Постепенное приближение. Хроники четвёртой власти

Видя, что жёнушка хиреет и чахнет от безделья, муж предложил ей на выбор любую должность в своей финансовой структуре. Но по экономической стезе Ольга Ивановна не пошла – за долгие годы досыта наглоталась этого хлебца с перцем. Хотелось ей чего-нибудь совершенно нового, такого, чего ещё никогда делать не приходилось. Скажем, попытать счастья в прессе, к которой с молодости имела слабость. Несмотря на отточенную годами прагматичность, журналисты всё же казались ей людьми особенными, слепленными из другого теста, и потому имеющими над прочими интеллектуальное превосходство. Поэтому положила глаз на банковскую пресс-службу: попробовать себя в среде медийщиков.

Но вскоре и в этом выборе разочаровалась, осознав, что не того душа просит. К журналистике, как Гришина её понимала, работа пресс-секретаря не лепилась ни с какого боку. Ольга Ивановна оставалась, как и прочие коллеги, обычным банковским служащим, далёким от романтики газетного творчества. Кроме того, размещая там и сям рекламу банка, она тратила деньги, заработанные другими. Какой же в этом драйв? Она-то видела себя добытчиком.

В поисках подходящего дела эта неуёмная представительница городской знати теперь водила носом по городскому газетно-телевизионному рынку. Остановилась на «Вечернем обозрении», которое возглавлял Боря Триш, свой брат аппаратчик. Разумеется, о корреспондентском цехе речь не шла, подобно Борису Ильичу, Гришина была не писучего десятка. Она воцарилась в рекламной службе – незадолго до перевода в копирайтеры Ларисы Лебедевой. Так жизнь свела этих женщин.

Оглядевшись в своём новом хозяйстве, Ольга Ивановна поняла: прежний стиль работы придётся менять. Реализовать газетные площади крохотными рекламными модулями – всё равно, что на собаке вручную ловить блох: возни много, толку мало. У отдела были не продажи, а слёзы. Пришлось задуматься о коммерческих ходах иного свойства.

Можно было, конечно, поискать заказчиков на гигантские модули, занимающие целые полосы и даже развороты. Такими полосами дразнили Гришину центральные издания. Но в их глохнущем без работы регионе раз два и обчёлся предприятий, которые ещё держатся на плаву. Уж ей-то это доподлинно известно. Биржи и банки тоже не выход – по опыту пресс-секретаря она знала, какой незначительный бюджет выделяется им на рекламу. Драконовская норма закона предписывала тратить на эти модули, черт их побери, не более 2-х процентов от суммы расходов. А хочешь больше рекламы – выкладывай денежки из прибыли. Но в те времена не было дураков, которые бы показывали реальную прибыль: все тщательно старались прятать нажитое где-нибудь в офшорах.

Да и не требовалось широкой той рекламы. Массовый мелкий вкладчик задыхался от безденежья и чаше закрывал депозиты, чем открывал новые. А толстосум и без рекламы знал, какой банк чем дышит. Таким образом, рекламодатель, щедрый надурничку, отпадал: не Москва, чай…

Значит, нужен такой газетный товар, на который бы клюнули даже не самые богатые фирмы. Но каким должно быть это ноу-хау, Ольга Ивановна пока не знала. Хотя и подумывала, что зацепить местного покупателя рекламных площадей могут, к примеру, качественные тексты. А в её богадельне что? Ни одного мало-мальски сносного писателя!

Можно, конечно, действовать, как в «Обозе» заведено испокон века – выдёргивать на платные материалы штатных корреспондентов. Но это плохой выход: литсотрудников немного, у них полно своей работы, чужие заказы они норовят делать на отцепись. Какое уж тут качество, какая заинтересованность в заказчике…

Как раз в тот момент в редакции заполыхал скандал вокруг Лебедевой. И наблюдавшей за ним новой рекламной даме пришла вдруг шалая мысль: а что если залучить Ларису к себе? И Триш своенравную девку клевать перестанет, и реклама получит креативного человечка?..

Выбрав случай, Ольга Ивановна аккуратно вложила эту мысль в голову Сокольскому. Выстрел Романыча попал в десятку.

