Осколки

Внутренний вопрос: Остался ли во мне кто-то настоящий, если даже мой фамильяр ведёт себя, как чужой?

Микро-арка: Рем не может заснуть, потому что впервые чувствует – потеря связи с самим собой и фамильяром может оказаться необратимой.

Загадка для читателя: Тени в комнате “оживают” по-новому, будто реагируют на мысли Рема, а не только на свет – их движение кажется намёком на скрытую магию или внутреннюю мутацию.

от лица Рем Синтари

Ночь в Академии не похожа на обычную темноту. Всё будто бы затихло, но за этой тишиной прячется глухой гул, как в раковине, которую приложил к уху.

Я лежу на кровати, не включая свет – не потому, что боюсь разбудить соседей, а потому что боюсь увидеть себя.

В этой полутьме стены кажутся ближе, пол – холоднее, а потолок уходит куда-то вверх, в темноту, где даже фамильяры не рискуют прятаться.

Сегодняшний день не отпускает, он навалился, как мокрое одеяло: всё внутри онемело, мысли идут тяжело, словно приходится перебирать их руками, одну за другой.

Фамильяр лежит у ног, свернулся кольцом, но ощущается отдалённым – не как часть меня, а как существо, выбравшее быть рядом лишь из привычки.

Слышу, как за стеной кто-то спорит, потом смеётся нарочно громко, будто доказывая себе, что всё под контролем.

В чужих голосах – тревога, усталость, злость, но здесь, в этой комнате, нет даже этого.

Только глухое “ничто”, в котором хочется раствориться.

Я ловлю себя на мысли: сколько раз за день я пытался быть “правильным” для других? Сколько раз – делал вид, что мне не больно, когда фамильяр терял форму при всех?

Сегодня всё это давит сильнее обычного, потому что теперь – даже фамильяр, кажется, не мой.

Вдруг тени на стене двигаются не так, как обычно.

Их больше, чем должно быть:

одна тянется по полу, другая – по шкафу, третья будто смотрит прямо на меня.

Я знаю, что это всего лишь игра света от коридорной лампы, но почему-то сегодня мне кажется – они реагируют на мои мысли, отзываются на страх.

В этот момент память бросает меня обратно – туда, где я ещё был “братом”.

Лицо Лиана в полумраке, рука, которой он отталкивает меня:

– “Ты не обязан спасать всех, Рем.”

А потом – его исчезновение. Тот самый день, который я снова и снова просматриваю внутри себя, как заезженную ленту.

Сжимается сердце: а что если всё, что со мной сейчас, – это плата за ту ошибку?

Если всё в Академии придумано только ради того, чтобы я наконец признал:

я не смог, я не спас, я не стал тем, кем хотел стать.

Фамильяр вдруг тянется ближе, касается моего запястья – его тепло почти обжигает, но мне не становится легче.

Я не знаю, есть ли во мне хоть что-то настоящее, или даже мои страхи – чужие, “придуманные” Академией.

В комнате становится холоднее, хотя окна закрыты.

Я слышу, как кто-то в коридоре ругается, кто-то ищет что-то под кроватью, кто-то вдруг тихо плачет —

и все эти звуки кажутся далекими, как будто я заперт в другом мире.

Тени на стене становятся длиннее.

Сквозь них я почти вижу – не себя, а кого-то другого,

того, кем, возможно, стану, если завтра не проснусь “настоящим”.

Я засыпаю медленно, изматывающе,

с надеждой только на то,

что во сне хотя бы фамильяр не станет совсем чужим.

Фрагмент 2: Ночная сцена. Диалог с фамильяром, попытка самоанализа. Воспоминания о брате. Первая трещина “раздвоения”.

Суть фрагмента

Ключевая эмоция: Ощущение предельного одиночества и попытка “достучаться” до самого себя – или до фамильяра, который как будто становится самостоятельным.

Внутренний вопрос: Я – это я, или во мне уже живёт что-то чужое, созданное Академией?

Микро-арка: В ночной тишине Рем впервые пробует вслух поговорить с фамильяром – почти как с человеком, не просто как с магической тенью. Слова вспоминаются о брате – тот когда-то говорил почти так же, только иначе отвечал.

Загадка: Фамильяр меняет форму и “отвечает” не так, как раньше, будто в нём появляется новое, неотразимо чужое.

