Хроники Шеридана

Жрецы молча уложили голову в принесённый с собою ларец и удалились. Завидев хозяев, крылан перестал шипеть и услужливо подставил спину, преданно виляя длинным хвостом с шипами на конце. Спустя минуту, огромная тень скользнула по земле – крылан и его повелители взлетели в воздух. Сделав разворот, зверь лёг на крыло и направился к острому шпилю Храма.

***

Пленного переверзя доставили в королевскую темницу.

– Кто займется им?.. – вопрос Королевы к членам Совета не был праздным. То, для чего и нужен-то был пленник, в мирные времена каралось смертью.

– Тот, для кого общение с Тьмой пройдет … – Абигайл замялся в поисках нужного слова. – Тот, на ком это никак не отразится.

– Таких не бывает, – возразила Королева.

– Если жрецы отказываются, значит, это должен быть кто-то из Светлых. Или кто-то один из нас! – заявил советник, чьё лицо наполовину прикрывала железная пластина.

– Вэллария исчезла, Мирта ослепла. Рутан – единственный, на кого мы можем рассчитывать в борьбе с кознями Тёмных. Я бы не хотела потерять последнего мага.

– Кстати, об исчезновении Вэлларии, – вступил в разговор человек в одежде жреца. – Голова, которую мы обнаружили у одного из воинов, поведала немногое – она была уже почти мертва, когда попала в наши руки. Так вот, убить Тезариуса мог только равный ему по силе! Наверняка, это была она, больше некому!

– Это хорошо или плохо? – нетерпеливо переспросила Чара.

– Мы не знаем… – уклончиво отвечал жрец. – Рот головы был распечатан… Куда делся дух Тезариуса? Был ли он уничтожен или захвачен? Успел ли вселиться в кого-нибудь?.. Исчезновение Вэлларии очень беспокоит нас – что, если дух Тезариуса вселился в неё?..

– Что сказал воин, который принес эту дрянь в Город? – спросила она у советника.

– Он говорит, что не трогал голову…

– Ладно, если нам суждено видеть свет Солнца, мы ещё разберемся с наследством чернодела… Теперь же я хочу знать: кто перевоплотится в переверзя, дабы мы могли узнать точно, с чем имеем дело?..

Воцарилась тишина. Собравшиеся на совет были далеко не робкого десятка, готовые пожертвовать собою во имя спасения расы, но никто из них не решался на то, что предстояло сделать. Даже теперь, когда каждый день мог оказаться последним. Королева понимала, что она не вправе приказывать, и тоже молчала, рассматривая своих приверженцев, словно впервые их увидела.

Вот Абигайл… Вздорный старик, нетерпимый к чужому мнению, когда оно не совпадает с его собственным, но крепкий, сильный духом. В молодости участвовал во многих боевых походах и не раз, рискуя жизнью, спасал целые города… Одна лишь у него слабость: ненавидит Вальгессту. Ему она могла приказать, и он бы подчинился, но старику уготована иная миссия … Ратибор… Лучший воин из всех, о его храбрости и смекалке ходят легенды. Выглядит молодо, а на самом деле лет ему ого-го сколько! – участвовал еще в походе Короля Игнация. Потом ему довелось попасть в перекат, и время для него остановилось… Его она тоже не может потерять – когда начнется штурм Города, он один будет стоить нескольких дружин… Игглиз – умный, великодушный, преданный. Если им всем суждено выжить, он непременно станет Светлым Магом – у него много необычных задатков. Пожалуй, он справился бы с тем, что предстоит, лучше других, но если с ним случится перевоплощение до конца, Тьма получит очень могущественного воина. И потому она не может доверить ему это… Светогор… Нет, не подойдёт. Он слишком сильно ненавидит Тёмных. Он просто не сможет… Они лишь впустую растратят силы и время… Боги! Зачем вообще всё это случилось? Почему они вечно сражаются с кем-то?! Сколько она себя помнит – не было ни одного по-настоящему мирного дня… А ведь изначальное предназначение Людей – творить и созидать… Как там было сказано в древней книге: «Плодитесь и размножайтесь…» Возводите храмы и города, возделывайте нивы, растите детей… Почему же нам этого мало? Почему мы вечно хотим большего, но стоит нам выйти за рамки предназначения, как мы тут же проливаем кровь – свою и чужую? Может, мы все прокляты?..

