Битый снег

– Почему они дальше не прокопались?! – крикнул Дилан.

– Потому что дальше начинаются трубы водопроводные – сеть густая. Сломать их не трудно, но если сломаешь – вода ход затопит и он рухнет.

– Повезло нам! – кисло ответил Дилан.

– Корпус! Передислокация! Позиция четыре! – прокричали откуда-то сзади.

Лем шустро поднялся, швырнул в окно гранату и покинул свою позицию через пролом в стене. Дилан следовал за ним.

Отступали к длинному трехэтажному зданию, стоявшему перпендикулярно дороге с площади, откуда теперь атаковали пауки. Здание раньше было городской больницей, а теперь, фактически, стало крепостной стеной с бойницами: длинное, с множеством окон – идеальное укрытие. В противоположной площади стене зияли дыры: когда люди отбивали это здание, они изрядно порушили его пушками.

Оживилась и артиллерия пауков: очевидно, ее доставили на площадь через подземный ход. Сверху на отступавших имперцев лился кислотный дождь: солдаты падали и начинали корчиться в страшных муках – их кожа пузырилась и сползала, словно тающее масло с перевернутой сковороды.

Пара минут – и вместо человека изуродованный труп.

Лем, когда увидел такое, остановился и торопливо выблевал то скудное количество пищи, которое успел в себя запихнуть пятнадцать минут назад.

– Гадость какая! – прохрипел он и утер рукавом губы.

– Пошли, пошли! – кричал Дилан. Он обернулся, вскинул винтовку и выстрелил куда-то в направлении площади. В тот же момент с площади вылетела стеклянная сфера, заполненная мутной жижей и угодила точно в двери того дома, куда хотели забежать Лем и Дилан. – Ну братец, нас только что, похоже, спасла твоя блевотина!

– Иди на хрен! – огрызнулся Лем и продолжил бежать.

Городская больница полыхала – зажигательная сфера пауков угодила точно в центральный вход – оставалось только поражаться их меткости. Лем и Дилан, как и остальные, убегавшие с площади солдаты, старались держаться ближе к домам – чтобы не закрывать сектор обстрела своим однополчанам, все еще удерживающим здание больницы.

Центральная часть здания уже начала оседать. Из чрева огня слышались крики сгорающих заживо людей, отрезанных от спасительного выхода пламенем.

Подобравшись к окнам больницы, Лем и Дилан забрались внутрь и тут же побежали дальше – к противоположной стене, чтобы покинуть здание и занять позицию в окопах за забором больницы.

Кое-как миновав задымленное помещение, отступающие с площади егеря и гренадеры миновали больничный парк (все деревья в нем давно вырубили, а монументы и скамьи демонтировали – чтобы он весь простреливался), забор, построенный из бетонных решетчатых плит, и укрылись в окопах. От артиллерийского обстрела окопы не спасали, зато от метательных ножей – еще как.

Наступило временное затишье: имперские войска перегруппировывались, пауки занимали позиции на только что завоеванной территории и подтягивали ближе к линии фронта свою артиллерию.

Лем и Дилан наконец-то спокойно поели, глядя на здание догорающей больницы. В два часа дня (по наручным часам Лема) рухнула ее крыша. В четыре часа дня рухнуло и само здание, взметнув облако пепла и дыма. Видимость резко ухудшилась, все снова приготовились к бою: дым и пепел отличное прикрытие для наступающих.

Перед продолжением наступления пауки усилили артобстрел – воздух наполнился смертоносными стеклянными сферами: они с грохотом лопались, заполняя все вокруг едкой жижей или огнем. Солдаты пытались в ужасе бежать… хоть куда-нибудь! Лишь бы скрыться от этой напасти! Но командиры заставляли их держать позиции, оставаться в окопах – на открытом месте, без хоть какого-то укрытия, шансов на спасение не было.

Лему не было страшно, нет. Он был в неописуемом ужасе: заслышав низкий гул летящего над головой снаряда, Лем скулил, закрывал голову руками и в исступлении скреб руками землю, стараясь вжаться в стенку окопа, спрятаться от летучей смерти. Дилан, сидевший рядом с ним, каской в исступлении рыл землю – выкопав небольшую ямку в стене, он вжался в нее, и попытался сделаться как можно меньше и незаметнее. Лем, увидев это, тоже каской (о складной лопатке в рюкзаке он позабыл напрочь) вырыл маленькую нишу в стенке окопа и залег в нее. Солдаты, находившиеся рядом (и сохранившие хоть какую-то видимость боевого духа), оценили идею по достоинству и стали рыть боковые ответвления, сохраняя над головой небольшую «крышу» из земли. Чисто теоретически, это уменьшало вероятность попадания на голову кислоты с неба. Практически же – не имело почти никакого полезного эффекта.

