Наследница. Право выбора

Раздался осторожный стук в дверь, вбивающий колья в планы о побеге. Девушка, судорожно вдохнув горячий воздух, резко села, повернув голову ко входу. В дверях стояла кормилица, сжимающая в руках небольшой кусок полотна.

– Нарайя, скажи им, что я ничего не сделала, – зашептала Мерелин, чувствуя, как страх забирается в самые дальние уголки души. Женщина, вздохнув, подошла к девушке, присела напротив, ласково улыбнувшись, и чуть сжала мягкими пальцами девичий подбородок, приподняв голову девушки. Мерелин прикрыла глаза, когда лица коснулась влажная ткань, стирая со щек пудру и румяна.

– Не бойся, девочка. Они всего лишь убедятся, что ты не ведьма, и мы будем жить, как жили, – низкий грудной голос, обычно вселяющий уверенность, на этот раз не успокаивал. Кормилица продолжала осторожно протирать нежное личико, возвращая ему прежний вид.

– А если…

– Леди не заставляют ждать.

Нарайя поднялась, сжав тонкие девичьи руки в своих, и потянула за собой Мерелин. Лицо должно было охладиться от влаги, но почему-то горело так, словно кормилица вместе с пудрой стерла кожу до самого мяса.

Девушка повиновалась, понимая, что выбора у нее нет. Вслед за пышной невысокой женщиной она покинула ставшую вдруг крепостью комнату и вышла к лестнице. Нарайя, оставшись наверху, одобрительно кивнула. Мерелин выдохнула, взялась за широкие, шершавые из-за облупившейся краски перила и шагнула на первую ступеньку. В суматохе она забыла надеть туфли, и потому ее появление пока оставалось незамеченным. Под ступнями она чувствовала мелкие крошки песка, оставленные чьими-то сапогами или туфлями. В холле девушка увидела только одного из трех гостей и отца, стоявшего спиной к ней. Он по-прежнему опирался на палку. После того случая на тренировочной площадке он с ней не расставался. Мерелин почувствовала укол вины за все, что произошло и все, что происходит сейчас.

О чем беседовали незнакомец с отцом, девушка не слышала – уши от страха словно заложило ватой. Гость был высок и мрачен – от одеяния комиссара, до сдвинутых в переносице черных бровей и колючего темного взгляда. Черные волосы, гладко зачесанные назад, и недельная щетина лишь добавляли мрачности мужчине.

Спустившись в холл, девушка не знала, как обозначить свое присутствие, но этого и не потребовалось. Комиссар тут же переключил с внимание на девушку, прервав фразу на середине. Отец тоже повернулся и с тревогой посмотрел на дочь.

– Подойди, – коротко приказал незнакомец бесцветным голосом. В правой руке он сжимал край плаща, левую устроил на рукояти меча, висевшего на поясе.

Мерелин сделала несколько шагов, как в тумане и не могла оторваться от гипнотического темного взгляда мужчины. В повисшей тишине под босыми ногами заскрипел старый пол, вызывая дрожь в теле.

Комиссар замер на некоторое время, внимательно рассматривая вставшую перед ним девушку, и с каждым мгновением становился все мрачнее и мрачнее. Глядя в черную бездну, Мерелин забыла, как дышать и уже была готова провалиться сквозь этот старый скрипучий пол, сквозь полупустой подвал в недра самой земли, лишь бы больше никогда не оказываться под этим жутким, пронизывающим до кости взглядом. Мужчина, плотно сжав губы, словно сдерживая ругательства, резко развернулся и, ни слова не говоря, покинул холл. Вернув себе разум, Мерелин, пошатнулась, чувствуя, как закружилась голова. Отец, кинув на дочь беглый взгляд, неуклюже заковылял вслед за гостем. Трость торопливо постукивала по полу.

Норберт нагнал спешившего покинуть поместье комиссара у ожидавшей лошади. Мужчина резво взобрался на коня, и хотел было тронуться с места, как крепкая рука старого рыцаря успела ухватить за поводья. Комиссар нахмурился.

– Вы не сказали, что с моей дочерью все в порядке. Или нам ждать другого визита?

– С твоей дочерью? – почти огрызнулся комиссар, наклонившись низко к лицу Норберта. Краска сошла с загорелого лица старого рыцаря, но мужчина только сильнее стиснул поводья. Он чувствовал дыхание, отдающее горьким запахом огневицы, которую часто использовали как обезболивающее от сильной головной боли. – Была бы она дочерью, не пришлось бы тебе теряться в догадках – маг она или поганое отродье.

