Кровь для мотылька

Глава 9

Совершая утренний туалет, Элайн преисполнилась твердой уверенности рассказать все, что держала в секрете, хозяевам замка. Нужно лишь подгадать подходящее время. Однако с самого утра в его стенах воцарилась суматоха, по коридорам расхаживали незнакомые люди, видимо, нанятые работники, украшали каждый уголок поместья для предстоящего бала.

Девушка набредала на них случайно, то тут, то там, сталкиваясь в дверных проемах, извиняясь и снова врезаясь в какого-нибудь маленького мальчика с кипой тканей в руках. Тетушек в комнатах не оказалось, однако Элайн во что бы то ни стало решила найти хотя бы одно знакомое лицо. Пару раз в проходе мелькнула экономка, но стоило направиться к ней, женщина испарялась, словно мираж. Девушка хотела окликнуть прислугу, но к своему стыду, поняла, что даже не узнала ее имени.

– Простите, вы, случайно, не знаете, где сейчас Его Величество? – решилась она спросить у первой попавшейся молодой женщины, лица которой даже не было видно за объемным букетом, крепко сжатым в руках. Незнакомка повернулась боком, чтобы лучше видеть собеседницу, и указала кивком куда-то в неопределенном направлении. Досадливо вздохнув, Элайн поднялась к спальням в противоположном крыле, но там ее встретила лишь тишина. Заходя в столовую, где проходили последние трапезы с Де Кольберами, она заметила знакомый чепец.

– О, слава богу, хоть кто-то знакомый…

– Простите, мне сейчас немного не до того. Если вы пришли позавтракать, то на столе для вас осталась порция.

Элайн вдруг осознала, что голодна. Вчера она так и не съела ни крошки, а сейчас была готова накинуться на все, что можно прожевать и проглотить. Поблагодарив экономку, ведьма проигнорировала хмурый взгляд женщины, увязавшись следом.

– Спасибо вам, простите, что так и не попробовала ваш ромовый пирог, вы, вероятно, очень старались для нас… – торопливо и сбивчиво пыталась Элайн перекричать стоящий в стенах замка гомон, лавируя между проходящими мимо. Экономка резко остановилась, добродушно расплывшись в улыбке.

– Если вы решили меня умаслить, чтобы все же утащить кусочек, то загляните в погреб рядом с кухней, там еще осталось.

– Спасибо, так и сделаю! Но, вообще-то, я хотела спросить, не знаете ли вы, где Его Величество или хоть кто-нибудь из хозяев?

Лукавая улыбка отразилась в морщинках у глаз прислуги, женщина похлопала гостью по рукам, сжимающим подол фетрового платья.

– Были где-то здесь, милочка. Если ты ищешь именно господина Матэуша, он, должно быть, в саду, раздает указания флористам.

Элайн вскинула брови в удивлении, выходит, экономка все же заметила ее, сделав выводы относительно их пребывания наедине.

– Это совсем не то, что вы подумали, миссис…

– Во-первых, мисс, а во‐вторых, что я подумала? Совершенно ничего, а ну-ка, подержите-ка!

Экономка подняла с пола коробку, всучила гостье, следом подняла вторую, взгромоздив ее на плечо, удерживая рукой, забрала поклажу из рук не успевшей опомниться Элайн и удалилась, быстро семеня пухлыми ножками.

Во дворе, перед самым входом, стояла телега, доверху заполненная подобными коробками. Некоторые из них не закрывались, позволяя круглощеким тыквам греть бока. Элайн Мелтон почувствовала себя в толпе крайне неуютно, собираясь удрать как можно скорее и дальше от этого безумия. Ей подумалось, что такая суматоха будет отличным прикрытием для врагов, желающих подобраться ближе и навредить. Оставалось надеяться, что всех приезжающих тщательно проверяют, прежде чем подпустить ближе к замку.

Знакомый голос, раздавшийся за спиной, выдернул молодую ведьму из размышлений. Хадринн Де Кольбер, указывая пальцем в бумаги, пыталась перекричать какую-то женщину, говорящую на другом языке. Элайн вполоборота наблюдала за хозяйкой на расстоянии, дожидаясь, пока тирада закончится, и только потом подошла ближе.

– Доброе утро, Ваше Величество!

– О, доброе, Элайн! Сумасшествие, не правда ли? Битый час пытаюсь объяснить этим слугам, что да как, но для них каждый раз словно в первый. Кстати, ты уже знаешь, что наденешь завтра?