Лем держал в руках винтовку, трясся от ужаса, заслышав гудение вражеского снаряда и принимался то молиться, то обещать неведомо кому осуществить миллион дел, если он уцелеет: и никогда не спорить ни с кем, и вести здоровый образ жизни, и начать отжиматься по утрам… Лишь бы миновало, лишь бы пролетело мимо!

Никто не знал, сколько прошло времени перед тем, как пауки прекратили обстрел и перешли в лобовую атаку: просто в какой-то миг Лем осознал, что над головой больше не летают смертоносные сферы, а вокруг слышны крики и выстрелы. Он высунулся из укрытия и схлопотал кинжалом в каску – бог весть, как паук умудрился швырнуть кинжал точно в дыру в заборе, но все же он смог.

Поправив каску, Лем тщательно прицелился, используя небольшую брешь в заборе и, со словами «Моя очередь, суки!» выстрелил в ближайшего паука.

Попадание в aranearum speculum vulgaris вызвало фееричный фонтан стеклянных осколков во все стороны. Паук пошатнулся, но все же устоял: лишившись половины головы, он все равно пер в атаку. Вторая пуля Лема утихомирила его навсегда.

– Эй, Лем! – крикнул Дилан. – Лем!

– А? – откликнулся тот.

– Обещай мне одну вещь, – Дилан тщательно прицелился и выстрелил – пауки пока что тоже не спешили идти врукопашную – швырялись кинжалами издалека.

– Какую?

– Когда всё это дерьмо закончится, – снова выстрел, – обещай мне: ты найдешь ту девушку.

– Которую? – спросил Лем. Удачным выстрелом он разбил на куски паука, забравшегося на вершину руин больницы.

– Которая тебе вино порекомендовала, – ответил Дилан. – Найди ее! Женись на ней. Обещаешь?

Лем удивленно посмотрел на него и ответил:

– Ладно, хорошо. Я обещаю.

Дилан рассмеялся:

– Это была половина просьбы!

– А вторая? – насторожился Лем. Снова выстрел – еще один паук упал. Где-то слева от него вскрикнул человек – очевидно, поймал кинжал. Периодически кинжалы пауков врезались в остатки бетонного забора и бесславно падали на землю. Пули из винтовок, попав в забор, злобно взвизгивали и рикошетили в случайную сторону. Порой – в имперских егерей.

– Вторая – назовите первенца в мою честь!

– А если родится девочка? – пошутил Лем.

– Тем более! – ответил Дилан и рассмеялся. – И еще кое-что!

– Чего тебе?

– Если тебя будут убивать – постарайся не разбить оставшиеся бутылки с вином! Я заберу их себе!

Лем рассмеялся.

На землю опустился вечер. Пауки перешли в наступление, люди снова отступили – на этот раз за последний целый мост. Цесаревич медлил с вводом в бой резерва. Очевидно, у него был какой-то план.

Дилан и Лем снова оказались в одном окопе, вырытом внутри руин маленького разрушенного домика. Окоп был хорошо укреплен – сразу за ним была небольшая стенка, дававшая дополнительную защиту, а сзади нависали остатки пола – защита от кислоты. Очень хлипкая, но хоть какая-то.

– Чего это Альберт медлит? – спросил Лем. Правое бедро его было туго забинтовано, а левое предплечье ему сейчас бинтовал Дилан. Сам Дилан периодически промакивал бинтом свежий порез на шее – пару сантиметров левее – и он был бы уже мертв.

– Я полагаю, у него какой-то сокрушительный план для нас уготовлен.

– Темно ведь уже, хоть глаз выколи!

– А горящие дома тебе – плохое освещение уже, да? – съехидничал Дилан. – О! смотри: жабль летит! Куда это он?

– Дирижабль? Точно… – Лем взял бинокль и посмотрел на бортовые опознавательные знаки. – Ты не поверишь! Это же «Вильгельм I Освободитель»! Куда это его понесло?