Вперед шагнул советник, чьё лицо наполовину скрывало железо.

– Я уже сталкивался с черной магией, – сказал он. – Потому, попробую ещё раз.

– Нордид?! – удивилась Королева. Она не ожидала подобного. – Искренен ли ты в своем решении? Или хочешь поквитаться со мной за смерть отца?

– Не сейчас… – отвечал доброволец, приподнимая железную пластину. На Королеву смотрели теперь словно два человека: один – красивый, молодой, дерзкий, второй – изуродованный жуткими шрамами, познавший горечь потерь старец. Только глаза у них были одинаковыми. – Я был признан достойным служить народу и Городу, и выполню свой долг. А потом посмотрим… Может быть, я прощу вас, – взгляд его стал тяжёлым. – Может быть, нет…

Чара невольно отступила и оглянулась, точно ища поддержки, но лица остальных присутствующих оставались бесстрастными.

– Быть посему! – чуть хрипло выговорила она, овладев собою. – Медлить некогда. Сегодня как раз полнолуние.

***

– Я прошу тебя лишь об одном: если заметишь, что со мною неладно – убей меня.

Нордид и Гилленхарт, которого он срочно отыскал после встречи во Дворце, сидели в том самом маленьком кабачке, где когда-то их познакомил агил.

– Да как же! – в сердцах воскликнул Гилленхарт, которому разговор этот был в тягость.

– Ты мне должен! – напомнил молодой советник. – Я тебе жизнь спас, значит, могу ею распоряжаться! – он намекал на утреннюю стычку с хоромонами. – Пойми: если я перестану быть человеком, ты мне только доброе сделаешь!

– Вдруг я ошибусь? – угрюмо возразил Гилленхарт, с тоскою заглядывая в пустую чарку.

Из-за осадного положения с выпивкой в Городе было туго, вино стоило бешеных денег, и юноша, просадивший за этот вечер в кабаке свое солдатское жалование, подумал о том, что наверное пропьёт всю добычу, захваченную у людоеда, раньше, чем выберется отсюда.

– Не ошибёшься… – усмехнулся Нордид. – Разве что сам станешь Тёмным… Но тебе это не грозит – ты ведь дал Клятву верности, и душа твоя в безопасности. Кстати, – он нахмурился, – голова Тезариуса, она точно была уже распечатана, когда ты её обнаружил?

– Да, – не моргнув глазом, ответил Юстэс.

– Ладно, – задумчиво проговорил советник. – К тебе его дух всё равно бы не смог прилепиться…

Юстэс соврал ради умирающего Певуна, памятуя об участи Ла Маны. Пусть агил окончит дни свои в мире, – зачем ему лишние мучения и позор? Вот если бы жрецы могли спасти его жизнь…

В противоположном от них углу громко засмеялись чему-то. Друзья недовольно покосились на весельчаков. Тьетли… Уж эти-то всегда хорошо устроятся. Вон, стол и теперь ломится от еды и кувшинов с вином! Хитрецы толстопузые… Юстэс откровенно недолюбливал этот маленький народец с тех пор, как его чуть не сгубил Рурус. Один из тьетлей – повыше и пошире остальных – весь вечер пялился на него: «Небось, прикидывает, как надуть!..» – зло подумал юноша, и словно бы невзначай продемонстрировал наглецу свой кинжал. Но нахал продолжал своё – Юстэс нет-нет да и ловил на себе его цепкий, внимательный взгляд.

– Мне пора, – сказал Нордид. – Скоро полночь…

– Как? Уже?! – воскликнул неприятно пораженный сим обстоятельством приятель. – Я не думал, что все так скоро…

– А когда? – с затаенной печалью возразил советник. – Противник сжимает кольцо все туже. Как знать, сколько у нас вообще осталось времени?.. Выпей вот лучше ещё. За мою удачу! – и бросил на стол тяжёлую золотую монету.

Надев шлем, Нордид твердым шагом направился к выходу, и ушел, не оглянувшись.

Оставшись в одиночестве, Юстэс впал в то угрюмое и озлобленное состояние, какое налетает порой на человека, когда винные пары улетучиваются, и минуты мнимого веселья сменяются тягостными раздумьями. Злые, разрозненные думы сменились постепенно сонным оцепененьем, и он уронил отяжелевшую голову на руки. Но тут рядом заскрипел отодвигаемый стул.

– Чего надо? – с вызовом спросил он. Против него уселся тот самый нахальный тьетль.

– Не узнал? – жутко знакомым голосом спросил низкорослый.

Юстэс выпрямился и откинулся на спинку стула. С трудом скрестив руки на груди, он с подозрением уставился на незнакомца.

– Кыш отсюда! – предложил он ему, подумав.

– Слыхал, ты стал героем, – как ни в чем не бывало, продолжал тьетль. – А куда же делся наш капитан?

– Коротышка?! – изумился Гилленхарт, внезапно узнав своего собеседника. Хмель разом слетел с него, и он вдруг почувствовал, что искренне рад видеть рыжего задиру.

– Он самый… – тихо подтвердил тот, многозначительно прикладывая палец к губам.

Поднявшись, он отошёл к столу, где сидели его маленькие приятели, что-то сказал им, и вскоре вернулся с кувшином, где ещё плескалось вино, и тарелкой незатейливой снеди.

– Вот… Сказал своим, что собираюсь выманить у тебя сумку с дорогими каменьями, – усмехнувшись, пояснил он, ставя съестное перед юношей.

– Они-то откуда пронюхали?..

– Э-э, брат! Да об этом уже все в городе знают!

Они наполнили деревянные кубки, выпили…

– Что же нужно тебе на самом деле? – утирая рукавом рот, спросил Гилленхарт.

– Перво-наперво, я на самом деле рад тебя видеть… – отвечал рыжий. – А во-вторых, я почему-то ужасно хочу вернуться домой… До-мой! – повторил он раздельно. – Слышишь?.. Или ты уже забыл, что это значит?..

Юстэс внезапно почувствовал себя очень странно. Точно всё происходящее и существующее вокруг неожиданно оказалось сном, а сам он – подглядывает в чужое окошко, наблюдая за течением сторонней, занятной жизни.

– Господи!.. А знаешь, я ведь и забыл… Правда, забыл!

***

Остаток ночи пролетел незаметно. Юстэс, как мог, изложил приятелю историю своих приключений, «тьетль» – поведал ему о своей жизни под Зелёным солнцем.

Прижившись среди бойких карликов, Коротышка немало постранствовал вместе с ними. Был в Тёмной долине, где золотые слитки можно собирать прямо под ногами, как камни, да только глядеть при этом нужно в оба – безраздельно владычествующие в долине гарпии так и норовят позавтракать кем ни попадя. Был на рудниках в горах Дальноземелья, где работают глубоко под землей мёртвые рабы, – те, чьи тела не сумели спасти от грабителей могил их сородичи… Плавал в Заморье, где чуть не попал в плен к великанам; на обратном пути повидал Светлые острова – красивое, удивительно прекрасное место, где хорошо бы остаться навсегда, – да только эльфы, хозяева островов, не очень-то жалуют пришлых…

– Тьетли – неплохой народец, – сказал он под конец. – Просто среди них тоже всякие попадаются. По мне, так они лучше многих.

