Хроники Шеридана

– С его помощью мы окажемся на побережье в устье реки, – объяснил Жрец. – Там ждёт корабль из Заморья. Мы должны успеть, это последний… Другого не будет.

Абигайл понимал, о чём он говорит: они перенесутся не только в пространстве, но и во времени – в те дни, когда корабли из Дальних Земель ещё могли беспрепятственно подбираться к берегам Королевства Людей. Перемещения такого рода всегда были очень опасны – можно запросто заблудиться! – и оставалось надеяться на могущество храмовника.

Один за другим, они прошли через портал. Верховный Жрец шёл первым, за ним два воина и агил – на случай, если по ту сторону окажется кто-нибудь чужой, затем – дети. Абигайл и двое старших служителей замыкали процессию. Советник уже коснулся рукой прозрачного пятна, ощутив, как уплотнился воздух в том месте, где пространство и время были сжаты волей неведомых сил, но что-то тоненько свистнуло – и один из жрецов упал в траву. По его лицу побежала ярко-красная змейка.

– Уходи!.. – приказал ему второй.

Но советник не привык, чтобы ему указывали.

Служитель развел руки в стороны и поднял их вверх – и в то же мгновение вокруг на несколько шагов стало светло, как днём. При этом свете было видно, что из глаза убитого торчит стрела. А ещё они увидели, как из леса – все деревья и кусты в нём стали серо-прозрачными, точно мутное стекло, – приближается конный отряд: светловолосые воины на белых лошадях.

– Вальгесста… – молвил монах. Сделав пассы руками, он что-то прошептал, и трава между ними и преследователями загорелась. В их сторону тут же полетели маленькие светящиеся шарики, но наткнувшись на защитное поле, они взрывались в воздухе и гасли.

– Уходи! – повторил храмовник. – Я не смогу долго держать заграждение, а портал сейчас исчезнет!

– А если защита исчезнет раньше? – возразил советник. – Кто-то должен тогда помешать им пройти!

– Едва исчезнет защитное поле, как ты будешь убит, так что лучше иди сейчас. Ты нужен на той стороне…

Абигайл хотел поспорить, но монах пристально посмотрел на него, и подчиняясь его воле, старый воин шагнул в переход.

Когда он исчез, служитель глубоко вздохнул, глядя на свои ладони:

– Да простят меня Светлые силы! – и начал шептать заклинание.

Древнее и страшное, оно могло быть сказано живущим один только раз, ибо слова эти были настолько ужасны, что убивали и того, кто осмеливался их произнести. Выговаривая их, храмовник чувствовал, как они рвут ему горло, – изо рта потекла кровь, и едва договорив, он упал, бездыханный.

Но та же участь постигла и преследователей. Всех, кроме одного.

Единственный уцелевший всадник привстал на стременах, и пронзительно вскрикнув, послал своего коня в стремительно уменьшающийся портал. Ветер сорвал с его головы накидку, и лунный свет заиграл на длинных золотых волосах. Сделав немыслимый для обычного животного скачок, конь и его повелитель исчезли в светящемся пятне. Еще секунда – и портал погас.

На равнине снова воцарились ночь и тишина.

***

Здесь был ясный морозный зимний день. Их ждали лодки – узкие, длинные. Корабль – изящный красавец с высокими бортами, предусмотрительно встал на якоре подальше от берега.

– Быстрее, быстрее!.. – торопил детей Жрец. Он и воины помогали ребятишкам рассаживаться в лодки.

Вот уже несколько челнов скоро понеслись к кораблю. Из портала появился Абигайл.

– Плохо дело!.. – крикнул он остальным.

Схватив за шиворот какого-то замешкавшегося малыша, он буквально швырнул его в лодку. Оставшиеся на берегу дружно заревели.

– Тянули тебя за язык!.. – рассердился Верховный Жрец. Впервые за всё это время он вышел из себя.

