Постепенное приближение. Хроники четвёртой власти

Перелицевать дело на «убойную» ст.105 и посадить Крота? Начальство с братвой тебя ох как не поймут, да и за полученные денежки спросят с процентами.

Не посадить, наплевать на новые факты и оставить ст.107? Ещё хуже. При этаких свидетельствах о компромиссной 107 статье и думать нечего. Медийщики, та же Лебедева первая, сотрут в порошок. А потерпевшие на первом же круге в два счёта опротестуют аффект, будут тянуть на умышленное убийство. И как пить дать вытянут. Всем известно, что такая спорная статья, как убийство в состоянии аффекта, применяется в судах редко. Зато чаще, чем в других случаях, переквалифицируется на ту же ст.105.

Есть ещё и своё судейское руководство. Оно быстро узрит в этом проклятом деле явный юридический ляп, если не чего-нибудь посерьёзнее. За такие промашки точно по головке не погладят. А у замечательного судьи Дьяконова чёрных галок и без Крота хватает.

Получаются те же яйца, только сбоку. Как ни крути, а сегодня для тебя в аффекте нет никакого резона.

Но Крот НЕ ДОЛЖЕН попасть за решётку! За это тебе хорошие денежки плачены.

Как быть?

Думай, Григорьич, думай!

Да не забывай: в конце этого месяца в Городском Совете будут согласовывать кандидатуры судей федеральных судов. Таких, как ты, дорогой. На тебя тоже посмотрят с пристрастием. И хорошо, если на свет Божий выплывут не все твои грешки. Добрые люди уже предупредили, чтобы готовился как следует: в отношении тебя не исключены козни. С чего это сидит сегодня в зале депутатишко Гришка Макарин? Да с того, многоуважаемый Валентин Григорьевич, что у этой старой гниды собрано против тебя целое досье. Встал, понимаешь, горой, за какого-то вонючего инвалида, несколько лет подряд не ленился таскаться по судам и следить, как ты ведёшь дело этого нищеброда. И нарыл, что судья-де, Дьяконов предвзято рассудил, что предприимчивый сосед на «законных» основаниях согнал старикашку с собственного жилья. Похоже, нардеп по своим каналам пронюхал даже о том, какую мзду ты получил за вынесение этого решения! Если и в сегодняшнем деле найдёт заковыку – а он найдёт, ей-ей найдет, если приговоришь к аффекту! – тогда точно прощайся, Валя, с судейской мантией.

Если бы кто-нибудь в это время заглянул в совещательную комнату городского суда, где готовилось к завершению дело Кротова, то немало подивился бы увиденной здесь картине. Судья, сидя в одиночестве возле здоровенного стола, то делал в воздухе какие-то пассы, то хватался за ручку и начинал черкать на бумаге ему одному понятные схемы и построения. Иногда он подбегал к книжному шкафу, изображал глиссандо по корешкам стоящих на полках сводов законов, сборников и юридических журналов, выдергивал нужные. Лихорадочно перелистывал страницы в бесчисленных закладках и вклейках изменений в законодательстве. Бросал эти талмуды на пол и снова возвращался к своим почеркушкам. Потом – опять к шкафу. Всё это время он что-то бормотал, будто подсчитывая или сравнивая. Длинное лошадиное лицо его с глубоко запрятанными и сведенными к переносице глазками то раскрашивалось бордовыми пятнами, то при отливе крови бледнело до синевы. Мосластые длиннопалые руки не находили покоя ни на минуту.

Помощница уже трижды приносила поднос, сервированный то чаем, то кофе, а нужное решение никак не находилось, метания Дьяконова всё продолжались. В конце концов судья крупными символами вывел на листе ему одному понятную формулу:

105=105^

Остальную исписанную бумагу смёл на пол и схватился за трубку телефонного аппарата. Набрал номер коллеги, к помощи которого – не безвозмездно, разумеется, – прибегал уже в скользких обстоятельствах. Дима Востряков давно прослыл в кругах юристов мастером забегов по острию ножа.