– Воры и прохиндеи! – отрезал Юстэс.

– Не без этого, – невозмутимо согласился Коротышка. – Зато весёлые и не злые. Если и подстроят пакость, так только чтоб посмеяться…

– Ага! А потом свои хиханьки продают втридорога!

– Ладно, – примирительным тоном сказал рыжий. – Я тебя отыскал не для того, чтобы ссориться. Ты теперь богат, я тоже кой чего скопил… Пора возвращаться обратно. Здесь, я чую, большая свара началась, как бы нам не сгинуть вместе с остальными…

– Ну и возвращайся! – грубо ответил Юстэс. – А я не крыса, чтобы бежать с тонущего корабля.

– Дурак! Кому ты здесь чего должен?.. Это вообще не наше дело! Мы – чужие… Ты о чём всю жизнь мечтал? О славе да о богатстве?.. Так вот, раз всё свершилось, как мечталось, пора и честь знать!.. Выбираться из этой преисподней нужно! И побыстрее!..

– Как? – устало спросил Гилленхарт, только ради того, чтобы настырный недоросток отвязался.

– Я тут многое разузнал, – горячо зашептал, склонившись к его уху, Коротышка. – Оказывается, в здешнем храме портал есть… Его сам Проклятый в своё время сделал. Наши сказывали, аккурат в настоящей Акре окажемся, той, что крестоносцы на берегу Средиземноморья построили!.. Помнишь храмовника, что на корабле сам себя заколол? Ты ещё его кинжал себе взял… – тут Коротышка широко улыбнулся. – Я тебя как раз по кинжалу-то и признал! Уж очень сильно ты, брат, на рожу изменился, видать, хреново пришлось?.. Ну, слухай далее – тот бедолага на деле из местных был! А ножичек этот – ключ к переходу! Уразумел?..

– Нет… – честно признался Юстэс. – Я только одно понял: тебе кинжал нужен. Ну, так бери его – и отвяжись от меня!

Коротышка поперхнулся и оторопело поглядел на юношу.

– А-а … Нет, а ты как же?!.

– Никак! – грубо отрезал Гилленхарт. – Я – останусь… – и в доказательство своих слов отцепил с пояса тяжелые кожаные ножны и швырнул их на стол перед искусителем.

Коротышка робко протянул к неожиданному подарку мускулистую, поросшую рыжим волосом лапу. Благоговейно дотронулся корявым узловатым пальцем до тиснёного узора на истертой коже ножен…

– Я это за так не возьму! – сказал он, отдергивая руку. – Ты пьян, да и по башке тебе, я слышал, хорошо досталось… Скажут потом, что я тебя надурил. Нет, пусть всё честь по чести! Ты мне – кинжал, а я тебе… я тебе… – он задумался, перебирая в уме свои сокровища. – А я тебе – вот что! – и с этими словами выудил из заплечной котомки большие, на манер песочных, часы, где за синим стеклом вместо песка кружились блестящие снежинки. В верхней части стеклянной, утянутой в талии, колбы их оставалось совсем мало.

– Я похожие у Тезариуса видел, – равнодушно произнес Юстэс, вертя в руках хрупкую на вид стекляшку, оправленную в тусклое серебро.

– Бери! – отозвался Коротышка. – Глядишь, пригодятся! Тут вона, смотри, печать выжжена, видишь? – так может статься, Тезариусовы часы и есть..! Я их у одного из наших купил, – рыжий понизил голос, – а он эти часики у некой благородной дамы выменял – есть тут одна фифа, Вэлларией звать…– и простодушно добавил: – Я, правда, думаю, он их у ей спёр попросту!

– Как, говоришь, звали того ловкача? – напрягся Гилленхарт, услышав имя загадочно исчезнувшей волшебницы.

Коротышка, старательно прилаживая ножны к поясу из змеиной кожи, не заметил его волнения и лишь пропыхтел в ответ:

– Кажись, Рурус…

***

…Жёлтое тело Луны стало огромным. Она заполнила собой всю чашу небосвода, точно младенец утробу матери, и он понял, что луна – живая: видел пульсирующие реки вен и артерий, видел, как текут её соки, как нежна и прозрачна её кожа … И тогда кто-то вложил в его руку нож, и Луна содрогнулась от боли, и из её вспоротого чрева хлынула тьма… Ужас охватил его, он закричал – и сквозь отверстие разорванного криком рта Тьма проникла в него, точно вода, и растворила его в себе – и он стал её частью…

И хохотали вокруг демоны, и сновали падшие ангелы с опалёнными крыльями; твари причудливые и мерзкие стали его наперсниками – он сам был одной из них – и длилось это тысячу тысяч лет… Тысячу тысяч лет странствовал он во мраке, много дивных и страшных историй протекло перед его глазами, и между прочими чудесами видел он Тёмную Башню и её заключенного… А потом перед ним забрезжил маленький слабый огонёк и позвал за собой. Он поверил ему, и огонёк привёл его к жерлу пылающего вулкана – там, в кратере кипел Свет… Он испугался, поняв, что его путь лежит в самое сердце огненного озера, но чей-то голос назвал его по имени, – и он шагнул вперед…

– Нордид!.. Все кончилось, Нордид! Ты слышишь нас?..

Он приоткрыл тяжёлые веки: луна, целая и невредимая, апельсином висела в проеме бойницы, поодаль на полу – распростёрлось очерченное пентаграммой тщедушное тельце переверзя, на стене шипели, разбрызгивая искры, смоляные факелы.

– Все в порядке, – ответил он. – Я уже здесь…

С первыми солнечными лучами он покинул место, где произошел обряд перевоплощения – старый, полуразвалившийся дом, давно потерявший хозяев. Жрецы тотчас сожгли осквернённое жилище. Ему тоже предстояло пройти очищение – и он не замедлил его совершить.

Когда храмовый служка закрыл за ним ворота, он немного постоял, глядя с холма на расстилавшийся у его подножия город, – паутина висячих мостов, иглы башен, – и над всем этим пронзительно-голубое небо в оправе слоистых облаков. Постоял, поглядел, набрал полную грудь воздуха, и пошёл себе, – усталый человек, закончивший трудное и опасное дело.

– Ну, как ты? – Гилленхарт встретил его по дороге к казармам. Рядом с юношей топтался необычно высокий тьетль. – Я тут старого друга встретил, – пояснил он советнику.

– Всё хорошо! – радостно объявил Нордид. – Жутко было, мерзко… прямо сказать нельзя, как мерзко! Но теперь… Я точно заново родился – до того славно!

И они пошли в знакомый уже кабачок, и просидели там, пока не объявили тревогу. Звук сигнального колокола теперь часто тревожил осаждённый город: враг стоял у стен, и всё новые и новые полчища шли на штурм, с тем, чтобы обессилев, откатиться назад, ибо каменные оплоты Города вздымались почти что до самого Неба.

Услышав сигнал, Нордид и Гилленхарт отправились прямиком на стены. Коротышка сначала заколебался, но потом достал откуда-то помятый, местами проржавевший шлем, и тоже увязался за ними.

– Так, погляжу… – пространно пояснил он своё решение.

На передних рубежах обороны вовсю кипела работа: лили из огромных чанов смолу и кипяток на головы живых верениц, упорно ползущих вверх по длинным лестницам; лучники без устали рвали тетиву гибких луков, – подручные не успевали пополнять запасы стрел; другие шарашили по рядам неприятеля из пушек, а тот в свою очередь швырялся огромные каменными глыбами и целым градом камней помельче, плевался огненными кляксами. С высоты было видно, как у подножья стен копошатся огромные белые черви: то выползни пытались делать подкопы, но камни Города были надежно защищены заклятьем, и подземные жители пока не представляли собою серьёзной угрозы.