от лица Рем Синтари

Ночь, как и ожидалось, не принесла отдыха. Я просыпаюсь внезапно, сердце всё ещё бьётся слишком быстро – не помню, что мне снилось, только ощущаю острый страх потерять что-то важное, даже не зная, что именно.

Комната полна чужих шорохов: кто-то ходит босиком в коридоре, скрипит стул за соседней дверью, фамильяры возятся в своих углах.

Мой – странно изменился за эти часы сна. Он будто вытянулся, стал длиннее и прозрачнее, не прижимается ко мне, а, наоборот, держится чуть поодаль – не как защитник, а как кто-то, кто наблюдает со стороны.

– Ты меня слышишь? – шепчу я, не уверен, что вообще должен ждать ответ.

Фамильяр реагирует, не как раньше – в нём появляется излом, какая-то дрожь в очертаниях. Я не знаю, это страх, злость или просто отражение моей внутренней путаницы.

– Скажи хоть что-нибудь, – прошу я – или сам себя, или его, уже не уверен.

Почти привычно представляю, как раньше в таких ночах мы с Лианом перебрасывались короткими фразами, старались не разбудить родителей.

Он всегда говорил чуть громче, чем нужно:

– Не бойся, если вдруг почувствуешь, что кто-то внутри тебя говорит не твоим голосом.

– А если этот голос сильнее моего?

– Значит, стань сильнее. Или научись слушать его, а не гнать.

Я вдруг понимаю, что в Академии никто не учит слышать себя – только фамильяров.

Может быть, они для этого и нужны? Чтобы напоминать: “Я – это не только то, что видят другие.”

В темноте фамильяр неожиданно приближается, тянет хвост или руку (сегодня он больше похож на тень с когтями, чем на зверя), касается моего лица.

На миг мне кажется, что он вот-вот заговорит.

– Ты помнишь, каким я был до всего этого? – спрашиваю, уже не боясь показаться глупым.

Ответа нет – только слабое биение тепла у щеки.

Слышу, как где-то в коридоре кто-то смеётся, потом звук резко обрывается.

Вдруг я понимаю: иногда чужой голос внутри – это не враг, а последняя часть тебя, которую ещё можно спасти.

Фамильяр меняет форму: становится выше, тянется к окну, почти сливается с ночной тенью за стеклом. Я ощущаю: если сейчас не заговорю – совсем потеряю его.

– Ты всё равно мой, – говорю твёрже, – даже если завтра проснусь другим.

Он вдруг слегка светится, как будто отзывается, но не словами, а ощущением, что мы оба боимся потерять не друг друга, а себя самих.

На мгновение комната делится надвое: есть я, есть фамильяр, и, между нами, не страх, а почти родство – странное, пугающее, но всё-таки родство.

В эту ночь я впервые чувствую: если здесь и есть “раздвоение”, то, возможно, его можно пережить, если научиться говорить даже тогда, когда ответа не ждёшь.

Фрагмент 3 Кошмар – воспоминания о прошлом, усиление тревоги

Суть фрагмента

Ключевая эмоция: Тревога, перерастающая в страх, ощущение предательства себя, липкое чувство “потери”.

Внутренний вопрос: могу ли я доверять своим снам, если в них меня предаёт даже фамильяр? Или я уже сам себе враг?

Микро-арка: В череде зыбких снов Рем попадает в разные комнаты своего прошлого и Академии, встречает брата, себя “маленького”, свои ошибки – всё сливается, как “испытание” в магии сна.

Загадка: за каждым углом, за каждым взглядом появляется пустое лицо или размытая фигура – намёк на “Пустых” или на то, что страх Рема становится самостоятельной силой.

от лица Рем Синтари

Я долго не могу провалиться в сон – комната дышит, как живой организм: глухо постукивает труба в углу, за окном слышится дождь, где-то в коридоре, кажется, скребётся фамильяр соседей.

Но усталость всё же берёт верх, и я начинаю проваливаться – не в привычную черноту, а в вязкую серую паутину, где каждый шаг отдаётся стоном по стенам.

Мне снится, будто я снова дома, но этот дом длиннее, чем был когда-то: коридоры идут по кругу, двери вырастают из пола, на потолке висят чьи-то старые вещи, как странные, покосившиеся привидения. В углу стоит брат – он как будто старше меня на сто лет, хотя на лице детская обида, губы сжаты, глаза большие и тёмные.

– Ты пришёл поздно, – шепчет он, – теперь уже поздно.

