скачать книгу бесплатно
«Вот-вот, где собака порылась.
Вы по процедурному вопросу? Обождите.
Вы по процедурному вопросу?
Обождите.
Вы по процедурному вопросу?»
А то ложат и ложат. Обождите.
Вот где собака порылась.
Но Лёву Бог послал спасение. Спасение подобающее для столь нелепых бедствий. В виде иностранного автомобиля с правым рулём. Довольно-таки, ржавый и поцарапанный, предположительно, изначально болотного цвета. Левой передней дверцы не было вовсе.
Автомобиль затормозил. Девушка-водитель опустила стекло таким жестом и с таким выражением лица, словно восседала в новеньком Мустанге.
– В Москву? – спросила именно у Лёва, словно на дороге он был один.
Вид девушки, в отличие от вида автомобиля, был самый обыкновенный, и опасений не вызывал. И если уж у Лёва появилась возможность выбора, то он, не колеблясь, обошел автомобиль и уселся на переднее сиденье. И увидел, что сзади сидений нету. И внутри салона грязновато.
–С ветерком прокатитесь, – прокомментировал мужчина, почему-то не без зависти.
–Вы хоть держитесь, хоть за что-то, – добавила женщина.
– За девушку держитесь! – подмигнул мужчина.
–Да покрепче! – угодливо хихикнула женщина.
– Почем гейшу брала? – спросил мужчина у девушки тоном, представлявшем, столь популярную в России, смесь солидности и развязности. Он обращался к девушке на «ты», но это было совсем другое «ты», отличное от того, с каким он обращался к Лёву. Когда мужчина говорил Лёву «ты», он словно бы приподнимался на цыпочки. А «ты» для девушки было, словно полное достоинства сплёвывание сквозь зубы. Девице за рулём подобной машины, не следовало выкать. И в то же время, было очевидно – сам-то он не прочь приобрести такую. И уже прикинул, что куплена она долларов за пятьдесят. И что он, такой рукастый и головастый, самостоятельный и основательный, в два счёта, вложив долларов двести, доведёт эту рухлядь до состояния конфетки и толкнет уже долларов за 500. Да он сию минуту купил бы эту тачку.
Но девушка посмотрела на него как на пустое место и отрезала: «Угнала».
Глава тринадцатая.
На том и рванули, довольно бойко набирая скорость. Лёв был доволен, что избавился от некомфортной компании. Но не мог не отметить, что кто бы, ни помог ему; сам Господь-Бог, какой-нибудь Ангел-курьер, или мелкий Сатана, ряда пятого-шестого в иерархии, но этот спаситель проявил явное пренебрежение. А впрочем, следует ли атеисту рассчитывать в таких случаях на большее?
Лёв незаметно посматривал на девушку.
Непримечательная. Лёв прикинул, реально ли доехать до Москвы в полном молчании.
Лёву не терпелось вызвать мысленно образ Алисы, попытаться предугадать, как они встретятся; хотелось помечтать, как они будут жить вместе; хотелось восстановить ощущение от её тела, от её губ. Внезапно вспомнились её глаза, полные страха. И стыд, и нежность разом набросились на него. Алиса представала перед ним то простенькой, а то вдруг настолько непостижимой, что это пугало. «Кто постигнет улыбку твою и лазурных очей выраженье? Пусть ты отблеск, пленяющий нас…»
Девушка молчала. Казалось, забыла про пассажира.
Лёв отключился и погрузился в одно из самых волнующих своих воспоминаний.