Куда хуже были те, что умели летать, – воздух кишмя кишел большими и маленькими тварями, каждая из которых норовила убить, укусить или хотя бы оцарапать. На глазах у Юстэса две огромные черные бабочки с кошачьими головами ловко зацепили клейкими усиками одного из защитников и проворно сбросили его вниз – находившиеся рядом даже моргнуть не успели! Одна из бабочек тотчас поплатилась за свое коварство, а вторая ловко ускользнула от удара мечом и упорхнула. А в воздухе перед Нордидом, откуда ни возьмись, появилась отвратительная костлявая девица – синекожая, зубастая, патлатая, – захихикала противно:

– Ух, ты, миленький!.. – и над самой головой его вжикнул острый серп. Советник уклонился в сторону и мастерским ударом развалил бойкую летунью пополам.

Коротышка, раздобыв себе копьё, развлекался, сталкивая со стены упрямо карабкающихся пауков – большие, маленькие и совсем крошечные, мохнатые и лупоглазые, – они с тупым упрямством всё ползли и ползли, не обращая внимания на гибнущих собратьев. Некоторым из них удавалось перевалить через гребень стены, с тем, чтобы тут же быть раздавленными. Один из них успел впиться в ногу какого-то человека и высосал беднягу до капли, точно муху, пока его не прикончили.

– Этому не будет конца!.. – сказал кто-то, и в ход пошли огнеметы.

На какое-то время удалось избавиться от ползучих и летающих гадов, но вскоре их стало ещё больше. Положение усугублялось отсутствием у Людей достаточного количества свежих сил: противник явно не собирался отдыхать – снаружи внизу, куда только глаз хватало, волновалось серое месиво, покрывшее собою окрестности до самого горизонта, и на место погибших торопливо лезли всё новые и новые враги, а вот полуголодным ополченцам, валившимся с ног от усталости, замены ждать было неоткуда.

– Измором хотят взять, гады!.. – выдохнул Коротышка.

Сломав очередное копье, он в сердцах отшвырнул обломки, и помчался в караулку – напиться воды и заодно разжиться новым оружием. По пути ему встретился Нордид.

– Давай-ка, приятель, передохнем, – великодушно предложил ему мнимый тьетль. Нордид послушно пошёл вместе с ним. Спустившись, они отыскали водоноса и освежились.

– Горячая работёнка попалась! – подмигнул Коротышка. Советник ничего не ответил. Застыв в напряжённой позе, он точно прислушивался к чему-то внутри себя.

– Э, да ты не ранен ли? – всполошился малый.

Очнувшись, Нордид затряс головой:

– Нет… Все хорошо.

Коротышка и не стал приставать с расспросами: подобрав себе новое копьё, он скоренько отправился обратно.

Нордид остался сидеть на месте: с глазами его происходило странное – зрение то пропадало, то появлялось снова. Он заморгал, помассировал веки – видимость прояснилась, но всё вокруг стало серым – цвета исчезли. «Наверное, я слишком устал…» – подумалось ему. Поднявшись, он медленно побрёл к узкой каменной лестнице, ведущей наверх. Ногам было непривычно тяжело – глянув на них, Нордид ужаснулся: на какое-то мгновение ему показалось, что вместо ступней у него огромные когтистые лапы, но видение тотчас исчезло, и по лицам случившихся рядом людей, он понял, что никто ничего не заметил. «Померещилось…»

Он сражался на верхах еще несколько часов – до самого заката. А когда багровый диск солнца тяжело опустился в потемневшее море, Нордид Эгглинг из рода Молури, отшвырнул в сторону ставший вдруг тесным шлем, и спокойно шагнул со стены в бездну – туда, где волновалось тысячерукое и тысячеглавое Нечто. Немногим не долетев до земли, его тело вдруг удивительнейшим образом изменилось: удлинилось, вытянулось, обрело огромные крылья и львиную, обросшую густой гривой, голову.

