На задворках чужого разума

– Прошу прощения. У нас автоматическая система заполнения на сайте. Покупатель выбирает адрес и время доставки, а также оплачивает заказ онлайн. Пожелания по тексту в открытке могут быть любыми, мы их просто распечатываем, обычно не прочитывая.

– Это безобразие, – возмущенно гаркнул я, – мало ли что взбредет в голову написать в этой чертовой открытке! Немедленно сообщите мне телефонный номер клиента!

– Одну минуту, – пристыженно залепетал менеджер. После недолгой паузы он назвал мне… мой собственный номер телефона! Я просто вскипел:

– Вы издеваетесь? Это точно не контакты отправителя, это мой номер!

– Так указано в информации о заказе, – возразил менеджер, – впрочем, тут написано звонить только в самом крайнем случае, если дверь никто не будет открывать. Но вы открыли сразу, никто и не звонил.

– Просто невероятно, – рыкнул я, – как был оплачен заказ?

– Электронным кошельком. Больше никакой информации вам сообщить не могу, – дежурно вежливым тоном сообщил собеседник. Я бросил трубку.

Меня колотило, но уже не только от гнева. Мне стало… страшно? Никогда в жизни мне не было страшно. Я всегда считал тех, кто способен на испуг, слабаками. Я над ними насмехался и считал таких индивидов не достойными жизни. Я должен взять себя в руки. Я не могу стать одним из них. Не могу.

Надежда

Время для меня тянулось очень медленно. Я жила в ожидании момента, когда же все, наконец, закончится. Это напрягало: я ведь и до того имела серьезные проблемы со своей нестабильной психикой, и данная ситуация мою жизнь не улучшала, мягко говоря. Впрочем, я хотя бы нашла нормального специалиста, который начал меня вести. В этот раз я была осторожнее и, естественно, я не стала посвящать врача в то, что мой предыдущий психиатр пытался довести меня до суицида.

Во-первых, это излишне, особенно, пока дело не завершено. Во-вторых, чего доброго, еще подумает, что я параноик с манией преследования. А этого мне не надо, мне нужно решить мои проблемы. В общем, я была честна с врачом во всем, кроме последних событий в моей жизни. И новые сеансы позволили мне понять, что действительно в общении с предыдущим «специалистом» все было не так. Методика его бесед со мной. Медикаменты. Теперь я наглядно видела разницу и все больше убеждалась, что столкнулась с опасным психопатом-манипулятором.

Пока я решала свои проблемы, параллельно меня готовили к предстоящему разоблачению. Оперативников (и меня тоже) консультировали психиатры, которые составили примерный портрет этого маньяка. Они предположили, что этот человек считает себя всемогущим и его слабое место – именно его эго. И чтобы довести его до крайней степени нервного напряжения, нужно низвергнуть его представления о том, что сам он является сверхчеловеком.

Именно этим сейчас занимались оперативники, а меня инструктировали, как вести беседу с этим ненормальным – ведь, как ни крути, успех придуманной операции во многом будет зависеть именно от меня. Мне тоже нужно будет выложиться по полной и грамотно сыграть свою роль – иначе полный провал. Который может стоить жизни если не мне, то другим его пациентам, которые появятся после меня.

Что ж, я готова. У меня будет единственный шанс, и я его использую.

Врач-психопат

Я оказался не самым умным на этой земле, и под закат лет мой мир стал разрушаться. Я никогда и нигде не давал слабину, я выверял свои планы с точностью до малейших деталей, и всегда все получалось. Но теперь в мой плавный распорядок вторгся некто, и я начал терять свое хладнокровие.

Анонимки продолжали сыпаться полторы недели подряд. А потом внезапно наступило затишье. День, два. Я был в напряженном ожидании. Не может этот подонок так быстро сдаться, ведь зачем-то он мне это все писал. Три дня, четыре. Пять.

Почему прекратилось? В голову начали закрадываться заманчивые мысли о том, что мне повезло. Может быть, этот недоделанный шантажист попал под машину или выпал из окна. А может статься, что какой-нибудь наркоман, желая получить денег на дозу, огрел его битой по голове в темном подъезде, и мой мучитель потерял память, так что, увы и ах, третировать меня он больше не сможет.

Но меня мучала мысль о том, что пусть бы даже это и так – я не смогу проконтролировать, правдивы ли мои догадки. А значит, мрачное ожидание так и останется моим спутникомсов. Ведь меня невозможно выбивал из колеи тот факт, что некто взял русло моей жизни под свое управление и с наглостью и беспардонностью начал его менять. Абсолютно всегда это была лишь моя прерогатива – манипулировать и распоряжаться чужими судьбами. Я не мог себе позволить стать марионеткой неизвестно кого!

В то же время меня не могла не восхищать смелость и внутренняя сила таинственного человека. Получается, впервые в жизни я столкнулся с кем-то, равным себе? Кто может также хладнокровно мучить человека и упиваться его страданиями. Кто не знает жалости. И – я гнал от себя эту мысль – но мне невольно то и дело приходило в голову, что я хотел бы познакомиться с тем, кто затеял со мной игру в кошки-мышки. Как бы хотелось хоть раз пообщаться с человеком, который отличается от серой массы. Который для меня – родственная душа, получается?

Однако в затишье прошло шесть дней – и ни малейшей весточки от анонима. Но не зря я ожидал бури после штиля: по истечении семи дней все-таки послания посыпались вновь. И кровь от них холодела, хотя мне казалось, что в моих жилах она всегда была ледяной, но получается, что не совсем.

Случилось это буднично. Я вышел за хлебом буквально на двадцать минут. Придя обратно, на коврике возле своей входной двери я обнаружил письмо. В нетерпении открыл его прямо там, не переступая порог квартиры. И мир завращался вокруг.

На плотном листке бумаги было всего несколько слов. Год. Имя моей девушки, что стала самой первой жертвой. Но что самое страшное – была ее фамилия. Полностью. А ведь даже в своих записях я указывал только первую букву. Таинственный незнакомец не просто меня пугал. Он действительно знал обо мне все.

Люся

Я нервно комкала в руках носовой платок. Я сидела на кухне и ждала, пока ко мне придет оперативник. Тот самый, что заглядывал в мою квартиру некоторое время назад и забрал рецепт на лекарства, которые выписывали моей несчастной больной дочери. В прошлый раз, уже выходя за порог квартиры, он оставил мне свои контакты – сказал, что на всякий случай. Признаться, я думала, что такой случай никогда не наступит. Да и до сих пор я сомневалась в том, что не зря попросила его прийти и поговорить со мной.

Я переживала свое горе тихо и в одиночестве. Иногда перекидывалась парой слов с соседками. Я не стала скрывать от них, что Марина была больна – раз человек вышел в окно, понятно же, что какие-то проблемы у него были. А мою дочь, а точнее то, что от нее осталось на дорожке возле дома под нашим окном, лицезрели многие соседи. Да и мне пришлось тоже это увидеть. Она умерла сразу после падения. Когда я возвращалась домой, я заметила толпу людей недалеко от нашего подъезда. Жильцы, Скорая, полиция. Лишь только я подошла ближе, меня заметила соседка и ринулась ко мне, заламывая руки и бессвязно причитая.

В потоке ее фраз я разобрала лишь «Марина» и «убилась». Оттолкнув от себя находившуюся в истерике женщину, я подбежала к оцепленному пятачку земли. Кто-то преградил мне путь, но я уже успела увидеть тело своей дочери – оно теперь выглядело очень нелепо, было как-то неестественно изломанно. Мои руки разжались, из них вывалились пакеты с покупками. Сама я медленно осела на асфальт. Кто-то сказал стоявшим вплотную ко мне полицейским: «Это мать». Дальше все было как в тумане. Меня опрашивали, к нам в дом приходили сотрудники правоохранительных органов, ритуального агентства, и кто еще только не заходил. Потом прошли похороны. Туман в моей голове постепенно развеивался, уступая место скорби.

Конечно же, соседки спрашивали меня, что же все-таки случилось. И я не стала скрывать, рассказала о нашей беде. Они всплескивали руками, картинно удивлялись, качали головой и все, как одна, говорили – надо же, никогда бы не подумали, что у девочки было такое серьезное заболевание.

Через какое-то время одна из соседок пришла ко мне с деликатным вопросом. У ее дальней родственницы где-то на периферии была проблема, похожая на Маринину. И она хотела узнать, как я действовала, когда моя дочь начала странно себя вести – куда повела, как потом лечили, дорого ли это.