Лето. Июль. О, господи, всего два месяца назад! Лёв ехал на метро от университета до вокзала, чтобы отправиться в свой Александров. Отец наконец-то решился принять его в музей младшим научным сотрудником. Но куда-то запропастился свеженький Лёвов диплом. Лёв вообще не придавал такой ерунде значения. Отец же настаивал, что диплом должен быть под рукой. Лёву пришлось несколько раз побывать в Москве, чтобы получить дубликат диплома. И дубликат Лёв мгновенно потерял неизвестно где и неизвестно, как и почему. И в Москву пришлось ездить снова. Объясняться, извиняться, просить, уговаривать. Похоже, Лёв годился только на то, чтобы читать книги у себя наверху. Не гнушаясь при этом погрезить или, даже просто вздремнуть. А выпало суетиться и хлопотать из-за таких пустяках, как получение этого дубликата. Хлопоты угнетали весь июль и август своей бессмысленной трудоёмкостью. Загублено лето.
В один из тех летних дней он стоял в полупустом вагоне. На остановках всматривался в людей на платформе. И составлял про схваченное мимолётное впечатление какую-нибудь длинную фразу на английском. И пока поезд проезжал перегон до следующей станции, Лёв старался успеть перевести эту фразу с английского на французский, минуя русский, а потом, с французского на итальянский.
«Нескладная юная девушка (почти подросток), стоя в профиль к поезду, гладит по морде собаку пограничника».
«Или скульптуру собаки?» – сбился Лёв.
« Скульптуру собаки скульптуры пограничника»
И вдруг ему показалось, что его окликнули с платформы. Но не голосом, а как-то иначе. Позвали. Беззвучно. Лёв почему-то сильно дёрнулся внутренне, хотя сразу понял, что никто не звал, а показалось. Лёв близорук. А девушка шагах в пяти. И на таком расстояние мир уже слегка для него расплывался. Словно перед ним не реальность, а её отражение в глубокой, но ясной воде. И вдруг отражение стало крохотным, но абсолютно четким, словно переместилось в магический кристалл. Это продолжалось, должно быть, несколько мгновений. (Ну, сколько стоит поезд в метро на станции?) Но в эти мгновения уложилось непомерно много всего. Сначала весь подземный дворец затопила тишина. Именно дворец, потому что много раз виденная станция Площадь Революции вдруг приоткрыла свою грандиозную загадочную сущность подземного дворца. (Возможно, через миллионы лет, люди, – всё ещё похожие на нынешних, – прилетев с какой-то звезды или планеты на свою прародину, проведут раскопки на заброшенной земле и найдут метро. О, сколько возникнет споров и теорий! Сколько умов напрягутся над загадкой роскошных дворцов под землёй! И одна из версий, возможно, провозгласит: люди спускались в эти дворцы, рассаживались в железных коробках с большими окнами и отправлялись туда, откуда не возвращаются).
Лёв вдруг почувствовал прохладу и энергию глубин земли. И почувствовал мелкий дождь наверху на земле. Внезапно заболело темечко. Лёв ощущал себя словно бы между сном и явью. Неожиданно рванулся к выходу. Но не успел буквально на секунду.
Необъяснимая тревога и даже паника, внезапно охватили его. Едва дотерпев до следующей станции, выскочил из вагона так, словно вырвался из самого себя.
Необъяснимое нарастало. Словно ведомый чем-то или кем-то, в едином порыве он промахнул переход и буквально влетел в услужливо распахнутые двери вагона, и обратно.
Ещё поезд не замер, ещё двери не распахнулись, а он уже выхватил из потока людей ту самую девушку.
Но тут стряслось невероятное. Лёв стремился к ней, не отводя от неё глаз. Но незнакомка исчезла. Наверное, он моргнул. И этого хватило, чтобы упустить её. А, может, её уже и не было. И Лёв гнался за призраком, за чем-то, вроде отпечатка её облика в воздухе. Не принял ли он улыбку за самого кота?
С этого мгновения Лёв перестал, есть и спать. На первой электричке он отправлялся в Москву. Он мог бы не ездить ежедневно, а ночевать в своей московской квартире. Но ему показалось, что это как-то непристойно. Как-то это неблагородно – караулить новую любовь в том месте, где всё вопияло о любви недавней.
