Хроники Шеридана

– На тот берег! – приказала Королева. Тень послушно схватилась за весла. – Теперь слушай меня… – обратилась она к старику. – Бери детей из Храма – и уходи. Жрецы помогут вам. В условленном месте ждет корабль…

Старик внимательно посмотрел на неё:

– Что вы задумали?

– Неважно… У меня есть шанс выиграть эту войну – и я его использую.

***

Тёмные то ли устали за ночь, то ли восход Солнца – вечного и негасимого – действовал на них, но очередная атака захлебнулась, а новой они пока не предпринимали. Юстэс, пользуясь передышкой, решил забежать в казармы – узнать, как там агил.

Певун сидел на пороге – бледный, измождённый, больше похожий на привидение, нежели на живое существо. Рядом с ним валялись лук и колчан со стрелами.

– Вот, решил повоевать… – тяжело дыша, сиплым шепотом пояснил он.

Юстэс радостно сгрёб товарища в охапку:

– А ведь я не чаял застать тебя в живых!..

Во дворе казармы кипел над костром котёл. Женщины разливали усталым солдатам жиденькую похлебку.

– Еда… Я голоден, как тысяча демонов! – ноздри агила чутко вздрогнули.

Нетерпеливо оттолкнув приятеля, Певун побрёл к котлу. Получив свою порцию, быстро расправился с ней и снова протянул поварихе глиняную плошку:

– Ещё!..

– Ты уже съел свое, милок, – заметила та. – Другим тоже нужно подкрепиться. Нынче всем несладко… Солдат кормим, а простые горожане вон едят, что в закромах осталось, у иных уж и нет ничего.

Глаза Певуна побелели от гнева:

– Ты не слышала, женщина? Я сказал ещё! – просипел он. Видно было, что ему трудно говорить, жилы на его горле вздулись от напряжения так, что казалось, вот-вот лопнут.

– Возьми мою долю… – Юстэс протянул больному плошку. – Бери…

Агил сердито выхватил посудину у него из рук.

– Я голоден!.. – заявил он, управившись с угощением. Сидевшие вокруг котла начали переглядываться.

– Налейте ему, – с издевкой сказал кто-то, – не то он сожрёт кого-нибудь из нас…

Одни в ответ на эти слова засмеялись, другие поддакнули сочувственно: мол, бедняга еле выкарабкался, так пусть поест вволю! Но большинству из тех, что собрались в этот час вокруг костра, не понравилось поведение раненого.

– Вразуми своего приятеля, – посоветовали они Юстэсу, – а то он, похоже, совсем потерялся…

Гилленхарту стало неловко за друга, и он поспешил увести его прочь. Достав из тайника суму хоромона, Юстэс отвел агила в харчевню, где выменял на один камешек кусок жареного поросёнка.

– Ешь… – коротко велел он, придвинув агилу деревянное блюдо с угощением.

Сердито посверкивая глазами, тот принялся за мясо. Юстэс молча сидел напротив и смотрел, как он ест. Обсосав последнюю косточку, Певун вытер жирные пальцы об рубаху и довольно рыгнул:

– Ну, вот! Это ещё хоть куда ни шло…

За те несколько коротких дней, что он провел на грани жизни и смерти, агил сильно изменился – и внешне, и повадки у него стали иные: Юстэс, наблюдая за ним, не мог избавиться от чувства, что это совсем незнакомый ему человек. Но он отнёс это на счет ранения, да к тому же его занимало иное:

– Полегчало тебе? – спросил он, едва тот оттолкнул от себя вылизанное дочиста блюдо. – Теперь расскажи-ка мне, что с тобой случилось…

Агил хмуро поглядел на него, в его взгляде сквозило недоумение:

– О чём ты?

– Кто напал на тебя?

На лице агила появилось странное выражение.

– Никто… – буркнул он и тотчас поправился: – Не помню…

Поняв, что толку ему не добиться, Юстэс встал из-за стола.