Зверь изогнул туловище и бешено замахал крылами, пытаясь избежать удара о землю – и это ему удалось… С торжествующим рыком чудовище стремительно помчалось обратно. В чертах крылатого льва ещё угадывалось что-то человеческое, но лик его был ужасен.

Наверху, увидев случившуюся метаморфозу, не растерялись: правда, многие испуганно застыли, глядя, как к ним приближается тот, кто ещё минуту назад был их другом и товарищем, но другие спешно зарядили гигантский, в два человеческих роста, арбалет, стоявший на трех упорах. Множество рук оттянуло тетиву – и навстречу крылатой смерти понеслась, разрезая воздух, огромная стрела. Лев мог бы уклониться – и всем казалось, что так он и сделает. Но вместо того, зверь налетел на стрелу мощной широкой грудью – в огромных глазах его высветилась радость – и пронзённый, закувыркался вниз…

***

– Итоги разведки, проведённой советником Нордидом, крайне неутешительны: перевоплотившись в переверзя, он узнал, что Тёмные нашли способ связаться с Безумным Королём. Именно он помогает им! – Верховный Жрец стоял перед сидящими за круглым столом членами Совета Девяти.

– Но Ахайя мёртв! – лицо Королевы побледнело.

– Этого мы точно не знаем, – тихо проговорил Жрец. – Так же как не знаем до конца сил и возможностей Чёрной Магии. Равно, как и Белой, впрочем…

– Все тут ясно! – скрипуче рявкнул Абигайл. – Не забывайте: именно его обезумевший разум создал первых Нелюдей и Чудовищ, и потому ничего удивительного в том, что его детки нашли ключик к Тёмной Башне…

– Они пообещали ему свободу! – громко и отчетливо произнес кто-то.

За креслом Королевы сгустился белый туман, и в комнате возник призрачный силуэт.

– Рутан?.. – удивилась Чара, обернувшись. – Почему ты не с нами?

– Я слишком далеко сейчас… У меня важные дела, – ответил голос.

– Важнее, чем осада Города? – язвительно поинтересовалась Королева.

– Советник Нордид погиб, – не обращая внимания на её слова, продолжал Рутан. – Покончил с собой, поняв, что не сумел вернуться из Тьмы.

Все посмотрели на Верховного Жреца. Тот окаменел лицом и ничего не ответил.

В наступившей тишине кто-то из советников тихо произнес:

– Стены Города возводил Ахайя, он же и накладывал на них заклятье. Выходит… – и умолк, не решаясь договорить.

– Да… – бесстрастно подтвердил Рутан. – Все складывается, как нельзя худо.

Абигайл покидал Дворец последним. Сгорбленный, шаркающий ногами старик, он совершенно не походил на того вояку, каким был еще пару часов назад. Но потрясло его не сообщение о связи Безумца с неприятелем, а известие о гибели Нордида.

– Я спас Нордида от суда Жрецов, когда его хотели осудить за колдовство, – бормотал он себе под нос, спускаясь к пристани, – и я же настоял на его принятии в Совет, ибо он был достоин того… Мне хотелось этим загладить свою вину, – ведь я и пальцем не шевельнул, чтобы помочь его отцу! Но я считал, что приговор, вынесенный Дарквишу, справедлив…А теперь я виновен и в гибели его сына: нельзя было соглашаться, чтобы он прошел через перевоплощение – бедный мальчик был слишком неопытен для этого!

У причала не оказалось ни одного водного диска, – лишь лодка, где сидел укутанный в плащ гребец. Продолжая разговаривать сам с собою, Абигайл ступил в лодку и жестом приказал перевозчику отправляться в путь.

– Хватит причитать! – гребец откинул плащ.

– Ваше Величество? – удивился советник.

Королева протянула вперед руку, сжатую в кулак, и разжала пальцы. С её ладони слетела маленькая пушинка и тотчас превратилась в Тень.