Поэтому, он приезжал первой электричкой, уезжал последней. А в промежутке сидел на станции метро Площадь революции и не сводил глаз с пограничника и его собаки. И дни пролетали мгновенно. На четвертый день, около полудня он её увидел. Не было, и вдруг – вот она. В том же платье. Потрясённый Лёв вскочил и кинулся к ней. Он что-то говорил, шутил, острил, едва-едва контролируя себя. Вообще-то, хотелось упасть («пасть») к её ногам. И какая-то архаичная литературная чушь волнами накатывала на мозг: «Только в мире и есть, что лучистый
детски задумчивый взор… Только в мире и есть этот чистый, влево бегущий пробор»… И всё в том же духе, – «Тебя любить, обнять и плакать над тобой». Даже цвета глаз её не знал, а уж был уверен, что хоть сейчас жизнь отдаст в её честь. Он не знал, что делать с восторгом, который разрывал его, бешено кружил голову и сотрясал сердце. Что касается её глаз, то они оказались скромного серого цвета. И смотрели так доверчиво, что у Лева, словно ком стал в горле и затруднял дыхание. Если бы Лёв смог облечь в слова все охватившие его чувства, то получилось бы, примерно так:
Смогу ли я защитить от мира эту безмерную чистоту и наивность, эту доверчивость и невинность?
Она согласилась на свидание. Лёв не сообразил взять её телефон, но не слишком волновался, потому что весь её облик подлинно дышал правдивостью и искренностью.
В тот четверг Лёв наконец-то вернулся домой рано. Куда же ему деть себя до вторника? Они договорились встретиться во вторник. Лёв стал внезапно болтлив, рассеян. Он ходил по очереди за кем-нибудь из домашних и приставал с идеями, как перестроить дом. Выходил на улицу и забывал, зачем вышел. Рано лёг и не смог уснуть.
Когда домочадцы заснули, то спустился в кухню и стал сидеть в темноте и тишине и думать о ней. Пытался угадать имя. Глупо, но он не спросил имени. «Роза пахнет розой. Хоть розой назови её, хоть нет».
Вышел сонный отец. Перекинулись какими-то словами. Отец стал пить воду, а Лёв неожиданно для себя, выпалил: «Папа! Ты, наверное, считаешь, что мне рано жениться?»
Отец поперхнулся, сел, подумал и сказал: «Нет такого порядка, что рано жениться, или, поздно жениться, или, пора жениться… Есть другой закон, – встретил свою женщину, и сразу хватай и оставляй за собой. Кради, увози, отбивай, женись… Словом, не упускай. А четырнадцать тебе или сто, роли не играет.
– А как узнать, папа, что это женщина твоя?
– Почувствуешь.
– А ошибиться нельзя?
– Можно и ошибиться. Мы люди. Нет у нас гарантий от ошибок. Риск есть. Но кто не рискует, тот шампанское не пьёт.
Лёв внезапно успокоился, пошёл спать. Ему показалось, что за окном светлеет. Но когда он проснулся, то за окном было все еще темно. И он понял, что проспал недолго. Это было странно, потому что он чувствовал себя выспавшимся и бодрым. Спустился в кухню и только подумал про кофе, как вышла Варя и, молча стала ему кофе готовить. Варя была в трусах и майке. Что-то чёрное, а что-то красное. Лёв не вникал. Улыбался своим мыслям и грезил.
– Какой сегодня день? – Спросила Варя.
– Прекрасный, – ответил Лёв.
– Суббота или воскресенье?
– Спешишь жить! Пока ещё только пятница.
– Значит, пятница… – усмехнулась Варя и подала кофе.
А Лёв впал в отчаяние. Оставалось ещё три дня – суббота, воскресение и понедельник. Зачем он не попросил её телефон? Три дня! Это бесконечно! Опасно. За три дня может многое измениться.
