скачать книгу бесплатно
– Вот ты нашему Государю это и объяснишь, – неумолимо промолвил упырь.
– Ты сведешь меня к Государю? – обрадовался Горихвост. – А я и не прочь. Только пока ты меня по лесу мыкаешь, призрак совсем уйдет. Его сейчас ловить надо, пока он недалёко.
– Ты щенкам своим сказки рассказывай, – оскалилось чудище. – А меня морочить не смей!
– Нет у меня щенков! – пролаял вурдалак, но вразумлять упыря было пустой тратой времени.
Мироствол! Великое дерево вселенной, корни которого уходят в преисподнюю, а ветви простираются над счастливой небесной страной. Многое повидал ты на своем веку. Ты видел и рождение богов, и первые времена, когда на земле жили чудовища и волоты-исполины. Видел войны небожителей с бесами и всемирный потоп, уничтоживший перворожденных. Какие бы беды вокруг тебя ни разыгрывались, какое бы лихо ни бушевало – ничто не смогло уничтожить тебя. Небо, Земля и Подземелье держатся на тебе, как листья не ветке, и будут держаться, пока ты стоишь.
Упырь Вахлак грубо швырнул Горихвоста к подножию Древа миров. Черноперый Хорохор свесил клюв с нижней ветки и торжествующе програял что-то неразборчивое, но не слишком приятное для вурдалака.
– Попался! – взвыл Сиводур из-за ручья с мертвой водой.
Волота не пустили на Туманную поляну из-за непомерных размеров, и он развалился на другом берегу, сломав несколько елок и примяв густые кусты.
– Сколько волка ни гладь – все равно руку прокусит! – визгливо заголосила русалка Шипуня, раскачиваясь на древесном суку, как макака.
Оборотень Деряба смахнул пылинку со щегольского камзола, наморщил тонкий носик и демонстративно отвернулся, всем видом показывая, что он выше личных счетов.
Но Горихвосту было на них наплевать. Он чуял загривком, кто смотрит на него в этот миг. Едва смея поднять глаза, он по-собачьи вильнул хвостом и, подметая брюхом опавшие листья, пополз к каменному престолу, стоящему у подножия Древа.
Нижние ветви Мироствола, покрытые увядшей листвой, уже облетали, в то время как наверху буйно играли сочными оттенками зелени семена всех трав и растений, какие только сыщутся на белом свете.
Ворон каркнул, ветка под ним качнулась, высохший желудь сорвался и упал на корону из золотистых листьев, что венчала голову Лесного царя. Каштановые волосы всколыхнулись, взгляд темных пронзительных глаз заворожил Горихвоста. Рука с драгоценными перстнями пригладила бороду, дрогнули уголки рдяных губ, по лицу пробежали старческие морщины, глубокие, как борозды на дубовой коре.
Царь смахнул желудь, скатившийся на мантию из горностаевых шкурок, и потрепал холку золоторогого оленя, что щипал травку перед престолом.
Волоча брюхо, Горихвост подполз ближе, чтобы лизнуть государю ладонь, но на его пути тут же возник здоровенный вепрь с такими длинными клыками, что волк поджал хвост и откатился обратно.
Лесная братия благоговейно молчала, и лишь Хорохор возился на ветке, отчего сверху сыпались листья и шляпки от желудей.
– Зачем ты пытался разбудить змея? – сурово вымолвил царь.
Горихвоста так удивил этот вопрос, что он онемел. Ему едва удалось раскрыть пасть, чтобы пролепетать что-то в своей оправданье, но слов не нашлось, и алый язык безвольно свесился, как мокрая тряпка на прищепке.
– Ты знаешь, что я строго-настрого запретил приближаться к Змеиной горе? – взгляд Царя резал, как по живому, а голос леденил, как ветер в разгар зимы.
– Я не нарочно, – через силу пролепетал Горихвост. – Я только преследовал негодяя, что заманил меня в ловушку.
– Какого еще негодяя?
– Призрака Прежнего барина, Злобы Кривошапа, – сбивчиво начал объяснять вурдалак. – Он шлялся у избы моего деда перед убийством, да и нынешней ночью я видел его в конопляном поле между деревней и лесом. Он и привел меня на гору.
– Зачем ты погнался за ним?