– Мне пора идти. Те, что остались на стене, тоже хотят передышки…

– Я с тобой! – просипел агил.

Юстэс хотел возразить, но передумал.

Они вышли на улицу. На ветке ясеня, росшего у входа, сидел большой чёрный ворон. Его силуэт казался одним целым с веткой, потерявшей все листья. Увидев людей, ворон хрипло каркнул, будто окликнул кого-то… Агил остановился. Его лицо вдруг неуловимым образом изменилось: стало прежним, точно он снял маску, доселе уродовавшую его лик.

– Карра?.. – неуверенно позвал он. – Карра, хороший мой! Иди ко мне! – и протянул руку. Ворон встрепенулся и недоверчиво склонил набок голову. – Карра! – снова позвал агил. Птица неторопливо расправила крылья, слетела с дерева и, сделав круг, приземлилась на подставленное запястье. – Ты же мой дружочек! – ласково приговаривал Певун, гладя негнущимися пальцами жёсткие крылья. – Помнит меня, умница! – радостно сообщил он Юстэсу, и удивлённо спросил, словно только что заметил присутствие последнего: – А ты откуда взялся?..

Юстэс только пальцем покрутил у виска, но отвечать ничего не стал.

***

…Огромные барабаны глухо пульсировали в такт тяжёлым шагам сотен и сотен тысяч тех, чьи глаза ненавидели Солнце, и от этих бесконечных ударов в Стенах появлялись трещины… Маленькие и незаметные вначале, они быстро углублялись и стремительно расползались по камню. А барабаны продолжали своё дело…

Низкое вибрирующее гудение заглушило тревожную перекличку городских сигнальных колоколов, заставило замолчать тварей, что радостно бесновались у подножия стен в предвкушение мести за долгие дни неудач и лишений, перекрыло все остальные звуки угасающего вечера. Рокочущий монотонный ритм подчинил себе всё: казалось, даже уходящее за горизонт солнце не выдержит и лопнет от этого грохота!

Но раскалённое светило малодушно укрылось в океане, оставив осаждённый Город на произвол судьбы.

И тогда со стен поднялись в ещё светлое небо несколько десятков крыланов, неся на своих плечах людей с горящими факелами: смельчаки-добровольцы решили уничтожить необычного противника с помощью хорошо испытанного способа. Им навстречу взвились летучие отряды Белоглазых, и в воздухе завязалась страшная битва.

…Крылану Юстэса перебили шею, и животное штопором устремилось к земле. Воин, летевший вместе с ним, не удержался, и сорвался вниз. Юстэс оглянулся по сторонам – рядом мелькнула оскаленная морда вражеского летуна. Гилленхарт изловчился и сбил его погонщика. Оставшись без хозяина, вражеский ящер растерянно забил крыльями. Юстэс схватил его поводья, увлекая его за собой, и уже почти у самой земли чужой ящер, опомнившись, рванулся вверх, унося ввысь и человека… Его же собственный мёртвый крылан тяжело грохнулся оземь, придавив собой парочку нелюдей. Находившиеся рядом прыснули в разные стороны, и чей-то топор, посланный вдогонку уцелевшему, едва не разрубил ему ногу… Чудом вскарабкавшись на горбатую спину ящера, Юстэс попытался направить его туда, где продолжал греметь один из гигантских барабанов. Но упрямое животное не желало подчиняться чужаку: повернув назад голову, летун вздумал укусить его. Гилленхарт в ответ со всей мочи ударил его рукоятью меча промеж глаз. Упрямец взвизгнул от боли, но покорился воле нового хозяина.

Подлетев ближе к дьявольскому инструменту, Юстэс увидел, что тот звучит сам по себе, словно невидимые палки бьют по его тугой чёрной коже. Они были совсем рядом, когда барабан ухнул снова: Юстэсу показалось, что в ушах у него что-то лопнуло!.. Оглушённый, он нашел в себе силы натянуть поводья и направить летуна вверх. Ошалевшее животное понеслось вихрем, едва не сбросив своего повелителя, но Гилленхарт успел на излете вспороть мечом гудящее барабанье брюхо… Чья-то рука пустила горящую стрелу, рядом с ней воткнулось ещё несколько – и круглая громада вспыхнула ярким пламенем. Со стен донесся радостный рев сотен глоток осаждённых – и столь же яростно им откликнулись снизу.