***

– Ещё, ещё, ещё…

До конца не проснувшаяся Лариса с закрытыми глазами ловит короткие поцелуи. Так поутру прощается с ней Колька, уходя на свои репетиции. Он предпочитает работать спозаранку. Верит, что мысли и образы, приходящие в утренние часы, есть продолжение или следствие ночного выхода души в какие-то иные миры. Лариса же, законченная сова, валяется в постели до последнего звонка, а потом клянёт неизбежную суматошность начала дня. Время активизации тех нейтрино, что доставляют космическую информацию её существу, наступает ближе к вечеру…

Как и говорил Вернин-младший, поутру вчерашняя напруга немного схлынула. Но обычный её яркий цветной сон не дал ответа на мучительные вопросы. Тревога опять змеёй поползла к сердцу. По дороге на работу она то и дело задумывалась так глубоко, что переставала слышать окружающую жизнь, встречных воспринимала как призраков, а на одном из перекрёстков перепутала цвета светофора и чуть не попала под машину.

Только в редакции удалось заглушить навязчивые мысли. Вернее, пришлось.

– Ну что, Лариса Петровна, как поживают ваши новые идеи? – в вопросе Гришиной чудилась усмешка. – Вы, помнится, собирались осчастливить меня какими-то неожиданностями?

Вот старая карга! Вот Баба Яга от рекламы! Уже катит седьмой десяток пошёл, а ей всё неймётся попробовать на зуб новенького да свеженького! – заворчал внутренний голос Ларисы, которой вообще-то импонировала неугомонность начальницы.

– Если вы о контактах с прокуратурой, то там пока не до нас, заняты процессом по бочкам. Хотя, возможно, это и хорошо. У меня тут другая идейка крутится… Есть время обсудить?

И они опять сели голова к голове в крошечном горшечном садике.

Несмотря на тяжёлые размышления последних дней, Лариса не переставала обдумывать слова начальницы насчёт заказных материалов от силовиков и адвокатуры. Такой уж она была – глубоко, до сердечной боли переживала из-за одного, и одновременно отстранённо прокручивала в уме совершенно другое. Словно её существо, как подводная лодка, делилось на несколько разных отсеков. В одном из них бушевали погибельные страсти, не нарушая спокойствия в другом.

И кое-что Лариса надумала. Но разговор начала с дискредитации вчерашнего предложения Ольги Ивановны. Мысль о заказухах по криминальным делам, так согревшая поначалу, теперь казалась «недожёванной». Много ли громких дел, случается в скромном зауральском городе? А среди них много ли таких, где фигурантам требуется поддержка в форме газетных публикаций? Раз-два, и обчёлся… И где гарантия, что заказчик пожелает публиковаться именно у них, а не в иной газете? Нет такой… В общем¸ пока ставить на этот квадрат не стоит.

– Тогда на что, по-твоему, пойдёт рекламодатель? – несколько обиженно поинтересовалась Гришина: всё-таки отмели выстраданное ею предложение.

– А кто из нас – вы или я? – отдали годы копанию в реальном секторе? Да вас и сегодня на каждом производстве как живую помнят! – В словах Лебедевой слышалась интрига. – Один ваш звонок, и любая фирма почтёт за счастье рекламироваться в «Обозе».

– Так-то оно так, но опять всё сведётся к модулям, на которые я без отрыжки смотреть не могу. Получатся те же яйца, только сбоку.

– Ну а мы-то с вами на что? Мы им предложим не вообще и не абы какую рекламку тиснуть. Мы позовём в участники престижного информационного проекта.

– Это как? – от любопытства кудряшки Гришиной встопорщились почти вертикально.

– Ну вот к примеру…

Лариса достала свои вчерашние почеркушки, и на стандартной пустографке газетной полосы принялась объяснять, какие-такие престижные заморочки бродят в её медноволосой голове. Ольга Ивановна в одном соглашалась, другое отвергала, третье предлагала пересмотреть или додумать. В результате на расчерченном квадратами листе появилась почти законченная модель нового газетного продукта.

Рекламодатель выступал здесь в неожиданном для девяностых годов свете – как представитель социально ответственного бизнеса. На оплаченных площадях появлялась статья, не имевшая ничего общего с традиционными зазывами «Купите у меня!». В проекте рассказывалось о том, что же может дать его фирма или услуга городу, и в конечном итоге социуму, жителям то есть.

Рядом с главным материалом – в подвале или в соседней колонке – помещались экспертные заключения, статистика, мнения тех, кто уже работал с данной структурой, и прочая полезная информация к размышлению.

– А зачем вообще вся эта дополнительная шелуха? – Ольга Ивановна смотрела испытующе. – Что, рекламодатель не может всё это просто перечислить в своём материале?