– Собирался как следует допросить! – оживился Горихвост. – Может, он чего знает? Да и в его собственной гибели мужики обвиняют меня. Будто бы это мои зубы остались на теле боярина Злобы после того, как его нашли мертвым. Да только все это ложный навет! Не могу я людей рвать зубами – если это случится, то я в человеческий вид не вернусь.
– А ты знаешь, что выйдет, если разбудить змея? – строго спросил Царь.
Язык Горихвоста снова онемел и повис.
– Давным-давно эта гора была местом злым, окаянным, – заговорил Владыка Леса. – В пещере под ней жил огненный змей, а на вершине горы стоял его храм. Змей житья не давал всей округе – пожирал скот и людей, травил урожаи, жег пастбища и охотничьи угодья. Селяне не знали, как избавиться от напасти, и вынуждены были приносить ему кровавый откуп. Раз в месяц они жертвовали ему быка, а раз в год – самую красивую деву. Отцы и матери трепетали, когда их дочери подрастали. Невиданные сокровища собрал змей в пещере: золото и драгоценные камни валялись в ней россыпями, так, что от их блеска слепли глаза.
Дошла очередь отдавать свою дочь до волхва. Волхв был праведником и всю жизнь на совесть служил горним богам. Владыки вселенной услышали его мольбу. Князь Горнего мира Перун вывел небесную свору на заоблачную охоту. Как ни пытался спрятаться от него змей – Перуновы стрелы разили его и в воде, и на суше. А довершил дело Царь неба Сварог – он метнул в гору каменный молот, отчего вершина ее провалилась под землю вместе с храмом, в котором жертвовали людей. Самого змея боги сковали цепями и заточили на глубине. Как ни ярился он, как ни пытался освободиться – не мог порвать цепи, и впал в беспробудный сон. С тех пор он никого не тревожил.
Однако бывает, что он заворочается во сне, и тогда гора начинает дышать. Из провала ее идут дым и пламя. Клубы гари и копоти, что выдыхает змей, рвутся наружу. Настанет день, когда змей очнется от сна и порвет цепи. Вырвется на волю – и огонь затопит долину. Ничто живое в ней не уцелеет.
Самое злое лихо, какое можно придумать – будить змея. В наше время помочь будет некому – боги ушли, и на чудовище не найдется управы. Кто будит змея – тот враг и лесу, и люду.
– Что за чушь? Зачем мне будить змея? – не выдержал Горихвост.
Русалка свесила волну зеленых волос с Мироствола и визгливо пропела:
– Ты сам трепал налево и направо, что отомстишь за смерть деда и, если нужно, всю деревню сотрешь в пыль. Нет лучше способа, чем напустить на мир огненную потраву.
– Такое мне и в голову бы не пришло! – возразил вурдалак. – С местью за деда я сам справлюсь, помощь чудищ мне не нужна.
– Однако на гору ты все же забрался, несмотря на запрет. Змей тысячу лет не напоминал о себе, а тут вдруг дыхнул огнем как раз в тот час, когда ты его потревожил. Вина налицо, – хмуро сказал упырь.
Горихвост сел на задние лапы и вытаращил глаза. Язык еле ворочался, но он все же выговорил:
– Как же так? Ведь я не виновен!
– Тебя застали с поличным, – возразил Лесной царь. – Деряба, говори, как было дело!
– Стою я в сторожах, – сбивчиво заговорил оборотень, размахивая длинными рукавами кафтана. – Тут налетает какая-то тень и бормочет про моря-океаны и камень Алатырь. Меня как колотушкой огрели. Что было дальше – не помню, но когда я очнулся, то увидел перед собой черного волка. Он пихал меня носом и так зыркал глазами, будто загрызть собирался. Я ему говорю: не ходи к горе, царь не велел. А он: царь мне после спасибо скажет. И шасть мимо! Я его не пускал, вон у ворона хоть спросите.
Хорохор на ветке смущенно каркнул и спрятал клюв под крыло.
– Что было дальше? – вонзил взгляд государь в великана.