Я пытаюсь подойти ближе, но ковёр тянет меня назад, становится вязким, ступни проваливаются, и каждый шаг даётся с трудом. Лиан отворачивается, дверь за его спиной открывается сама собой – за ней светло, но воздух пахнет магией и чем-то знакомым, кислым, как старые чернила.

Я прохожу в следующий коридор, и вдруг – уже Академия: высокие стены, витыми лестницами бегают ученики, их лица размыты, а фамильяры висят в воздухе, как клубы дыма.

Кто-то кричит:

– Ты не с нами, чужой!

– Почему твой фамильяр не похож на остальных?

– Где твой брат, Рем?

Эти голоса сливаются в жужжание, комната вдруг становится слишком тесной – я бьюсь плечом о шкаф, который появляется из ниоткуда, а на пол падает чей-то дневник с потёкшими чернилами:

“Ты виноват.”

Вдруг я оказываюсь в зале Академии, где идёт испытание. Все фамильяры выстроены в круг – их глаза горят, как мелкие угли, а в центре – мой фамильяр, но он обернулся ко мне спиной. Я тянусь, хочу позвать его по имени, но из горла выходит только сиплый, чужой звук.

Сон скачет: теперь я маленький, сижу под лестницей, жду, когда брат меня найдёт, а время утекает сквозь пальцы, как песок.

На стене вдруг тянутся черные полосы – руны магии, которые я видел только в самых плохих уроках.

Они стекают по моим рукам, я пытаюсь стереть их, но кожа только сильнее чернеет, будто все ошибки и страхи написаны на мне навсегда.

Из-за двери вдруг доносится голос – не брат, а фамильяр, но он говорит голосом Лиана:

– Ты хотел быть сильным, а стал только пустым.

Я бегу по коридору, но он удлиняется, лестница ломается под ногами, а за окнами видны только пустые лица – у них нет черт, только провалы, как будто сама Академия глядит на меня, и это не взгляд, а приговор.

Я падаю – больно, будто на самом деле ударился,

и просыпаюсь с криком, который не слышит никто, кроме фамильяра у изголовья.

В комнате темно. Сердце бьётся в висках. Потеет лоб, руки дрожат. Фамильяр скользит ближе, но сегодня даже он кажется чужим – его глаза отражают не свет, а мои самые худшие воспоминания.

Долго не могу поверить, что проснулся:

дыхание хриплое, в голове – эхо снов, а на руке кажется, будто остался след тех рун, что стекали во сне.

Я лежу, боясь снова заснуть.

В голове звучит только одна мысль:

если сны так сильны, неужели завтра они будут сильнее меня самого?

Фрагмент 4 Раздвоение, отчуждение, ощущение потери себя. Академия ночью как живой организм.

Суть фрагмента

Ключевая эмоция: Отчуждение, чуждость собственного тела, ощущение, что внутренний “я” становится неуправляемым.

Внутренний вопрос: где заканчивается моя воля, а где начинается влияние Академии и магии снов?

Микро-арка: после кошмара Рем не сразу отличает сон от яви; ходит по Академии ночью, всё кажется “смещённым”, лица теряют узнаваемость, фамильяр ведёт себя не как раньше. Внутри нарастает страх потерять грань между настоящим и чужим.

Загадка: на короткий миг Рем видит себя “со стороны”, как будто стал ещё одной тенью среди прочих – а в коридоре встречает существо (фамильяра? или что-то большее?), которое уходит, не оставляя следа.

от лица Рем Синтари

Когда я наконец понимаю, что проснулся – свет ещё не пробивается в окно, но и темнота уже не кажется полной.

В груди всё ещё оседает туман после сна, но теперь, когда я двигаюсь, ощущения как будто не мои: пальцы слушаются с трудом, ноги будто резиновые, а дыхание – чужое, неровное, словно я только что сменил тело.

Я сажусь на кровати, не сразу узнаю своё отражение в зеркале напротив. Глаза в нём – тусклые, незнакомые, тени под скулами – как чёрные вмятины, а плечи как будто уже не мои.

Фамильяр, свернувшийся на подушке, расползается пятном по ткани – сегодня он не принимает прежнюю форму, а то ли тянется к стене, то ли прячется в складках простыни. Он молчит, но в этом молчании – целая пропасть: ощущение, что и его голос теперь не принадлежит мне.

За стеной – тишина, но сквозь неё просачиваются чужие вздохи: кто-то ворочается, кто-то кашляет, где-то звонко хлопает дверь шкафчика, фамильяры коротко перебрасываются, будто спорят между собой на странном, несуществующем языке.

Я встаю, босиком выхожу в коридор – пол ледяной, воздух тяжёлый, запахи ночи: магия прячется под слоями пыли, пахнет мокрыми ботинками, чаем, стёртыми мелками.

Вдоль стены мерцают тени: у кого-то фамильяр дремлет в нише, кто-то из учеников дежурит у лестницы, и на секунду мне кажется, что я вижу самого себя, проходящего мимо – чужое лицо в знакомом силуэте, взгляд в пол.

Спускаюсь вниз – на площадке у лестницы стоит настежь открытое окно, сквозняк гонит холод, в нём шевелится портьера, и я чувствую: если сделать шаг за раму, окажусь не здесь, а в том самом сне.

На миг даже хочется – вдруг там легче отличить себя от чужого?

Поворачиваю обратно, и тут замечаю: в дальнем конце коридора стоит фигура. Не человек – и не фамильяр в привычном смысле.

Её контуры расплывчаты, внутри темнеет, а в глазах не отражается ни одного огонька света.

Я замираю, не могу пошевелиться, даже крикнуть не получается.

Существо не двигается, но ощущение, что оно смотрит прямо на меня – не глазами, а изнутри, как если бы во мне самом был оставлен след от чужого взгляда.

Через миг оно уходит, растворяясь в ночи.

Я остаюсь на месте, холодный, будто изнутри, не уверен: это было наяву, или сон ещё не кончился.

Возвращаюсь в комнату, смотрю на себя в зеркало.

В отражении – почти не вижу своих черт. Только смутные линии, тень фамильяра, и ещё одну тень, чуть позади, – не могу разобрать, моя ли она, или осталась от того существа.

В этот момент впервые ощущаю настоящий страх:

что если завтра я проснусь и окажусь только тенью среди остальных?

Или уже сегодня стал ею?

В комнате пахнет дождём и пеплом.

Фамильяр тянется ко мне ближе, но между нами – теперь не только усталость, а тонкая трещина, которую не видно, но невозможно забыть.

Фрагмент 5 Решение бороться, несмотря на страх

Суть фрагмента

Ключевая эмоция: Медленное возвращение к себе через усталость и упрямство, на фоне непрекращающегося шума Академии.

Внутренний вопрос: можно ли собрать себя обратно, если тебя каждый день размывает чужой страх и ожидания?

Микро-арка: не делая резких жестов, Рем медленно находит точку опоры внутри – и между ним и фамильяром устанавливается не “детская зависимость”, а взрослая, равная связь.

Загадка: между словами и паузами есть чувство – фамильяр понял Рема раньше, чем тот осознал сам себя.

от лица Рем Синтари

Утро в Академии расползается по стенам не спеша, словно туман, которому некуда торопиться, и я лежу, слушая, как за тонкой перегородкой оживает новый день: где-то хрустят старые половицы, кто-то вполголоса повторяет формулы, фамильяры шуршат по паркету, разбуженные шумом кастрюль и голосами на кухне, и всё это собирается в один плотный, вязкий шум, как будто Академия снова примеряет к себе костюм живого существа, в котором мы – лишь клетки, иногда способные влиять на общее настроение.

Я остаюсь в кровати дольше, чем обычно, не потому что устал или боюсь выйти – скорее, потому что впервые за долгое время мне хочется остаться “внутри” себя, проверить, не исчез ли за ночь тот голос, который я всегда называл своим, и, кажется, впервые за многие месяцы чувствую: страх никуда не ушёл, но перестал быть главным фоном, уступая место чему-то другому – упрямому, чуть злому спокойствию, которое появляется там, где даже привычная тревога выдыхается и больше не способна диктовать мне условия.

Я смотрю на фамильяра, который, не притворяясь ни зверем, ни тенью, лежит вдоль моего плеча, чуть шевелит кончиком хвоста – и в этом движении столько простого принятия, будто он готов не только “быть рядом”, но и быть свидетелем того, что я не исчез, не растворился в чужих голосах, а смог, несмотря ни на что, удержаться за своё имя, за свою маленькую, ещё не до конца оформленную “тень”, которая, возможно, завтра станет чем-то большим, чем просто отзвук магии.

