент показалось – так я буду ехать до утра. Наконец, мы остановились у характерной длинной насыпи.

– Приехали. – Алексей посмотрел на часы. – Поезд через 10 минут.

Я вылезла из машины, и подцепив с заднего сиденья сумку, повесила ее на плечо.

– Поезд здесь пойдет очень медленно, шагом идти быстрее – вот увидите. – Сказал Алексей, доставая сигарету и прикуривая. – В этот момент вы и сядете в 11 вагон. Точнее, я вас посажу. Проводник обо всем знает, так что все в порядке.

Я улыбнулась, вспомнив, как сказала дома у Алексея про «закинуть в вагон на ходу».

Поезд не заставил себя ждать. Я не видела его, но услышала довольно отчетливо – сначала он жалобно прогудел где-то вдалеке, а потом я услышала характерный свистящий лязг колес.

– Нам пора. – Алексей бросил окурок.

Обежав машину, он подхватил меня под руку и потащил к насыпи. Поезд приближался медленно, и чем ближе он становился, тем медленнее он ехал.

Поравнявшись с нами, поезд поехал еще медленнее. Было ощущение, что он хочет остановиться. Но он, действительно, всего лишь, замедлился до самого тихого хода. И на самом деле, если бы я пошла рядом – то двигалась бы быстрее.

– Восемь…девять… – Отсчитывал Алексей. – Вот тот ваш. – Он махнул в сторону рукой.

Когда 11-ый вагон приблизился к нам, распахнулась дверь тамбура и брюнет в форменной одежде, не мешкая поднял верхнюю платформу, открывая лестницу. Алексей повел меня, все так же поддерживая за локоть, параллельно движению поезда.

– Сейчас сядем. – Сказал он тихо мне в ухо и чуть громче проводнику:

– Это Наталья.

Тот молча кивнул Алексею, а мне сказал:

– Давайте сначала сумку, а потом руку.

Я сделала, как было сказано. Через две секунды, я уже была внутри тамбура. Оглянувшись, я помахала Алексею рукой и крикнула:

– Спасибо большое.

– Приезжайте еще – Ответил он.

Я помахала рукой еще раз и, забрав сумку из рук проводника, пошла в вагон, который тоже оказался плацкартным. Проводник, быстро захлопнув дверь вагона, пошел за мной.

– Занимайте любое место. Вагон пустой. – Сказал он. – До конечной пустые поедем.

Я дошла до середины вагона и поставила сумку на одно из нижних боковых мест, которое как раз было сложено в стол и два сиденья.

– Буду здесь. – Сказала я проводнику.

– Чаю-кофею вам принести?

– Кофе было бы хорошо. Сколько денег?

– Да, нисколько. Я вам своего налью. – Улыбнулся проводник и зашагал по вагону в сторону служебного купе.

Я скинула ветровку, достала из сумки недочитанную книгу и устроилась за столом. Через пару минут проводник принес мне стакан с кофе и молча удалился. Я поблагодарила его вслед, на что он мне крикнул:

– Если что понадобится, говорите. Меня Сергей зовут.

Я взялась за ручку металлического подстаканника, и поболтав ложечкой внутри напитка, отпила. Вполне себе приятное питье, по вкусу на настоящий кофе не тянет, но похоже на него запахом и цветом. А в дороге многое «прощается», да, и привередничать я не хотела. Сама же просила кофе – в военном вагоне есть только такой. Пей!

Поезд набирал ход, я сидела, пила мой кофе и смотрела в окно. Иногда прочитывая абзац или два в открытой книге. Мне нравилось в этой размеренной вагонной качке смотреть то на плывущий, то на несущийся пейзаж за окном. Думать о каких-то простых вещах, вдыхать запах дерматиновых сидений, слушать легкое подрагивание ложки в стакане и чувствовать себя удивительно спокойно.

Так прошел час, может быть, больше. Мне было очень приятно ехать вот так – в тишине и одиночестве с этим кофе, аккомпанементом из стука колес, солнцем, нагревающим мою кожу через стекло, своими мыслями и книгой, которую я скорее всего дочитаю… Я углубилась в чтение.

Не знаю, сколько прошло времени. Поезд ненадолго останавливался несколько раз, потом быстро набирал ход и мчался дальше.

Начинался ранний вечер. Освещение изменилось, солнце начало опускаться, заливая с пола до потолка насыщенным желтым светом весь вагон. Стала видна каждая пылинка, мельчайшая царапина, ничтожная складка – все, даже колебания воздуха, стали осязаемы до такой степени, что их можно было потрогать. Пространство изменила возникшая из ниоткуда прозрачность и «призрачность» одновременно.

