Теория пассионарности Льва Николаевича Гумилева глазами дилетанта

Спорно и утверждение Лурье, что провалы в летописании исторических событий не подлежат трактовке: источники могли не сохраниться по объективным причинам, но могли быть и сознательно уничтожены. Последнее требует мотива и открывает широкое поле для различных толкований. Таким образом, в полемике относительно исторических фактов и их летописного отражения мы часто видим противоположные точки зрения Гумилева и его оппонентов одинаковой степени (в лучшем для оппонентов случае) субъективности.

Однако метод доказательств, используемый Гумилевым, не бесспорен, так как сами исторические события, призванные проиллюстрировать и доказать теорию этногенеза, трактуются сквозь призму положений этой, еще не доказанной, теории. Поэтому иллюстрациями к ней исторические примеры являются, но в качестве исчерпывающей доказательной базы не могут быть приняты, так как отбиться в этой ситуации от обвинений в тенденциозном их подборе попросту невозможно.

Наряду со спорностью ряда исторических трактовок в произведениях Льва Николаевича можно найти противоречия, которые часто смущают даже его сторонников. Одним из критериев, которыми руководствуется наука, стремясь к объективности и достоверности полученных результатов, является критерий внутренней непротиворечивости, которая обеспечивается соблюдением основных законов логики в рассуждениях и выводах ученого. Работы Льва Николаевича с этой точки зрения не всегда выглядят безупречными.

Так, например, возникает путаница, связанная с понятиями эгоистической и антиэгоистической этики. Пассионарность Гумилев трактует как качество, противоположное инстинкту выживания. В одном случае он пишет, что оно исключает лишь равнодушие, с равной степенью «порождая подвиги и преступления, творчество и разрушение, благо и зло», в другом отмечает антиэгоистическую направленность пассионариев, «где интересы коллектива, пусть даже неверно понятые, превалируют над жаждой жизни и заботой о собственном потомстве» [26].

При более подробном знакомстве с теорией этногенеза мы обнаруживаем, что эта направленность в акматической фазе проявляет себя каким-то странным образом и более всего напоминает эгоизм в чистом виде. Однако для Льва Николаевича в этом никакого противоречия нет, и в этом случае он отмечает наличие высокой внутренней ответственности перед коллективом, понимаемым в узком смысле, – перед кланом, родом и т. п. Но коллектив этот в акматической фазе столь часто и кардинально противопоставляет свои интересы общественным, что грань между эгоизмом и альтруизмом размывается совершенно. Все зависит от того, с какой точки зрения наблюдатель оценивает соответствующее деяние – с точки зрения общественной пользы в широком смысле или узкоклановых, семейных и прочих групповых интересов.

Разбираясь с этим вопросом еще более подробно, мы обнаружим, что эгоизм и альтруизм в общепринятом смысле – это вообще не о пассионарности. Пассионарность противоположна лишь эгоизму, понимаемому как приоритет инстинкта выживания перед всеми остальными побуждениями, т. е. в чисто биологическом смысле. На уровне социального поведения, согласно теории Гумилева, примешивается такой фактор, как аттрактивность, противопоставляемая «разумному эгоизму».

Увлекаясь какой-либо мыслью, Лев Николаевич не всегда достаточно четко ее формулирует; еще чаще искажения вносятся благодаря произвольной трактовке читателем терминологии, предложенной Гумилевым. Таким образом, чтобы разобраться в некоторых разночтениях, необходимо основательно «вжиться» в его теорию, но даже в этом случае остается риск субъективных трактовок, делающих их дискуссионными. Возникает законный вопрос: существуют ли причины, служащие оправданием этому занятию, стоит ли тратить на это время и силы?

Положительный ответ на этот вопрос, основанный на непреходящей актуальности поднятых Гумилевым проблем, и побудил автора к написанию данной работы, состоящей из четырех частей. Первая часть содержит некоторые пояснения к самой теории этногенеза. Их необходимость связана с двумя обстоятельствами: повсеместным искажением смысла базовых понятий, введенных Гумилевым, и обилием исторических примеров, фактов и их интерпретаций, сквозь дебри которых Лев Николаевич пытается подвести своего читателя к пониманию сути этногенетических преобразований в процессе развития этнических систем.