– Алло, Дим, это Дьяконов беспокоит. Говорить можешь? Вот и хор! Совета твоего хочу…

Валентин Григорьевич торопливо и несколько путано принялся обозначать «мастеру» суть проблемы. Тот даже не выслушал до конца:

– Валь, я тебя не узнаю. Ты с этим Кротовым, похоже, совсем реакцию растерял. На самом деле тут всё на поверхности. Само собой, никаких аффектов, что бы там прокурорские ни плели. Даже не думай. Только нарвёшься. Мало ли кто чего от тебя ждёт! Будет им и белка, будет и свисток! В общем, не делай смешно публике и прессе. Ты меня слушай…

И телефонный собеседник с лёгкостью надиктовал в трубку почти готовый проект документа. Оставалось только прилизать текст. Впрочем, констатирующую часть можно отложить на потом, так чаще всего и делается. Главное – суть принимаемого вердикта, который теперь предстояло озвучить Дьяконову.

***

Казалось, перерыву не будет конца. Лариса взялась было за шапку: всё, что могла, она для несчастных матрон сделала. Но, уже двинувшись к выходу, наткнулась на горестный взгляд Венецкой, и – осталась. Всё равно уже день потерян. Да и терять-то, собственно, нечего. Триш пурхается со сдачей номера, Гришина получает доступ к руководящему телу только урывками, и с новым проектом так ничего и не решено. А ты, Лебедева, знай торчи себе в производственном простое.

Часть публики – любители посидеть на громких процессах досужие зеваки – разошлась, потеряв терпение. Асмолов поехал на какой-то коллоквиум, вслед за ним упорхнула и прочая шумливая молодёжь. Убыла почти вся вельможная когорта – по зову неотложных городских дел. Лишь упорно светились раскалённые пивом физиономии болельщиков Крота, сделавших небывалую выручку соседней забегаловке. Да тихо шептались жалко понурые тётушки-потерпевшие. Надежды на продолжение сегодняшнего разбирательства таяли с каждой минутой.

Но любому ожиданию приходит конец: зал огласил визгливый крик секретаря заседания:

– Встать!!! Суд идёт!!!

Казалось, после такого истошного ора должна бы появиться изрядная процессия балахонистых мантий. Но, как и прежде, на судейский помост ступил один-одинёшенек Валентин Дьяконов. В его внешности по-актёрски выразительно обозначились перемены. Теперь сумрачное лицо с опущенными глазами выражало крайнюю сосредоточенность и даже некоторую скорбь. Лик этот красноречиво сигналил: всё кругом не так, и судья Дьяконов ничего поделать с этим не в силах. Сейчас он огласит вердикт, который, увы, многих не обрадует…

Судья долго усаживался в своём кресле. Угнездившись, он ещё некоторое время продолжал держать паузу, заставив зал напряжённо умолкнуть. Потом картинно вскинул горящие праведным огнём глаза-бермуды. Его взгляд недвусмысленно скрестился с взглядом Григория Макарина. Пусть видит этот чёртов депутат, что Дьяконов истово служит закону, и только ему:

– Суд не может признать правильной квалификацию по статье 107 преступления, совершённого Кротовым Валерием Андреевичем, сделанную предварительным следствием. По мнению суда, эти действия следует квалифицировать статьёй 105 – умышленное убийство.

Ряды приверженцев Крота повскакивали со своих мест и угрожающе заулюлюкали:

– Нарываешься, Дьякон?

– Сам ты умышленный пидор!

– А на судью, что же, и управы не найдётся?

– За что так нашего папаню?

– Или тебе мало занесли? Так мы добавим!