– Она моя дочь, комиссар, – твердо ответил рыцарь, глядя прямо в черную бездну зрачков. После недолгой борьбы взглядов комиссар выпрямился. Норберту не оставалось ничего другого, как выпустить поводья и отступить на шаг, опираясь на палку. За спиной всадника светило солнце. В свете лучей его силуэт казался величественным и грозным, словно Страж Великих Врат самолично вошел в бедный двор обнищавшего поместья.

– Мой тебе совет: найди хорошего мага. Хотя, – мужчина брезгливо окинул взглядом покосившиеся сараи, замерших рядом с груженой повозкой селян и снова посмотрел на бывшего воина, – Хоть какого-то мага. Если, конечно ты не хочешь, чтобы ее разметало по твоему домишку на мелкие ошметки.

Не говоря больше ничего, комиссар развернул коня и так же стремительно, как и появился, покинул двор. Спутники не отставали, оставляя за собой клубы пыли и песка.

В опустевшем дворе продолжало висеть разлившееся в воздухе напряжение. Норберт устало выдохнул, почувствовав, как с души пали оковы страха за единственного родного человека, оставшегося в этой жизни. Даже в мыслях он не допускал того, что ее у него заберут. Он был не готов к этому. Так же, как и пятнадцать лет назад не был готов к ее появлению в своей жизни.

Тогда, когда жизнь практически утратила смысл, Мерелин помогла ему выстоять. Пусть он не смог дать ей лучшую жизнь, но дал все, что мог. Был отцом и старался заменить мать, которой девочка никогда не знала.

О матери она спросила всего однажды, пятилетним ребенком и Норберт, давно готовясь к этому разговору, вдруг забыл все слова. Глядя в наивные, чистые глаза ребенка, не смог сказать правду. И для себя решил никогда не произносить вслух. Она – его и только его.

– Она бросила нас, – ответил тогда Норберт, присаживаясь на край кровати и поправляя одеяло крохе. Тоненькие пальчики вдруг вцепились в его мизинец, а большие глазенки блестели в темноте, как две звездочки.

– А ты меня никогда не бросишь?

Мужчина хрипло рассмеялся, чувствуя, как к горлу подступает горечь.

– Никогда.

– Тогда расскажи мне еще сказку, – зашептала малышка, сильнее сжимая его палец в своей маленькой ручке.

До сих пор, глядя на повзрослевшую дочь, он все еще видел ту маленькую девочку, которая крепко держала его за руку, а в широко распахнутых наивных глазах сияли звезды.

Отогнав неуместные мысли, мужчина повернулся к селянам, все еще стоявшим у повозки и кивком головы дал знак уходить. Стукнув пару раз тростью по разгоряченному песку, мужчина шагнул к крыльцу и замер.

Мерелин нервно теребила верхние оборки платья, сминая в узких ладонях нежную ткань и из-под опущенных ресниц смотрела на отца, который выглядел слегка растерянным, уставшим и постаревшим на десяток лет.

Колеса повозки скрипели, оглашая только оживающий двор скрежетанием, врезающимся в перепонки и проходящим по телу мириадами мурашек. Девушка поежилась и тут же краем глаза отметила появившегося из-за угла Торна, который, конечно же, не мог пропустить все самое интересное.

– Папа, – позвала девушка, и застыла, проглотив не произнесенные слова.

– Завтра я поговорю с графом Моррисом, и если он позволит, раз в декаду ты будешь посещать занятия с его придворным магом, – сказал Норберт, не глядя на дочь, а потому не мог видеть, как она, сорвавшись с места, ринулась к нему и повисла на шее, едва не сбив с ног.

Выпустив трость, старый рыцарь обеими руками обнял девушку, чувствуя, как вздрагивают ее плечи от беззвучных рыданий. Страх таял, выливаясь через горячие слезы, а вместе с тем таяла и стена между ними.

Глава 4

Осень, особенно поздняя, всегда была сырой и неприветливой. Мелкий дождь моросил, казалось, до самой зимы, а потом к дождю добавлялись ветры, пробирающие до самой кости даже сквозь толстый мех буруна. В темноте осеннего утра и тумане, завешивающем мир белесой ширмой, Мерелин расслышала скрип колес приближающейся повозки и поднялась с корзины, на которую села, устав ждать. Вот уже два года раз в декаду она ждала дядюшку Чадиса на краю деревни, чтобы добраться до замка графа Морриса, молодого хозяина Низменного графства. Он никогда не опаздывал, это ей всегда не терпелось поскорее оказаться в кабинете придворного мага и с замиранием сердца следить, как другие ученицы магичат.