Я всегда знала, что предзакатные часы – главенствующее время суток. Каждый раз – когда умирает день – именно в эти минуты наше сердце, независимо от нас самих, готово искренне говорить и слушать. Оно открывается совсем ненадолго – с момента, когда солнце уже утратило свою дневную силу до тех пор, пока его – все еще раскаленный – диск не коснется линии горизонта.

Поезд в очередной раз начал сбавлять ход небольшими рывками. Интересно, в поездах тоже есть пониженные передачи? Когда поезд встал, я услышала, как Сергей вышел в тамбур и открыл дверь – он делал так на каждой стоянке. Я положила книгу на стол, чтобы на страницу падало больше света и продолжила читать.

Я услышала мужские голоса. Сергей с кем-то говорил. Я посмотрела в окно. Никого не было видно. И мало ли, кто там? Вокруг чистое поле, никакой станции – перелесок, трава, наверно, по горло – спустись я в нее.

Голоса замолчали, дверь в тамбуре закрылась, поезд тронулся. Я погрузилась в последние страницы книги, но через минуту услышала над головой:

– Вы позволите?

Боковым зрением я увидела слева от себя чьи-то ноги в серых брюках и синих кроссовках, и еще – висящий в жилистой руке длинный сморщенный рюкзак. Я задрала голову вверх. Передо мной стоял 30-32 летний улыбающийся бородач.

– Меня зовут Борис, а вас – Наталья. – Сказал он. – Мне проводник ваше имя назвал. Мы же тут вдвоем едем, вот я и поинтересовался, как зовут моего попутчика. Оказалась попутчица. Так, вы позволите, Наталья?

– Что вы хотите, чтоб я позволила? – Я немного «зависла» от всего так быстро и много сказанного.

– Присесть вон там. – Борис показал на место через стол, где лежала моя сумка с ветровкой.

– Уберите и садитесь. – Пожала я плечами.

Во всем пустом вагоне, места что ли больше нет? Да, ладно. Пусть, едет. В первое мгновение мне захотелось съязвить в своей обычной манере, но я передумала.

Новый пассажир поставил свой рюкзак на пол и, аккуратно переложив мои вещи на соседнюю полку, устроился за столом напротив меня. Посмотрев на часы – до города оставалось чуть больше двух часов, я решила дочитать роман, в надежде, что у соседа тоже найдутся какие-нибудь занятия, кроме занятия со мной говорить. Других занятий у него не нашлось.

После трех вводных предложений Бориса, я поняла, что читать не получится. Отложив книгу и допив кофе, я стала принимать участие в вынужденном разговоре. В конце концов, ну поговорю я два часа. Что мне от этого?

– Вы по военной линии? – Спросила я его.

– Нет. С чего вы взяли? А … вагон ведомственный. – Улыбнулся Борис и, не дожидаясь от меня никакой реакции, продолжил – Я сам по себе. Мне надо в город, до станции далеко, вот и решил попробовать тут сесть. Машинист сказал, что этот вагон «гвардейский», но идет порожняком. Если добегу, может и посадят. Проводник мужик нормальный, за «копеечку» посадил. А вы по военной линии?

– Тоже, нет.

Я рассказала в нескольких предложениях как оказалась в этом поезде. Борис начал расспрашивать меня про собак. Сказал, что у него живет западносибирская лайка, которую он иногда берет в поездки.

– Я геолог.

Увидев недоумение на моем лице, он сказал, что в наших краях – где нет ничего, кроме песка и глины – не по работе, а в отпуске. Просто привык много ходить по лесам, горам, равнинам, и даже здесь ему дома не сидится. Потом Борис углубился в тему геологии, экспедиций, исследований земной коры и прочей экзотики, от которой я была очень далека со своими урбанистическими привычками. Но мне было интересно его слушать. Точнее, стало интересно.

В потоке разговора, мы, сами того не замечая, стали спотыкаться о «вы» и без всяких взаимных предложений: а давайте – просто перескочили на «ты».

– Знаешь, что, например, понятие материк – геологическое, а континент – географическое? – Спросил Борис – Поэтому, материков 6, а континентов всего 4.

– Всегда считала, что это одно и то же.

– А вот, и нет. Материки – это то, к чему все привыкли – большие куски земли, окруженные водой: Евразия, Африка, Северная Америка, Южная, Австралия и Антарктида. А континенты – ближе по сути к сторонам света: Афроевразия, Америка, Австралия и Антарктида.

Разговор очень быстро стал каким-то «домашним». Борис знал не только огромное количество умных вещей о мире, природе, камнях, путешествиях, но и не меньше таких же вещей о разной смешной и познавательной ерунде.

Мне нравился тембр его голоса – не слишком низкий со слабой хрипотцой, и необычная манера говорить – напористо и смешливо, внезапно меняя одну тему на другую.