Над полем боя, сверкая бортовыми огнями, быстро плыл огромный дирижабль. С земли было слышно, что команда на борту отчаянно от кого-то отстреливается, но во тьме Лем все никак не мог разглядеть, куда они все-таки стреляют – то ли по наземным целям, то ли – по воздушным.

– Как там капитана зовут? – спросил Дилан.

– Амелия Эрхарт, – ответил Лем тихо. – Она мне рекомендации в университет написала…

Дирижабль, тем временем, влетел на территорию пауков. Очевидно, капитан решила, что теперь терять уже нечего и с борта посыпались сигнальные ракеты – по общевойсковой терминологии они означали: «Обнаружен враг! Требую артиллерийский удар!» – но пока что артиллерия молчала. Внезапно на дирижабле вспыхнули бортовые огни и прожекторы и Дилан с Лемом увидели, что все страховочные и погрузочные тросы держат стеклянные стрекозы, а двигатель дирижабля не работает. Судя по всему, это была диверсионная вылазка в тыл имперских войск: стрекозы, воспользовавшись темнотой, атаковали причаливающий дирижабль, повредили двигатели и теперь буксировали его на свою территорию.

Звуки выстрелов с борта стали раздаваться все чаще: очевидно, подключились пассажиры. Судя по всему, на борту были люди и груз оружия и боеприпасов.

«Вильгельм I Освободитель» вспыхнул. Стрекозы порскнули в разные стороны. Лем и Дилан молча встали, в ужасе глядя на быстро разгорающийся в небесах шар огня. Вот уже стал виден каркас, дирижабль стремительно падает.

Стремительно и, в то же время, величественно, освещая собой ночное небо подобно восходящему солнцу.

– Нет… – прошептал Лем.

«Вильгельм I Освободитель» рухнул где-то на том берегу, породив мощный взрыв – то сдетонировали запасы газа и боеприпасы на борту.

– Нет… – повторил Лем. Капитан Амелия Эрхарт, такая строгая, но такая добрая, с такими шикарными бедрами, и мужем, тоже служащим где-то в имперской армии, погибла, доставляя жизненно важный груз в маленький приграничный городок Нижний Вал.

Лем и Дилан молча стояли и смотрели на пылающее вдалеке зарево – судя по всему, «Вильгельм I» рухнул на какое-то уцелевшее здание, и теперь постройка горела вместе с тем, что осталось от воздухоплавательного судна.

– Земля трясется… – Сказал Дилан. – Будто что-то еще раз упало. Вот, снова! Чувствуешь?

Лем прислушался к ощущениям – действительно, будто что-то ритмично падало на землю, приближаясь с каждым ударом.

– Если бы я был в Столице, – медленно сказал Лем, – я бы решил, что это снова слоны на параде маршируют в ногу.

– Только вот мы не на параде, увы, – сказал Дилан. – Смотри, что это такое?

Лем пригляделся и увидел на противоположном берегу очертания чего-то очень большого, постепенно приближающегося к мосту.

Внезапно на другом берегу что-то ярко вспыхнуло (очевидно, сдетонировала часть груза сбитого дирижабля) и егеря увидели, что это за громадина. А увидев, мелко задрожали от страха: то неторопливо шагал к ним огромный паук из стекла. Не менее пятнадцати метров в высоту, о восьми ногах, с мощной головой и какой-то платформой на спине.

Пользуясь тем, что позади паука что-то сильно загорелось и стало светлее, Лем взял бинокль и посмотрел на платформу.

– Мать твою! – выругался Лем. – У него на спине… хрень какая-то! И другие пауки на ней. Что-то типа… не знаю, баллисты! И пауки с кинжалами. Черт!

Мимо них пробежал отряд саперов – парни бежали к мосту, не помня себя от страха. У всех в руках были небольшие ящики со взрывчаткой и подрывным шнуром.

– Вы чего, мужики? – крикнул им вдогонку Лем. – Мост подрывать?

– Да! – крикнул на ходу поручик, командовавший отрядом. – Задержите эту тварь! Если он перейдет на наш берег – нам всем крышка! Понятно?!

– Так точно! – откликнулся Лем. – И как мы должны это сделать? – осведомился он у Дилана. Тот в ответ пожал плечами. Лем вновь поразился тому, как же нелепо выглядит его друг в каске.

Собственно, Дилан в любой одежде выглядел довольно нелепо.