Абигайл спохватился и умолк на полуслове. Подхватив еще пару ребятишек, он шагнул в воду – волны отнесли лодку от берега. Усадив малышей на широкую деревянную скамью, он вернулся обратно. Ледяная вода обжигала ноги сквозь кожаные сапоги.

Младший принц с каменным лицом смотрел на корабль. Его пытались отправить в числе первых, но упрямец заявил, что покинет берег только после всех остальных.

– Когда-нибудь я стану королём, – надменно пояснил он. – Будущие подданные не должны видеть во мне труса.

– Чего ждёшь? – прикрикнул на него советник, и, взяв ещё двоих, понёс их в лодку. Второй раз идти было намного тяжелее: каждый шаг давался с огромным трудом, он вспотел, сердце колотилось как бешеное… «Ну-ка, давай!..» – мысленно прикрикнул он сам на себя.

К кораблю понеслись ещё две лодки. Оставалась последняя, – и ещё пятеро детей на берегу, в том числе и Аджаст.

Из портала с гиканьем вырвался златовласый всадник.

– Вэллария!.. – радостно вскричал Абигайл, и тут же осёкся: взрыв копытами песок, белый конь, подчиняясь воле хозяйки, поднялся на дыбы, а потом всей тяжестью обрушился на одного из воинов, стоявших у него на пути.

Дети бросились в воду… Самого маленького волною сбило с ног, и он едва не захлебнулся – принц еле успел вытащить товарища. Абигайл подхватил неудачника и перевалил малыша через борт. Это стоило ему последних сил. Остальные лезли сами – он только поддерживал их… Тяжёлая ледяная волна ударила старика в бок, одежда намокла, делая его неуклюжим и неповоротливым. Один из ребят сорвался в воду – нечеловеческим усилием Абигайл вытащил его наверх и помог забраться в лодку. Взглянув назад, он увидел, что на берегу разыгралось настоящее сражение.

– А-ашш!.. – крикнула Вэллария, нанося одновременно смертельный удар воину, что бросился на нее с мечом, и сбивая конём агила.

Этот странный возглас хлыстом стегнул по волнам, и они опрокинули лодку, что отчалила от берега предпоследней. И женщина снова крикнула, но Верховный Жрец поднял руки, словно закрывая собою остальных и, видимо, у него это получилось, потому что её крик теперь не причинил вреда. Тогда она бросилась на противника, но у того в руках появился длинный жезл, и между ними завязалась борьба, в которой никто не хотел уступать.

–… у-уплыва-ай!… – донеслось с берега.

Абигайл оттолкнул от себя лодку и решительно шагнул вперёд. И тут он боковым зрением увидел, что на корабле поднимают якорь. Между тем, расстояние между оставшимися лодками и судном было ещё довольно значительным.

– Стойте!.. Приказываю вам, остановитесь!.. – прогремел Абигайл, перекрывая шум волн.

Движение на корабле замедлилось. Советник в отчаянье взглянул на берег, где в причудливом танце кружились на песке белый плащ с цветком Вальгессты и чёрное одеяние Жреца: монах заставил свою соперницу спешиться, но было видно, что она и сильнее и проворнее.

– Уплывайте! – крикнул ему агил. – Я останусь на подмогу!.. – и бросился на берег

Улучив момент, Вэллария сделала обманное движение и послала в сторону уплывающих разрывной шар.

Она всегда слыла меткой – и прямое попадание убило гребца в последней лодке. Неуправляемое суденышко беспомощно заколыхалось на волнах. Выругавшись, Абигайл отстегнул пояс с оружием, сбросил намокшую накидку, и кинулся к осиротевшей посудине. Агил, оглушённый взрывом, без памяти распростёрся на песке. Тем временем Вэллария коварным приёмом обезоружила Жреца и опрокинула его навзничь. Но прежде, чем меч врага вонзился в его грудь, Жрец успел договорить заклинание, начатое ещё перед схваткой, и между златовласой и лодками возникло наконец защитное поле.