Мы болтали, не умокая. Договоривали друг за другом фразы и слова. Я смеялась над его рассказами, а он – над моими. В какие-то моменты мы вдруг оба становились серьезными и задумчивыми. И тогда мне казалось, что я знаю его очень много лет. И бороду его уже видела, и руки огромные на своей талии чувствовала, и голос с его интонациями как будто знаю, и бронзовый загривок в вороте синей футболки приходилось целовать. У меня не было этому никаких объяснений, но я могла поспорить на собственную жизнь, что Борис испытывал что-то похожее.

Как будто, в подтверждение моих мыслей, он заговорил о нас.

Я подумала, неужели это все закат? Магия красного освещения заставляла абсолютно все становиться другим – не только снаружи, но и внутри нас.

Разговор с приключенческой тематики окончательно съехал к нам самим. Где мы теперь, с кем, почему и давно ли? Оказалось, он женат. Я была замужем.

Это сейчас для меня женатый мужчина – для зоны моих женских интересов, значит – мертвый. Тогда, мне почему-то – на каком-то совсем неопознанном глубинном уровне – стало жаль.

Солнце почти сползло за горизонт, стало совсем темно. Последние отблески догорающего дня лениво скользили по пластиковым стенам вагона, по стеклам, по нашим лицам.

Неожиданно Борис положил свою ладонь на мою руку, лежащую на столе. Я ощутила волну, которая прокатилась у меня под кожей – от кончиков пальцев до ключицы. Что это? Я же его вижу первый раз! Такие вещи со мной приключаются нечасто. За всю жизнь, до сегодняшнего дня – насчитается не больше 5 раз.

– Мне странно… – Сказал он. – Я не могу тебе объяснить, но чувствую, что хотел бы ехать вот так всю жизнь.

– Я тоже. – Ответ был скорее машинальным, но он соответствовал моим чувствам.

Мне подумалось, что, если бы поезд не остановился, я спокойно осталась бы ехать вот так – в перестуке колес, в темноте, нарушаемой редкими заоконными фонарями, со своей ладонью, спрятанной в ручище незнакомого человека – как минимум, до рассвета, а там посмотрим.

Мы замолчали, и остаток пути до города больше особо не разговаривали, не демонстрировали свои познания в жизни, не бравировали остроумием. Мы просто ехали в тишине, держась за руку через стол и обмениваясь короткими фразами, типа: «классно, правда?», «нравится, когда горит огонь», «обожаю холодные запахи», «приходится рано вставать», «я почти не слушаю музыку», «люблю зеленые яблоки» …

В этих оставшихся 30 минутах пути было столько света и жизни! Уверенности, простоты и небывалого до этой минуты, внутреннего покоя.

Поезд немного замедлился, но продолжал ехать довольно быстро. Из коридора донесся голос Сергея:

– Прибываем через 15 минут. Свет вам включить?

– Не надо. – Сказал Борис. – Мы уж привыкли, видим, как кошки.

Я улыбнулась. Он тоже.

– Тебя будут встречать? – Борис взял двумя руками мою ладонь.

– Муж.

– Меня тоже будут.

– Послушай, я не знаю, зачем все это и почему, но уверен, что буду помнить эту встречу. Тебя буду помнить. Уверен, что буду. – Сказала Борис. – А ты?

– Не знаю. – Я искренне не знала. – Наверно.

Когда мы вышли на перрон, ко мне подлетел Олег и забрав одной рукой сумку, другой обнял за плечи. Потом притянул к себе и поцеловал.

Мы отошли немного в сторону, Олег о чем-то меня спрашивал, помогая надеть ветровку. Я что-то отвечала, а он снова что-то спрашивал. Я смотрела на Бориса, который стоял на перроне, зажав рюкзак между ног и застегивая молнию на толстовке.

Я увидела, как к нему спешит невысокая брюнетка. Она ускорила шаг и пробежав несколько шагов, повисла у него на шее. Он подхватил ее за талию, и держа на весу, повернулся вокруг своей оси, чтоб посмотреть в нашу сторону. Олег снова поцеловал меня, и мы направились вдоль состава к выходу в город.

Проходя мимо Бориса, я оглянулась и поймала на себе его взгляд. Мы виделись последний раз.

Запомнила ли я нашу встречу? Оказалось, да…

Драконы

– А ты знаешь, что-нибудь про драконов?

– Они живут в сказках. Никто не знает, когда и откуда они появились.

– Они появились миллионы лет назад. В далеких заснеженных Карпатах Румынии.

– Откуда ты знаешь? Они же вымерли, как динозавры!