Сиводур неловко заворочался на берегу ручья и завыл, будто ветер в трубу:
– Я всю ночь на часах, как и положено стражу. А под утро – в кустах шебуршенье. Я по ним хвать дубиной, да видать, только елочку зря загубил. Слышу тихий, вкрадчивый такой голос. Заклинанье читает, ворожбу на меня наводит. Я сел в лужу подумать, что делать дальше, и тут меня разморило. А открыл веки: глядь, под носом сидит этот волчище и дергает мне волоски, издевается, зверь. И давай надо мной насмехаться: мол, мимо тебя любой чужак пробежит, ты не поймаешь. И сам дает ходу к горе. Я ему кричу: стой, поймаю – шкуру спущу! Да куда там! Скрылся в лесу – только его и видали.
– Все не так было! Его призрак сморил! Это призрак! – принялся подпрыгивать от негодованья Горихвост.
– Видел я этого призрака, – раздался над его ухом скрипучий голос.
Головы лесных тварей разом повернулись к кряжистому вязу, который шевелил корневищами, будто клубком одеревенелых змей. Вяз развел ветви в стороны и обнажил дупло, похожее на темную глотку.
– Бежал этот прощелыга мимо меня прямо в надвратную башню, – заскрипела древесная глотка. – Я его цап за шкирку, и давай строго спрашивать: кто таков и куда? А он давай ворожить, как заправский колдун: сперва зачурал меня, будто траву-первогодку, а после изрек целое заклинание, из тех, что писаны в черной книге. Мало было меня заморочить: еще и грозился припомнить мне верную службу и опосля поквитаться. Я застыл, а волк ломанулся к горе. Сразу после земля задрожала, из жерла повалили клубы. Счастье, что повстречался упырь – он и привел меня в чувство.
Вяз зашевелил корнями и медленно отполз в сторонку.
– Так и было, – подтвердил Вахлак, хлопнув перепончатыми крыльями и смахнув хвостом ворох листьев. – Я согнал наваждение с Чура, а гора уже вся дрожит и пыхтит. Ну, думаю, пришло лихо, откуда не ждали. Подлетел к кипучему жерлу, вижу: из Змеиного черепа дым валом валит. Того и гляди, сам змеюка появится и огнем пыхнет. И тут прямо мне на голову – хрясь! Валится наш доходяга, вурдалаша наш ненаглядный. Летит так красиво: головой вниз, в струнку вытянулся, лапы прижал, будто собрался выиграть соревнование по прыжкам в огненный омут. Ну, думаю, сейчас как нырнет на дно, а мне что, доставать его из огня? Нет, увольте. Подхватил его и понес от греха подальше.
– Он благодарил тебя за спасение?
– Как бы не так! Тяпнуть за палец пытался. Вона, чуть кожу не прокусил.
– Что вы тут говорите? – возмутился Горихвост. – Я ведь думал, что это призрак спустился по мою душу. Он читал черную книгу и сидел на престоле волхвов, как в незапамятные времена, когда там приносили жертвы.
– Откуда ты знаешь про жертвы? – впился в него острым взглядом Лесной царь.
– На фигурках видал. Там их много, – упавшим голосом ответствовал Горихвост. – Все такие узорные, выпуклые, из камней и слоновой кости. Совсем как настоящие, только поменьше.
Царь опять обернулся к упырю и строго спросил:
– На горе или в башне был еще кто-нибудь?
– Больше я никого там не видел, – растерянно развел лапами Вахлак. – Правда, в веже я не искал. Мне и в голову не пришло в нее соваться. Жутко там, до сих пор мураши шкуру щекочут. Сколько народу пропало в ней без вести – не сосчитать! Нужно последнего ума лишиться, чтобы полезть в это проклятое место.
– Откуда ты знаешь заклинания Черной книги? – вперил Царь взор в Горихвоста.
– Так ведь дед у меня был волхвом, – упавшим голосом признался вурдалак. – Ты же сам, Государь, книгу ему на сохранение отдавал. Он и читал мне ее, как другим сказки на ночь читают. Я едва их упомню, а уж использовать – так и вовсе до нынешнего дня не пытался.
– А что сегодня случилось?
– Чур меня так тряхнул, что чуть душу не вытряс.
– Значит, ты мог заворожить всех трех стражей, – Лесной царь положил ладонь с перстнями на подлокотник престола. – Ты же мог вычитать в ней про обряд, которым будят змея от вечного сна.