Ах, как кричала она в ярости и как была она страшна!.. Но тщетно металась колдунья по берегу, посылая вслед кораблю проклятия – последний сын Храма Солнца успел защитить плоды своего виноградника!

Внезапно Вэллария остановилась… Её лицо исказила улыбка, больше похожая на судорогу: вытянув вперёд руку, она сказала что-то, подув на пальцы, и ледяной панцирь стремительно покрыл воду, догоняя убегающих, и едва не раздавил в своих тисках отставший челн, но судьба благоволила к беззащитным. Они успели подняться на корабль, и маленький принц, стоя на корме уплывающего корабля, крикнул:

– Я вернусь!!! Я обязательно вернусь – и отомщу тебе за всё!…

… И много лет спустя агил будет помнить этот день словно картину, составленную из мозаичных камешков. Не последовательность мгновений – одно за одним, а отдельные мельчайшие подробности: белый морской песок и шевелящиеся комки бурых водорослей у кромки воды… Искрящиеся сосульки в бороде высокого сурового старика, что упрямо налегал на вёсла, сжав костистые кулаки… Его глаза – тёмные, пронзительные, источающие торжествующее презрение к той, что бесновалась на берегу, – и её взгляд, полный бессильной ненависти… Золотые волосы, так красиво вьющиеся на ветру… Тяжелые, масляно-блестящие волны и низкое-низкое небо цвета грязного снега… Влажный киль перевёрнутой лодки, печально покачивающийся на волнах, выброшенное на берег маленькое тельце… И корабль, уходящий к горизонту…

А потом ещё – удаляющийся перестук копыт… Он слушал его, вжавшись головой в песок и затаив дыхание, ведь то был звук шагов смерти, что опять прошла мимо. И странный чужой голос – голос Тезариуса, исходящий из его же собственных уст:

– Дважды одолела ты меня, но уж третий-то раз – будет мой…

***

– Поехали, чего копаешься?!.. – высунулся из кареты дядюшка.

Зануде не очень хотелось продолжения приключений: она чувствовала себя уставшей, да и пахло в экипаже нехорошо – кабан, всё-таки… Но делать было нечего, и она неохотно полезла внутрь. Каково же было её удивление, когда вместо старичка-торговца она обнаружила там рыжего пузатого бородача весьма бойкой наружности!

– А-а… простите, это кто? – поинтересовалась она у родственника.

– Хе! – оскалился кабанище. – Ты себе даже и представить не можешь! – но вдаваться в подробности не стал.

– Ну, ладно, – пробормотала девушка, совсем растерявшись, и поздоровалась с незнакомцем. Но тот лишь обиженно надул губы, точно незаслуженно наказанный ребенок, и отвернулся к окну.

Они долго кружила по городу, пока не оказались на окраине.

– Выходим!.. – скомандовал дядя Винки.

Длинная пустая улица, уходящая к реке, наводила тоску. «Что это за место? Никогда здесь не была… И что ему тут надо?» – сердито думала Зануда. Тем временем, дядюшка тоже выбрался наружу, волоча за собой пузатого бородача.

– Веди!.. – грубо приказал он ему.

Незнакомец что-то прохныкал на непонятном языке, но дядя Винки молча дал ему тычка в спину, и тому пришлось подчиниться.

Пыльная дорога привела их к большому, по виду заброшенному дому, огороженному высоким покосившимся забором.

– Здесь?.. – рыкнул дядюшка, осматриваясь.

Пузан коротко проскулил что-то в ответ. Дядюшка приподнялся на цыпочки и заглянул через забор.

– За мной! – велел он, проведя рекогносцировку. Распахнув ударом ноги ветхую калитку, та в ответ жалобно скрипнула, дядя Винки втолкнул пузана во двор и протиснулся вслед за ним. – Гляди в оба!.. – приказал он Зануде.