Я простодушно рассказала все, как есть. Что не захотела тащить дочь в психоневрологический диспансер. Что консультации с врачом – мне просто повезло – проходили за счет фонда. И, наконец, я даже озвучила название препаратов, которые покупала для Марины. И честно призналась, что нам это все не помогло – случай был тяжелый.

Соседка меня поблагодарила. Она ушла, а мне стало даже легче. Может быть, я хоть так смогу кому-то помочь, раз не смогла даже своей дочери. Через некоторое время я и думать забыла о той беседе. Я продолжала свою серенькую жизнь, как внезапно та же соседка пришла ко мне и абсолютно огорошила. Оказывается, родственники все же отвели свою сумасшедшую к врачу. И очень подробно побеседовали с ним. Высказали все свои опасения и привели в пример меня – мол, у знакомой-то вон как вышло. Лечили ее дочь, лечили, даже такие-то и такие-то таблетки она принимала, но не помогло.

И тут произошло невероятное. Врач сказал, что должно быть собеседники что-то путают. Что названными препаратами это заболевание не просто не лечат – оно может даже дополнительно усугубить ситуацию. И именно эти слова и передала мне соседка. Я лишь пожала плечами, попыталась как-то закруглить разговор, хотя моя собеседница настойчиво мне советовала подать в суд на психиатра за неправильное лечение. Я еле выпроводила ее за дверь.

Впервые за долгое время я решила сесть за компьютер дочери. Я его не любила, плохо умела им пользоваться, но какие-то базовые вещи, конечно, сделать могла. Я зашла в поисковик и вбила там название препарата. Сначала стала читать инструкцию, которая вылезла среди прочего в выдаче. Но она была написана слишком сложным для меня языком. Тогда я решила поискать отзывы тех, кто принимал этот препарат.

Там было проще. Люди более простым языком объясняли, для чего им этот препарат, как они его принимали и вообще при каких болезнях его назначают.

У меня волосы встали дыбом. Слова соседки подтверждались. И мое сердце бешено заколотилось. Мне казалось неправильным и некрасивым подозревать в чем-то врача, который на общественных началах взялся за лечение моей дочери. Но, хоть я и не обладала каким-то невероятным интеллектом, я все же понимала, что не мог профессионал с таким большим стажем так сильно ошибиться.

И в то же время мне было дико неудобно просто за мои мысли. Человек помог нам совершенно бескорыстно. При этом в отличие от многих врачей, которые работают в государственных психоневрологических диспансерах и интернатах – а мне приходилось общаться с персоналом, когда мой муж навещал свою безумную мать, и приятного в таком общении было мало – так вот, в отличие от этих людей он был добр, терпелив и вежлив. Он спокойно отвечал на любые мои вопросы о состоянии дочери, а еще всегда говорил так уверенно, что никакого сомнения в правильности диагноза и лечения не могло и возникнуть.

Я долго решалась, но в итоге все же позвонила оперативнику. Робко сказала ему, что хотела бы поговорить, но в приватной обстановке – и призналась, что тема довольно деликатная, и я не знаю даже, с чего начать. Впрочем, молодой человек на том конце провода не стал мучать меня вопросами, согласился на встречу, и мы обговорили ее дату и время.

И вот теперь я ждала, когда же он придет. Сердце билось все сильнее, я сомневалась, правильно ли я поступаю. Периодически мне казалось, что я просто очень глупа и сама не разобралась в произошедшем, а потому только стану посмешищем в глазах полицейского.

Но, наконец, раздался звонок в дверь. Я отперла створку и впустила оперативника.

– Добрый день, – поздоровался парень и, услышав ответное приветствие, принялся разуваться. Я пригласила его в кухню и предложила свежезаваренный чай. Пытаясь себя чем-то занять перед его приходом, я еще и испекла пирог, хотя обычно не утруждала себя подобными занятиями, а уж после смерти Марины и подавно.

Оперативник устроился за столом и вопросительно посмотрел на меня. Но вот начать разговор у меня все никак не получался. Я нервничала и постоянно что-то теребила в руках: то кухонное полотенце, то ложку для сахара, то прихватку для кастрюли. Впрочем, мой собеседник это заметил, а потому доверительным тоном начал сам:

– Вы хотели со мной поговорить. Вас что-то беспокоит?

– По правде сказать, да, – собралась с духом я, – понимаете, моей дочери выписывали неверные медикаменты! Я только недавно узнала, но мне кажется, ее неправильно лечили!

– Давайте по порядку, с самого начала и как можно более подробно, – ответил оперативник и уверенным жестом достал из рюкзака, который был у него при себе, ручку и ежедневник. В его голосе не было ни капли сомнения в моих словах, и я вдруг воспряла духом. И начала говорить.

Надежда

Меня переполняло нервное возбуждение. Кажется, дело сдвинулось с мертвой точки! Мать еще одной девушки – той самой, после которой в списке суицидников должна была следовать я – тоже сообщила оперативнику, который работал по моему делу, что ее дочери назначили неправильное лечение. Значит, это не паранойя, не выдумки. Все действительно так.

Во мне боролись разные эмоции. Торжество от правоты. Страх – как только наступало осознание, насколько близка я была к краю пропасти, мне становилось просто жутко. Ведь при всем том, что в моральном плане я себя чувствовала хуже некуда, на самом деле я хотела получить помощь, а не закончить жизнь вместе со страданиями. Да, в самые тяжелые и безысходные минуты, признаюсь, у меня мелькали подобные мысли, но я их гнала. А этот психопат гнал меня обратно – навстречу к ним. И такое поведение человека, который должен был давать клятву Гиппократа или какую там давали клятву в годы его учебы, было за гранью добра и зла.

А ведь после того, как я нашла нормального специалиста, мне стало легче. И хотя я по сути только начинала разбираться со своими проблемами (ведь предыдущий «специалист» мне ни на йоту не помог, если не сказать, только ухудшил мое состояние), я уже ощущала поддержку и видела протянутую руку помощи.

Но другая девушка ожидаемой помощи не дождалась, и у меня мороз бежал по коже, когда я задумывалась об этом. Он использовал ее, поиздевался над и так не защищенной и больной пациенткой, вынудил свести счеты с жизнью. Можно ли быть такой хладнокровной тварью?

Мысли роились в голове, не желая покидать ее. И сейчас я молила об одном. Скорей бы закончилась вся эта тягомотина с психопатом. И я могла бы нормально заняться собой и своими проблемами. А эту страшную страницу своей жизни все-таки закрыть.

Глава 4. Кто не спрятался, я не виноват

Врач-психопат

Анонимки продолжали сыпаться. И ведь по сути это все началось не так уж давно, но из-за обилия писем казалось, что длится сия эпопея невероятно долгое время.

Я как-то сник. Я стал подозрительным и дерганым – какая горькая ирония, я ведь был уверен всю свою жизнь, что нет ничего на этом свете, что могло бы пошатнуть мою веру в себя и любовь к себе. Это единственное, что у меня было – но эти чувства были настолько цельными и казались такими правильными, что их невозможно было поколебить. В этом была моя сила – я любил лишь себя, я заботился лишь о себе, мне никто кроме себя самого не был дорог, я никого не любил, а потому меня не за что было брать, нечем подцепить на крючок.

Но, как выяснилось, в этом же была моя слабость. И крючок подходящий у кого-то нашелся. Теперь мой секрет был раскрыт, а моя жизнь полностью зависела от таинственного незнакомца, который не желал раскрываться, ничего не требовал, но постоянно заявлял: мне известно все.

Я стал с подозрением вглядываться во всех своих знакомых и собеседников. В каждом из них мне стала чудиться потенциальная угроза, я ощущал страх. А еще острое разочарование. В себе. Как я мог так глупо проколоться? Великий не допустил бы такую ошибку. И кроме того, я ведь считал всех вокруг всего лишь глупыми людишками. И кто же тогда я, если кто-то из этих индивидов оказался хитрее и изощреннее?

В новых анонимках продолжали приходить имена моих жертв. Постороннему человеку эти записки ровным счетом ничего бы не сказали. Просто дата, да чье-то имя – подумаешь, важная информация. Но ведь я-то знал. И я понимал, что и он все знает.

Как-то вечером я получил новое и еще более пугающее сообщение. Оно пришло с очередного незнакомого номера в одном из мессенджеров. Короткие пара фраз. «Совсем скоро мы с тобой встретимся. Я жду. А ты?»

Кстати, на подобные послания я поначалу даже пытался отвечать. Если они приходили через электронные сервисы, я неизменно старался вступить в диалог: спрашивал, кто со мной говорит и что он имеет в виду, пробовал даже писать угрозы обратиться в полицию в ответ на эти пугающие письма, но ни разу мне никто не ответил. Я пробивал в интернете номера, с которых приходили анонимки. Обычно я либо не находил вообще ничего, либо получалось, что сообщения мне шлют с номеров, которые принадлежат довольно известным компаниям. Из чего я сделал неутешительный вывод, что мой противник знаком с IP-телефонией. Получается, он не только жесток, умен и коварен, но еще и отлично технически подкован.

Так кто же ты? И чего ты все-таки от меня хочешь?

Люся

Всю свою жизнь, сколько помню, я была безынициативной. Когда у меня что-то не получалось, я покорно с этим смирялась и плыла дальше по течению. Сложные отношения с родителями, несбывшиеся мечты, спонтанное и не самое удачное замужество, рождение довольно своеобразного ребенка, болезнь и смерть мужа, потом недуг и гибель дочери. Я старалась ко всем невзгодам относиться философски, полагая, что это мой крест. Но сейчас впервые за долгие, очень долгие годы я испытывала злость и обиду.

Как такое могло произойти? Пожалуй, такого человека, как я, легко было обмануть. И, признаюсь, обманывали меня не раз. Еще в период самой первой моей работы накалывали с премией и зарплатой, не доплачивали; потом, бывало, обсчитывали в магазинах, а я замечала это уже дома; коммунальщики требовали оплаты за услуги, которые мне были не нужны. Но от такого рода обмана я теряла только деньги.

А этот ужасный человек, этот оборотень в медицинском халате обманул меня так жестоко, что результатом этой лжи стала оборвавшаяся жизнь моей дочери. Вернуть Марину я уже не могла, но мне так хотелось хоть какой-то справедливости. Мне так хотелось, чтобы этого гада наказали по закону и упрятали в тюрьму.

Ведь он издевался над слабыми, над теми, кому остро нужна была помощь. Оперативник, с которым я общалась, дал мне понять, что моя дочь была не единственной такой. И что информация, которую я сообщила, не стала открытием, но весьма полезна для дела. Меня попросили никоим образом не контактировать с этим нелюдем, и я, как всегда, подчинилась более сильным.

Хотя в минуты злости и отчаяния мне безумно хотелось встретиться лицом к лицу с мучителем моей дочери. Посмотреть ему в глаза, выругаться, задать вопрос – почему, за что он так с ней поступил? Ведь он же врач, он должен спасать. Мне страстно желалось плюнуть ему в лицо, расквасить нос, сделать больно любым способом. Но я держала себя в руках, потому что об этом меня попросили полицейские.

Им я почему-то доверяла. Мне хотелось надеяться, что они смогут наказать этого наглеца, который смеет еще выступать по разным телеканалам и что-то говорить о помощи и сострадании. В моей голове не укладывалось, как с таким хладнокровием можно вербовать себе единомышленников, находить пациентов, а потом так методично и жестоко изводить их.

Хоть бы возмездие нашло его. Пожалуйста.

Врач-психопат

Вся моя жизнь слилась в одну сплошную анонимку. Намеки о скорой встрече продолжали тревожить мою раньше такую стабильную жизнь. Я прошел все стадии, и в итоге смирился с тем, что в жизни мне встретился соперник куда умнее меня. И я знал, что я сделаю при встрече с ним.

Я был уверен, что это мужчина. Женщина, по моему глубокому убеждению, не могла бы так искусно шифроваться и играть со мной в кошки-мышки. Они сами эмоционально очень нестабильны. Их настроение подчиняется исключительно их гормонам – многие мои коллеги бы поспорили со мной, но какое мне до их мнения дело. Нет, женщина раскрылась бы при первом же скачке настроения из-за ПМС, а я имею дело с очень сильным соперником.

Я продолжал вести приемы, но они меня больше не интересовали. Я лишился былого азарта и даже не думал о возобновлении экспериментов, пусть даже спустя длительное время. Я вообще стал бояться загадывать что-то на долгие месяцы вперед. Раньше я спокойно планировал свою жизнь, так как зависел только от себя: сам выбирал дни для работы, отдыхал, когда хотел, делал запланированные покупки. Но теперь я не знал, что будет завтра. Я чуял, что скоро мне предстоит увидеть моего мучителя, злобного манипулятора. Я ждал. И ожидание было томительно. Оно пробуждало во мне некую одержимость, стало моей идеей фикс. Едва я пробуждался утром, как внутри что-то переворачивалось, а в голове мелькала мысль – быть может, сегодня?

Но день X никак не наступал, и нервы мои сдавали. Я готов был подчиниться. Я уже понял, кто выиграет этот бой. Но лучше бы побыстрее все это прошло.

Надежда

Я плохо спала ночью, а утром меня прямо потряхивало от нервного возбуждения. Настал нужный момент. Я записалась на прием к этому психу, и сегодня должен быть решающий раунд, от которого зависит многое: либо я справлюсь, и тогда все решится. Либо я поставлю свою жизнь под серьезную угрозу, и тогда мое будущее будет покрыто густым туманом, больше похожим на смог.

Перед походом на сеанс меня инструктировали оперативники и психиатры. Врачи – о том, как мне вести беседу, какие крючки использовать в своих словах и жестах, а оперативники – по техническим моментам. Под одежду мне приклеили небольшое записывающее устройство с микрофоном. Не знаю точно, как оно работает, но также в режиме реального времени мой разговор с Доктором Зло должны будут слышать сотрудники правоохранительных органов. Некоторые из оперативников будут находиться прямо возле кабинета – они должны подстраховать меня. А также, если все пойдет по плану, им дадут отмашку о задержании психопата. Рядом останется и мой муж.

До офиса этого маньяка мы поехали с ним вместе. Всю дорогу молчали, но он крепко сжимал мою руку, и это вселяло уверенность, хотя стоило мне лишь представить, как все это будет происходить, она куда-то улетучивалась. Мало того, что мне придется играть совсем не подходящую мне роль, так ее еще и нужно сыграть идеально с первого раза. Как тут не нервничать.

Наконец, мы добрались до нужного адреса. Машина, тихо шурша покрышками об асфальт, мягко остановилась. Я перевела дыхание, отстегнула ремень безопасности и закрыла глаза. Почувствовала, как муж легонько тронул меня за руку и тихо сказал:

– Пора. Я буду рядом. Удачи, – последнее слово он попытался сказать уверенно и бодро, но я все равно расслышала в его речи спектр самых разных эмоций – волнения, напряжения, неуверенности, которую он попытался спрятать за бравадой, а еще страха. Почему-то осознание, что он боится за меня, вселило в меня некое тепло, а кроме того – отчаянную решимость – я не могу провалиться, потому что в случае неудачи будет плохо не только мне. Я справлюсь. Мысленно кивнув самой себе, я открыла дверцу автомобиля и вышла из салона. Каблуки отстукивали по твердому покрытию тротуара, и мне казалось, что это идет обратный отсчет.

Возле здания, где психопат арендовал свой кабинет, я встретила оперативников. Собравшись с духом, я потрясла головой, словно бы отгоняя навязчивые и тревожные мысли, и сказала:

– Я готова, – и вместе мы зашли в подъезд.

От возмездия нашего Доктора Зло отделяло всего десять этажей.

Врач-психопат

Сегодня у меня двенадцать пациентов, но подобный поток стал раздражать. Раньше я был бы недоволен, будь их меньше, ведь это мой заработок, мой шанс на роскошную жизнь. Но в последнее время все в этом мире потеряло свой лоск. Деликатесы стали безвкусными. Одежда и вовсе перестала представлять какую-то ценность. Еще не так давно я хотел сменить машину: смотрел различные варианты и марки, продумывал, какого цвета должен быть автомобиль, из какого материала взять чехлы в салон, какая комплектация будет мне необходима для максимально комфортных поездок, но и эта блажь ушла. Мир посерел и стал холодным, недружелюбным ко мне.

Да еще и приходилось отвлекаться на мелкие бытовые неурядицы, обращать внимание на которые мне совсем не хотелось. Сегодня, например, в моем кабинете сломался кондиционер, а я не выношу духоту. Пришлось пообщаться об этом с собственником помещения, он обещал исправить неприятность к концу недели, так что мне пришлось сидеть с раскрытым окном, однако, ветра почти не было, и лишь иногда спасительное дуновение долетало до меня, большую же часть времени приходилось сидеть, словно в парилке, и это неудобство не добавляло хорошего настроения.