– Да не мог я! – с досадой выкрикнул Горихвост. – Чтобы черную книгу отомкнуть, нужно знать ведовское слово. Без него книга своих тайн не раскроет.
– Дед тебе это слово и выболтал.
– Вот и нет! Он думал, что колдовство в неумелых руках – сущее горе. Мне даже до переплета дотронуться не позволял, а уж заветного слова я от него и не слыхивал. «Книга – не баловство, ее кому попало открывать не след», – так он мне говорил.
– Но ты был на горе, когда змей заворочался, и тебя обвиняют в убийстве боярина Злобы. Выходит, ты и свитку его мог стащить с кривой шапкой. Не для того ли ты выдумал призрака, чтобы свою вину на него свалить?
– Ничего я не выдумал! – взвизгнул Горихвост. – Призрак дубиной меня огрел – вон какой на макушке шишкан! Я ловил его в веже, у яшмового алтаря, что над огненной бездной. А после зверь махнул свиткой у меня перед носом, я напрыгнул, а за свиткой – обрыв. Я и свалился.
– Так ты был у яшмового алтаря? – лицо Царя потемнело, ладонь сжалась в кулак. – Ты видел огненную реку, что течет под землей? Вот отчего змей заворочался! Все один к одному. Чтобы разбудить древний дух, нужно, как в старину, принести ему жертву. И сделать это нужно на алтаре, залитом кровью невинных девиц. Ты мог вычитать это в книге. Разве случайно она пропала после гибели Дедослава? Признавайся: может, ты и деда убил, чтобы ей завладеть?
– Лихо-марево! Как язык у тебя повернулся? – Горихвост до того зашелся от негодования, что подавился словами. – Ведь я в тебя верил! Я ради тебя готов был и с других шкуру спустить, и своею пожертвовать! А ты меня так бесчестишь! Так знай: больше я тебе не слуга, а вам, твари лесные – не брат!
Горихвост сжался, зарычал и оскалил клыки.
– Слово сказано! Поимать его, и в темницу! – распорядился Царь. – Ты, вурдалак Горихвост, был добросовестным стражем леса, пока нас не предал. Ты попытался разбудить змея, а это великое преступленье. И за него я приговариваю тебя к казни.
Обитатели леса потупили взоры.
– Под надежную охрану его! – велел Царь.
«Что еще за надежная охрана? – забеспокоился Горихвост. – Ой, нет, только не то, о чем я подумал!»
Русалка Шипуня отвратительно захихикала. Хвост вурдалака сам собой опустился к земле. Уши прижались к макушке, как будто их примяли.
Огромные корни Мироствола расступились, открыв вход в пещеру. По каменным ступеням из глубины поднялась девушка лет семнадцати, одетая, как лесная охотница. Горихвост поперхнулся, споткнулся на ровном месте и уткнулся носом в груду жухлых листьев. Ветер раздул на плечах девы багряный плащ с одним рукавом и меховым подбоем – у вятичей такие звались корзном. Затрепетало вышитое золотой нитью изображение сокола, несущего в когтях дубовую ветвь с желудями, и такой же желудь с тремя листами, но уже не вышитый на плаще, а живой, прикрыл Горихвосту глаз, когда тот осмелился выпростать морду из-под осеннего ковра. Две косы цвета спелой пшеницы шаловливо качнулись и упали на плечи охотнице поверх длинного синего платья, перехваченного широким малиновым поясом. Гладкую кожу щек ласкал воротник из пушистой куницы, а на лбу сиял синий самоцвет, вставленный в легкий, узорный венец.
– Ярогнева, дочь моя, для тебя нашлось важное дело, – потеплевшим голосом вымолвил Лесной Царь. – Поручаю тебе сторожить злодея, который обманул наше доверие. Сама знаешь: лиху нельзя давать волю, иначе оно натворит бед. Стереги его строго: этот горе-хвост умеет выкручиваться из переплетов.
– Будь спокоен, батюшка, я за ним пригляжу, – звонким голоском ответила дева и так стрельнула в Горихвоста голубыми глазами, что тот закопался в кучу листьев с носом.