Девушка расправила простенькое красное платье без каких-либо изысков, и запахнула на груди теплую накидку с оторочкой из шерсти рожшовки. Жесткая меховая оторочка слегка кололась, а капли мороси, собирающиеся на ней, неприятно касались щек, стоило девушке едва повернуть головой. Пусть, не богато, но зато греет. После того, как Мерелин стала заниматься у господина За´рона, расходы пришлось существенно сократить. Даже ежегодный весенний бал в этом году девушка пропустила, не желая причинять неудобства отцу. Сшить новое платье – дорого, а отец никогда не позволит покупать одежду с чужого плеча.

Этот зазнавшийся маг брал непомерно дорого, даже с учетом того, что граф Моррис замолвил перед ним слово. Сделал он это только потому, что их отцы были боевыми товарищами и не раз бились плечом к плечу, а не как по своей наивности думала когда-то Мерелин, что сделал ради нее.

Первое разочарование пришло на весеннем балу, когда граф объявил о помолвке с Джелли. Это отрезвило. Мерелин всегда понимала свое положение лучше, чем могло показаться, но глупое девичье сердце все же надеялось, само не понимая на что.

Из густого тумана показались очертания усталой старой клячи, тянущей за собой повозку. Дядюшка Чадис сидел на одной из многочисленных бочек, заполняющих прохудившееся нутро телеги. Помимо прочего, старик вез множество корзин, укрытых полотном от непогоды. Мерелин не видела этого, но за два года хорошо выучила содержимое каждого закутка. Раз в декаду дядюшка Чадис возил в графство продовольствие, которое молодой граф покупал. Летом и осенью это были сезонные фрукты и овощи, зимой – соленья, вино и варевка.

Вероятнее всего, делал это граф по доброте душевной. Огромные поля, принадлежащие графству, приносили достаточно урожая, чтобы прокормить себя, да и плата за небольшую тележку, которую собирала вся деревня, была больше, чем она стоила бы вместе со старой клячей в придачу.

Когда повозка поравнялась с Мерелин, девушка запрыгнула на ее край и спешно подтянула за собой корзину, в которой лежали тяжелые книги. Теперь главной задачей было довезти их в целости и сохранности до замка и вернуть незамеченными в библиотеку господина За´рона.

– И охота тебе мерзнуть в такую рань, – привычно пробурчал старик, кинув девушке подстилку, – на, подложи под седалище, застудишь, кому ущербная нужна будешь.

– Дядюшка! – возмутилась Мерелин, принимая подстилку и усаживаясь на нее, чувствуя, как становится сразу теплее – то ли от доброты сварливого старика, то ли от того, что снизу, сквозь щербатое дно теперь не продувает так сильно.

– И далось тебе это, – продолжал старую песню старик, прицокнув на чуть замешкавшуюся лошадь. Повозка заскрипела колесами. Мерелин не стала отвечать. Чадис продолжал ворчать вполголоса, на нерадивую молодежь, неурожай, слишком холодную осень и все прочее.

Постепенно девушка перестала прислушиваться к его скрипучему, с хрипотцой голосу и ушла в свои размышления. Всего каких-то два часа пути в трясущейся повозке – и она окажется в замке графа Влада Морриса, молодого хозяина поместья, ныне вдовствующего. Молодая графиня, умерла вскоре после замужества от тифа вместе с не родившимся наследником.

Мерелин хорошо помнила день, когда окраины облетела печальная весть. Граф носил траур дольше, чем положено. Девушка, приезжая в замок, иногда видела его из окна кабинета придворного мага – лорд, даже спустя десять лун, все еще носил темно-зеленый камзол, в знак скорби. Впервые она увидела его в черном одеянии две декады назад – издали, еще подъезжая к замку. Молодой лорд и его рыцари собирались на охоту.

Сейчас, спустя время, Мерелин больше не надеялась обратить на себя внимание графа и понимание того, что это перестало быть нужным, сделало самое главное – освободило душу от боли при каждом взгляде на несбывшуюся мечту.