Заросшая травой дорожка вела в глубину запущенного сада, где стоял дом. Прямо перед калиткой валялся спортивный велосипед, переднее колесо его было сплющено о камень. Дядюшка хмыкнул, и нагнувшись, провёл лапой по рулю. Потом понюхал свою лапу и снова хмыкнул.

– Так я и думал! – хрюкнул он, но Зануда не поняла по его интонации – доволен он результатами исследования или нет.

Не успели они сделать и пяти шагов по направлению к дому, как сзади раздалось громкое утробное рычание. Испуганно обернувшись, Зануда увидела, что у калитки, отрезая им дорогу назад, стоит огромнейший лохматый пес. Пузатый что-то крикнул, и огромный зверь тут же кинулся на них… Но дядюшка не растерялся – бросившись навстречу собаке, он ловко поддел пса клыками, и распоров ему брюхо, отбросил в сторону, точно всю жизнь прожил в кабаньей шкуре… Ужасный визг огласил окрестности, и тяжело грянувшись оземь, раненое животное испустило дух. А дальше произошло ещё более странное: едва застыв, лохматая собачья туша стала стремительно уменьшаться в размерах, и через мгновение исчезла, как им показалось, совсем. Однако, подбежав к тому месту, где на земле остались влажные бурые пятна, Зануда увидела маленькую деревянную фигурку – грубое подобие человечка, выкрашенное в чёрный цвет. Присев на корточки, она протянула руку, чтобы взять её, но дядюшка, едва не наступив ей на пальцы, придавил деревяшку копытом.

– Не трожь!..

– Что вы тут раскомандовались! – выпрямившись, закричала девушка. Она была настолько потрясена событиями последнего часа, что ей просто необходимо было выплеснуть эмоции, иначе бы лопнула!

На дядю Винки её вопли не произвели никакого впечатления.

– Делай, что тебе старшие говорят! – невозмутимо прохрюкал он, и потопал к дому, волоча за собой упирающегося пузана. – Можешь остаться тут… – бросил он ей через плечо.

– Нет уж, дудки… – пробормотала Зануда, глядя как они удаляются. – Одна я здесь не останусь! – и побежала за ними.

Внутри дом выглядел еще хуже, чем снаружи: прогнившие полы, вековая пыль и паутина…Остатки некогда богатого убранства лишь подчеркивали его нынешнее плачевное состояние. Дядюшка шумно повел влажным пятаком:

– Ну, и где?..

Пузан в ответ молча ткнул пальцем куда-то в пространство. Там, в дальнем конце большой залы, стоял на каминной полке осколок зеркала.

– Пойдем-ка, посмотрим… – пропыхтел дядя Винки.

Путь к зеркальному осколку затрудняла огромная дыра в полу – когда-то здесь, видимо, был подпол. Теперь же доски провалились, и пробраться к камину можно было, только прижимаясь к стене. Двигаясь боком, дядюшка вполне успешно преодолел половину расстояния, но тут рыжебородый, которого он крепко держал за руку, изо всех сил толкнул его – и дядя Винки с проклятьями грохнулся в эту дыру, подняв несметные тучи пыли.

– Держи его!.. – заорал он оттуда.

Но было поздно: когда Зануда опомнилась, коварный пузан был уже у выхода.

И тут раздался страшный треск ломаемой двери, в образовавшийся проём, разгоняя затхлые сумерки мёртвого дома, хлынул яркий солнечный свет, и в дом ворвались люди. Рыжебородый заметался, пытаясь прорваться к окну, и это ему почти удалось – он уже вскочил на подоконник, – и тут же замер, окаменев, а затем, словно деревянный, рухнул вниз. Все бросились к пойманному, забыв о дядюшке, который тем временем почему-то притих в своем погребе.

– Господин комиссар? – ахнула Зануда, узнав в одном из людей Рэга Шеридана. – Что случилось?

– Что случилось?.. – сварливо переспросил полицейский. – Это я у вас должен спросить, милочка! Нет, подумайте только: тьетль в городе! – и он носком форменного ботинка пошевелил лежащего на полу. – Забирайте его! – скомандовал он тем, что пришли с ним. – Наручники нужны?

– Нет, – странным глухим голосом ответил один из них. – Сети достаточно крепки, а из железных оков эта бестия выскользнет без труда.

Подняв пленника, они выволокли его на улицу: Зануда выглянула им вслед, ожидая еще чего-нибудь экстремального, но неизвестные вполне нормально добрались до калитки, сели в большой пикап, и уехали, оставив двоих.

– Кто эти люди?.. – спросила она у комиссара.

– Смотрители, – тотчас отозвался он, прохаживаясь по комнатам и осматриваясь. – Кстати, а где твой любимый дядюшка?

– Здесь я, чёрт бы вас всех побрал! – раздался в ответ сердитый бас. – Помогите-ка мне вытащить эту штуковину!

Вдвоем с Шериданом, они подошли к краю провала. Там на дне дядя Винки ворочал небольшой сундук.

– Что это ты там откопал, приятель? – поинтересовался комиссар.

– Да вот… – неопределенно отозвался дядюшка.

Тут вернулись те двое, что остались. В руках у них были какие-то штуковины, похожие на маленькие антенны.

– Сейчас мы все здесь проверим, – сказал один из них. – Но вам лучше выйти на воздух, а то фон искажать будете.

– Как скажете! – преувеличенно любезно отозвался комиссар. – Тут у нас, правда, один хряк в подпол провалился…

Совместными усилиями дядя Винки был извлечен наружу. Вслед за ним подняли небольшой сундучок.

– Не возражаете, – пропыхтел дядюшка, – если я оставлю эту штуку себе? – смотрители молча переглянулись. – Понял… – покорно отозвался дядя Винки, и с сожалением отодвинулся от сундука.

Втроем они вышли на улицу. Комиссар достал сигару, дядя Винки – любимую трубку. Закурили, пуская к небу пухлые клубы дыма…

– Я почему-то сегодня только заметила – у них такая странная эмблема, у смотрителей, то есть…– ни к кому конкретно не обращаясь, проговорила Зануда. – Что она означает?

– Этот знак… – замялся комиссар, – а не замечали вы его раньше потому… Э-ээ… Ну, словом, потому что они используют его только в крайних случаях… Когда нужна сильная защита. Да вы побледнели, сударыня! Вам нехорошо? – он с тревогой всмотрелся в лицо девушки.

Она же замерла на мгновение, глядя куда-то в пространство. Её и впрямь побледневшее лицо застыло точно каменная маска – словно она внезапно увидела перед собою нечто ужасное… Или что-то вспомнила…

– Нет, всё нормально, – проговорила она спустя несколько секунд, и чтобы сгладить неловкость, потянулась к волосам, желая поправить прическу. Дрожащие пальцы её тут же сломали заколку, и густые чёрные волосы блестящей волной легли на плечи.

– Какая досада! – рассердилась она сама на себя, рассматривая обломки заколки. Маленькое происшествие не ускользнуло от внимательных глаз полицейского.

Но он приписал её волнение суматохе прошедшего часа. Да и откуда ему было знать, что его юная собеседница уже видела подобные обереги. На плащах тех, кто однажды поздним осенним вечером ворвался в её студенческую комнатушку.

***

…Едва забрезжил рассвет, Гилленхарт двинулся обратно в сторону Города. Так же как и накануне вечером он брёл вперёд в состоянии бездумного отупения, – все чувства разом умерли в нём. Только в голове гудело точно колокол… Или барабан?.. Полубезумный, он кружил по сожжённым улицам; не один раз на него пытались напасть, но судьба благоволила ему, и он уходил от врагов невредим… Наконец, ноги принесли его к заливу, отделяющему Город от королевского дворца. Запрокинув голову, он долго смотрел из-под полуприкрытых век на острые скалы, среди которых прятались дворцовые шпили и башни. Сердце подсказало: дворец пуст… Горестно взревев, точно дикий зверь, вернувшийся с охоты и обнаруживший свое логово разорённым, рыцарь бросился прочь…

Только стихли его шаги, как к причалу крадучись спустилась стая пришельцев самой разной масти. Толкаясь и переругиваясь, захватчики расселись в брошенные лодки, и торопливо налегая на весла, направились в сторону дворцовой громады, предвкушая поживу. Далеко отплыть они не успели: гребни невысоких волн вдруг оборотились во множество прозрачных рук, и утянули лодки под воду, а заодно – и тех, кто там был. Маленькая птичка, наблюдавшая за расправой с берега, довольно пискнула и вспорхнула ввысь: заколдовав воды залива, она сделала всё, что могла, в память о той, которую любила и ненавидела…

Покружившись над разорённым городом, птица направилась в сторону побережья, старательно огибая то место, где дрожащей воронкой уходила в небо Тёмная Башня: гудящий смерч, словно напитавшись дымом городских пожарищ, стал намного шире и выше. Но на какое-то мгновение ей показалось, будто голос того, чей дух был заточен в Башне Забвения, зовет её!.. Покорившись призрачному зову, она уже легла на крыло, чтобы сменить направление, и тут, откуда ни возьмись, налетел огромный ворон.

– Карра!.. – крикнул он почти по-человечьи, и бедняжка едва увернулась от его клюва.

Сложив крылья, птица камнем ухнула вниз. Ворон спикировал за ней. Он легко бы настиг её, но у самой земли его жертва юркнула в клубы дыма и исчезла. – Кар-ра! – повторил неудачливый охотник и, предельно снизившись, медленно полетел вдоль улицы, выискивая пропавшую.

И он действительно вскоре отыскал её, только теперь она была уж в человечьем обличье. Недобро усмехаясь, ведьма, что было сил, натягивала тетиву лука, подобранного ею тут же. Острие стрелы смотрело прямо в глаз оторопевшему ворону.

– Так кто кого? – ласково спросила ведьма.

Захваченный врасплох, Карра метнулся в сторону. Стрела пробила ему крыло навылет. Вторую стрелу ведьма отправила в грудь одинокому всаднику, на свою беду вывернувшемуся из-за угла разрушенного дома. Раненый ворон тяжело спланировал на землю. Кирия схватила под уздцы лошадь убитого ею и ловко запрыгнула в седло. Пришпорив животное босыми пятками, она направилась прямо на сидящую в пыли птицу. Тяжелые копыта ударили рядом с поверженным вороном…

Оглядываться назад ведьма не стала, уверенная, что растоптала обидчика.

***

Гилленхарт в конце концов, несколько раз чудом избежав гибели, пробрался к казармам. Они пострадали меньше, чем многие здания Города – основные бои проходили в стороне, ближе к Арсеналу. Какое-то время он тупо смотрел на то, что еще недавно было его домом, потом, осознав, что и здесь никого нет, почувствовал ужасную растерянность… В душе образовалась невыносимая пустота: что теперь?..

Сбоку раздался шорох… Приглядевшись, он заметил в пыли комок перьев и дотронулся до него носком сапога. Комок отпрянул в сторону, сверкнул тёмным глазом.

– Бедолага! – жалость к раненой птице напомнила ему, что он сам – ещё жив. Осторожно взяв ворона в руки, юноша шагнул с ним во двор казармы. Ворон слабо клюнул его в палец. – Не балуй! – тихо сказал Юстэс.

– Кар-ра! – хрипло отозвался раненый.

– Э, брат, да мы с тобой знакомы!.. – колодец во дворе был цел. Отыскав смятое ведро, Юстэс напился сам, напоил из пригоршни клювастого приятеля. – Где же твой хозяин, а?..

Карра заволновался и что-то невнятно пробормотал.

Юстэс медленно обвел взглядом почерневшие ряды деревянных зданий. Они в ответ скорбно глядели на него провалившимися глазницами обгоревших окон.