Л. Н. Гумилев писал: «…прежде чем излагать историю страны или народа, надо увидеть ее самому, а смотреть тоже можно по-разному: с птичьего полета, с вершины холма, из мышиной норы. В каждом случае мы что-то заметим, а что-то упустим, но совместить все три уровня рассмотрения невозможно» [23].

Сам Лев Николаевич, обладая прекрасной памятью и высокой эрудицией, превосходно себя чувствовал на всех уровнях и легко между ними перемещался. Надо отметить прием, позволяющий Гумилеву оставаться на соответствующей высоте, высоте птичьего полета, – широкую панораму. Это означает, что рассматривается огромная территория, иногда большая часть Евразии целиком. Взгляд автора охватывает ее всю, при необходимости фокусируясь на какой-то конкретной пространственно-временной точке. Следует перечисление имен и дат, описание событий и их объяснения с точки зрения той или иной фазы этногенеза.

Неподготовленный читатель[8] непроизвольно соскальзывает на другой уровень рассмотрения, пытаясь разобраться с предложенной информацией и ее трактовкой, вольно или невольно застревает на деталях. Перспектива неизбежно теряется. А Лев Николаевич уже за тысячу километров, нырнул в очередной водоворот событий. Эта особенность работ Гумилева отмечается не только критиками. В качестве примера можно привести замечание редактора одной из книг Льва Николаевича, который вполне расположен к ее автору: «Ваша книга так насыщена историческим материалом, и так легко и свободно Вы с ним обращаетесь, что читатель, уйдя в интереснейшую фактологию, подчас теряет логику Вашей научной мысли» [21].

Однако Гумилев предложил теорию такой степени обобщения, что уровень восприятия «с высоты птичьего полета» должен непременно присутствовать. Под иным углом зрения адекватно ее воспринять невозможно. Спуски на другие уровни необходимы для формирования связей между кусочками исторического пазла, но целостному восприятию алгоритма развития этноса они часто мешают. Поэтому максимально схематичное и упрощенное изложение динамики этногенеза может оказаться не только полезным, но и необходимым.

Вторая часть работы посвящена краткому рассмотрению истории Руси и России с опорой на положения теории этногенеза. Основная задача ее заключается в демонстрации того, что даже противоположные гумилевским трактовки исторических событий не служат подтверждением ошибочности его теории, а зачастую косвенно ее подтверждают.

За основу были взяты труды таких авторитетов исторической науки, не запятнавших себя пренебрежением к историческим источникам, как Н. М. Карамзин[9], В. О. Ключевский, Н. И. Костомаров, С. М. Соловьев, С. Ф. Платонов. При обращении к работам этих именитых историков видно, что многие выводы Гумилева, даже формально противореча выводам их авторов, прямо следуют из приведенных ими фактов и имеющихся в их логических построениях противоречий. Некоторые трактовки исторических событий Львом Николаевичем мы позволили себе подвергнуть сомнению, но исходили при этом исключительно из положений его теории.

Задача третьей части – небольшая иллюстрация того, как естественный ход этногенеза и его возможные искажения придают развитию этноса в разных исторических обстоятельствах индивидуальную неповторимость, за которой, тем не менее, можно разглядеть общие закономерности. Наконец, четвертая посвящена картине дня сегодняшнего. Если теория Гумилева в основе своей верна, то она должна непротиворечиво описывать современный мир и обладать определенной прогностической ценностью.

Предлагаемая читателю работа не претендует на научность и является приглашением к размышлению на тему, которая нам представляется важной. Автор оставляет за собой право высказывать собственные соображения по тем или иным вопросам, касающимся теории Гумилева, а также выражать сомнение или несогласие с некоторыми выводами Льва Николаевича.

Часть I

Глава 1. Пассионарность и ее свойства

Я знал одной лишь думы власть,

Одну – но пламенную страсть:

Она, как червь, во мне жила,

Изгрызла душу и сожгла.

Она мечты мои звала

От келий душных и молитв

В тот чудный мир тревог и битв,

Где в тучах прячутся скалы,

Где люди вольны, как орлы.

М. Ю. Лермонтов. «Мцыри»

Понятие «пассионарность», предложенное Львом Николаевичем Гумилевым, является для теории этногенеза основополагающим. Возникновение новых этнических систем сопровождается всплеском рождения людей пассионарных, а изменение количества пассионарной энергии в этнической системе влечет за собой смену фаз этногенеза. Поэтому так важно понимать смысл понятий «пассионарность» и «пассионарий». Тем более что при полнейшем пренебрежении научного сообщества к теории этногенеза в целом термин «пассионарность» получил как в обывательской, так и в научной среде широкое распространение, и часто можно наблюдать, как даже серьезные эксперты употребляют его весьма вольно.

Под пассионарностью Лев Николаевич Гумилев понимал избыток биохимической энергии, который определяет способность к сверхнапряжению. В поведении людей (пассионариев) эта энергия порождает страстность и жертвенность. «Для пассионариев характерно посвящение себя той или иной цели, преследуемой иной раз на протяжении всей жизни» [26]. Ради этой цели, часто иллюзорной, как отмечает Гумилев, пассионарий готов жертвовать всем, в том числе и своей жизнью.

Механизм проявления пассионарности не вполне ясен и самому автору теории: «Мы не беремся судить: лежит ли в основе пассионарности единый ген или комбинация генов, рецессивный этот признак или доминантный, связан ли он с нервной или гормональной деятельностью организма?» [26]. Но несомненным для Льва Николаевича является то, что природа ее лежит в плоскости биологического, передается этот признак по наследству и тесно связан с областью подсознания.

Однако на любых этапах развития этноса пассионарии не составляют большинство популяции. Основная часть населения состоит из гармоничных особей. Для подавляющего большинства нормальных людей «безудержное сгорание другого человека, немыслимое без пассионарного принесения себя в жертву… <…> …чуждо и антипатично» [26]. Это люди «интеллектуально полноценные, работоспособные, уживчивые, но не сверхактивные» [26]. Они являются очень важным этническим элементом, т. к. «умеряют вспышки пассионарности, умножают материальные ценности по уже созданным образцам» и «вполне могут обходиться без пассионариев до тех пор, пока не появится внешний враг» [26]. Короче говоря, в массе своей это законопослушный обыватель, который соблюдает традиции, для которого стабильность важнее перемен, на постоянных, каждодневных усилиях которого держится вся хозяйственная жизнь этнической системы. Но когда появляется внешний враг, эти люди, даже имея значительный численный перевес, не в состоянии без пассионариев организовать сколь-нибудь серьезное сопротивление.

По этому поводу могут возникнуть возражения: как же тогда быть с известными примерами массового героизма? Для того чтобы понять, что здесь нет никакого противоречия, необходимо обратиться к свойствам пассионарности. Гумилев совершенно определенно пишет, что «пассионарность заразительна. Это значит, что люди гармоничные…<…>… оказавшись в непосредственной близости от пассионариев, начинают вести себя так, как если бы они были пассионарны» [26]. Лев Николаевич приводит много примеров этого свойства пассионарности, которое он называет пассионарной индукцией.

Пассионарная индукция очень похожа на явление «заражения» в толпе. Вот что пишет о толпе Густав Ле Бон: «…каковы бы ни были индивиды, составляющие ее, каков бы ни был их образ жизни, занятия, их характер или ум, одного их превращения в толпу достаточно для того, чтобы у них образовался род коллективной души, заставляющей их чувствовать, думать и действовать совершенно иначе, чем думал бы, действовал и чувствовал каждый из них в отдельности» [85].

Особенности поведения людей в толпе достаточно хорошо изучены, но не объяснены, так как сложно считать объяснением предположения о существовании коллективной души или заражении и внушении, имеющих гипнотическую природу. В этом контексте гипотеза Гумилева о существовании коллективных полей представляется не менее научной, чем все изыскания в области психологии масс: «Учтем, что равно „наэлектризовать“ несколько сот человек можно только путем индукции, т. е. воздействия на каждую особь заряда пассионарности другой особи. Логичным продолжением аналогии будет гипотеза пассионарного поля (подобие электромагнитного поля), обладающего совсем иными свойствами воздействия на психологию популяций сравнительно с индивидуальными психологиями тех же людей, взятых по отдельности» [26].

Второе свойство пассионарности заключается в том, что сама по себе пассионарность, вопреки широко распространенному мнению, этически нейтральна. Она не является героическим качеством и не сопровождается выдающимися способностями. «Пассионарность отдельного человека сопрягается с любыми способностями: высокими, малыми, средними; она не зависит от внешних воздействий, являясь чертой конституции данного человека; она не имеет отношения к этическим нормам, одинаково легко порождая подвиги и преступления, творчество и разрушение, благо и зло, исключая только равнодушие; и она не делает человека „героем“, ведущим „толпу“, ибо большинство пассионариев находятся именно в составе „толпы“, определяя ее потентность и степень активности в тот или иной момент» [26].

И, наконец, третье существенное обстоятельство связано со степенью пассионарного накала. Отмечая огромную роль в этногенезе деятелей науки и искусства, Гумилев относит многих из них к пассионариям, но меньшей степени напряжения. Любая психологическая типология выделяет некоторое количество достаточно ярких типов, а между ними всегда расположены смешанные и промежуточные. Поэтому сложно не согласиться с тем, что «в случае надобности деление может быть более дробным», а «кроме описанных нами ярких примеров, должны существовать варианты, слабее выраженные, при которых пассионарий не идет на костер или баррикаду… но жертвует многим ради своей цели» [26].

В качестве основы для такого деления Лев Николаевич предлагает систему координат, где на одной оси будут отражаться вариации подсознательной сферы, от пассионарности до инстинкта самосохранения, а на другой – сознательной. Для второй оси он вводит понятие аттрактивности (attractio – влечение), которая противостоит «разумному эгоизму» и является влечением к истине, красоте и справедливости.

Гумилев пишет по поводу аттрактивности: «Природа аттрактивности неясна, как, впрочем, и природа сознания, но соответствие ее с инстинктивными импульсами самосохранения и с пассионарностью такое же, как в лодке соотношение двигателя (весла или мотора) и руля» [26]. Таким образом, в предложенной системе координат ось «аттрактивность – эгоизм» отражает те человеческие качества, которые в психологии подпадают под понятие направленности личности.

У Гумилева в классификации особей по пассионарно-аттрактивному принципу нашлось место для обывателей (1), бродяг-солдат (2), преступников (3), честолюбцев (4), деловых людей (5), авантюристов (6), ученых (7), творческих людей (8), пророков (9), нестяжателей (10), созерцателей (11) и искусителей (12) (рис. 1). Понятно, что этот перечень может быть расширен.

Рис. 1. Классификация особей по пассионарно-аттрактивному принципу [26]

Мы рассмотрели людей гармоничных и пассионариев. Осталось сказать о третьем типе – субпассионариях. Это тем более необходимо, что субпассионариев с пассионариями путают значительно чаще, чем пассионариев с гармоничными людьми. Согласно теории Гумилева, «в составе этносов почти всегда присутствует категория людей с „отрицательной“ пассионарностью. Иначе говоря, их поступками управляют импульсы, вектор которых противоположен пассионарному напряжению» [26].

На схеме «Изменение пассионарного напряжения этнической системы» (рис. 2) уровень субпассионарности расположен ниже оси абсцисс, т. е. уровня тихого обывателя, а пассионарность – выше. Напрашивается вывод, что и активность субпассионариев отрицательна, т. е. эти люди вообще не способны ни на какие телодвижения. Это не так. На схеме представлены два уровня субпассионарности: неспособность регулировать вожделения и неспособность удовлетворять вожделения. Первый будет связан с импульсивностью, когда во главу угла ставится желание, в том числе сиюминутное и низменное: «Хочу!», а во втором – иждивенчество: «Хочу! Дайте!»

Рис. 2. Изменение пассионарного напряжения этнической системы [26]

Конечно, среди субпассионариев есть и патологически ленивые люди, вроде героя одноименного романа И. А. Гончарова Ильи Ильича Обломова. Но есть и вполне живые и подвижные. Зачастую один и тот же субпассионарий может переходить с одного уровня на другой в зависимости от ситуации. Классическим примером субпассионария вообще и такого перехода в частности может служить Шариков из «Собачьего сердца» Михаила Булгакова. Первый уровень он демонстрирует, когда гонится за кошкой и устраивает потоп в ванной или пристает к Зиночке. На этом же уровне он функционирует в качестве начальника подотдела очистки: «Мы котов душили-душили, душили-душили…» А в ситуации с квартирой профессора Преображенского («Я на шестнадцати аршинах здесь сижу и буду сидеть») Шариков – наглый иждивенец.

Гумилев делит субпассионариев на «бродяг», «бродяг-солдат» и «вырожденцев»[10]. В качестве примера «вырожденцев» он приводит люмпенизированную прослойку римских граждан времен позднего Рима, а первые две группы характеризует следующим образом: «Группа субпассионариев в истории наиболее красочно представлена „бродягами“ и профессиональными солдатами-наемниками (ландскнехтами). Они не изменяют мир и не сохраняют его, а существуют за его счет. В силу своей подвижности они часто играют важную роль в судьбах этносов, совершая вместе с пассионариями завоевания и перевороты. Но если пассионарии могут проявить себя без субпассионариев, то те без пассионариев – ничто. Они способны на нищенство или на разбой, жертвой которого становятся носители нулевой пассионарности, т. е. основная масса населения» [26].

Можно подвести итог. Активность, в том числе физическая, не может служить индикатором принадлежности человека к пассионариям, субпассионариям или людям гармоничным. Она свойственна всем группам населения, но имеет разную направленность: люди гармоничные «работают, чтобы жить – никаких иных потребностей у них не возникает»; «человек-пассионарный живет, чтобы работать ради своей идеальной цели»; «индивид, называемый субпассионарием, живет, чтобы не работать, и ориентируется на потребление за счет других людей» [24].

Не стоит думать, что все субпассионарии обязательно тунеядцы. Просто при поиске работы субпассионарий будет ориентироваться на те сферы, где можно заработать при минимальных затратах. «Минимальность затрат» определяется самим субпассионарием в зависимости от личных склонностей, от того, что «легко и приятно» лично ему. Многие субпассионарии в надежде на удачу вполне способны идти даже на смертельный риск (вспомним солдат-наемников) что в глазах посторонних людей и в конкретной ситуации вполне может выглядеть как отвага.

Вообще апеллировать к личностным характеристикам вроде смелости или трусости не имеет смысла при описании градаций пассионарности. «Когда организм готов умереть ради цели (у человека это, как правило, более или менее разумно обоснованная цель), это дает ему преимущество перед более сильным противником, который хочет не только победить, но и выжить. Не следует путать пассионарность с храбростью. Есть люди храбрые, но не пассионарные. Просто пассионарная особь, пусть даже и трусливая, получив отпор, будет повторять попытки достичь своей цели, а храбрый непассионарный человек, которого можно именовать „гармоничником“, может смириться с положением, хотя и не выказать особого страха» [74].

Другим показателем является отношение ко времени. Пассионарии, жертвуя комфортом, спокойствием, самой жизнью, обращены в будущее. Гармоничные люди, сохраняя традиции и воспроизводя выработанные прошлыми поколениями способы и формы хозяйствования и общения, – в прошлое. А субпассионарии живут исключительно сегодняшним днем. Они не способны строить прогнозы на сколько-нибудь отдаленное будущее, но это не связано с их интеллектуальными способностями.

Цель данного краткого описания трех типов людей заключается в самом общем рассмотрении их принципиальных отличий. При переходе к конкретным примерам время от времени неизбежно будут возникать споры, основанные на проекциях собственной личности со стороны оценивающих и субъективности восприятия того или иного персонажа вследствие существующих установок и сложившихся стереотипов. Поэтому феномен пассионарности требует дальнейшего изучения. Необходима разработка критериев, на основе которых возможна объективная оценка уровня пассионарности конкретных людей. Для перехода же к описанию развития этнических систем эти частности не имеют принципиального значения, так как речь в теории этногенеза, по выражению ее автора, идет о статистических закономерностях.

Глава 2. Особенности межэтнического взаимодействия

Вы говорите: «всю мою сознательную жизнь». Но это неправда. Говорите лучше – всю мою бессознательную жизнь.

Из телесериала «Метод»

Если без осмысления термина «пассионарность» невозможно по-настоящему разобраться с внутренней динамикой развития этноса, то представления о комплиментарности, химере и антисистеме необходимы для понимания положений пассионарной теории в области межэтнических отношений и тех искажений, которые они могут вносить в процесс развития этнических систем.

Для того чтобы начать разговор о природе комплиментарности, которая является чувством симпатии или антипатии, возникающим на подсознательном уровне, необходимо вспомнить об этнических полях, существование которых предполагал Гумилев. С научным обоснованием этой гипотезы можно познакомиться в работах советского ученого-биолога Бориса Сергеевича Кузина[11].

Согласно выводам Б. С. Кузина, дифференциация частей, координация их действий и вообще развитие любого органического целого всех таксономических групп, включая отдельных индивидов, коллективы особей и т. п., регулируются морфогенными, филогенетическими и прочими полями, которым присуща динамичность. Б. С. Кузин отмечает, что «принципу поля подчинены также взаимоотношения индивидов внутри колоний и видов, жизнь вида в целом и даже процесс филогенетического развития всего органического мира» [54].

Гумилев формулирует эту мысль следующим образом: «Из факта целостности групп и их единства, выражающегося в единстве их строения и поведения в эволюционном процессе, мы можем заключить, что существуют поля, регулирующие и координирующие этот процесс. Поля эти можно назвать филогенетическими» [26].

Логично предположить, что взаимодействие между таксономическими единицами «органического мира» также определяется взаимодействием их полей (в нашем случае – полей этнических). Именно этот вывод делает и Гумилев. Как известно, поле имеет волновую природу, а волны – общие волновые характеристики (длину, частоту, амплитуду, скорость). Параметры же этих характеристик могут быть различными. По-видимому, в этом и кроется причина положительной либо отрицательной комплиментарности при этнических контактах, определяющей деление на «своих» и «чужих», а также ее кажущаяся иррациональность.

Из теории Гумилева следует, что последствия этнических контактов зависят от уровня, на котором они осуществляются. «Сочетание двух и более консорций и конвиксий нестойко. Оно ведет к распаду или к образованию стойкой формы субэтноса. На субэтническом уровне смешение трактуется как „неравный брак“ с особой „не нашего круга“, причем ступень социальной лестницы часто не имеет значения» [26].

На этническом уровне могут возникать симбиозы, в которых каждый этнос занимает собственную экологическую нишу, находясь во взаимовыгодных отношениях с соседями[12], и ксении, являющиеся нейтральной формой существования этносов. Ксении гораздо менее позитивны, чем симбиозы, так как в этом случае этносы сосуществуют на одной территории, в одном социальном организме, «но не сливаются и не делят функций» [26], что обыкновенно сопровождается чувством взаимного недовольства[13].