Сейчас все мысли занимала учеба. Это все, что осталось, если не считать книги, которые девушка тайком уносила из библиотеки придворного мага. Тренировки на мечах отец больше с ней не проводил, решив, что пора дочери взрослеть. Мерелин не спорила, но время от времени сбегала с Торном к реке и таки продолжала тренировки.

Старый рыцарь делал вид, что не видит, как дочь, снова и снова надевая штаны и рубаху, тайком пробирается в оружейную. А оттуда галопом мчится из поместья в направлении лесополосы, за которой скрывалась широкая поляна у ручья, а спустя время возвращается оттуда взмокшая, но счастливая.

И если с мечом было более или менее понятно, то с магией все обстояло куда хуже. Контролировать Силу, как учил маг, получалось из рук вон плохо. Она не всегда отзывалась сразу, иногда и вовсе не отзывалась, а порой вырывалась сама собой, повинуясь эмоциям девушки.

Господин Зарон сразу оценил ее как неспособную и потерял интерес, хотя поначалу необычная, зеленого цвета аура сделала Мерелин звездой в глазах жадного до редкостей мага.

– Она должна быть темно-синей, как и у любого из магов Сайтара, черной, на худой конец, – проговаривал он, внимательно изучая ауру через магическое зрение. Однажды даже пытался прикоснуться, но реакция не заставила себя долго ждать. Поднимаясь потом из груды книг, свалившихся на него с полки, о которую его приложило потоком Силы, маг, ругаясь на неизвестном Мерелин языке, занял свое место и продолжил изучение, но руками больше не прикасался. – Была бы ты лиройским магом, она была бы желтая, золотая, возможно, и белая, что большая редкость. Но такой ауры просто не бывает.

Первые два занятия он упорно пытался найти причину такого свечения ауры и выяснить, насколько девушка сильна как маг.

– Ничтожно мало, – ворчал он, жалея о потраченном времени. – Хотя сияние ничуть не уступает Фелирии и Розани, – маг покосился на изучающих левитирование предметов. Вдвоем они удерживали над полом целый сервированный столик, и ни один прибор не сдвинулся с прежнего места. Взгляд Зарона загорался, когда он смотрел на успехи девчушек-погодок, старшей из которых едва ли исполнилось десять.

Промучившись с Мерелин еще пару занятий и поняв, что ничего путного не выйдет, маг махнул рукой и все чаще давал задания, никак не связанные с магией – навести порядок в его кабинете, в библиотеке, перешивать старые переплеты, подчернять выцветшие буквы, переносить его черновые записи в дневник наблюдений, даже заваривать ему чай.

Взамен Мерелин получала неограниченный доступ к книгам. Пренебрежение Зарона поначалу больно било по самолюбию, а все мечты, которые она несла сюда в первый день занятий, постепенно разбивались о равнодушие учителя и ее слабость. Все чаяния о том, чтобы уехать в столицу, стать сильным и уважаемым магом, растаяли, как льдинка в руках Розани.

– Приехали, дочка, не околела? – донесся сквозь уютную дремоту голос дядюшки Чадиса. Мерелин открыла глаза, уставившись в серое небо. Звуки живущего шумного города заполнили пространство, оглушая на первых порах, а резкий помойный запах ударил в ноздри, заставив чихнуть. Девушка резко села, утерев рукавом платья нос и, тут же устыдившись своего поступка, заозиралась по сторонам. Спешащие по своим делам люди, обходили вставшую на площади повозку, не обращая на нее никакого внимания.

Повернувшись, девушка окинула взглядом возвышающийся чуть поодаль замок графа, укрытый туманной дымкой. Серый и неприветливый, сейчас он казался мрачным. Толстые стены с законопаченными трещинами, закрытые на зиму ставнями окна, пустующий балкон без летних цветов казался безжизненным и холодным.

Мерелин спрыгнула с повозки, взяла свою ношу, повесила на предплечье, поблагодарила попутчика и пообещала не опаздывать к обратному пути, но всегда нарушала обещание, забывая о времени. Чадис, бывало, и не один час ждал ее у городских ворот.

К замку шла не спеша, рассматривая площадь, на которой играл что-то грустное заезжий менестрель, собрав вокруг толпу зевак. Позади него располагались торговые ряды, которые с приближением зимы редели все больше. Работали несколько лавок с самым необходимым: молоко, масло, яйца, мясо, оружие. Проходя мимо лавки пекаря, у которой столпотворение было не меньше, чем у завывающего менестреля, девушка непроизвольно втянула ноздрями ароматный запах свежеиспеченных булок.