Лёв тревожился и воображал катаклизмы-помехи его великой любви. Так прошел еще день. Он едва выдержал еще его и сорвался в Москву. Оставшиеся сутки он собирался ждать ее на том месте, о котором они условились. Он встал у памятника кому-то и только начал сомневаться, правильно ли он все понял и точно ли все помнит, как увидел ее. Лёва это как-то пронзило. Она почувствовала его мысли? Никакое реалистическое объяснение ему в голову не пришло.
Она пришла – и это волшебство. Накануне почти весь день был ливень. А теперь – то ненастно, то почти жарко. Она пришла в легком красном пальто, из которого выросла. Из-за этого пальто ее очарование немного потускнело. Просто девушка, лет семнадцати по имени Алиса. Треугольное бледное, почти до прозрачности, личико. Несомненно, выглядела трогательной и милой, но… Лёв внезапно перестал понимать, что с ним стряслось тогда в метро? И что вообще с ним происходило после? Почему она свела его с ума?
Пошли рядом по аллее.
Лёв совершенно отключился от реальности. Забыл куда едет, зачем едет. Вспоминал, как тяжело перенес сентябрь. Вначале казалось, что ждать целый месяц – непосильно. Зачёркивал в крохотном календарике каждый минувший день ожидания. Минувший? Не совсем. Просыпался он тогда поздно. Долго-долго принимал душ. И уже в полдень вычеркивал тот день, что еще впереди.
Лёв, до двадцати двух лет совершенно не представлял себе душевное состояние, когда маешься, не зная, чем занять себя. Теперь вкусил уныния сполна. Есть не мог. И даже не всякое утро пил кофе. Сильно похудел. И все вдруг обнаружили, что он очень красив. Мама категорически заявила, что Лёв внешне вылитый Байрон. Тётя Оля уточнила, что у Байрона были волнистые волосы. Тётя Ира поправила сестру: «Не волнистые, а кудрявые». Тётя Оля и тётя Ира заспорили, смеясь. Варя притащила набор открыток с портретами Байрона. Стали рассматривать. Ежеминутно просили Лёва повернуть голову то туда, то сюда. Сравнивали профили. Наконец, Лев Саввич произнёс: «Поразительное сходство!» «На подбородке у Лёва нет ямочки!», – сказала тётя Ира, почему-то многозначительно. «Есть, но только мельче», – спокойно, но непререкаемо возразила мама. Заспорили из-за ямочки. Никто с тётей Ирой не согласился, но и переубедить не смогли.
Сентябрь был дождливый, и семья рано садилась играть в лото. Лото любили, играли всегда вшестером. И, кажется, больше ни в чём их семейство не являло столько азарта, сосредоточенности и ревности к успеху ближнего. И среди возгласов «опять 25, барабанные палочки, дюжина, чёртова дюжина, утята, стульчики, топорики» и прочее, тётя Ира вдруг взяла привычку ни с того, ни с сего, произносить; «Нет, он не Байрон, он другой, ещё неведомый избранник, как тот трата-та странник…»
О, спасительное лото! Лёв отдыхал от изнурительных мечтаний об Алисе. Но играли не всякий день, и засиживаться допоздна случалось не так часто, как хотелось бы Лёву.
А остальные часы тянулись медленно. Лёв не находил себе ни места, ни занятия. И родной дом, и любимый город перестали быть милы. В июне Лёв ещё знать не знал, что есть на свете девушка Алиса. А в августе он думал, что если эта самая Алиса не разделит с ним и его дом, и его город, то Лёв уедет отсюда. Но он предчувствовал, что Алиса будет здесь с ним. Они вместе будут бродить по улицам и рассказывать друг другу всякую всячину про свои жизни. И он покажет ей свой родной город до мельчайших подробностей. А пока, в ожидании Алисы, Лёв спал беспорядочно, ел урывками и не мог читать. Зачем книги? Когда Алиса так далеко!
Но вот что странно, – часы тянулись изнуряюще, а дни, между тем, летели быстро.
Однажды ночью он плакал. Ни с того, ни с сего.
Глава четырнадцатая.