Оставшиеся в зале чиновные господа тоже злобно уставились на судью, молча по-гусиному вытягивая шеи из воротничков. Длинным сизым носом недовольно сопел и гособвинитель. При такой разблюдовке он оставался в накладе – его работа, за которую был обещан приличный гонорар, шла насмарку. Кое-кто из публики, не стесняясь, громко возмущался отступлением судьи от неких предварительных договорённостей. И только в лицах родственников убитых проступила надежда.

Дьяконов, втянув голову в сутулые плечи, покорно глотал оскорбления в свой адрес, и даже не пытался унять гвалт. Видя такую реакцию начальства, и приставы не спешили прикрыть даже особо рьяные глотки. Помощник обломал свой карандашик, истошным трезвоном только усугубляя общую сумятицу. Пускай, пускай кротовские оглоеды спустят пары. Как любит приговаривать друг Востряков, будет им и белка, будет и свисток.

Долго не унимавшийся шум всё же несколько поутих, судья продолжил свой спич. Он по-прежнему не глядел в сторону недовольных, держа на мушке одного Макарина:

– Как следует из материалов дела, показаний подсудимого и допрошенных в судебном заседании свидетелей, Кротов ИМЕЛ прямой умысел на лишение жизни Евгения Гаврилова и Вениамина Васенёва. Поэтому действия последних не могли вызвать у обвиняемого внезапно возникшего душевного волнения. В связи с этими и другими фактами, открывшимися в ходе судебного расследования, суд принимает решение…

Дьяконов сделал очередную томительную театральную паузу, дожидаясь воцарения полного спокойствия.

Да, валидольный нынче выдался спектакль! – раздражённо думала Лариса. – Этого Дьяконова самое время усаживать в особое судейское кресло! Она как-то вычитала у Геродота, как один древнегреческий царёк, уличивший судью во взятках, велел его казнить. А из кожи несчастного нарезать ремней и сплести сиденье для нового кресла – чтобы всяк, в него садящийся, помнил, чем чревато для судей мздоимство. По иронии судьбы, первым кресло опробовал сын казнённого…

Она перевела взгляд на разом напрягшихся матрон. Неужели этот слуга слуг народа не выполнит заказ и впрямь попятится от аффекта? Что-то на этого судейского мало похоже. Наверняка у него в рукаве припрятаны какие-нибудь хитрые фишки!

–…Определением городского Зауральского суда уголовное дело по обвинению Кротова Валерия Андреевича по ст.107 направить для производства дополнительного расследования для перепредъявления обвинения Кротову на более тяжкое…

Вот оно! Вместо честного приговора перепасовал дело на допрасследование! Отыграл так, чтобы и нашим, и вашим, и ихним. Хитрая бестия! Небось, весь перерыв искал эту лазейку!

Между тем, зал взорвался воплями с ещё большим остервенением. Братки взревели так, словно тут шёл их сходняк. Уже без оглядки на женщин, подростков и представителей власти они на чём свет поносили суд, всё судопроизводство страны и мира вообще, и конкретного судью Дьяконова в частности. Неслась такая похабщина, какой гражданам тех лет, ещё не свыкшимся с публичным русским матом, в присутственном месте слышать не доводилось.

Среди бурлящего потока словесной грязи Ларисе было отвратно, но и смешно. Какой же фантазией должны обладать люди, не умеющие толком связать и трёх обычных слов, чтобы изобретать подобные фиоритуры! Интересно, каково купаться в этакой жиже интеллигенту Депову?

К её удивлению, Александр Павлович, пунцовый, как рак, с растрепавшейся причёской, съехавшим набок галстуком и каким-то опрокинутым лицом, тоже что-то злобно бормотал, пристукивая по столу кулаком. По губам было видно, что чувство своего глубокого неудовлетворения он выражает на том же сленге, что и кротовские выползки.