Отчаянный рейд защитников Города уничтожил ещё несколько грохочущих недругов, но оставшиеся продолжали свое дело – и местами каменные оплоты Города начали рушиться.

И тогда все увидели в темнеющем небе огромное яркое пятно – словно кто-то, шутки ради, врезал в его нежное сиреневое тело кусок стекла. За этой прозрачной преградой, будто через лупу, искаженные расстоянием, виднелись гигантские всадники – уходящие в бесконечность стройные ряды, ощетинившиеся частоколом копий.

На мгновение на земле стало тихо-тихо… Умолкли барабаны, замерли занесённые над головами мечи, застыли в воздухе летящие стрелы, окаменели сражающиеся… И то ли вздох, то ли стон:

– Нигильги!..

И началась паника…

Белоглазые, нелюди и чудовища рубились между собою и Людьми, чей отряд вышел из стен наружу, воспользовавшись заминкой. Над дерущимися раскачивались Тени, неутомимо размахивающие мечами. А над всей этой кровавой сечей колыхалось в нетерпение чужое воинство пожирателей миров, напирая на невидимую преграду. Теснясь, оно стремилось прорваться сквозь портал в небесах – и не могло…

И в этот миг навстречу нигильгам понеслась огненная хвостатая комета – Королева Чара на крылатой колеснице устремилась к яркому пятну в небе. \

Многие, очень многие понадеялись, что она хочет воспрепятствовать иномирцам, и только Абигайл, вдруг вспомнив разговор на лодке и её глаза в тот момент, сорвал иссечённый шлем с головы, и исступлённо заорал со стены во всю мощь своих лёгких :

– Не дайте ей открыть Врата!.. – истошный вопль перекрыл звуки битвы.

Но те, кто попытались остановить огненный вихрь – и люди, и нелюди – превратились в пепел.

И когда, казалось, исход был предрешён, на пути у королевской колесницы возник рычащий от страха и злобы летун. Всадник, сидящий на его спине, взмахнул непомерно длинным мечом – из вершины вырвался острый светящийся луч – и колесница разлетелась на многие тысячи звёзд… С шипением разрывая густеющий ночной воздух, они чертили огненные следы, и бесследно таяли. Тяжкий гул разочарования сотряс небеса – и так ужасен он был, что живые валились с ног, и у многих лопались сердца…

Но небесный проход погас, и землю накрыла ночная мгла.

Юстэс видел с высоты, как мечутся внизу бесчисленные огоньки – битва продолжалась, больше похожая на грандиозную повальную драку, где каждый теперь сам за себя, и невозможно разобрать, где свой, а где – враг… Люди, кто уцелел, понемногу отступили назад под защиту стен. Он тоже направил летуна к городу, и уже на подлёте его ящер напоролся на стрелу, выпущенную из гигантского арбалета. Приняли его за чужого или отомстили за убийство Королевы?.. Животное пронзительно вскрикнуло и беспомощно закувыркалось к земле. Все произошло так быстро, что юноша, возбужденный азартом воздушного сражения, не успел даже подумать о приближающейся гибели, – страшной силы удар выбил его из седла, и наступила тьма…

***

– Как же это не вовремя!.. – бормотал дядюшка Винки, разглядывая своё отражение в зеркале, и пытаясь определить размер ущерба, нанесенный его внешности кознями «бестолковых девиц», как он теперь именовал Рио и её сестру. И это был ещё самый невинный эпитет в их адрес!