Со всех сторон в паука начали стрелять притаившиеся в окопах егеря. Откуда-то послышались звуки пулеметных очередей. Артиллерию пускать в ход опасались: не хотели зацепить пехоту. А если отозвать от моста пехоту – огромный паук быстро может миновать мост, до того как переправу уничтожат саперы людей.

Гигант споро приближался к засевшим в окопах егерям. Пауки, сидевшие на его спине, начали швырять кинжалы в людей. Из-за того, что передние лапы (руки) пауков были устроены иначе, чем у людей, радиус замаха и сила броска стеклянных пауков просто потрясали. Ходили слухи, что пауки спокойно могли швырнуть кинжал на расстояние до сотни метров, без потери ударной мощности. Черт их знает, как они это делали, но факт оставался фактом.

Примерно раз в три минуты стреляла и «баллиста» огромного паука: она выпускала длинные тяжелые копья, пробивавшие останки кирпичных стен и убивавшие всех, кто за ними прятался. Заряжали и наводили орудие все те же пауки, сидевшие на спине.

– Мать твою! – выругался Дилан – один из кинжалов попал тому точно в каску и оставил вмятину. Дилан, с очень недоумевающим лицом снял каску и посмотрел на вмятину. – Не, ну ты видал? Что это? Монстр!..

И рухнул, как подкошенный. Лем непонимающе посмотрел на своего друга: тот лежал на спине, вращал глазами и сучил ногами – из головы, ровно из того же места, куда до этого попадал паучий снаряд, торчал стеклянный кинжал, ушедший в череп молодого егеря по рукоять.

– Эй… – позвал Лем и в этот миг его оглушило взрывом – то сапёры наконец-то взорвали последний мост через реку. При этом они потеряли большую часть личного состава: стеклянные пауки вели огонь со спины гиганта точно по отряду подрывников.

Огромный стеклянный паук с лафетом на спине потоптался у руин моста пару минут, да и отправился восвояси. Пули егерей не наносили ему почти никакого вреда, а сидевшие на его спине твари были укрыты за прозрачными щитами, без проблем выдерживающими попадание пуль.

Лем похоронил Дилана отдельно от других солдат, в небольшом загородном парке. В руки ему он положил предпоследнюю бутылку вина из Виноградного города, фотографию четверых еще не обстрелянных друзей: его самого, Лема, Розмари и Джима и письмо, которое пришло ему в тот же вечер из дома, но так и не успело попасть в руки адресату.

Закончив погребение, Лем молча постоял над свежей могилой. Надгробием служила металлическая доска, на которой один из сослуживцев Лема, имевший опыт в работе с металлом, высек имя и фамилию, а так же годы жизни погребенного. Начальство относилось безразлично к погребению своих солдат: хочешь – хоронишь друзей сам, отдельно. А нет – погребут в общей почетной братской могиле с общим надгробием.

После окончания боевых действий планировалось массовое перезахоронение.

– Ну что же, друг мой, – Лем не знал, что говорить. К горлу подступил комок. Вокруг была темнота – после разрушения моста бой прекратился и тем, кто нес караул у моста, дали отдых. На их место поставили свежие силы. Обычно смена длилась сутки, но сегодня сделали исключение. – Вот и закончилось для тебя все…

Он помолчал.

– Вино тебе отдаю… – Лем собрался с силами и сделал глубокий вдох. Слёз сейчас еще не хватало. Дилан бы не понял этого. – Я помню… – голос сорвался. Лем начал заново. – Я помню, что обещал. Я найду ее. Не беспокойся, – Лем подумал о письме Дилана. – О твоих я тоже не забуду – найду и их. Постараюсь помочь, если суждено выжить. Закончилась твоя смена. Спи теперь. И… – Лем помолчал. – Займи мне место там рядом, ладно? А я принесу с собой еще вина. Из Виноградного. Как ты любишь.

Появление на поле боя гигантского паука с лафетом на спине – не стало сюрпризом для цесаревича Альберта: донесение о том, что таких тварей заметили в рядах противника, он получил уже довольно давно. Доселе подобных существ, которых ксенобиологи окрестили «aranearum speculum magna» – «паук стеклянный гигантский», никто вживую не видел. Ходили слухи, сказки и предания, но в действительности подобные особи никогда не встречались.

Среди прочего, люди предполагали, что пауки смогут вывести и новую породу стрекоз – тоже огромную. Этаких летучих стеклянных драконов.