Ведьма провела ладонями по закрытому платью без лишних оборок и рюшей, от корсета вниз, разглаживая его, действие не укрылось от Хадринн, которая тут же рассмеялась перезвоном колокольчика.

– Это же бал, дитя. На нем молодой женщине предстоит блистать! Будет много молодых неженатых мужчин.

Гостья вспыхнула от намеков. Она уже, можно сказать, отдала свое сердце, вспомнив, как бережно Матэуш касался ее лица в галерее. Нет, Хадринн никогда не сможет смириться с выбором сына, если, конечно, он вообще выбрал бы когда-нибудь Элайн в жены. Хорошее настроение мгновенно улетучилось, развеивая по телу флер нервозности и ревности к более достойным кандидаткам.

– Не переживай, отправлю к тебе швею, она тоже была где-то здесь, только подожди. Анико! Анико, ты где?!

Девушка хотела было окликнуть Хадринн и перейти к теме, с которой и подошла, но к ним уже спешила женщина, похожая на воробушка. Маленькая и юркая, она продиралась сквозь вереницу людей, ее волосы, туго стянутые на затылке, резко выделяли круглый череп, впалые щеки и острый, словно клюв, маленький нос.

– Анико, сними мерки с нашей гостьи, пожалуйста, а после найди меня. Я скажу, какое платье ей нужно, к утру все должно быть готово.

Отдав распоряжение, хозяйка почти бегом направилась к мужчинам, чуть не уронившим коробки, когда они выгружали их из повозки. Оставшись наедине со швеей, ведьма неловко переминалась с ноги на ногу, выдавив слабую улыбку, Анико со всей серьезностью указала Элайн на входную дверь. Во время снятия мерок молодая ведьма нетерпеливо следила за четкими движениями миниатюрных, но расторопных рук швеи, жалея, что вообще подошла к Хадринн. Она не хотела вовсе идти на бал, вымученно вести беседы с незнакомцами, натянув притворную улыбку, но, к сожалению, остаться в покоях ей не позволили бы.

Вновь выйдя на улицу, Элайн почувствовала, как спина и шея покрылись по`том, вынуждая платье неприятно прилипать к телу и сковывать движения. Она так и не успела поесть, отчего к горлу подступила тошнота, а голова закружилась. Взгляд упал на коробку с грушами, что еще не успели занести в замок. Боясь быть пойманной с поличным, Элайн схватила первый попавшийся фрукт, обласканный солнцем, и поспешила убраться подальше, в сторону сада. Обтерев грушу о рукав, вонзила зубы в спелую сочную мякоть, плавно скатившуюся в желудок, даруя долгожданное насыщение.

Под листьями векового дерева стоял Матэуш, указуя рукой направление работнику в фартуке, тщательно записывающего за своим хозяином. Пряча лицо от навязчивых лучей за ладонью, подставленной козырьком, Элайн двинулась навстречу мужчине, который, завидев ее, улыбнулся уголком губ. Садовник низко поклонился, но не отошел, не давая возможности поговорить о важном.

Девушка везде чувствовала себя лишней, она носилась со своей информацией, будто коза с молоком, но никто не желал ее слушать. Уже было обрадовавшись уходу садовника, она заметила, как к ним спешат две женщины-флористки в больших плетеных панамах, закрывающих часть лица. Не в силах терпеть эту муку, Элайн решила отложить разговор на более спокойное время. Едва ли что-то изменится, расскажи она сейчас, а не на следующий день.

Они отошли к беседке, чтобы хоть немного укрыться от разгорающегося зноя, Матэуш со знанием дела называл сорта цветов и растений, в каком порядке и где должны быть расположены вазы с ними, ведьма же со скучающим видом вглядывалась в далекие вершины гор. Флористки принялись громко спорить между собой, крича, словно сороки, в это время младший Де Кольбер урвал минуту и подошел к Элайн.

– Так много всего, но уже завтра все закончится, даже не верится.

– Столько стараний ради одного дня?

Элайн была рада слышать его спокойный ровный голос, смотреть, как на переносице образуются морщинки, когда лицо Матэуша кривится от яркого света.

– Человеческая жизнь по меркам вампиров тоже ощущается одним днем, но она того стоит, правда же?

Матэуш подошел ближе и аккуратно убрал прилипшую темную волосинку с губ девушки. От внезапной близости она замерла, не отрывая от него карих глаз. Мужчина смотрел на ее приоткрытый рот, ловким движением руки вытаскивая откуда-то из-за уха пряно пахнущий бутон. Голоса женщин резко смолкли, обратившись к уединившейся парочке, но, предвосхищая слухи, младший Де Кольбер закусил выпирающими резцами колючий стебель, подмигнул Элайн и, развернувшись на каблуках, устремился к хихикающим слугам. Девушка старалась не подать виду и кусала губы, храня улыбку только для них двоих.

Суета продолжалась до наступления багряного заката, разукрасившего небосвод. По всему замку зажгли свечи, в воздухе витал аромат теплого воска. Некоторые поварихи и другие слуги остались ночевать, чтобы начать новый день, когда хозяева еще будут почивать в покоях, не тратя время на бессмысленную дорогу до поместья.

– Это будет просто потрясающе! Элайн, ты уж точно должна оценить бал, моя дорогая, но помни о манерах! – увещевала девушку Джиневра, тряся ее за рукав.

На радостное заявление гостьи хозяева вежливо улыбались, наслаждаясь наваристым перкельтом[9] под аккомпанемент фруктового бренди.

– Не ей одной хорошо бы о них помнить, сестрица.

Улыбки стали шире от комментария Мишель Гатинэ, но глаз от тарелок никто не поднял. Иштвана за столом не было, лишь его жена и сын почтили гостей своим присутствием, продолжая периодически отвлекаться на слуг, уточняющих нюансы будущего праздника.

– Вы не думали выдать Элайн замуж? Сколько ей уже, лет восемнадцать? – обратилась к тетушкам Хадринн, разделывая нежное мясо в тарелке. Миша и Джи перестали жевать, переглянувшись.

– Насколько мы знаем, у ведьм нет таких же строгих правил, как у людей. Элайн может выйти замуж, когда пожелает. Если пожелает.

Отправив кусочек говядины в рот, хозяйка внимательно рассматривала Элайн, кивая на слова женщин. У самой же Элайн комок встал в горле, она поспешила запить его водой, бросая кроткие взгляды на Матэуша, методично пережевывавшего пищу. Он смотрел куда-то прямо перед собой, не подавая и виду, будто слушает разговор.

– Но вы же не будете против, если ваша племянница найдет на нашем балу подходящую себе партию? Приедут не только приверженцы старых традиций и чистокровия, как мы.

– Конечно, нет. Мы были бы счастливы, найди она свою любовь, – улыбнулась Миша, сжав замершие с вилкой пальцы племянницы.

Хадринн, промокнув рот тканевой салфеткой, воскликнула:

– Чудесно! У нас много свободных знакомых, а главное, здоровых телом и духом мужчин, готовых познакомиться с такой прелестной особой, правда, Матэуш? О, дорогой, я думаю, ты мог бы представить ее своим друзьям, только не Мати`су, он разобьет мне сердце, если заведет подружку!

Женщина наигранно кокетливо рассмеялась, прикрыв рот рукой, однако ее серьезно сосредоточенные глаза наблюдали за реакцией сына, который, к слову, хоть и взглянул на нее исподлобья, но не поддался на провокацию.

– Да, матушка.

Между ними явно состоялся молчаливый разговор, противостояние разумов и взглядов без посвящения гостей в суть дела. «Она знает», – стало первой мыслью, посетившей голову Элайн. В замке, где даже у стен есть глаза и уши, невозможно утаить хоть что-то. Хозяйка так явно намекала, что ведьма не пара ее сыну. Элайн стало смешно до горечи на кончике языка, но девушка знала, что заслужила это в тот момент, когда решила разделить сердце на две половинки, одну из них отдав Господу, а другую этому мужчине.

– Почту за честь. Ваше Величество, мне льстит ваше внимание к моей персоне. Но что, если мое сердце уже несвободно?

И все же не в характере Элайн легко отказываться от своей цели. Она чувствовала: у нее получилось дотронуться до сердца Матэуша Де Кольбера не только буквально, но и во всех иных смыслах, отступать уже поздно. Этим вопросом девушка решила поддержать мужчину, дать ему понять, что она на его стороне. Молодой хозяин отставил столовые приборы, аккуратно положив их на край тарелки с недоеденной порцией, крепко сжал зубы и нахмурился.

– Что ж… – протянула Хадринн, глядя то на сына, то на девушку. – Я об этом не подумала, дитя. В любом случае ты так молода, развлекайся, пока блеск в глазах еще сверкает подобно обсидиану, кожа нежна, будто шелк, а разум чист и свободен. Ты еще можешь рассмотреть другие варианты. Зачем выбирать из корзины фрукт с червоточиной, если можно каждый день получать на завтрак самые свежие плоды.

– Обычно червоточины на фрукте говорят о его исключительности, госпожа. Черви во многом умнее нас и выбирают только достойный фрукт.

Элайн обменялась с хозяйкой взглядом и не дрогнула, зная, что Хадринн заметила, как девушка сжала кулаки, пряча их под столом.

– Ты проявляешь неуважение!

От внезапного крика молодого человека Элайн вздрогнула, как от удара плетью.

– Я лишь…

Ведьма открыла рот, чтобы объясниться, но была грубо перебита:

– Нет! Вы гости в этом доме, но постоянно забываетесь. Мы терпеливы, дали вам кров, безопасность, а взамен получаем лишь неблагодарность. Мне всего пара сотен лет, я считал, что видел все, но таких невоспитанных грубиянок вижу впервые. Ведьмы за время эволюции опустились до уровня людей, манеры для них больше не в цене, как я погляжу.

– Просим прощения, Ваше Высочество.

Потрясенные таким эмоциональным всплеском младшего Де Кольбера, Джиневра и Мишель низко склонили головы, извиняясь за дерзость с их стороны. Элайн, прикусив язык, вторила им, стараясь сдержать выступившие слезы обиды.

– Матэуш, дорогой, отчего ты так взъелся? Мне, напротив, понравилась мысль про червей. К тому же когда, как не в спорах, рождается истина. Я наконец-то нашла достойных собеседниц, с которыми нескучно болтать, а ты отбираешь мою радость, – неожиданно заступилась за женщин хозяйка замка. И все же ей понравилось, что сын встал на ее защиту, за это она любила его еще сильнее.

– Ты очень добра, матушка. Я надеюсь, завтрашний день всем нам подарит повод для радости. Буду рад представить Элайн достойных кандидатов на ее сердце. С вашего позволения, пойду спать, подъем будет ранним.

Элайн с трудом дотерпела до конца ужина в присутствии Хадринн, которая как ни в чем не бывало вела беседу с ведьмами, больше не обращаясь к их племяннице напрямую. В груди клокотал гнев, когда девушка поднялась в покои. Она не находила себе места, меряя комнату шагами. В этот самый момент к ней поднялись тетушки со смесью тоски и понимания на лицах.

– Как ты, дитя? Я знаю, моя милая, ты не привыкла к такому, но потерпи немного, скоро мы вернемся домой.

Джиневра обняла племянницу, ее мерное дыхание и тепло помогли Элайн унять злость.

– Кстати, о доме. Я только что говорила с Хадринн об этом, она отпустила нас для завершения дел. Мы ведь так и не закрыли кафе, к тому же надо бы проведать дом.

Молодая ведьма с надеждой подняла на тетушек глаза.

– Ты остаешься здесь. Едем только мы.

Отчаяние разом разлилось по телу, будто кто-то бросил его в холодный чан с водой. Элайн отпрянула от ведьмы, переходя на крик.

– Но почему? Вы оставите меня тут одну? А как же вы? Разве вы не окажетесь в опасности?

Мишель снисходительно улыбнулась, заправляя племяннице угольные волосы за уши.

– Правда в том, любовь моя, что убийце нужна только ты. Лишь ты одна видела его. Мы бесполезны для врагов, если убьют нас, ничего не изменится. Манипулировать нашими жизнями бессмысленно, ведь Де Кольберы не отпустят тебя, даже ценой наших жизней, которые для них ничего не стоят. Мы вернемся так быстро, как сможем, милая. Вдобавок здесь мы тратим время, когда могли бы сделать больше.

– Что ты имеешь в виду?

– Мы скрыто встретимся с Галем и узнаем у него про книгу. Кому она принадлежала, для чего нужна. Сдается мне, Бенедек припер его к стенке за какие-то грехи, но сам Андраш вряд ли причастен, – дополнила за сестру Джиневра заговорщическим тоном, гладя Элайн по плечу.

– Ох, это какое-то безумие!

– Все будет хорошо, дитя. Доверься нам.

– Прошу, будьте осторожны и возвращайтесь поскорее, пока меня здесь не продали в рабство какому-нибудь герцогу Вампирскому!

Отсмеявшись, женщины крепко обнялись на прощание, целуя друг друга в щеки. Тетушки ушли собирать чемоданы, готовясь к дальней дороге домой. Элайн оставалось тоскливо смотреть на убранство чуждой ей комнаты.

Перед сном гостья поместья Де Кольберов сидела за письменным столом из тяжелого красного дуба, сложив руки на его гладкой поверхности, когда в комнату вошла экономка. Ее девушка видела внизу, всегда расторопно обхаживающую хозяев и гостей. Возможно, всем этим поместьем заведует лишь она одна потому, что хранить тайны умеют не все, только заслужившим доверие вручаются подобные священные дары. Элайн тут же развернулась, поприветствовав женщину. Прислуга кротко кивнула, скрывая легкую улыбку, принялась взбивать подушки на свежей постели и тут же спросила:

– Как вам пришелся ужин, мисс Элайн?

Девушка подарила той ответную улыбку, удивленная тем, что застала экономку за подготовкой постели. Ранее к приходу девушки все уже было готово, и она не задумывалась, кто делает это для нее. Сегодня прислуга явилась позже, вероятно, все это время занимаясь приготовлениями к балу при тусклом свете свечей.

– Все было очень вкусно. Особенно эти пышные булочки, простите мое неуважение, как…

– О, вы имеете в виду бриошь[10], госпожа?

– Да! Верно! Они великолепны! С удовольствием бы выпросила у вас рецепт этих необычных лакомств, но боюсь, что они очередная тайна дома Де Кольберов и так просто мне его никто не отдаст.

Мечтательно и с легкой грустью гостья подперла ладонью щеку, облокотившись на стол, живо представляя, как жители Марцали, посетители семейного кафе, с удовольствием поглощают пресноватое, но мягкое тесто, обильно смазывая его маслом и джемом. Экономка хохотнула и, озорно глядя на девушку, подбоченилась.

– Что ж, если не чураетесь встать в самую рань, приходите, и я научу вас их делать, госпожа.

– Правда? Премного благодарна вам, мадам!

Вся грусть от неприятного разговора за ужином и после улетучилась. Если Элайн сможет быть полезной и научиться чему-то новому, то почувствует себя гораздо лучше. Нахождение на кухне в почти полном уединении станет лучшим подарком, где ведьма будет чувствовать себя дома. Экономка всплеснула руками и, тихо посмеиваясь себе под нос, разложила пухлые подушки по местам.

– И прошу вас, называйте меня просто Бригитта, или Бри.

– Это взаимно! Для вас я просто Элайн!

С искренней улыбкой вынужденная гостья вновь повернулась к столику, вытаскивая из прически шпильки и украшения, стянувшие кожу головы за этот долгий день, испытывая облегчение. Девушку не покидало свербящее приятное чувство, что она обрела в лице прислуги добрую подругу.

– Какими тебе показались мои хозяева, Элайн? Прости старой прислуге эту вольность.

Она так и замерла с одной из шпилек в руке, закусив другую зубами. Последние дни Элайн отчаянно жаждала, когда найдется кто-нибудь достаточно смелый, чтобы заговорить о семье Де Кольберов, но все же боялась сделать это первой, нарушив чей-то негласный запрет, или же показаться неуважительной. И все же надеялась, что ей удалось спрятать от прислуги внезапный огонек в глазах при виде сына хозяев.

– Все в порядке, я только рада и пока не решила, что думаю о них, – тщательно взвесив ответ, промолвила девушка.

– Мы с тобой народ простой, Элайн, и мне кажется, я могу говорить без обиняков, ведь так?

Голова сама качнулась, подтверждая слова Бригитты, так что волосы разом упали на лицо, скрывая от экономки взгляд гостьи.

– Молодой хозяин может показаться сумасбродным, колючим, а порой и диким. Но пусть тебя не пугает это, на самом деле он добросердечен и мил. Не принимай некоторые его слова или слова его семьи на свой счет, у них на то есть причины. Если спрятать жерло вулкана за каменными стенами, то произойдет ровно то, что происходит сейчас с горячей смесью французской и венгерской кровей в этом замке.

– Спрятать?

Смущенная разговором с Бригиттой о подразумевающейся между строк тайной встрече с ее хозяином, девушка сделала вид, что увлеклась разглядыванием обоев.

– То и значит. Господину Матэушу Де Кольберу запрещено покидать пределы замка, за исключением чрезвычайных ситуаций, из-за его слабого психического здоровья. Я с ними живу уже много лет, маленький хозяин рос на моих глазах и как родной мне. Только это между нами, поняла? Девушка ты больно хорошая, сразу мне понравилась, как и маленькому хозяину. Будь моя воля, я бы позволила тебе облегчить его муки, но на все воля госпожи Хадринн и господина Иштвана.

Теперь разговор за ужином стал куда яснее и прозрачнее. Вот почему Хадринн сделала акцент на здоровых свободных мужчинах. Вся обида на Де Кольберов разом испарилась, оставив в душе успокоение.

В голове галопом пронеслись картины, словно необузданные лошади, разукрашивая щеки в алый цвет. Девушка ясно видела мужчину в саду, использующего ловкость рук, чтобы сорвать самый прекрасный пышный бутон только что распустившейся желтой розы и сделать вид, словно он все это время рос и наполнялся силами в распущенных волосах Элайн. А после, пристально глядя в глаза, едва касаясь бутона тонкими мягкими губами, закусил колючий стебель, умудрившись не пораниться. И тут же слабый ветер унес представшую перед взором картину, сменяя ее вечерними резкими криками, оставшимися в ушах эхом.

– Да… Они определенно не так просты. Даст ли бог мне мудрости понять?

Слова сами вырвались изо рта вместе с затаенным ранее воздухом, степенно улетая в ночную прохладу открытого окна. Элайн должна была чувствовать злость за подобные игры с собой и мгновенно потерять интерес ко всему происходящему в этом доме, помимо проблем насущных, но ощущала лишь любопытство и желание прикоснуться к новым загадкам.

Глава 10

Сколько Матэуш Де Кольбер себя помнил, он всегда любил находиться в церкви, будь то пару столетий назад или сейчас, в девятнадцатом веке. Стоя в гулкой тишине святилища, он ощущал умиротворение, которого было не достичь ни в одном другом месте, даже пребывая в постоянном одиночестве в стенах векового замка, где разум атаковали назойливые мысли и переживания. Лишь здесь, среди узких деревянных лавок, выстроенных одна за другой, блаженных ликов святых, изображенных на фресках и витражах, рассказывающих историю, давно известную каждому приходящему сюда, покой на цыпочках закрадывался в душу, заставляя все мирское оставаться за пределами Дома Господа.

Мужчина редко покидал поместье, даже ради служб патера[11]; Матэуш жалел, что на угодьях замка нет хотя бы маленькой часовни, где он мог бы по-прежнему оставаться один, но при этом не чувствовать себя одиноким.

Потому сейчас, преклонив колени на ступенях перед пустующим престолом, разделяющим алтарь, Матэуш медленно выдохнул, закрыл глаза и шептал слова молитвы. Он уловил едва слышимые знакомые шаги, направляющиеся в его сторону, но не отреагировал, продолжая чувствовать коленями холодные ступени, а губами шероховатую кожу собственных пальцев.

– Не забудь поприветствовать Деву Марию, сын мой, ибо кто еще так знал Иисуса, как не его мать.

– Да, святой отец.

Патер был мужчиной средних лет с длинными прямыми волосами, едва тронутыми сединой, мелкими морщинами на чуть смуглом лице и добрыми понимающими карими глазами. Подол черной прямой сутаны и простой серебряный крест на груди замерли, заставляя думать, будто патер плыл по воздуху. Священник степенно подошел к молодому вампиру, положив теплую ладонь ему на плечо; он не трепетал перед Матэушем и не страшился могущества семьи Де Кольбер, но бережно хранил секреты мужчины, шепотом доверенные ему в исповедальне. Когда единственный прихожанин поднялся, они радушно пожали друг другу руки, словно добрые друзья.

– Как твои дела, Матэуш? Хуже не становится?

– Все по-прежнему, благодарю, отец Ласло.

– Жаль, что ты не можешь бывать здесь чаще. Мы починили орган, звучит превосходно.

Отец Ласло указал на стоящий за алтарем исполинских размеров инструмент, кричащий всем своим видом, что он снова готов придавать дивное величие торжествам и возносить души к небесам во время литургии. Матэуш не мог вспомнить, когда последний раз слух его полнился пленяющей мелодией органа, но четко слышал его сейчас в своей голове, как эхо старых воспоминаний.

– Мне… тоже очень жаль…

Вампир запнулся, тут же скрывая горечь под легкой улыбкой, и вдруг подумал о гостье, оставшейся в замке. Он впервые открыл свою тайну кому-то, кто не был членом его семьи и не носил сан, оттого его одолевали сомнения. Поделись Элайн хоть с одной живой душой, вампиры не стерпели бы подобной лжи от Де Кольберов, вероятно, вынудив тех выбирать между сыном и властью.