– Э нет! Одно дело – он сам от своего имени суёт читателю все коврижки. И совсем иное, если по его теме высказываются третьи нейтральные стороны, к которым доверия больше. Эффект объективности, так сказать. Вот вы, к примеру, как квартиру или дачу покупаете? Наверняка стараетесь узнать о ней побольше, получить сведения из разных источников, да ещё в какой-нибудь официальный бюллетень заглянете – рейтинг посмотреть. Вот и у нас на полосе будет действовать примерно такой же принцип.

– Пожалуй, в этом что-то есть. Но…

– Но! Купить всю полосу нашему нищему среднему классу вряд ли по силам – предваряя вопрос Гришиной, продолжала развёрстывание идеи Лариса. – Так пусть оплатит только свою, имиджевую часть полосы. Да желательно со скидками на объем. Почему-то мне думается, что эти скидки ещё не раз приведут в «Обоз» заказчика, прельщённого нашей щедростью. А остальной контент нужно рассматривать, как обычные бесплатные чисто редакционные материалы. Ведь на других полосах никто не ставит, к примеру, статистику за деньги? А наша чем хуже?

– Ой, Лебедева! На непонятные подвиги ты меня подбиваешь! Кто нам с тобой разрешит брать с рекламодателя деньгу не в полном объеме?

– А вы чем вчера грозились? Что денежная сторона – ваша головная боль? Знаю, уламывать Триша с Ниткиным придётся долго, пока до них дойдёт их же интерес. Но поймут, ещё как поймут, когда после выхода первого же проекта капустка в кассе захрустит!

Лариса говорила уверенно, чтобы не оставалось сомнений в продуманности проекта. Но при этом всё же она очень боялась, что на самом больном – денежном – вопросе Гришина откажется от дальнейшего обсуждения. Слишком много непривычных, никем и нигде не применяемых штучек вывалила она перед начальницей. Но Ольга Ивановна сопела, вновь и вновь перебирала разложенные на столе листы, и, по-видимому, пока не держала в мыслях сказать «нет». Её явно зацепило.

Пользуясь возникшей паузой, Лариса решила поставить ещё одну жирную точку над i:

– Вы, наверное, голову ломаете, кто будет собирать материал на наши полосы? Писать, макетировать? Составлять коммерческие предложения? Не беспокойтесь, я буду....

– …за те же деньги, ты хочешь сказать?

– Нет, за другие, я вам об этом уже намекала. Видимо, вам придётся дать нашей верхушке ещё один бой – добыть для меня ставку…э…редактора спецпроектов! И уж никак не меньше, чем у меня была. А за каждый коммерческий материал пусть мне дополнительно ещё капают проценты, как рекламному менеджеру. Думаю, это будет честно.

– Ох, Лебедева! – опять недоверчиво покрутила головой Гришина. – Я начинаю понимать Триша! Ты способна любому заморочить голову. Моя головушка уж точно кругом пошла!

Но было видно, что у неё загорелись глаза.

– Давай сделаем перекур. Мне всю эту завиральность нужно обмозговать.

Лариса пошла к себе, но с порога оглянулась:

– У вас, говорите, зреет какая-то строительная фирма? Так давайте с неё и начнём. Проект назовём «Лицо города». Уговорите Триша запустить этот пробный шар. Хотя бы в порядке эксперимента. Тогда и вам, и ему всё станет понятно.

***

После горшечной Лариса чувствовала себя, как выжатый лимон: поединок с Гришиной забрал все силы. Если Ольга Ивановна не догонит того, что она втолковывала битый час, придётся уходить из «Обоза». Вписываться в тупое обслуживание рекламных модулей ей совсем не резон.

Пока начальница переваривала обрушенные на неё «неожиданности», можно было сделать паузу – выпить чая и потрещать с Ниловой.

У домовитой Аллочки, как водится, был припасён эксклюзив. Она угостила подругу большой кружкой какого-то редкого тонизирующего сбора трав (Нагорнову поднесли благодарные пациенты) и последними новостями. Стас вытирает сопли Ник-Нику, которого из-за Лорки заклевала вся компашка. В глаза подтрунивают и смеются. Тот в бешенстве: мало того, что опозорила деваха, вокруг которой он котом ходил полгода, так ещё и сын в очередной раз далеко послал папашу. СтаршОй попытался было раскрыть мальчонке глаза – какая-де дрянь эта Лариса Петровна, мизинца Колькиного не стоит. А Колька ему в лоб: мол, ты, пап, сам, что ли, к ней клинья бил? Колька известно какой на язычок-то! Вернин опять окунулся с головой… В общем, и смех, и грех! Такого в их кругу ещё никто не отчебучивал. Но Ларке вход в компанию покамест заказан…

– По крайней мере, пока Колька трётся возле тебя.– Нилова вопросительно заглянула в глаза подруги, словно уточняя, задевает ли её разрыв с недавним окружением.