Перехватив взгляд Лебедевой, он и вовсе сплюнул и отвернулся. Будто именно Лариса была виной неудачи в последнем акте срежиссированного им спектакля. Подозревала она, что его безукоризненная утончённость и рафинированность – умело пристроенная маска! А настоящий Депов – вот он, теперешний, такой же гадкий и пошлый, как его клиенты-людоеды?

То, что произошло следом, не могло и пригрезиться беснующейся братии, как и остальным участникам и зрителям процесса. Когда, наконец, удалось пригасить волеизъявление распоясавшихся масс, ледяным ушатом опрокинулась на зал коренная фраза Валентина Григорьевича:

– Однако, господа!!! Однако ввиду положительных характеристик, данных обвиняемому в ходе этого судебного следствия, а также наличия на его иждивении трёх несовершеннолетних детей и дочери-студентки, суд находит возможным на период дополнительного расследования вплоть до перепредъявления обвинения освободить Кротова из-под стражи. Прямо здесь, в зале суда. Назначить ему меру пресечения в виде подписки о невыезде.

***

Лебедева не верила своим ушам. Крота – на волю?! Как можно отпускать этого зверюгу?! Вместо приговора, к которому подводил весь ход рассмотрения, нате получите какое-то определение и подписку о невыезде! Этот Дьяконов, совсем он, что-ли, не понимает, чего воротит? Какое освобождение из-под стражи, какая подписка? Сам ведь, судья грёбаный, перед всем залом заявил, что считает правильным присудить Кротову за мерзкие его дела срок, положенный преднамеренному двойному убийце. А в результате – шагайте по-здорову, Валерий Андреевич, на сытные домашние харчи…

После оглашения определения никто, кроме адвокатов, сразу и не понял, ЧТО стоит за этой юридической казуистикой. Смысл произошедшего стал доходить до участников заседания, когда глухо лязгнул замок, и Валерий Кротов, ухмыляясь во всю щербатую акулью пасть, выплыл в зал из решётчатого закутка. Ещё секунд тридцать он развинченно вытанцовывал в сторону своих присных в полной тишине, пока кто-то из братков не гаркнул:

– Андреич, ёпт, да тебя что, и вправду – того?

Орава кожанов облепила Крота, как рой навозных мух. Они снова оглушительно матерились, теперь уже во ликование, дёргали и пощипывали вольноотпущенного, нежно долбили кулаками по лопаткам, наперебой протягивали цыгарки. Кто-то закричал:

– Качать его, качать!!!

Десятки рук уже изготовились, чтобы подбросить к потолку храма юстиции освобождённого героя, если бы не приставы, оттеснившие разошедшихся хмельных «мух» к дверям. Мол, только не здесь! За пределами здания делайте что хотите.

Кротов едва высвободился из лап чересчур эмоциональной братвы. Но стремился он отнюдь не к детям. О дочерях, которые никак не могли пробиться к нему, чудный папаня и думать забыл. Так потом и уехал, не перебросившись с девчонками даже парой слов. При взгляде на них Ларису кольнула жалость: несмышлёные, ещё не понимают, какого отца им Бог подсуропил.

Победно поглядывая по сторонам и одёргивая замызганный по камерам канареечный прикид, Валера ждал приветствий от более солидной публики.

Первым, конечно же, оказался Депов. И опять Лариса не узнавала Александра Павловича. Его недавнее отчаяние по поводу проигранной партии сменилось ликованием пятилетнего именинника. Лицо всё ещё алело, но это уже был румянец безудержной радости. Откинув привычную чопорность, Депов мял и тряс грязную руку своего клиента. Временами он панибратски приобнимал Крота за плечики и нашёптывал на ушко нечто такое, от чего тот расплывался в довольной улыбке.

Счастливый защитник между делом бросал победные взгляды и на Ларису. Даже он, многознающий и прозорливый потомственный юрист, не чаял, сколь удачно может обернуться это дельце. Отговаривал Лору, упрашивал, лебезил, подкладывая под себя соломку. А вышло, что её настырность как раз и помогла выполнить программу, на которой настаивали покровители Крота. Лариса и этот Витёк – кажется, сынок судьи – не желая того, вытолкнули дело на самый выгодный для убийцы путь. По крайней мере, в настоящее время. И наша взяла, адвокат! Добыли-таки свободу!

Подтянулись и другие доброжелатели. Солидные дяди в пиджаках хлопали Крота по плечам, жали потные ладони. Кое-кто, изображая чувства, пошвыркивал носом и даже пускал слезу. Один невзрачный гражданин с гигантской золотой цепью на шее и столь же циклопическим «роллексом» на запястье даже полез было лобызаться.

Прямо тебе народный герой, праведник гонимый! Лариса с горечью и отвращением наблюдала за происходящим. И с какого барсика этакие восторги? Будто не преступника в ожидании следующего судебного раунда отправляли на подписку, а гранд-персону – в космос.

Она всё ещё стояла рядом с матронами, не решаясь покинуть убитых случившимся женщин. Васенёва с момента оглашения определения беспрестанно тихо рыдала, а железобетонная Венецкая хотя и крепилась, губы и руки её предательски прыгали. В конце концов, и она не выдержала: грузно рухнув в кресло, неожиданно тоненько, с подвывом, запричитала:

– Ну всё, теперь всё!

Адвокат Виталий залопотал было что-то про кассации и апелляции, но Анна Сергеевна его не слушала:

– Ударится Крот в бега, ищи потом ветра в поле! Не будут наши мальчики отмыты, не будут отомщены! Не будут… Не будут…

Так она озвучила главный итог суда, о котором знал и думал сейчас каждый из присутствующих в зале. Вывернулся Крот, ушёл!

Васенёва жалобно завыла в тон ей. Потом затихла и стала заваливаться вперёд. Виталий едва успел подхватить падающую без чувств Светлану Васильевну. Почти одновременно вырубилась и Венецкая. Обступившие родственники засуетились, не зная, что предпринять. Лариса выбежала в холл, спросила у дежурившего здесь пристава, откуда можно вызвать неотложку. Получив спрятанный под конторкой телефон, набрала 03. Скорая прибыла вовремя: у Венецкой начинались судороги. Врачи второй бригады увезли в стационар Васенёву.

Вслед смертельно подкошенным старухам неслось циничное:

– Что, тётки, допрыгались? Куда вам супротив Валеры Крота хвост пружинить!

***

Проводив разъехавшиеся экипажи медиков, Лариса, наконец, собралась восвояси. Тьфу ты, а где папка-то с бумагами? Готовясь к суду, она сделала подборку всех городских публикаций по «делу о бочках». Пришлось снова считать ступени храма правосудия, чтобы забрать из зала свои вещички.

Здесь, у главного входа, она вплотную столкнулась с Кротом. Валерий Андреевич вышагивал на волю, что твой Наполеон к императорскому венцу. Подобострастные матершинники-легионеры составляли свиту, на локте висла голенастая грудастая девица примерно тех же годков, что и старшая дочь Варвара – очевидно, одна из бесчисленных любовниц.

Лариса, хотя и была под горло налита презрением к этому персонажу, предпочла прошмыгнуть мимо, не привлекая внимания. Однако Крот приостановил своё триумфальное шествие и загородил ей дорогу. Они оказались так близко, что чувствовали дыхание друг друга.

Лариса, как балерина, надменно вытянулась в струнку на своих умопомрачительных шпильках. Кротов, наоборот, поглубже, засунул руки в карманы мятых штанов, опустил голову и набычился. Они смотрели в упор, он исподлобья, она – вскинув голову и прикрывшись ресницами, и ни один не отводил взгляда. Белёсая голубизна мужских глаз, от злости почти молочная, изо всех сил старалась поглотить жгучий тёмный мёд тигриных зрачков женщины. От этих переглядок, как недавно в зале от его реплик, ей вдруг стало смешно, хотя по спине побежал опасливый холодок. Так некоторое время и стояли – подлый торжествующий хищник и безрассудная журналистка с хлипким копьецом справедливости наперевес. Но она чувствовала: ещё немного, и противник не выдержит, первым отведёт глаза, победа в этой дуэли останется за ней.