Приближающийся торопливый топот конских копыт заставил Мерелин отпрянуть в сторону. И не зря. В направлении замка пронесся небольшой конный отряд. На черных плащах был вышит герб со крещеными мечами на красном фоне. Всадники спешили, не обращая внимания на разбегающихся в страхе по сторонам людей.

За всадниками проехала небольшая двухместная карета, на двери которой красовался такой же герб, как и на плащах. Завершал процессию еще один конный отряд.

Перебросив увесистую корзину на другое предплечье, Мерелин поправила тонкий капюшон и пошла дальше.

Нечасто в Низменное графство наведывались гости – слишком далеко и слишком неудобное расположение. Единственное графство в империи, которое было оторвано от тракта. Видимо, дело срочное, если сюда пожаловали. Мерелин плохо изучила гербы, но запомнила, что красный фон использовали для гербов потомки Создателя империи. Императорский герб знали даже младенцы, а значит, в той карете – кто-то из двух других родов, составляющих высший свет столичного общества и являющихся потомками Создателя.

Размышляя над этим, Мерелин добралась до замка и, поздоровавшись со стражниками у главного входа, прошла мимо, по некогда зеленому саду. Сейчас это была пустующая поляна, огражденная железными прутьями. Редкие деревья качали тонкими ветвями, потревоженные легким ветром. Кусты неприветливо выставили прутья, задевая накидку и подол платья.

По выстланной брусчаткой тропинке девушка дошла до левого крыла замка, которое целиком занимал маг, и вошла в неприметную дверь, сразу за которой скрывалась лестница, ведущая на самый верх, где находился кабинет и библиотека Зарона.

Рука затекла от тяжести корзины, Мерелин снова перебросила ее на другое предплечье. Свободной рукой, чуть приподняв платье, ступила на лестницу и быстро, считая ступеньки – каждый раз ровно сто пятнадцать – поднялась в башню.

Она ступила в узкий коридор, с одной стороны которого расположились несколько дверей – кабинет, лаборатория, библиотека, хранилище, с другой – широкие витражные окна, дающие много света. В гулком коридоре было душновато. Девушка откинула капюшон, торопливо стряхнула с плеч влагу и, стараясь не шуметь и не выдавать своего появления стуком небольших каблучков, на носочках миновала кабинет, из которого уже доносились голоса – занятие было в самом разгаре – и направилась сразу в библиотеку. Она снова опоздала, и это поначалу вызывало у мага недовольство, сейчас удивление.

– Ты крайне пунктуальна в этом деле, – изумлялся он. – Каждый раз! В наказание возьми вот эти черновики и перепиши их, – кивал он на груду свитков на столе и снова переключался на усмехающихся девчонок, тут же забывая о ее существовании. К концу занятия он, все же, учил Мерелин каким-то мелочам. Вот, например, магичить светлячков.

Зайдя в помещение и, плотно прикрыв за собой дверь, девушка щелкнула пальцами. Тонкая искорка соскочила с кончиков пальцев и повисла в воздухе, давая немного желтого сияния. Мерелин щелкнула еще несколько раз, возвела достаточное количество светляков, чтобы разглядеть полки с книгами. Поставив корзину, она открыла ее, достала два увесистых тома и понесла вглубь небольшого помещения. Желтые огоньки поплыли за своей хозяйкой, освещая ей путь.

Мерелин любила это место. Каждый раз, заходя сюда, она испытывала ни с чем несравнимый трепет, словно прикасается к чему-то сакральному, хранящему все тайны и все разгадки человечества.

В основном, здесь были книги по магии, что было особенно важным. Девушка изучила теорию и даже кое-чему научилась сама на практике. Но об успехах говорила только отцу, который всегда завороженно следил за тем, как она выполняет бесхитростные манипуляции.

Первое, что она научилась делать сама – переворачивать страницы книг потоком воздуха. На радостях и надеясь на похвалу, показала новое умение своему учителю, за что получила неодобрительный кивок и длинную лекцию о том, что самоучительство может нанести непоправимый вред.

Помимо книг по магии, Мерелин нашла и несколько исторических фолиантов. Особенно ее увлекла книга о Стражах Великих Врат.

Каждый ребенок империи с молоком матери впитывал суеверный ужас к этим созданиям, охраняющий мир от Тьмы, которая скрывается за Великими Вратами. Шестеро всадников следили не только за тем, чтобы Тьма не вырвалась наружу, но так же за тем, чтобы маги не переходили границы дозволенного. В прошлый раз девушка успела прочесть всего несколько страниц, когда чернила выцветшие буквы и настолько увлеклась, что забыла о задании учителя.

Поставив книги на прежние места, девушка схватила примеченный ею томик и едва ли не бегом вернулась к двери, подхватила корзину, спрятав в нее небольшую потрепанную книжицу, и вышла из библиотеки, легким движением руки погасив светлячков.

У двери кабинета девушка поправила выбившийся из косы локон, развязала тесемки на накидке, чтобы быстрее снять, когда учитель позволит занять место и постучала в дверь, тут же приоткрыв ее. В лицо ударил едва различимый запах каленого железа – только что магичили.

Мужчина в темно-коричневом балахоне, скрывающим все, за исключением запястий и шеи, поднял голову от чтения за массивным столом почти по центру большой комнаты, и устремил на вошедшую внимательный взгляд водянистых голубых глаз. Осуждающе вздохнув, он кивком головы указал на место. Мерелин скинула с плеч накидку, повесила ее на крючок рядом с двумя девичьими накидками, расшитыми золотыми и серебряными узорами и отороченными мягким мехом белой лисы по подолу, вороту и рукавам. Прикоснуться к такой красоте так и тянуло. Стуча каблучками о крепкий деревянный пол, Мерелин прошла мимо девчушек, сидевших за небольшими складными столиками и села у окна за такой же столик и опустила корзину рядом с тобой.

Сидеть у широкого окна девушке нравилось. Когда занятие становилось слишком нудным или затягивалось, она могла наблюдать за дворовой жизнью замка. Окно выходило в сад, в котором часто прогуливался граф, когда был в замке. Иногда один, иногда в окружении своих советников. Сегодня, в эту хмарь, унылый сад пустовал.

– Изучаем потоки, – проговорил Зарон, покосившись на опоздавшую. – Любое заклинание – это поток Силы. Видеть потоки – значит, суметь понять, какое заклинание было использовано. Понять это – значит, нейтрализовать любую магию, даже оборотную.

– А черную? – спросила Мерелин. Три пары глаз уставились на нее, заставив почувствовать себя неловко. К щекам подобрался непрошенный румянец, выдавая смущение. – Как нейтрализовать черную магию?

– Черную магию, дорогая, никто не использует, она под запретом. Не думаю, что кому-то хочется повстречаться со Стражами лицом к лицу, – ответил Зарон, чуть задумчиво разглядывая ученицу, которая всегда умела задавать неуместные вопросы.

– А если…

– Не отклоняйтесь от темы урока, леди, – Зарон, пряча раздражение, выдавил из себя улыбку, – если вам не интересно – я придумаю задание по душе.

– Простите, господин учитель, – пробубнила девушка, с трудом удержавшись, чтобы не высказать магу все, что о нем думает.

Зарон продолжил вещать о потоках, растягивая слова и делая, порой неуместно длинные паузы. Мерелин переключилась на магическое зрение, изучая ауры девочек и самого мага. Всех их окутывала темно-синяя дымка с легким мерцанием. Девушка вытянула свою руку и вгляделось в зеленое марево, окутавшее ладонь. Зарон изучив ее вдоль и поперек, вынес вердикт – силы слишком мало и, вероятно, в этом дело.

Мерелин смирилась с тем, что великим магом ей не быть. Вообще магом – тоже. Максимум, на который она способна – зажигать светляков и переворачивать страницы потоком воздуха.

Девушка, сосредоточившись на столе мага, на котором всегда был беспорядок, сконцентрировала взгляд на раскрытой книге и едва заметно шевельнула пальцем, указывая страницам направление.

Книга, а вместе с ней чернильница, перья, какие-то свитки, указка, масса колбочек и баночек, снадобья и все, что находилось на столе, влетело в стену с грохотом и звоном. Девушка, открыв рот, склонила голову на бок, наблюдая, как чернильное пятно разливается по стене, стекая неровными струйками по ткани. Шок сменился холодком в груди, который рождался под взглядом взбешенного выходкой мага. Руки и ноги враз словно окаменели и не желали повиноваться хозяйке. Все, что она могла сейчас – это беспомощно переводить взгляд со стены на мага и обратно.