– Маленькие чертовки! Надо же, как подгадили!.. – бесстрастная поверхность зеркала являла ему бравую толстощёкую физиономию, густо заросшую рыжим волосом, но ощупывая себя руками, дядюшка снова и снова убеждался, что зеркало – врёт.

Промучившись таким образом пару суток, дядя Винки с суровым видом вломился в комнату к Мэрион и потребовал объяснений. После быстрого допроса, он отправился к Зануде и заявил, что она немедленно поедет с ним на Чёрный рынок и покажет ему продавца, который продал им компоненты для варварского, как он выразился, зелья.

– Хорошо, – согласилась девушка. – Спускайтесь вниз, я переоденусь – и поедем.

Но когда она вышла в холл, то застала там дядюшку, ожесточенно спорящего с Бабушкой: та наотрез отказывалась выпустить родственника на улицу «в таком виде»!.. Улучив момент, Зануда шепнула ему, что возьмет экипаж и будет ждать в конце переулка, и быстро покинула дом, пока бабуля не догадалась, что они заодно.

– Хватит брюзжать, несносная старуха! Так и быть, в угоду вам останусь дома!.. И задохнусь тут, в четырёх стенах! – с этими словами дядя Винки плюхнулся на диван и сделал вид, что читает свежую газету.

Но бабуся тоже была не промах: с невозмутимым видом она уселась в кресло напротив, и принялась за вязание. Сидя подчеркнуто прямо, она то и дело бросала на дядю Винки взгляд поверх очков, точно учительница на провинившегося школяра. Дядя Винки пошуршал-пошуршал газеткой, и потихоньку начал закипать.

Неизвестно, чем бы кончилось это противостояние, но тут в холл вальяжной походочкой спустилась толстая сарделька по имени Хендря. Пес только что недурно пообедал, и вся жизнь представлялась ему в розовом свете: бархатная мордочка псинки прямо-таки лучилась умиротворением и кротостью. Не подозревая дурного, он деловито процокал по паркету мимо дядюшки. На кабаньей харе дяди Винки расплылась шкодливая улыбочка:

– Пойду, прогуляю бедное животное в саду, – заявил он, хватая с газетного столика валяющийся там поводок, и сварливым тоном добавил: – Вот так всегда, заведут в доме скотинку, а ухаживать – дядя!.. Пошли, блохастый!..

Напрасно Хендря упирался всеми четырьмя лапами: дядюшка с лёгкостью вытащил его за дверь – Бабушка даже слова сказать не успела.

Очутившись на свободе, дядя Винки рысью помчался на улицу. Поводок он намотал на руку, совершенно забыв о собаке, и несчастный Хендря летел вслед за ним чуть не по воздуху. Время было обеденное, а потому в переулке никого не оказалось, и дядюшка беспрепятственно добрался до перекрёстка, где его уже поджидала Зануда.

– Садитесь же скорее!.. – торопила она, опасаясь, что кто-нибудь увидит его в таком обличии: вот уж тогда пересудов не оберёшься!

Дядюшка с силой пропихнул в узкую дверцу свои телеса – задняя рессора экипажа при этом заметно просела – и с трудом уместился на узком сиденьице. Устроившись, он захлопнул дверь и скомандовал кучеру:

– Трогай!.. – и в тот же миг снаружи раздался заполошный собачий вопль. – Тьфу ты!.. – рассердился дядя Винки, высовываясь в окошко. – Совсем забыл про эту брехучку… – и без долгих проволочек выудил собаку за поводок прямо через окно, словно рыбу из речки.

Изрядно придушенный во время транспортировки, такс тут же умолк, опасаясь новых эксцессов, и забился в угол, но в глазах его ясно читалось: он еще припомнит дядюшке эту прогулку!

– Найди того старикашку, – велел дядя Винки племяннице, – выбери у него что-нибудь, а станешь расплачиваться, сделай вид, что забыла деньги в экипаже. Предложи ему пройтись вместе с тобой, а когда приведёшь сюда, возьми под локоток и спроси: нет ли у него чего-нибудь эдакого?.. И главное, глазками поиграй, чтобы он понял. Впрочем, думаю, этот сразу догадается, о чём речь! Не может быть, чтоб у него под полой не было в запасе какой-никакой ерундовинки! А когда клюнет, лезь вместе с ним в карету, и уж тут-то я возьму его в оборот!..