Наконец, мерзавец замигал, отступил и, казалось, стушевался. Путь сквозь притихшую расступающуюся толпу был свободен. Но неожиданно Крот подобрался и опять пружинно почти вплотную подскочил к Ларисе. Сквозь сжатые зубы он по-змеиному зашипел:

– Ты, птичка, ещё поплатишься. И за свои слова, и за свои паршивые статейки. Обязательно. Валера Крот обид не спускает.

Именно таким и рисовала этого человека несчастная Елена Николаевна, забитая экс-супруга…

Наверное, Кротов прямо здесь, на территории суда, вцепился бы в Лебедеву, стал бить и царапать ненавистное насмешливое лицо, если бы не Депов, крепко схвативший его за руки в старании утихомирить:

– Валерий Андреич, Валера! Ты на дамочку попусту не ярься. Она нам скорее помогла, чем навредила! Без неё ещё неизвестно как всё обернулось бы!

Лариса не верила своим ушам. Послушать Депова, так выходит, что она отработала на Крота! Да быть того не может!

Но заступничество адвоката возымело действие: Кротов остыл и даже попробовал шутить:

– Тебе бы, Александр, не таких как я по судам отмазывать, а бабёшек, что посмазливее!

Воспользовавшись сменой настроений, Лариса быстро заскочила внутрь помещения и слегка отдышалась. Поскорее забрать папку, и ходу, ходу отсюда!

В зале заседаний ещё оставался кое-какой народ, ударившийся в пересуды. Как раз рядом с сиденьем, где лежала её папка, стоял, кого-то поджидая, Курилов. Заметив корреспондента «Обоза», Виталий Семёнович приподнял брови:

– Что-то не своими делами нынче занимаетесь, Лариса Петровна…

– Как и вы, видимо?… Но я-то здесь по официальной повестке!

Витаса передёрнуло, крыть было нечем. Он только затряс головой – не поймёшь, раздраженно или одобрительно:

– Знаю, всё видел, всё слышал. Вас, кажется, нынче в рекламу перевели, а вы никак своё корреспондентское прошлое забыть не можете? Не желаете побеседовать на эту тему в моём кабинете? Давно собираюсь пригласить вас для детального знакомства…

Ларису подмывало поинтересоваться, откуда в мэрии такая осведомлённость о внутренних делах их редакции, но она благоразумно прикусила язык. И так ясно, от какого паршивого верблюда… С неё хватит и того, что они столкнулись-таки на этом процессе.

Немного помолчав, Витас почти приказал:

– Ждите! О времени встречи сообщу через секретаря редакции!

Глава 24

У Ларисы обед, но вместо столовой она расположилась неподалёку от редакции в любимом скверике, и наслаждается долгожданной весенней прелестью.

Зимы за Уралом долгие и холодные. Морозы как встанут в конце октября, а то ещё и на ПокровА, так до Тёплого Алексия и стоят, раскаляя до трещин малоснежную землю. А потом вдруг наплывёт ростепель, дневные температуры подпрыгнут до 10-12 плюсов, съедят последние снега бурно и быстро. Межсезонье управляется в неделю-две. Уже с первых апрельских дней наступает солнечная теплынь, а там и до летнего жара недалеко.

Вот и сегодня солнце пригревает почти по-июньски. Меж полёглых пучков серой прошлогодней травы настырно пробиваются молодые копьеца, на газонах проступает салатовый флёр. Галдят и ссорятся антрацитово лоснящиеся скворцы. Ребятня, презрев мамины наказы, стаскивает с потных голов надоевшие за зиму шапки и топает по непросохшим лужам.

Над скамеечкой, которую облюбовала Лебедева, готово вырваться наружу розовое облачко: набирает цвет какой-то ранний японский кустарник, прижившийся в этом суровом климате. Лариса медленно, со смаком, вдыхает сыроватый прозрачный воздух, жмурится, подставляя горячим лучикам то одну щёку, то другую. Так бы и сидела себе, и сидела, переполненная синевой и золотом дня! И навсегда отринула бы всех этих Кротовых, Деповых, Венецких, вымарала из памяти отвратительный вчерашний день!

После судебного заседания она на службу не пошла, хотя время ещё оставалось: до последней степени была изнурена душой. Будто её долго топили в чём-то липком и постыдном. Хотелось одного – выплеснутся бы перед Колькой. Как выразился бы его папаша-технарь, кавалерчик сумел бы структурировать кристаллы Лориной души, находившиеся в полном раздрае. Но как нарочно Вернин-младший этим вечером допоздна будет торчать на каком-то очередном «чёсе».

Пойти к маме она не решилась: как в таком состоянии тревожить их с Сашкой? Пришлось брести домой, в сиротливую без Кольки квартиру. Её «двушка», хотя и не слишком вылизанная, была всё же хорошо приспособлена под жизненный строй обитательницы. Но теперь родные углы казались Ларисе нестерпимо безотрадными, а сама она в них – заброшенной и несчастной. Не находя себе более облегчающего занятия, она достала из холодильника хорошо початую бутылку водки – весь их домашний бар. Не заедая, как лекарство, глотнула изрядную дозу спиртного, дотащилась до дивана, и почти сразу, как была одета, провалилась в тяжелый не то сон, не то дурман. Пришедший Колька кое-как раздел и уложил бесчувственную подругу. Ночь она коротала, мечась и вскрикивая.

А утром, едва переступив порог рекламы, поняла: в редакции уже известно, что Лебедева опять ввязалась в какое-то не своё дело, чем страсть как не угодила начальству. Из кабинетов выглядывали вопросительные физиономии. Как пить дать, Ниткин уже что-то пронюхал в мэрии, а сплетни с его длинного языка быстро разлетаются по всем закоулкам «Обоза». Однако приставать к ней с расспросами никто не решался. Только Смешляева издали вскинула кулак – мол, прорвёмся, Лорка, не боись! Да прилетевшая на жареное Аллочка Нилова сочувственно погладила подругу по плечу, сострив для поднятия духа:

– Да-а, из пасти льва выходят краше…

А много чего повидавшая на своём веку Ольга Ивановна только махнула рукой в Лорину сторону – дескать, что с тебя, сомнамбулы, нынче взять?

Лариса была благодарна коллегам, что её хотя бы ненадолго оставили в покое. Сидя на обласканной солнцем скамеечке, она раз за разом прокручивала перипетии треклятого суда. Сейчас, когда вернулась способность более здраво размышлять и анализировать, её волновал уже не сам итог процесса над Кротовым. Там всё понятно. Да, вышло не так, как ожидали обе стороны. И ничего с этим не поделать: как поётся у Окуджавы, пряников сладких всегда не хватает на всех. В конце концов, судья имеет право принимать любые процессуально допустимые меры, если они законны.

Не давал покоя вопрос, а вообще стоило ли ей выступать свидетелем?

Даже теперь, имея неутешительный ответ задачки, Лариса не сомневалась: сделала всё по совести. Любая самая маленькая заметка есть выражение авторского взгляда. И автор, выносящий на люди своё мнение или утверждение, должен, – нет, обязан стоять на принятой точке зрения. Можно вступать в публичную полемику с читателями. Привлекать на свою сторону авторитетных экспертов. Иногда – опровергать поданные против судебные иски. Или, как с нынешними «бочками», под присягой показывать, что скрывается за анонимностью статьи.