скачать книгу бесплатно
Ми, ре-диез, ми, ре-диез, ми…
Лёв ни за что не согласился заниматься с другой. Мама и тёти уговаривали, расстраивались, настаивали. А папа молчал. Но однажды обнял Лёва и сказал: «Ты очень сильно любил Антонину Васильевну. Честь тебе и хвала. У любви есть только одно доказательство – это её избыточность».
Ми, ре-диез, ми, ре-диез, ми…
Милая, милая, добрая Антонина Васильевна! Всё-таки, она вернулась…
«Ми, ре-диез, ми, ре-диез, ми…»
Заклинал Лёв, пытаясь «настроиться» «на волну» музыканта.
Он загадал, если будет хоть раз сыграно верно, то Лёв будет счастлив с Алисой, и они проживут долго и радостно, и умрут в один день, обнявшись во сне и улыбаясь.
–Ну, же! Ну! Ми! Вторая октава.
И вдруг, будто электрическим током, по касательной, ударило Лёва. И он предугадал,– сейчас будет сыграно.
Первая фраза, вторая, повторы, три секвенции, вверх октавы…
Сердце замирало. Он вслушивался, затаив дыхание…
Снова мотив начала….,
«Молодец!» – мысленно, но горячо похвалил Лёв музыканта.
Кисти рук над клавиатурой. Порхающие изящные бледные кисти. И тут же угадал, что за инструментом музыкантша. Между нею, не слишком умелой, и между расстроенным фортепьяно, несомненно, возник Святой дух, соединял их.
Неуверенная, молодая женщина, стремилась выразить свою печаль, смирение перед судьбой, но и робкую мольбу о любви.
Маленькая ножка в сафьяновой туфельке на педали…
Бледно-золотое платье из атласа с гирляндой цветов у неглубокого выреза. Эфемерная талия в пышной, многослойной юбке.
И тут, неожиданно для самого себя, Лёв поднял на голосе мелодию:
«Та-да-та-да-та-да-та-да-там
Та-да-та-там
Та-ди-та-там
Та-да-та-да-та-да-та-да-там
Та-ди-та-там
Та-да-ти-там»
Мелодия там наверху споткнулась, немного прохромала и оборвалась. Лёв умолк. Наступила тишина. И только теперь Лёв обратил внимание, что, пожалуй, уже, вполне рассвело.
Представил себе, как та, за стеной, ступает на цыпочках в своих призрачных плоских туфельках с лентами; качается воздушная юбка на кринолине… Ах, эта юбка! Не унесёт ли она свою хозяйку куда-то в небеса?
И тут грохот! Но, ни вскрика, ни стона…
Лёв, демонстративно ступая, как только возможно шумно, пошёл прочь… Он чувствовал, что ему глядят вслед, но не оборачивался. Он даже не столько услышал, как почувствовал, что дверь открылась. Тогда он обернулся и остановился.
Что ж, в одном он не ошибся; это была женщина. Ни возраста, ни лица разглядеть пока ещё свет не позволял. Одежда невнятная, что-то типа джинсов и водолазки.
Лёв поднял вверх обе руки, скрестил их и покачал из стороны в сторону.
Почти сразу женщина помахала ему в ответ неуверенно и невыразительно.
Это иллюзорное приключение ничего не изменило в его отношениях с Алисой. Лишь побудило чуть-чуть изменить свой маршрут. Только и всего. Лёв к грунтовой дороге пошел теперь по Николо-Угодниковской улице. Он шёл и воображал, что, если бы не Алиса, он подошёл бы к Незнакомке и поцеловал. И что потом? Какая красивая история могла бы выйти? Что, что в мире прекрасней короткой и пылкой любви Незнакомки? Что?
Только, верность.
Алиса… Он видел её три раза в жизни; два раза, – это было в совокупности минуты три. И ещё, то свидание. Может быть, часа два…
И сделал предложение. И она ответила, что согласится, если разрешат её папа и мама. Ничего удивительного, ей семнадцать. Лёв готов был сейчас же пойти к её родителям, но это оказалось некстати. Утром следующего дня Алиса, папа и мама уезжали на месяц куда-то под Новгород, к папиной родне.
Месяц прошёл. Лёв позвонил Алисе. И сегодня ехал знакомиться с родителями. Лёв сказал об этом пока только отцу. И отец дал ему целый ворох денег и посоветовал пригласить Алису и её родителей в ресторан. Лёв позвонил Алисе ещё раз и пригласил их всех в ресторан «Тургенев», что возле Чистых прудов. Через десять минут перезвонил, и Алиса сказала, что они принимают приглашение.
Видел Лёв Алису всего три раза, но был уверен, что знает всю их грядущую жизнь наперёд. Монотонную спокойную жизнь в провинциальном городке, в его любимом доме. Лёжа рядом, они будут глядеть в одну и ту же книгу. И тот, кто дочитал первый, не станет перелистывать страницу, а подождёт другого. Лёв не будет раздражаться, что Алиса читает медленно. Вообще-то, она выглядела так, будто не прочла ни одной книги во всю свою жизнь. И оказалась такой простенькой, такой наивной и такой беззащитной. И всё это умиляло Лёва и сильно волновало. Но и разочаровывало одновременно.
В то единственное свидание они шли по длинной пустынной аллее. Алиса подбирала листья. Уже скопилась большая охапка. Изредка и Лёв наклонялся, поднимал лист и подавал. Лёв пытался завести разговор то на одну тему, то на другую. Он хотел бы поговорить о книгах. Алиса отвечала односложно. Разговор не клеился.
Лёв поглядывал на Алису с всё возраставшим опасливым любопытством. Он уже не понимал, что его так сильно и внезапно привлекло в ней? Почему потянуло столь отчаянно? Лёв украдкой разглядывал ее. На ней было ярко-красное пальто с капюшоном. Пальто шло, но выглядела она в нём лет на тринадцать. А ей, то ли, уже исполнилось семнадцать, то ли, вот-вот исполнится. Она закончила в этом году школу, но не поступила в институт, потому что заболела чем-то и не сдавала экзамены. Или, не она заболела, а её папа. И она ухаживала за ним. Ответы она давала односложные, а Лёв был настолько занят распутывание своих чувств, что пока он ничего про Алису толком не узнал и не понял. Внезапно им овладела некая лирическая грусть. Если они будут идти так же медленно, то минут через двадцать дойдут до выхода из парка. Лёв проводит её до метро или автобуса, и они расстанутся. Наверное, навсегда. Вспомнит ли вообще когда-нибудь Лёв её имя и этот эпизод? Бог весть… И, когда он уже перестал сомневаться и окончательно уверился в том, что это свидание – нелепая затея, вдруг все его чувства мгновенно переменились.
Он поднял оранжевый лист и, выпрямляясь, встретился глазами с Алисой. Этот взгляд он запомнил навсегда. «Обратись глазами в свою душу!» Что-то такое писал великий Шекспир. Взгляд Алисы был обращён в собственную душу. Помнила ли она вообще, что рядом идёт Лёв. Она была искренне равнодушна к Лёву. Какое-то сильное первобытное чувство охватило его. Такое было с ним впервые, и он не предполагал даже возможность возникновения в себе подобного чувства. Словно какой-то амок овладел им безраздельно.
Лёв не то, чтобы не имел понятия, как с этим чувством справиться, но ему даже и в голову не пришло, что подобные чувства следует обуздать.
Тем не менее, инстинкт подсказал ему, что чувство это надо скрыть от Алисы. И он продолжал идти, как ни в чём не бывало. А она была слишком занята своими загадочными девчоночьими мыслями и ничего не заподозрила.
Так дошли до беседки, и Лёв самым небрежным тоном предложил зайти и посидеть немного.
Но едва они вошли, всё случилось мгновенно.
Лёв схватил свою добычу в охапку и начал страстно целовать. Она даже не пыталась сопротивляться. Лёв истолковал это, как согласие. Как-то необыкновенно ловко и легко Лёв овладел ею. Но возникло ощущение бесплотности, словно он проник не в тело, а во что-то не совсем материальное. Алиса оказалась такой безучастной и такой невесомой, словно плоская бумажная кукла. Он удерживал ее крепко и грубо. Одна рука на тоненьком хрупком затылке, а другой всё время дёргал вверх и отводил вбок её ногу, сильно сгибая в коленке. Он всем своим телом толчками вжимал Алису в колонну беседки и целовал, как сумасшедший. И, всё-таки, явно терпел своё первое в жизни фиаско. Чтобы закончить все это поскорей, он снова принялся целовать её уже совсем как-то яростно. Ни звука, ни сопротивления, словно она – что-то бестелесное. Глаза закрыты. Он на мгновение отпустил её, чтобы переменить позу, на более устойчивую и удобную, и тут она выскользнула и побежала прочь.
Убегала… Он смотрел вслед. Наваждение прошло и он чувствовал что-то, вроде, – и Бог с ней, пусть убегает… Ещё минута и останутся только ее рассыпанные и затоптанные Лёвом листья, словно испачканные и раздавленные их будущие дни.
Алиса бежала, даже не пытаясь подтянуть трусики, в распахнутом красном пальто и задранной юбке. Лёв смотрел и испытывал неловкость и какие-то мутные укоры совести. Но и облегчение. И желание, чтобы поскорей всё кончилось. И он забыл бы об этом. Вытеснил бы этот эпизод из своего сознания.
Она бежала, не разбирая дороги. И не заметила огромную лужу. Поскользнулась. Не удержалась. Неизящно взмахнула руками и упала передом, плашмя.
Лёв охнул! И почти сразу бросился к ней.
Но Алиса вскочила и побежала дальше. Её как-то потряхивало на бегу из стороны в сторону.
Она бежала уже к автобусу на остановке. Но водитель, вероятно, поостерёгшись впустить в салон такую грязную и странную пассажирку, закрыл двери прямо перед ней и отъехал.
Тут Лёв её и догнал, схватил за плечи, развернул к себе. Пальто, белая блузка, светлая юбка, лицо, – всё было в какой-то вонючей грязи. И Лёв увидел, что и сам он тоже испачкался об неё.
Слёзы заливали её маленькое личико. Она смотрела на Лёва даже не со страхом, а с ужасом. Она хотела кричать, но не могла. Наверное, ей казалось, что это снится, что в реальности с ней не могло случиться такого ужаса. Лёв как-то это все охватил в одно мгновение. И какая-то сила бросила его на колени перед ней.
– Прости, – сказал он, не выпуская её рук, – прости… Если не простишь, то клянусь, что сейчас же брошусь вот тут же под любую машину. Прости!
Лёв говорил чистую правду. Он бы и бросился, если бы не потерял сознание.
Глава двенадцатая.
Лёв вышел на опушку города.
Рассвело. Проступили контуры окружающего мира. Пока расплывчато. Справа стоял лес, грузный, сырой, необитаемый. Слева – город. Силуэт города был еще расплывчат. Светились огоньки, витали дымки, слышались звуки моторов, гудки, звонки. Город начинал позёвывать, покашливать, потягиваться.
Лёв шёл и, словно бы, отрывался от города, всё менее чувствовал себя его частицей.
По другой дороге наперерез Лёву вышли трое и почти сразу поравнялись с ним. Это невысокие мужчина и женщина в дутых куртках, и очень высокий подросток в косухе.
Но услышал их Лёв раньше, чем увидел. Верней, он услышал всему миру знакомый голос и аплодисменты.
Подросток нёс серебристо-чёрный Панасоник. Из проигрывателя выплескивался голос:
«Даду-Дадуда. Даду-даду. Даду-Дадуда. Даду-даду.
Даду-Дадуда. Даду-даду. Да-да-да-да-да-да. Даду-даду.»
У подростка – причёска-платформа, а у мужчина бритоголовый, с большими черными усами. Он выглядел важным и видно было, что считает себя гораздо умней многих, и всегда понимает, что именно надо делать. А женщина, лет сорока, с обыкновенным, уже ощутимо обабившимся русским лицом, с двумя короткими и жидкими, но задорными косичками на висках. Что она себе думала, когда сотворяла их перед зеркалом? Да и думала ли она вообще, в истинном смысле этого слова?
«А то усилился её падёж, и нужён внедрёж.
Падёж – внедрёж, падёж – внедрёж,
И нужен внедрёж.
Даду-Дадуда. Даду-даду. Даду-Дадуда. Даду внедрёж.
Даду-Дадуда. Даду-даду. Даду-Дадуда. Даду внедрёж.»
И всё это перемежается эротическими стонами профессионалок.
«К Белому дому?» – спросил мужчина Лёва, даже не поздоровавшись. И как много было в этом вопросе!
Мужчина дал понять Лёву, что узнал его в лицо. И что оба они крутые парни из крутого города. И должны держаться вместе. Революция грянул. Настоящая! И пора на баррикады! За принципы! И вообще! И ещё ему нравилось говорить «Белый дом», и презирать Горбачёва – дурачка, и накоротке называть Ельцина Борисом.
«Ну, пап, – ныл подросток,– я обещал с ними на рыбалку? Ну, пап…»
Мужчина игнорировал это нытье, а женщина дёрнула подростка за куртку и раздражённо сказала: «Прекрати! Всю дорогу пристаёшь с дурацкой рыбалкой»
«Ширше – это неправильно. Ширше – это неправильно.
Ширее – правильно. Ширее – правильно.
Я понимаю вашу реакцию. Я понимаю вашу реакцию.
Я понимаю вашу реакцию.»
И сексуальные восклицания неведомой девушки.
Лёв проникся сочувствием к подростку. Наверно потому, что во взрослых его коробило всё. И то, как выглядят, и как говорят, и как двигаются.
«И это главное. Даду-Дадуда. И это главное. Даду-даду.
И это главное. Даду-Дадуда. И это главное. Даду внедрёж.
Окультуриваться надо. Вы со мной согласны (аплодисменты).
Окультуриваться надо.»
Все четверо направились в сторону шоссе. Скорей всего, им предстояло вместе сеть в один автобус и вместе прибыть в Москву. Наверняка, мужчина усядется рядом с Лёвом и будет солидно говорить чего-нибудь пошлое.
«Вот и Раиса Максимовна в курсе.
Мы не позволим кому ни попадю.
Раиса Максимовна».
Подросток еле плёлся сзади и все еще ныл: «Ну, папа, на рыбалку…»
– Ты чего, дурак? В Москву едем! Там танки!
– Не хочу я танков.
– Там стреляют, дурак!
«У нас своя голова.
Вот где собака порылась.
Даду-Дадуда, даду-даду.
Вот-вот, где собака…
Даду-Дадуда. Даду-даду. Даду-Дадуда. Даду-даду.»
«Ну, папа, пусти на рыбалку!»
«Убить тебя, дурака, мало!» – взорвался мужчина. И почему-то беззлобно подмигнул Лёву, намекая, что грозность напускает на себя только в целях мужского воспитания сына.