– Алла, я тебе одну вещь должна сказать. Только без обид, хорошо? – Лариса, как часто делала, вдруг переключила разговор на другую тему. – Помнишь наш с тобой фестиваль на 8-е марта? Я потом сама себя чуть не сгрызла. Показалось, что я эта… бисексуалка. К тебе тянуло, и к Вернину тоже тянуло. А потом и к Депову. Это ведь ненормально, правда?

– Ну-у…– неопределённо протянула Нилова в ожидании дальнейших откровений.

– А теперь я точно знаю, что это была блажь, помутнение какое-то. Я читала, что со многими бабами такое случается. Вроде мужики есть, поклонников хватает, сексом не обойдены – а всё что-то не то, куда-то ещё тянет. Вот и начинают нырять в разные тёмные омуты, партнёров без устали менять, к подругам прислоняться.

А если хорошенько разобраться, то мучает нас этакий синдром отсутствия любви. Сами того не понимая, ждём-то не новой остроты в интиме, а тривиальной теплоты и душевности. Плечо надёжное ищем, на которое опереться можно, простую доброту, желание друга сердечного понять и помочь.

Когда же встречается настоящий СВОЙ человек, так всё проходит, как снег весной. И куда только девается вчерашняя неугомонная искательница новизны! Одно удивление остаётся: неужто это я была, неужто всё со мной крутилось?

Лариса отхлебнула остывающего тёмно-бордового настоя. Алла молчала – давала ей выговориться.

– Мне кажется, что Колька, которому теперь полгорода моет косточки, да и мне заодно, и есть тот самый мой настоящий. Вторая половинка. Он с первой минуты, с первого же вечера – того, вместе с вами, в кабачке, – вылечил меня от всех прежних комплексов. Рядом с ним я напрочь забыла о всякой бисексуальной дури. Он настоящий мужик, добрый, терпеливый, юморной, хотя по годам и совсем зелёный. Но от Бога мудрец, этот мир насквозь видит и по полочкам раскладывает. Наверное, потому такую классную музыку пишет. А мою душу так умеет причесать – куда только все завихрения деваются! Будь моя воля, я бы с ним ни на час не расставалась. Ты ведь знаешь – на работе у меня сейчас не самый лучший период. А с ним мне всё нипочём, я в счастье купаюсь! Поэтому прости, но по-старому между нами ничего больше быть не может.

– Лорка, радость моя, да и ладно, да и не надо ничего! Я ведь всё-всё понимаю. И завидую. Мой Стас хоть и хорош, а всё же… Нарцисс он старый!

Алла порывисто прижалась к Ларисе. Из её огромных глаз, созданных для обворожительных улыбок, вдруг быстрыми ручейками побежали слёзы. Неизменно самоуверенная, она при подруге плакала впервые.

– Извини, я не хотела, я не думала… – бормотала Лебедева.

– Да думала ты, я-то знаю!.. Только не предполагала, как твои думы близки от моих… Лорка, Лорка, нелегко бабам на этом свете, в особенности красивым!..

Так, обнявшись, они сидели, пока Аллочка не успокоилась и не взяла себя в руки.

– А с Деповым у тебя как? – спросила она.– Как ты его с Колькой-то совмещаешь?

Но Ларисе говорить на эту тему совсем не хотелось, она лишь неопределённо пожала плечами.

В это время в кабинет заглянула Ниночка:

– Ну конечно, где ей ещё быть! Лебедева, тебя какой-то чел уже с полчаса дожидается. Я его в рекламу отправила.

– Какой чел?

– Молодой, симпатичный, пришибленный. Какие обычно к тебе ходят?

Неужели Колька явился? Только почему пришибленный? Случилось что-то?– с некоторым испугом думала Лариса, сбегая к себе на первый этаж.

Но в рекламе на гостевом диванчике мялся совершенно незнакомый молоденький парнишка. При появлении Ларисы он встал и представился:

– Виктор Асмолов. В приёмной мне сказали, что Лебедеву Ларису Петровну можно застать здесь.

– Для чего она вам понадобилась? – насторожённо спросила Лариса.

Парень смущался и заметно нервничал, хотя и старался держаться спокойно и солидно:

– Хочу конфиденциально поговорить с автором статьи «Убийство или оборона?» Так вы – Лебедева?

Все Лорины колючки разом встали дыбом. Интересно, кто в нашей приёмной такой умный, – не новый ли зам? – чтобы первого встречного футболить прямо к автору острой публикации? А вдруг тот меня побить собирается? Хотя… Ежели у кого руки чешутся, так на улице кулаками махать сподручнее… Ладно, с чем таким секретным пришёл ты ко мне, мальчик Виктор?

За соседними столами стали зримо прорастать любопытные уши. Ещё этих соглядатаек ей не хватало! Лариса жестом пригласила посетителя следовать за ней прочь из кабинета. Местечко возле лестницы, где обычно велись самые задушевные редакционные разговоры, было свободно. Тут Виктор и представился окончательно. Он –жених Варвары Кротовой.

– Говорите честно: от меня чего хотите? – тон Ларисы сразу стал резким. А как она должна разговаривать с представителем клана двойного убийцы?

– Наверное, совета… Так получается, что мне о моей проблеме и поговорить-то не с кем.

– И это всё?

Заметив злое напряжение в медовых глазах, Асмолов тоже подобрался, как перед неминуемой стычкой, но попросил вежливо:

– Вы меня прежде выслушайте, а потом уж решите, всё или нет…

Взбешённой Ларисе пришлось сдержаться и замолчать.

До этой встречи ей казалось, что Кротова она узнала хорошо. Была знакома с материалами прокуратуры и суда, не однажды общалась с супругой Валерия Андреевича, Вершков и Депов высветили подноготную его жизни. Много думала о нём и даже написала не один материал, связанный с этим чудовищным человеком. Но после того, что рассказал ей нынешний посетитель тихим бесцветным полушёпотом, перехватило дыхание. Она огорошено молчала, стараясь не пропустить ни единого слова. А он говорил и говорил, и было видно, что эта повесть о недавно пережитом давалась ему с душевной болью.

– …Так мы с невестой и расстались. Но всё же с Варей я иногда пересекаюсь. Вернее, она пытается пересекаться со мной – всё надеется наладить отношения. Не может – или не желает! – понять, что я и Кротовы слеплпены из разного теста. На днях вот опять в универ приезжала. Тогда, между прочим и сказала, что скоро будет суд над её героическим папашей. И что его, скорее всего, оправдают, так как убитые сами первые начали наезд и стрельбу. А он только защищался и Аньку от них прикрывал. Меня, как это узнал, аж в пот бросило. Сразу вспомнил то, о чём сейчас вам говорил. Ни на йоту не поверил в его невиновность. Захотелось пойти и всем рассказать правду. А куда идти-то?

Асмолов замолчал. Лариса тоже не поддержала разговора, отходя от только что полученного эмоционального удара.

– А где этот суд будет, когда? – немного погодя нарушил паузу Виктор. – У Варьки не спросишь: сразу смекнёт, что к чему, ещё и волну погонит. Родители тоже отпадают: они мне намертво запретили ссориться с Кротовыми. Если пронюхают, могут только навредить. Вот я и решил найти автора той газетной публикации. Может, Лебедева в курсе событий? Так теперь что посоветуете, Лариса Петровна?

Лариса всё ещё молчала. Потом встала перед Асмоловым так, чтобы тому некуда было спрятаться от её взгляда:

– А если я сведу тебя с матерями погибших, ты не откажешься выступить на процессе свидетелем и повторить прилюдно всё, что мне сейчас рассказал?

Виктор потупился. Видимо, такого оборота не ожидал. Потом резко взмахнул рукой, подтверждая: не откажусь.

– А ты не торопись, подумай ещё раз. Ты ведь Кротова знаешь ближе и лучше моего. Должен понимать, насколько необуздан этот человек в своей мстительности. Да и в Варином лице тоже наживёшь смертельного врага, не говоря уже о братках-колобках. К такому сценарию ты готов?

Асмолов снова рубанул воздух. Правда, менее уверенно.

Отчаянный, подумала Лариса, или ещё очень маленький. Может, зря я этого сопливого Витька в такое гнилое дело втягиваю? Не своим ли сомнениям костылёк прилаживаю? Перед рыбьими глазами Валеры Крота вдвоём-то стоять уже не так жутко?

– Ну хорошо. Пойдём ко мне, я постараюсь выцепить кого-нибудь из матушек.

На счастье (или на беду?) Венецкая ответила почти сразу. Ушки коллег по-прежнему торчали на макушке, поэтому Лариса говорила предельно кратко, не называя имён:

– Сейчас к вам подъедет крайне важный для дела молодой человек по фамилии Асмолов. Решение по нему принимайте сами. Встретимся завтра.

Глава 22

Каждый, кто в 90-х годах сталкивался с российским судопроизводством, рано или поздно убеждался: дело это небыстрое. Да какое небыстрое! Разбирательства длились месяцами, случалось – и годами. Участники судебных разборок успевали жениться, произвести на свет потомство, развестись, а то и помереть, а воз стоял всё там же. Росла армия свидетелей, копились горы бумаг, судьи уже едва помнили, с чего пошёл сыр-бор. А канитель тянулась и тянулась, и конца-края ей не было видно…

Как газетчик, Лебедева не раз бывала на различных судебных рассмотрениях, и прекрасно понимала их алгоритм. Поэтому не обольщалась, что кашу, заваренную Валерием Андреевичем Кротовым, сможет одним днём расхлебать даже самый квалифицированный состав судейских. И всё же нервничала. Слушания шли уже несколько дней, а от матрон, бес бы их побрал, не было ни слуху, ни духу. Надумали обойтись без её не слишком-то ценных показаний?

Отбой её устраивал. Внутреннее чутьё беспрестанным зуммером изводило душу: зря ты лезешь, зря, зря… Своей интуиции Лариса верила, но изменить принятого решения уже не могла. Терзал образ старой отчаявшейся женщины, стоящей перед ней на коленях. И несмышлёныша Асмолова не она ли втянула в такое дрянное предприятие? Да и вообще… Теперь на попятную идти поздно.

Она была человеком принципов, отчего сама порою страдала. Но если решалась, то уже не отступала, даже если сомнения в кровь мочалили душу.

В эти мучительно тянущиеся дни выручила бы, увела от неотвязных дум работа, такая, чтобы без продыху. Но как назло, не было никакой. После «совещания в горшках» Гришина потребовала, чтобы Лариса во всех подробностях описала на бумаге концепцию своих новых коммерческих полос. С разжёванным до молекул ноу-хау начальница теперь безвылазно сидела наверху, пытаясь поворотить оглобли заскорузлого мышления руководства на свою сторону. Дело подавалось с трудом, так как чисто редакторские обязанности, которые лихо исполнял Сокольский, теперь кирпичом болтались на шее Триша. Появление нового заместителя, мало что смыслящего в подготовке текущих номеров, не разгрузило «нашего Ильича»; он тяжело неуклюже барахтался в бесконечной вычитке оригиналов и полос.

Пока высший редакционный эшелон судил да рядил, подчинённая изнывала от безделья и недобрых предчувствий. Хотя вместе с тем и радовалась возникшему перерыву: если она всё же понадобится в суде, то улизнуть со службы сможет легко. За неимением заданий отлучилась-де по личным делам.

Улизнуть потребовалось на пятый день. С вечера позвонила Венецкая, неживым шелестящим голосом сообщила, что опрос свидетелей назначен на завтрашнее утреннее заседание, официальная повестка для Лебедевой у неё на руках. Она больше ни на чём не настаивала и даже не просила. Просто довела до сведения. Дальше, Лариса Петровна, как совесть подскажет.

Лариса ждала этого момента. Несмотря на бесконечные колебания, внутренне готовилась к нему, подбирала слова, которые скажет на суде. А подошел час, и растерялась. Ну можно ли в уголовном деле, каких город ещё не знавал, принять всерьёз какую-то газетную цидульку, даже если писана она со слов супруги преступника? Да и о чём Лариса Лебедева может свидетельствовать? Что-де написала с чужих слов чистую правду?

Ночь она почти не спала, уставившись в потолок. Колька, которому передавалась нервозность Лоло, несколько раз просыпался, молча вёл её на кухню, капал в рюмочку корвалол, безуспешно пытался убаюкать. Но, опрокинувшись на несколько минут в тягучий дурман сна, она снова таращилась на знакомые трещинки, считала цветочки на давно не меняных обоях. Представляла и не могла до конца представить, как будет стоять под недоверчивыми взглядами судей, под злобным прищуром Кротова, под презрительными усмешками его вульгарных дочерей. Одно дело – привычно со стороны наблюдать для текущей заметки, как раскладываются по эпизодам и статьям чьи-то чужие судьбы. И совсем другое – самой участвовать в процессе, под страхом уголовной ответственности давать свидетельские показания, пусть даже процесс касается тебя лишь косвенно.