– Вдруг он заподозрит неладное?

– А вот и посмотрим, какая ты умница! – фыркнул дядя Винки.

– У ловкой бабы мужчина начинает соображать, что его обвели вокруг пальца, уже после того, как ловушка захлопнется… Как ты вообще хочешь замуж попасть, если таких простых вещей не соображаешь?

– По любви! – отрезала Зануда.

Ей пришлось довольно долго толкаться среди толпы, прежде чем она отыскала давешнего старичка. Сделав скучающее лицо, она медленно пошла ему навстречу от одного продавца к другому, останавливаясь и разглядывая замысловатые штуковины, что наперебой предлагали торгующие. Оказавшись возле него, он присмотрела себе маленькую, грубо вырезанную деревянную фигурку, изображавшую дракона.

– Для чего он нужен? – спросила она, небрежно вертя в руках игрушку.

– Так, пустячок… – отмахнулся продавец. – Взгляните лучше вот на это! – и протянул ей какую-то безделушку.

Изобразив на лице восторг, Зануда взяла и это – ей ведь было абсолютно все равно, и полезла в сумочку, будто за деньгами.

– Ах, оказывается, я оставила наличные у мужа! Какая жалость! – и улыбнулась, словно пытаясь скрыть смущение из-за своей рассеянности: – Здесь не принимают кредитки? – и протянула покупку обратно.

На лице старичка отразилось явное разочарование – видать, сделка была бы ему выгодной.

– Но, хотите, пройдемся немного? – предложила она ему, не отдавая безделушки. – Вон мой экипаж…

– С удовольствием!

Подхватив старичка под ручку, Зануда потащила его вперёд. Уже около кареты, она заговорщически склонилась к его поросшему седым пушком уху, и спросила:

– А нет ли у вас чего-нибудь… гм… одним словом… Ну, думаю, вы меня понимаете? – и старательно подмигнула точно роковая красотка в примитивном шпионском фильме.

Старикан купился: оглянувшись по сторонам, он с готовностью прошептал в ответ:

– Думаю, у меня найдется несколько занятных вещиц для такой милой дамы…

– Например? – капризно переспросила «милая дама».

– Рубаха, купленная у мертвеца… – еле слышно прошелестел торговец.

Зануда даже вздрогнула – в отличие от Рэга Шеридана она до сих пор считала все кривотолки, что ходили в Городе насчет рынка, пустыми домыслами, а оно, оказывается, вон как!..

Ей отлично было известно, о чём идет речь. В детстве они с друзьями не раз уговаривались добыть себе подобную штуку. Для этого надо было всего-навсего в полночь отправиться на кладбище и положить на какое-нибудь надгробье серебряную монетку. Она уже не помнила подробностей – заклинаний там, и всего прочего… А потом по сценарию должен был появиться то ли сам хозяин могилы, то ли его призрак, и оставить взамен денежки свою нательную рубаху. Поверье гласило, что надев её, человек становится невидимым. С помощью этой одёжки друзья Зануды планировали ограбление кондитерской Папаши Дю и прочие невинные шалости, но у них так ни разу и не хватило духу совершить ночную вылазку. А теперь вот выясняется, что храбрецы у нас всё-таки есть…

Впрочем, она тут же успокоила себя тем, что старик, вероятней всего, собирается всучить ей фальшивку.

– А как бы мне на неё взглянуть? – требовательно спросила она.