В соседней комнате уже спорят, хлопают дверьми, Тейя вечно ругает свой чай, Лис пытается научить фамильяра ловить монеты, Арвин, по привычке, бубнит себе под нос какие-то обидные слова в адрес всего коллектива, и эта бурлящая, шумная жизнь кажется мне сегодня не врагом, а частью ритуала – как будто без неё Академия утратила бы свою магию, без этого скрежета, беготни, сплетен и коротких ссор мы все давно стали бы “Пустыми”, о которых шепчутся в тёмных коридорах.

Я, наконец, встаю, ощущая, как ноги немного дрожат – не от страха, а от той усталости, которая приходит после слишком долгой ночи, и каждое движение, даже самое простое, становится делом, заслуживающим отдельного внутреннего “молодец”.

Подхожу к окну, приоткрываю створку, впускаю внутрь резкий утренний воздух, который пахнет влажной травой, холодным железом решётки, чьими-то духами и чуть горьким, обжигающим дымом, донесённым ветром из кухни – и в этом запахе есть что-то домашнее, что-то из тех дней, когда ещё не нужно было доказывать себе и другим, что ты достоин быть здесь.

Я смотрю на свои руки, на отражение в стекле – оно мутное, не сразу узнаю в нём себя, но с каждой секундой, с каждым вдохом, ощущаю, как тело снова становится моим, мысли – не чужими, а фамильяр, которому теперь не надо ни скрываться, ни объяснять свои жесты, тихо поднимается и садится рядом, точно понимая: сегодня между нами не просто связь, а новый договор – мы оба согласились не исчезать, что бы ни случилось.

– Ну что, попробуем? – шепчу я, не рассчитывая на ответ, но фамильяр смотрит внимательно, и в его взгляде нет страха, только терпеливое ожидание, будто он, вопреки всему, верит: я справлюсь не потому, что сильный, а потому что – живой.

Я медленно выхожу из комнаты, ловя каждую деталь: как скрипит пол, как Лис ругается на завтрак, как наставник кивает, видя, что все фамильяры на месте, как издалека доносится голос дежурного, требующего тишины, и все эти звуки, запахи, лица складываются в одну большую, чуть неуклюжую, но реальную сцену, где я снова есть, снова чувствую и больше не хочу терять себя.

Внутри ещё много вопросов, но они больше не ранят, а просто звучат на фоне, как старая музыка.

Я не знаю, сколько раз ещё придётся собирать себя заново, но теперь уверен: у меня на это хватит времени – и права.

Акт II Осколки г.2 ч.3

Глава 2: Конфликты и сомненияГлава 3: Ночные кошмары и виденияФрагмент 1 Первые кошмары, образы и символы

Суть фрагмента Ключевая эмоция: Растущая тревога, ощущение, что магия сна уже не подчиняется воле, а живёт собственной жизнью.

Внутренний вопрос: можно ли проснуться, если сон становится реальнее самой жизни? Что, если именно ночью Академия “настоящая”?

Микро-арка: Рем проваливается в череду кошмаров, где стены Академии двигаются, фамильяры исчезают, появляются символы и странные руны, которые не удаётся понять. Его страх впервые становится осязаемым – не только во сне, но и наяву.

Загадка: Некоторые символы из сна потом “просачиваются” в реальность: рисунок на стене, запах, голос, – всё это начинает повторяться наяву, словно сны и Академия перестают быть разными мирами.

от лица Рем Синтари

В последнее время ночи в Академии стали длиннее, чем когда-либо – будто каждый вечер не заканчивается, а просто вытекает в другой, ещё более вязкий и тревожный. Я замечаю это не сразу: сначала кажется, что просто не высыпаюсь, что обычная усталость растёт вместе с учебной нагрузкой, что всё – закономерно. Но постепенно, день за днём, я понимаю: сны приходят всё чаще, а потом не отпускают даже наяву, их запахи, звуки, ощущения проникают в повседневную жизнь, и никакой завтрак, никакие разговоры с однокурсниками, ни даже колючие подшучивания Кела или заботливые упрёки Лис не могут окончательно прогнать ту липкую, густую тревогу, которая держится за мной с момента, когда я закрываю глаза.

Сначала кошмары были короткими – я просыпался от глухого звука, иногда забывал, что видел, иногда не мог вспомнить ни одного образа, кроме смутных теней, размытых лиц, дрожащих ступеней в коридорах. Но потом эти сны стали длиннее, насыщеннее: они вырастали из обычного сна, будто подхватывали меня под руки и уводили в свой, отдельный мир, где всё знакомое становилось опасным, а всё чужое – слишком близким.