Правда, эти твари противоречили бы законам физики еще больше, чем все остальное их племя. Ксенобиологи вообще давно лелеяли мечту о том, что когда-нибудь получат в свои жадные научные руки стеклянную стрекозу живьем и посмотрят, почему же эта тварь летает и не падает. Увы, но ввиду того, что стрекозы – штуки хрупкие, доставить их ксенобиологам было крайне затруднительно.

Впрочем, большая часть ученых мира сего и так считалась довольно странными ребятами – они умудрились выдумать себе «мёртвый научный язык», на котором подбирали и составляли различные термины. Собственно, те же слова «aranearum speculum magna» и «homo sapiens» -были частью этого языка. Из-за того, что материк с империей людей на нем был невелик, а люди жили в единственном государстве, язык у них у всех был один-единственный. Незначительные отличия имели, разве что, какие-то территориальные диалекты.

Сын императора всерьез полагал, что армия стеклянных гадов попросту дожидалась своего гигантского сородича для того, чтобы перейти в наступление. В этом районе сконцентрированы были не такие уж значительные силы неприятеля и цесаревич Альберт медлил, давая своим войскам возможность подобраться поближе. Он планировал отбить вторую половину города Нижний Вал у пауков и переправить свои войска через реку именно здесь. Увы, дирижабльные перевозки стали небезопасны: крушение «Вильгельма I» было очень ярким тому доказательством. Настолько ярким, что зарево было видно даже в лагере резерва.

Теперь, когда до прибытия в расчетную точку основных ударных сил оставалось всего два дня, цесаревич решил действовать, а потому готовил план удара быстрого и чрезвычайно смертоносного.

Предстояло решить несколько проблем: как и где пересечь реку? Как отвлечь пауков? Как нейтрализовать aranearum speculum magna?

Нападать лучше всего утром. Пауки – не люди, в темноте видят не хуже, чем на свету. Увы, военная история не раз это доказывала.

Перво-наперво – отвлечение пауков. Для этого планировалось выделить отряд, который должен был создать видимость того, что они ремонтирую мост или попросту пытаются организовать там переправу. Если пауки клюнут на эту приманку – отлично, егеря из засады откроют огонь по паукам. А если не клюнут – то люди именно там и переправятся. Цесаревич Альберт рассчитывал на то, что если симулировать там ожесточенную перестрелку, к месту действия подоспеет и aranearum speculum magna. Тогда начнется вторая часть плана – артиллерия должна будет уничтожить этого стеклянного гада. Как бы огромен он ни был, книппели и ядра покажут ему, где раки зимуют.

Именно поэтому прямо сейчас часть пушек артиллеристы и саперы, по возможности незаметно, переносили ближе к берегу.

Третья часть плана – составные деревянные платформы. Эти нехитрые детища инженерной мысли собирались элементарно, как конструктор, образуя прочный мост, по которому могла переправиться на тот берег пехота.

Четвертая часть – фланги. Пока будет идти бой у моста, почти в центре города, крупные отряды пехоты пересекут реку за городской чертой и атакуют пауков с флангов. За несколько минут до начала атаки будет произведен массивный артиллерийский обстрел предполагаемых позиций противника.

К вечеру город должен полностью перейти в руки людей.

Сказать, что Лем не выспался – это ничего не сказать. С караула его сняли почти в полночь, плюс пока он провозился с погребением, на сон у него осталось всего часа три – наступление на захваченную пауками часть города было запланировано на десять утра. Паукам свет и тьма безразличны, поэтому люди назначили начало атаки в удобный для себя момент.

Корпус Лема входил в штурмовую бригаду правого фланга, поэтому в девять утра он и еще тысяча егерей и гренадеров, отправив письма родственникам (традиция), отправились за черту города, к заранее выбранному месту с пологим берегом реки.

Лем нервничал. Впервые он шел в бой без друзей рядом – безусловно, часть ребят из его корпуса были ему знакомы, но все же они – не близкие друзья, какими были Джим, Розмари и… Дилан.

В десять утра бригада саперов, состоявшая исключительно из добровольцев (задание отчетливо пахло суицидом), быстрым шагом направилась к руинам моста. У каждого из них за спиной была сумка с инструментами, а в руках они несли материалы: доски, металлическую арматуру. Некоторые волокли тяжелые щиты: прикрывать работающих людей.