– Госпожа полагает, что я ношу такие вещи с собой? – по лицу старичка расплылась крысиная улыбочка. – Оставьте свой телефончик, я передам его нужному человечку…

Зануда достала из сумочки ручку и нацарапала на бумажке цифры. «Ведь уйдет сейчас, – подумала она, – и что тогда?.. Следить за ним, что ли? Но дядюшка слишком приметный теперь, а я…»

Она не успела додумать, как дверца экипажа приоткрылась, оттуда высунулась мощная лапа, и за шиворот втащила прохиндея внутрь – он только ойкнул! «Ай да дядя Винки!..» – восхитилась про себя девушка. Поразмыслив, она осталась караулить снаружи, полагая, что дядюшка сам уж как-нибудь разберётся.

Тем временем, дядя Винки усадил своего пленника против себя и несколько минут с удовольствием наблюдал, как тот сначала стал пунцовым, потом побледнел и даже позеленел слегка. Насладившись сей метаморфозой, он наклонился к нему, хлопнул по плечу и пробасил:

– Ну, здравствуй, Рурус! Вот и свиделись!..

***

… Маленький трусливый гегглин торопливо шнырял среди неподвижных тел: тут кусок, там кусок – поджав хвост, он торопился набить брюхо до отвала, пока не пришли живые, когда ещё доведётся так сытно поесть? Полная откормленная луна неодобрительно взирала на него сверху и её взгляд очень не нравился гегглину – задрав испачканную морду, он не раз и не два рычал на неё, но луна не уходила, и тогда, тяжело вздыхая, он снова принимался за своё, нервничая и оглядываясь… Перебегая от одного убитого к другому, он подобрался вплотную к стенам Города – в их тени ему казалось безопаснее. Сев на корточки, пожиратель падали прислушался: со стены до него долетали обрывки фраз, но он не понимал языка Людей; вдали перемещались цепочки огней – ночь вокруг была полна скрытого движения, но ему пока ничего не угрожало и, снова вздохнув, он наклонился и обнюхал лежащего перед ним. Судя по запаху, это был человек.

Гегглин радостно облизнулся: человечье мясо вкуснее прочего! Рядом возвышался бесформенной горой труп летуна – падальщик чувствовал, что ящер мертв, но на всякий случай зарычал на него, а потом впился зубами в руку человека. В пасть ему брызнуло тёплым, он заурчал, но человек вдруг отдёрнул руку, закричал, и схватил его за шею.

…Перевязав лоскутом рубахи прокушенную руку, Гилленхарт побрел наугад в темноте. Он плохо соображал куда идет, но понимал, что надо где-то укрыться или каким-то чудом взобраться на стену, иначе до него доберётся ещё какая-нибудь тварь. Внезапно земля под его ногами дрогнула, и раздался гулкий удар, а за ним – ещё и ещё… Сверху полетели камни, один из них больно задел рыцаря по плечу и сбил его с ног. Упав на спину, он увидел, как от стен откалываются огромные куски и беззвучно летят вниз – медленно, точно он лежит на дне реки, а воздух превратился в воду… Одна глыба рухнула как раз на то место, где скрючился погибший летун, – если бы не прожорливый гегглин, обломок стены точно похоронил бы его под собой!.. И тогда он поднялся – тяжело, бездумно, будто всё это происходило и не с ним вовсе, – и побежал прочь, спотыкаясь о трупы и оскальзываясь в грязи, смешанной с кровью.

Навстречу ему толпами текли вражеские воины, таща штурмовые лестницы и верёвки с крючьями, но никто из них не обращал внимания на одиноко бредущую фигуру человека, – ведь впереди их ждала Акра! Вожделенная и ненавистная…

Укрывшись в ближней рощице, он видел, как чёрная шевелящаяся масса, ощерившись огоньками факелов, хлынула через проломы в чрево Города. Навстречу ей хлестал огненный ливень – гибнущий город дорого стоил захватчикам: сотни тысяч нападавших обратились в пепел, но многие из них проникли внутрь – и на улицах и площадях Акры завязались отчаянные бои, где и та и другая сторона сражалась за право на жизнь.