В одном из таких снов я снова оказываюсь в Академии, но она будто нарисована чёрными чернилами, стены слишком высоки, потолки уходят в серую пустоту, а окна смотрят не наружу, а внутрь, отражая какие-то безымянные коридоры, которых нет ни на одной карте.

Я иду по лестнице – её ступени скользкие, под ногами иногда прорастают тонкие корни или тянутся вверх тёмные руны, незнакомые символы, которые переливаются блеклым синим светом. Они движутся, переползают друг на друга, складываются в слова, которых я не понимаю, но внутри отчётливо знаю: если прочитаю их вслух, что-то изменится навсегда.

На перилах сидит чей-то фамильяр, его форма меняется прямо у меня на глазах – сначала это птица, потом какая-то крошечная маска, потом пятно дыма, которое смотрит на меня невидимыми глазами. Я тяну руку – фамильяр исчезает, растворяется в воздухе, но ощущение взгляда остаётся на коже.

В следующем эпизоде сна стены Академии вдруг “дышат”, глухо двигаются ближе, будто хотят сжаться вокруг меня, а фамильяры однокурсников, наоборот, исчезают один за другим: вначале бесшумно пропадает лиса Кела, потом сыплется стрекоза Лис, за ними меркнет кот Арвина – я остаюсь один, и только свой фамильяр всё ещё угадывается тенью у моих ног, хотя и он кажется гораздо бледнее обычного.

Я бегу по коридорам, но каждый поворот приводит обратно, всё петляет, стены уже не из камня, а из шершавой бумаги, на которой появляются и исчезают символы, знакомые и пугающе чужие. Они движутся, словно волны – то притягиваются к моей тени, то исчезают под ногами, и я чувствую: это не просто магия сна, а что-то большее, что-то, что дышит в такт моему страху.

Где-то вдали раздаётся колокольный звон – звон часов Академии, но он искажённый, каждый удар отзывается в груди холодом, словно предупреждение. В этот момент мне кажется, что из стены выходит рука – не человеческая, не звериная, просто серая, полупрозрачная, тянущаяся к моему горлу. Я отступаю, но коридор сужается, стена становится всё ближе, на ней вспыхивает руна, которую я видел днём в классе зельеварения: тогда она была едва заметной царапиной, а теперь горит ослепляющим светом.

Пытаюсь закричать, но голос вязнет – не во рту, а где-то в груди, и вдруг понимаю: в этом сне мне не помогут ни фамильяр, ни магия, ни даже просыпание, потому что кошмар становится “единственной” реальностью.

Я открываю глаза – и ещё долго не могу понять, сплю ли или уже проснулся, потому что в тусклом свете рассвета на стене моей комнаты чётко виден тот же самый символ, что горел во сне, – только выцарапанный ногтем или остриём ножа.

Я вглядываюсь в узор, вспоминаю его движение – и вдруг ощущаю, как внутрь пробирается новый, ещё более плотный страх: если сны могут так легко проникать в реальность,

что, если сама Академия каждую ночь оживает только для того, чтобы нас проверить?

Фамильяр дрожит у моей подушки – его глаза расширены, будто он тоже видел всё это, но молчит, не пытается спрятаться.

Я слышу за стеной чужой крик – возможно, кому-то приснилось нечто похожее,

и на секунду хочу спросить:

“Вы тоже это видели?”

Но голос не выходит – кажется, кошмар ещё не кончился, а утро просто временное затишье между снами.

Фрагмент 2. Связь с братом и Академией

Суть фрагмента Ключевая эмоция:Острая тоска по утраченной близости и тревога от невозможности отличить сны от реальности.

Внутренний вопрос: как узнать, где заканчивается моя память и начинается чужая магия? Можно ли доверять своим чувствам, если в каждом сне слышишь голос того, кого давно нет рядом?

Микро-арка: сквозь новый кошмар Рем впервые отчётливо “встречается” с тенью брата. Сны начинают соединяться с реальной Академией: символы, запахи, фразы. По пробуждении герой находит в реальности детали, которые видел только во сне, и впервые допускает мысль, что брат или его “отголосок” мог остаться здесь – или внутри него.

Загадка: Фамильяр ведёт себя странно, будто что-то скрывает или не может объяснить, а сонный голос брата звучит то обвиняющий, то защищающий.