Дочь Лесного Царя! Вот она, значит, какая. Слышал я о ней, много слышал. Если она и вправду такая, как про нее говорят, то мой хвост на волоске от больших испытаний. Сколько волчьих шкур висит в царской пещере, и все со следами ее огненных стрел. Сколько птиц и зверья распрощались с жизнями только от того, что попались ей на глазок. А ведь среди них были такие верткие твари, до каких мне далеко. Право слово, лучше бы за меня взялся этот мордатый упырь, а то и дуболом-волот с его непомерной силищей.
Дважды вурдалака просить не пришлось: едва дева направилась в его сторону, как он сам сиганул в темный провал полуземлянки, прикрытой сверху земляной кровлей, на которой густо росла трава. Со стороны могло показаться, будто волк нырнул под зеленый холм и пропал из виду, но сам Горихвост слишком хорошо знал это логово: в прежние времена оно служило ему жилищем, пока пришлый Царь не навел новых порядков. Знал он и то, что деться из этой землянки некуда – другого выхода нет.
«Вот и вышло, что я в своем собственном логове, как в темнице», – с горечью подумалось ему.
Как тут все изменилось! От каменного очага осталась лишь горелая ямка в полу. Полки на стенах сорвали, сундуки вынесли, и даже запах жилья сменился на отвратительную вонь незнакомых существ, задержавшуюся в этом стылом подвале на много дней после того, как их вывели. Одни широкие лавки вдоль стен были еще на своих местах, да и те почернели и покрылись безобразными следами ножей и чьих-то когтей.
– Чувствуй себя как дома! – издевательски хохотнул Вахлак, заглянув в дыру входа.
Горихвост огрызнулся, но не стал отвечать. Что взять с этого дурного верзилы! Ну не дали боги ему мозгов, разве это его вина?
А вот когда в дыру осторожно протиснулась царская дочка, он съежился и забился в угол.
– Какой ты пушистый! – с сожалением произнесла Ярогнева, щурясь на тоненький лучик света, едва пробивающийся сквозь узкую прорезь бревна. – Жалко будет потратить такую чудесную шкурку.
Горихвост непроизвольно рыкнул, но тут же взял себя в руки и спрятал клыки. Охотница потрепала его по загривку. Горихвост не сумел удержаться и ощерился. Что поделать, волчьи инстинкты! Ну не дают волки теребить себя за ушком, как домашнюю собачку. Нас не трогай, и мы тебя трогать не будем. Зачем лезть руками, куда не просили?
Широкие рукава ее платья мягко прошелестели Горихвосту по морде. Выше запястья, почти у самого локтя, они были перехвачены серебряными браслетами, на которых узорные ведьмы кружились в чарующей пляске.
– Ну-ка, волчок, покажи настоящее личико! – посмеиваясь, проговорила дева. – Я пришла подлечить твои ранки.
Горихвост подпрыгнул и на лету кувыркнулся, но стукнулся лапами о низкий потолок и грохнулся на утоптанный пол. Он все же успел скинуть шкуру, и приземлился уже мужиком с переметной сумой на плече. Сума отлетела в сторону, и из нее высунулась рукоять Душебора с темно-зеленым камнем, зловеще поблескивающим в полутени.
Ярогнева расхохоталась над неловкостью пленника, но стоило ей увидеть оружие, как синий глаз ее холодно блеснул. Она быстро схватила сумку и завладела мечом.
– Это тебе не понадобится, – ледяным тоном произнесла она, пряча оружие подальше.
– Если б я думал сопротивляться, ты бы меня не удержала, – поморщившись, выговорил Горихвост. – Но я служил Дыю верой и правдой, и пусть он ко мне переменился, я-то ведь прежний!
– Не называй батюшку Дыем, он этого не любит, – строго велела царевна.
Она достала из заткнутой за гашник сумки берестяные коробочки с мазями и велела:
– Ложись на лавку! Сейчас мы тебя подлечим! И охать не вздумай, я и не такие ранки видала!
Горихвост забрался на деревянное ложе и сдернул рубаху. Ох ты, надо же, как все тело скрипит и ноет! На башке – шишка, на лапе – волдырь, на боках – синяки, на морде – царапины.
– Да на тебе живого места не найти! – рассмеялась Ярогнева. – Как себя чувствуешь, волчок?
– Великолепно! – бодро доложил Горихвост.
– Ничего не болит?