Внезапно Лёв спохватился и вспомнил о девушке за рулем. Та молчала и явно не выказывала никакого желания заговорить. Это обнадёживало. Он понадеялся, что они так и промолчат до самой Москвы. Лёв бросил на неё взгляд, чтобы укрепиться в своих надеждах и вернуться к собственным грёзам.
И увидел, что девушка плачет. Беззвучно. Усомниться невозможно: слёзы текли какими-то неправдоподобными потоками. Автомобиль свернул вправо и теперь летел по асфальту. Лёв растерялся. Не заметить? Спросить? Решил, что неделикатно. Но вскоре девушка начала сморкаться, всхлипывать и тяжело дышать. Делать вид, что не замечаешь всего этого показалось Лёву неловким.
И, как часто бывает в подобных ситуациях, Лёв задал глупый вопрос: «Всё в порядке?»
И получил столь же глупый ответ: «Да, всё в порядке» И даже кивок в подтверждение.
И только он успел подумать, что ответ её нелепый, но зато не сулит проблем, как она, снова заговорила: «Мне надо, чтобы кто-то выслушал меня. Иначе, я сию минуту погибну».
Ее манера говорить начала Лёва угнетать. Интонационно выделяла самые неожиданные слова. Например, сделала ударение на «чтобы» и «сию». К тому же, в конце каждой фразы её голос как-то сникал и сходил на нет. Самые кончики фраз, она вообще проглатывала.
Лёв не нашелся, что сказать. Ему захотелось выйти. К тому же, он начал беспокоиться, что она ведёт машину невнимательно и небрежно, притом, что едут они довольно быстро.
–Вы классно умеете молчать, – сказала девушка. С ударением на «Вы», а последнее слово прозвучало, как «молч».
– Спасибо. Ээээ… Вы… простите, но не могли бы… ээээ…. вести поосторожней? Чуть-чуть.
– А знаете, мне сейчас всё равно, жить или умереть.
Ударение на «мне», а в конце «уме…»
Лёв промолчал. Похоже, что после последней ее фразы девушка потеряла шанс вызвать у него сочувствие.
– Страшно?
Она умудрилась не сделать ударение на первом слоге и «проглотить» второй. Поэтому, Лёв, скорей угадал, чем расслышал.
– За вас. Что касается меня, то я – фаталист.
Девушка ничего не ответила и продолжала плакать и всхлипывать.
Лёв протянул чистый платок. И она начала сморкаться.
Лёв твёрдо решил вопросов не задавать и молчать, сколько удастся. И покинуть машину при первом же удобном случае.
Молчание затягивалось.
Прервала его девушка.
– Меня бросил муж. Внезапно. Ради другой женщины.
Скороговоркой, с сильным ударением на «меня» и с заглатыванием двух последних слогов «бросили» и двух последних слогов «женщины». Трудно было разобрать что именно она говорит. И ему пришлось слегка податься вправо. Ближе к ней. Он почувствовал при этом, что между ними как бы возник интим, и ему стало неприятно.
«О, Господи!» – внутренне поморщился Лёв. А сам неожиданно для себя, чуть ли не сказал безвкусицу: «Вы не похожи на женщину, которую можно…» Но из-за того, что он оборвал себя, получилось интимно. И Лёв сам не понимал, почему и как он вдруг влип в ситуацию, когда, совершенно не желая этого, вынужден общаться доверительно.
– Утешаете?
Прозвучало как «утешаааа…».
– Конечно, я пытаюсь. Но утешать, ведь не значит, лгать?
– Тогда продолжайте! Вы уже многого добились.
Ударение на «тогда» и «многого».
«Боже, – подумал Лёв, – как дико она расставляет ударения.
«Добились» прозвучало у нее теперь как «добиссс».
– Я разочаровываюсь в себе. -
Произнесла она неожиданно внятно (значит, могла?). От этой внезапной внятности Лёв даже оторопел.
– Разочаровываетесь в себе?
– Конечно.