«Утро пахнет смертью, и застывшие глаза рассвета

Смотрят на волненье умирающего лета…

Утро пахнет смертью, кто ответит, что же будет дальше3?..» – рассеянно напевал капитан саперов.

Сорок человек отправились к руинам, сорок доблестных гонцов для смерти. Сорок пар ног отмерили последние шаги, сорок человек взялись за дело.

Третья группа солдат направилась к левой окраине города в восемь утра. Фланговые группы несли с собой деревянные части сборных мостов. Точки переправы они должны были достигнуть к десяти утра. По замыслу цесаревича Альберта, в десять начнется отвлечение внимания по центру, к одиннадцати переправится более многочисленная левофланговая бригада, к полудню вступит в бой бригада правого фланга.

Часовые у пауков стопроцентно есть, но цесаревич надеялся, что пауки посчитают, что люди решили прибегнуть снова к той же тактике, что была до этого – атаковать через центр и, поэтому, отведут большую часть сил с окраин.

К тому же, разведчики утром доложили, что фланги у пауков охраняются слабо.

Когда саперы достигли моста и начали устанавливать тяжелые щиты, в них почти сразу полетели стеклянные кинжалы. В ответ с дальних рубежей города грянула артиллерия империи: цесаревич приказал близстоящим пушкам пока что не стрелять – пусть пауки думают, что рядом с мостом пушек нет. Не зря ведь их тайком проносили через весь город? Вместо них начали вести огонь егеря из окопов, вырытых неподалеку от моста. К месту развития событий стянулось больше пауков: воздух гудел от летавших в нем кинжалов и пуль.

Через полчаса работ на мосту подала признаки жизни артиллерия пауков – выстрелы были не точными – пауки не рисковали переместить ближе свои орудия (видно, боялись человеческих пушек), поэтому снаряды падали или в реку, или далеко за саперов. В одиннадцать часов на поле боя появился тот, ради кого затевался весь спектакль – огромный стеклянный паук.

Саперы продолжили удерживать позиции и вести работы. Их осталось всего тридцать человек.

К половине двенадцатого руины моста стали обретать какой-то более-менее целостный вид: между двумя обломками расстояние начало заметно сокращаться. Пауки старались скорее извести живую силу, чем повредить мост – они тоже были заинтересованы в восстановлении переправы.

В полдень пришли еще два огромных стеклянных паука с оружейными лафетами на спинах. А вместе с ними явились и «саперы» пауков – теперь ремонтные работы велись с обоих берегов разом.

Цесаревич этого явно не ждал, поэтому к площади спешно были переброшены дополнительные силы.

Впрочем, пауки сделали то же самое.

Всем стало ясно: как только мост будет восстановлен, начнется рукопашная и преимущество будет на стороне тех, кто первым преодолеет водную преграду…

Лем внимательно следил за временем: точно в полдень капитан его штурмовой бригады дал приказ к наступлению и через реку, по хлипкому на вид деревянному мосту устремилось имперское войско: тысяча человек, разрываемая изнутри волнами адреналина, быстро побежала в сторону города, откуда уже давно слышались отзвуки выстрелов и взрывов.

Через десять минут бега бригада приблизилась к первым зданиям – за сотню метров до этого отдельный корпус стрелков ликвидировал часовых пауков.

Корпусом командовал Лем, так как он уже отличился в предыдущих боях и имел звание младшего унтер-офицера.

Корпус отстрелялся «на отлично» – ни один из пауков даже мигнуть не успел (хотя черт их разбери, как они друг другу сообщения передают). Бригада ворвалась в город. К этому времени пауки, большей своей частью, уже передислоцировались в центр города или на левый фланг – ко второй штурмовой бригаде.

Задачей бригады правого фланга было ударить в тыл центральной части армии пауков.

Не получилось – атаковавших людей заметили и пауки вовремя успели выставить заградительный отряд – бригада как раз подобралась к территории школы. Именно там, на большом стадионе стояли «артиллерийские машины» пауков – огромные мощные требюшеты с обслуживающими их пауками. Другая батарея была установлена где-то южнее.

Помимо артиллерии, бригада правого фланга нашла и огромных стеклянных пауков – они маячили где-то вдали. Капитан, командовавший бригадой, отдал приказ: рассредоточиться и уничтожить пауков-артиллеристов. Затем он подозвал Лема к себе: