скачать книгу бесплатно
Но Локка сам взял у дочери из рук подношение и медленно выпил до дна. А заговорить так и не смог.
– Вот те на… – протянул староста. – Теперича два немых. Как переводить то будешь на суде, что там твоя дитятя скажет?
Локка только устало свесил голову, чуть не роняя данный ему стакан. Рогнеда бросилась к отцу и обхватила руками его лицо.
– Я переведу.
Северянка вздрогнула и обернулась к Ивару.
Он смотрел на неё насмешливо и как-то горько.
– Что глядишь так? Знаю я ваши жесты, знаю.
«Откуда?» – медленно показала Рогнеда.
– Наблюдал, – пожал плечами Ивар. – За тобой, за отцом. Слушал внимательно, смотрел пристально. Не всё, конечно, знаю, но коли медленно показывать будешь, да словами простыми, я переведу.
«Долго смотрел?» – взмахнула руками северянка, не успев остановить саму себя.
Ивар внимательно следил за каждым её жестом, и ответил быстро, словно у него слова тоже вырвались против воли.
– Слишком долго.
– Ну вот и порешили, – объявил староста. – Ночь тут переждёте, поутру суд, а там, коль всё по совести будет, займёте избу старицы.
Локку положили на печи, а Рогнеде постелили прямо на полу. Ивар заупрямился, предложил своё место в комнате отдать, но его мать упёрла руки в бока и рявкнула, как на нашкодившего котёнка:
– Ишь, чё удумал, девку незамужнюю на мужскую кровать положить! Не бывать такому, покуда я в доме хозяйничаю!
Ивару пришлось уступить.
Изба так и не погрузилась в тишину. Скрипели кровати за занавеской детской, храпел староста в хозяйской комнате, скреблись за стеной потревоженные чужаками собаки.
Рогнеда не привыкла к такому количеству звуков – в их с отцом доме почти всегда было тихо, только когда отец работал, прорывался через дверь звук удара молотка о наковальню или гул кузнечного горна.
А ещё в избе было жарко. Северянка давно скинула шкуру, которой ей дали укрыться, а сорочку вместо плотного суконного платья в чужом доме нельзя было надеть. Даже по полу, вопреки словам Ивара, не полз сквозняк, никак не двигался душный воздух.
В очередной раз, тяжело вздохнув, Рогнеда не выдержала и тихонько встала. Ей бы только глотнуть воздуха… Одна нога там, другая – здесь.
Северянка поднялась на цыпочки, взглянула на отца. Тот крепко спал, и даже лихорадочный румянец спал с щёк.
Рогнеда бесшумно шагнула к двери и выскользнула из избы.
Ей в лицо ударил прохладный осенний воздух, в котором уже витали запахи грядущей зимы. Рогнеда вздохнула полной грудью и осмотрела соседние избы.
Все окна были тёмными, деревня спала. Отсюда нельзя было разглядеть сгоревший дом, да и не хотелось северянке лишний раз глядеть на плоды лютой человеческой ненависти.
Лес тоже был скрыт за покатыми крышами домов. Смотреть на своих людей старосте было важнее, чем наблюдать поутру чащу.
– Не спится? – голос Ивара разбил ночную тишину.
Рогнеда, не оборачиваясь, покачала головой. Ветер задул с новой силой, пробираясь под её тонкое платье, и северянка обхватила себя руками.
Через мгновение ей на плечи опустился тяжёлый овечий тулуп.
Рогнеда обернулась и одними губами произнесла: «Спасибо».
Тулуп пах потом, кислой брагой и немного кровью. Видать, его надевали на охоту.
Северянка не удержалась, и сморщила свой тонкий, чересчур прямой нос.
Ивар, глядя на это, тихо рассмеялся.
– Ну, извини, девица, не платье княжеское.
«Спасибо», – повторила Рогнеда, на этот раз жестом.
Она отвернулась от сына старосты и снова посмотрела на дома. Чуть поодаль виднелся колодец и пустая земля около него.
Завтра там будет суд.
– Боишься? – спросил Ивар, проследив за взглядом северянки.
«Не за себя», – показала она. А, помолчав, добавила: – «Но и за себя тоже».
– Я не дам ничему дурному случиться, – по-мальчишески заявил Ивар, и настал черёд Рогнеды беззвучно смеяться.
«Не обещай того, в чём не уверен», – махнула она рукой.
– Я уверен.
Рогнеда посмотрела в яркие зелёные глаза сына старосты.
«Отчего я прочь его тогда отослала?» – думала северянка, видя, что Ивар встаёт совсем близко к ней. – «Отойти или позволить?»
Самайн, суд, пожар – всё было важным, всё было страшным. Только вот сердечко девичье билось совсем другими вопросами: «Кто ты? Где ты? Ты ли? Тот ли?»
И Рогнеда не отошла. Она позволила Ивару взять себя за плечи сильными мужскими руками, позволила прижаться лбом к её лбу.
От сына старосты пахло пряно, маняще.
Когда Ивар легко коснулся губ Рогнеды, северянка краем глаза заметила рядом движение.
Ей показалось, что меж домами сверкнули жёлтые лисьи глаза.
Рогнеда вмиг отпрянула от Ивара и бросилась в избу.
Сердце у неё бешено колотилось, щёки горели, и отчего-то чувствовала себя северянка обманщицей. Вина лежала на сердце, будто, подпустив сына старосты, она предала кого-то, кого ещё не знала.
Рогнеда быстро легла на постеленные ей шкуры и закрыла глаза.
Мимо тихо проскрипели сапоги Ивара.
Северянка знала, что он смотрел на неё. Чувствовала всем своим существом, но вида не подавала.
«Дура», – мысленно корила она себя до тех пор, пока не погрузилась в тяжёлый, душный сон.
Судьи
У колодца собралась вся деревня от мала до велика. Такое случалось только в ночь Самайна, да во время гуляний на весенний Бельтайн.
По правую руку Рогнеды стоял староста, по левую – Ивар.
Локка тяжело опирался на брусья колодца и иногда сдавленно кашлял в выданный женой старосты платок.
Рогнеда смотрела прямо перед собой, стараясь ни с кем не встречаться взглядом. У неё тряслись руки, потели ладони, и липкое предчувствие поднималось от спины до шеи.
– Судьбу решаем здесь нынче, – начал староста, внимательно заглядывая в лицо каждого из жителей. – Рогнеды, дочери Локки, кузнеца. Той, что нарушила древний обряд и едва не прервала Песнь, подвергая опасности не только себя, но и всю деревню.
Люди подняли крик.
Кто-то просто бранился последними словами. Пара баб шипели: «Выгнать к чертям да к зверью лютому!»
Иные просто орали до кучи.
И все затихли, едва староста поднял руку.
– Что скажешь, дочь Локки? В праве мы тебя обвинять, али ложью покрываем?
Рогнеда беспомощно посмотрела на старосту, и развела руками: «В праве».
– В праве, – перевёл Ивар, стоящий ровно, как натянутая тетива.
Толпа снова зароптала.
– Значит, судить будем по совести, – прогремел староста. – Но, люди мои, теперь к вам обращаюсь. Не думайте, что ослеп и оглох я от прожитых лет. Нет. Вижу ясно всё, что в деревне творится, и не потерплю противного богам бесчестного убийства. Тот, кто устроил, поджёг, я к тебе обращаюсь. Дознаваться не буду, но хочу, чтоб уяснили все: суд будет честным, а приговор соразмерным деянию.
После этих слов все замолчали. Только одна баба, которая всех коров деревни у себя держала, вышла чуть вперёд и пискляво заголосила:
– Что тут судить, батюшка? Законы наши древние гласят, что того, кто деревню угрозе подверг, изгнать надобно.
– Дело говорит! – поддакнул кто-то из толпы.
– В шею чужаков гони, как пришли, так пусть и уходят!
– Мы и без кузнеца сдюжим…
– Прочь пошли.
– Тишина! – рявкнул староста.
На этот раз разгоряченные люди затихли не сразу, и Рогнеда невольно поёжилась, понимая, что на её стороне, кроме отца и, может, Ивара, больше никого нет.
– Зима наступает, – заговорил сын старосты, шагая вперёд. – Выгоним кузнеца с дочерью, и обречём их на верную гибель. Даже через горы не успеют перейти.
– Да и пусть! За разрыв круга костров на месте надо было забивать! – продолжала писклявая баба.
– Ты, матушка, богов не гневи, – осадил её Ивар. – В деревне никто не погиб, не занемог, ночь Самайна прошла, как и всегда. Так разве соразмерна смерть тому, что девка пару подвесок с деревьев сорвала?
– Всё могло хуже закончиться! – не унималась баба. – Все мы помним, почто Песнь начинали предки петь! А эта юродивая могла нас вовсе без мужиков оставить!
Рогнеда прислушалась с внезапным интересом, перекрывшим даже страх. Ей всегда хотелось узнать, чего же так боятся люди в ночь Самайна. Старица всегда отмалчивалась или отмахивалась.
«Меньше знаешь, крепче спишь» – ворчала она.
Отец такими вопросами не задавался – ещё на родине своей привык к странным, порой, абсурдным обычаям.
А больше спросить Рогнеде было не у кого.
Но и на этот раз, продолжать рассказ об истоках Песни никто не собирался.
Писклявую женщину задвинул себе за спину рыжебородый толстяк, видимо, муж.
– А что ж ты предлагаешь, молодец? – спросил он у Ивара. – Плетьми пороть? Аль запереть в погребе до лета?
Ивар сжал руки в кулаки, но говорить продолжил ровно.
– Я предлагаю послушать, зачем дочь кузнеца побежала в лес, разрывая круг из костров и железа.
– Ясно, зачем! Юродивая она! – пискнула баба из-за плеча мужа.
Ни Ивар, ни староста не обратили на неё никакого внимания. Оба обернулись к Рогнеде.
Северянка медленно, чтобы Ивар всё понял, стала показывать свою историю.
Врать не хотела. Она поступила, как считала нужным, и ответит за своё решение сполна.
– Услыхала плачь за Песней, – переводил сын старосты, не сводя глаз с порхающих тонких рук Рогнеды. – Думала, путник заплутал или кто из детей потерялся. Побежала. Оказалось, лис плакал. В капкан попал.
– Лис? – хрипло спросила старуха, до того стоявшая в стороне. – Плачем приманил?
Ивар взглянул на Рогнеду.
Северянка неуверенно кивнула старухе.
– Батюшки! Так то дух был, на которого Дикая Охота шла! – заключила бабка, веско стуча клюкой по земле. – Девку заманил, сам-то железо капкана открыть бы не смог.
– Вот те на… – подхватил кто-то из толпы. – Слава Песни да богам, что не я плач тот услышал.