– Надо выбираться отсюда… – сказал, обращаясь то ли к ворону, то ли к самому себе. И в этот момент ему показалось, что в мёртвом провале одного из окон что-то шевельнулось. – Бьюсь об заклад, мы тут не одни… – прошептал он ворону, сажая его на остов колодезного сруба. Ему почему-то пришло в голову, что внутри прячется кто-то из своих. Совершенно не таясь, он торопливо подбежал к дому и переступил через обгоревший порог. – Эй, кто здесь?..

Расплата за необдуманную поспешность последовала сразу же: откуда-то снизу его ударили острым в бок, и он успел только заметить, как мелькнул и скрылся в дверях некто маленький и рыжий.

– Стой!.. – прохрипел он, невольно опускаясь на колено и хватаясь рукой за дверной косяк, чтобы не упасть совсем. – Стой, дьявол тебя подери!.. – другая рука нащупала рану. Ладонь сразу стала влажной и липкой. Усилием воли он поднялся и вышел наружу. – Стой…

Но нападавший был уже у ворот: проскользнув между покосившихся створок, он скрылся из виду. Лицо Юстэса перекосилось от досады и боли. Сев на землю, он кое-как стянул рубаху.

– Да-а, скверно… – пробормотал он. Ворон внимательно смотрел на него, склонив голову набок. – Глупо получилось! – оправдываясь перед ним, пояснил юноша. – Сто раз мог умереть – и не помер, а вот поди-ка ты…– кровь лила сильно, и Юстэс почувствовал головокружение: ворон и колодец тихо уплывали куда-то в сторону.

Скомкав снятую рубаху, он прижал её к ране. Грязная ткань быстро окрашивалась в красное. Глядя, как она меняет цвет, Юстэс вдруг засмеялся: откинув назад голову, он хохотал все громче и громче, временами повизгивая и срываясь на стон. Ворон хрипло и тревожно каркнул.

– Бог мой!.. – еле проговорил человек сквозь смех. – Ведь ничего не жалко! Ни-че-го!.. – ворон снова крикнул в ответ. – Думал, за плечами жизнь, оказалось – пустота… Тебе тоже смешно, крылатый?.. Я ничего не оставил в память о себе. Ничего… Никто не зажжёт по мне свечи и не прочитает молитвы… Матушка бы, верно, помолилась за меня. Как думаешь, помолилась бы? Матери всегда просят Небеса за своих детей… – голос его на мгновенье прервался. Юстэс смежил веки, точно вспоминая что-то, а потом его плечи снова затряслись от смеха. – А ведь гадалка наврала! – пробормотал он, не открывая глаз. – Нет, про любовь и богатство – это она верно угадала. Но она сказала, что убьёт меня мой лучший друг… Выходит, ошиблась?..

– Или ты умрешь не сейчас!. – сварливо возразил ему вдруг кто-то.

Юстэс в недоумении воззрился на ворона, – все предметы были нечёткими, точно в тумане, но птица сидела, нахохлившись, и помалкивала. Потом, опустив глаза, он осознал, что рядом с ним появились чьи-то грязные, дорогой кожи сапоги. С трудом задрав голову, Юстэс увидел хмурое лицо… Коротышки. В одной руке тот держал меховую суму, доставшуюся Гилленхарту от хоромона, в другой – короткий меч.

– Ты?.. – вяло удивился раненый.

– Почему бы нет? – сухо переспросил тот.

– Пришел добить меня? – криво улыбнулся Юстэс.

– А я что, записывался к тебе в лучшие друзья?

Присев на корточки возле раненого, он покопался в заплечном мешке и выудил оттуда коробочку с густой мазью. Отняв от раны пропитавшуюся кровью рубаху, он ловко наложил жирный слой снадобья. Юстэс почувствовал, как боль утихает, и по телу разливается приятная прохлада. Его спаситель снова порылся в своей котомке, и достал склянку, запечатанную туго притёртой пробкой.