***

…Тяжёлые двери Храма сомкнулись за ними – и наступила тишина. Бои шли уже на подступах к храмовому холму, но здесь было светло и тихо. Абигайл прислонился к прохладной стене из белого светящегося камня и вытер рукавом кровь с разбитого лица. «Совсем слабый стал… В былые времена махал мечом без устали несколько часов кряду, а теперь?..» И отчего-то стало так горько, словно жизнь его по-прежнему не имела видимого конца и впереди маячила сытая, но беспомощная и вовсе ненужная ему старость.

За эти дни на стенах погибли его друзья и сыновья, и он с радостью последовал бы за ними, но оставалось то главное и последнее, что удерживало его в этом мире: судьба тех детей, которых удалось оторвать от их родителей и укрыть в Храме. Тени расчистили советнику дорогу среди сражающихся, но почти никто из его воинов не уцелел, в живых остались лишь два рыцаря да парень-агил. Вместе с ним они находились теперь в Храме. Тени же устроили заставу у подножия холма – охранять подходы к святыне.

В прозрачном луче света льющегося с высоты, – для Абигайла всегда было загадкой, как могло светить сюда солнце и днём и ночью? – возникла плотная туманность, и спустя короткое мгновенье из нее вылепился человеческий силуэт. Это был сам Верховный Жрец. Люди-воины и агил почтительно склонились перед ним. Абигайл кланяться не стал – он и в мирное-то время не очень жаловал духовенство, считая, что оно тратит больше сил на поддержание собственного авторитета, нежели на борьбу с реальным злом, а теперь ему и вовсе было не до приличий.

– Где твои монахи? – спросил он у храмовника.

– Остался лишь я и двое старших, остальные братья ушли сражаться… – торжественно и печально ответил Жрец. Ответ обескуражил старого воина, и Абигайл почувствовал, что его многолетнее презрение к служителям Храма растаяло, как снег.

Снаружи послышались громкие крики: судя по всему, сражение шло уже на храмовых ступенях. Потом ударили в двери… Люди невольно схватились за оружие.

– Ступайте за мной, – спокойно сказал Жрец, словно не слыша ударов. – Кто бы то ни был, ему сюда не войти.

Им потребовалось не более получаса, чтобы собрать ребятишек в дорогу. Притихшие, сонные, они напоминали маленьких испуганных зверьков. Младшему из них было около четырех, старшему – лет двенадцать. Потом Абигайл заметил ещё одного мальчика – самого высокого и взрослого на вид. Он был единственным, кто не выглядел напуганным, – напротив, глаза его горели от плохо скрываемого бешенства.

– Это Аджаст, младший брат принца… – шепнул ему Жрец. – Пришлось спутать его сетями, чтобы не убежал, – и Абигайл увидел, что руки мальчика неподвижны.

– Вы сделали из меня посмешище! Люди потом будут говорить, что когда весь город сражался, я трусливо отсиживался в Храме вместе с малышней!.. – выкрикнул мальчишка. Его лицо побелело от накопившейся обиды.

– Без сомнения, ты – храбрый парень, – отвечал служитель, – но попадись ты в руки врагам, они легко узнали бы от тебя, что мы прячем здесь… – и он широким жестом обвел притихшую детвору.

– Они бы нипочем не узнали! – запальчиво заявил малец.

– Ты умеешь убивать свои мысли?.. – тихо спросил Жрец.

Мальчишка сконфуженно примолк, сердито посверкивая глазами.

«А из него будет толк!..» – подумал Абигайл.

Когда все были готовы, Жрец и его духовные братья сняли белые плащи и остались в чёрном. Главный неслышно прошептал заклинание, и они очутились вдруг в незнакомом месте… Храм и Город исчезли, вокруг расстилалась мирно дремлющая равнина. Лишь ночной ветерок тревожил серебрящийся под луною ковыль, да кричала где-то ночная птица. Советник поёжился: «Свежо…» Оглянувшись, он заметил на востоке зарево. «Город горит?..» Жрец между тем сотворил Портал – овальное светящееся пятно.