– Все, кто интересуется драконами знают, что родина драконов Румыния. И они не вымерли. Хоть драконы и намного крупнее любого динозавра, они еще умнее, хитрее, выносливее и скрытнее, поэтому они и дожили до наших дней.

– Но их никто не видел!

– Это не значит, что их нет. Они живут и охотятся, где пожелают. Легко лазят по отвесным скалам, не пользуясь крыльями, остаются под водой, дыша как рыбы и летают так высоко, где никогда не бывает птиц.

– А долго они живут?

– 5000 лет. Но это – только одинокие драконы, которые не нашли свою пару. Если же они находят ее, то живут с ней все 10000 лет, а то и дольше. Из-за такой продолжительной жизни, драконы стали очень мудрыми, поэтому им удается жить тысячелетиями, не привлекая к себе никакого внимания.

– А пару – это самку, чтоб создать семью?

– Если мы с тобой сейчас говорили про самца, то да – конечно, самку. Покорить свою избранницу, дракон мог только одним способом – убив для нее. И покорение это было раз и навсегда, потому что драконьи пары верны всю жизнь. Точнее, они верны вечно. Однажды встретившись, они больше никогда не расстаются. Даже после смерти. Их души летают вместе среди звезд, пока не придет время вновь воплотиться в кого-то: в такого же дракона, в гигантского кита или в обычного человека.

– В человека? В человеке может жить дракон?

– Конечно. Его душа. Но это бывает нечасто. Драконы редко воплощаются в людей, потому что мы не заслуживаем. Слишком мы глупы, мелочны и суетливы для того, чтобы носить в себе такую огромную душу.

– И что будет, когда после смерти и нового воплощения дракон снова окажется на земле?

– Он будет искать ту, которую выбрал для себя однажды, до тех пор, пока не найдет. В этой жизни, или в следующей – неважно.

– Но как же они узнают друг друга, если встретятся?

– О, они точно узнают друг друга. По глазам, по движению в пространстве и по запаху. Главное – встретиться. Ведь теперь, драконьи души стали редкостью настолько, что часто проживают свой век и умирают, так и не найдя свою единственную.

– Немного грустно.

– Только немного. Потому что когда-то, это обязательно произойдет. И знаешь, мне кажется, я знаю одну драконью душу…

Две сказки для детей

Ежик и солнце

Ежик бежал со всех ног. Он очень торопился, потому что не хотел опоздать. Ведь если он не окажется вовремя на берегу озера – все пропало. Запыхавшись, он стремглав заскочил на пригорок. Сейчас – вниз, но бежать на лапах – долго. Он быстро лег на спину, и свернувшись клубком, подтянув задние лапы к носу, покатился вниз. Издали он был похож на несущийся с горы маленький колючий шарик.

Оказавшись на равнине, ежик снова побежал, не обращая внимания на высокую траву, пахучие цветы и мелькающие то там, то тут красные ягоды земляники.

Завтра обязательно выйду пораньше, – подумал ежик, чтоб не бежать вот так – со всех ног!

Надо было добраться вон до того холма, а за ним – озеро. Не так и далеко, если бежать немножечко быстрее. Но как быстрее? Лапы такие короткие! И их мало. Было бы их 6, а еще лучше 8, тогда все было бы легче.

И вот, наконец, долгожданный холм – какой же он огромный! Ежик, перебирая лапами, чтоб не сбавлять скорости, понесся к его вершине. С холма он скатился кубарем, как уже проделал это только что. И вот наконец, берег.

Подбежав к кромке воды, ежик так резко остановился, что чуть не упал в воду. Он встал на задние лапы и посмотрел вдаль, пытаясь перевести дух. Ведь скорость, которую он развил, пока бежал сюда, была совсем не шуточной.

Он успел. Успел!

Солнце в огненном свечении, медленно начало прятаться за могучий лес, позади озера. Ежику нравилось смотреть на это явление, нравилось чувствовать, как солнце каждый раз, пред тем, как совсем исчезнуть в верхушках вековых сосен, гладит своими теплыми лучами его маленькие иголки, крошечные ушки и блестящую пуговку носа. Ежик всегда в эти минуты жмурился от счастья и тихонько бормотал: спокойной ночи. Он был уверен, что солнце слышит его, потому что всегда получал от него ответ дыхание летнего воздуха, шелестом высокой травы, только ему понятным шепотом: спокойной ночи, завтра увидимся.

Так случилось и на этот раз. Как только солнце наполовину скрылось за деревьями, ежик снова зажмурился, тихонько сказав: спокойной ночи… Он стоял счастливый и завороженный, чувствуя теплые прикосновения, пока солнце не скрылось за горизонтом.

Почти сразу стемнело, в траве загорелись белые точки, как будто кто-то рассыпал светящуюся манную крупу. Это были светлячки.