DARKER: Бесы и черти

Сердце гулко бухало в ушах.

– В КВД! Я не здесь, Олежа, я у тебя в голове…

Палец Фадеева ткнул в лоб, вызвав приступ боли.

– Я не думал, что так выйдет. Только валюту…

– Так они только повода ждали… Думаешь, «Болекс» на зарплату куплен? Все мы не без греха.

– Чего тебе надо?

Горбаш замученно огляделся. Никто больше Фадеева не замечал – все были заняты съемками сцены. Актер, играющий Тишина, спускался в подвал, шурша по ступеням метлой. Грудь ожгло, будто изнутри ужалила медуза.

– За тобой пришел, Олежа. Пойдем?

Горбаш покачал головой, но его взгляд, будто усиленный трансфокатором, уже следовал за Фадеевым, тонул в черном зеве подвала, пока лестница не кончилась и его не поглотила тьма.

Актер, играющий Тишина, тоже был поглощен тьмой – стоял лицом к дальней стене бутафорского подвала и ждал команды «Снято!», но время шло, а ее все не было. Неужели в сценарии прописан такой долгий план? Раздались крики:

– Воздуха ему дайте!

– Папа!

– Скорую вызовите. Валера, вырубай уже камеру…

Лена Мандрагора разделась посреди торгового центра и попыталась снять с себя кожу! ШОК!

Необычный инцидент произошел в ТЦ «Мосфильмовском». Онлифанс-модель Лена Мандрагора (Елена Мандрыкина) вбежала в торговый центр, срывая с себя на ходу одежду, после чего попыталась подручными средствами снять с себя кожу, утверждая, что она «червивая». Девушку быстро скрутили и передали бригаде скорой помощи. Сейчас она содержится в спецучреждении.

2019

Серов плохо помнил, как вызвал по телефону портье, а тот – полицию, как его долго и муторно допрашивали, спасибо хоть налили кофе. По предварительному заключению, Вовчика хватил инфаркт: сочетание лишнего веса, горячей воды и двух стаканов виски стало для него фатальным.

Серов хотел было сразу рвануть к «Мосфильму», но уговорил себя заехать домой – переодеться и почистить зубы.

На площадке в его отсутствие работа шла полным ходом. «Светики» пауками ползали под потолком и о чем-то жужжали на своем непонятном осветительском языке, операторы с бешеной скоростью катались на операторских тележках, а декораторы, как работяги-муравьи, таскали материалы к чудовищной, геометрически и архитектурно невозможной конструкции, в деталях которой угадывался бывший ЖУРЩ, похожий теперь одновременно и на перевернутую башню, и на лабиринт.

– Что здесь происходит?! – возопил Серов, но ему не ответили – все были заняты делом. Недолго думая, он схватил за грудки первого попавшегося «муравья», тряхнул как следует, спросил: – Вы чё исполняете?

– Михал Дмитрич, все строго по сценарию…

– Какому сценарию?

– Владимир с утра прислал, помреж всем раздала…

– Как прислал, он же… Так, где эта помрешь?

«Муравей» указал усиками в сторону кошмарной башни. С досадой зарычав, Серов шагнул внутрь. Хотя башня снаружи упиралась в потолок павильона, внутри лестницы вели вниз; судя по количеству пролетов – в самые земные недра.

«Они яму в бетоне выкопали?» – подумал Серов и начал спускаться. Лестница пронизывала здание без всякой логики, проходя насквозь через перекошенные кабинеты и пыльные архивы. В одном он заметил Надежду Горбаш – пожилая женщина, едва не плача, стыдливо сжимала ноги, а статист в «зеленке» сосредоточенно ковырялся у нее под платьем. Не желая вглядываться в мерзкую сцену – их дело, – Серов зашагал ниже. К запаху разогретой пыли прибавилась вонь зассанных матрасов. Лестница шла через длинный коридор с множеством дверей. Серов шел и не верил глазам: за каждой находилось по палате, где на панцирных кроватях по двое, по трое лежали обнаженные дети, обмороженные, обожженные. Один, синелицый, с затянутым намертво пионерским галстуком, открыл мучнистые глаза и указал пальцем на Серова. Тот взвизгнул и ускорил шаг. Едва не ссыпавшись на очередном пролете, он встретил помрежа: та стояла на коленях перед чучелом сома и истово крестилась.

– Помреж! Какого хера происходит?!

Та не ответила. Под ногами ее валялись листы, покрытые «абырвалгом» с планшета Вовчика. Серов вчитывался в строчки без слов, последовательности, смысла и, холодея, понимал: все действительно идет строго по сценарию. Звонко клацнула хлопушка.

– Сцена последняя, дубль последний!

Раздался негромкий стук в окно. Подняв взгляд, Серов узнал то самое «привидение», про которое спрашивали на лекции; то самое, которое он сам добавлять в «ЖУРЩ» не собирался. Вот что имела в виду Надежда Олеговна, говоря «там мама»…

Утопленница ударила ногой по стеклу. Еще раз. И еще. Зазмеилась трещина. Сморщенная пятка выбила стекло, и на площадку хлынули темные холодные воды. Сперва смыло помрежа, приложило головой об угол шкафа. Потом в воду с громким шлепком свалился сом и радостно закружил на месте. Следом поток снес и Серова. Он ухватился за треногу камеры, но ту унесло вместе с ним. Непостижимым образом камера продолжала работать. Поток пробил его телом перила лестницы и понес с водопадом в черную бездну бесконечно уходящего вниз ЖУРЩа. Серов проплыл мимо устроившегося на краю лестницы Рыбака. На удочку ему попался Леша-Тишин, повис на леске, и теперь крючок разрывал ему щеку надвое.

– Клев-то, клев-то какой! – хохотал он.

Облепившие стены статисты в «зеленке» жадно работали жвалами, подобно жучкам-мертвоедам, пока Серов в обнимку с треногой падал в бездну. Пронзило понимание: они не воскресили «ЖУРЩ», а лишь надругались над трупом, вымазались по самые локти. То, что они принимали за признаки жизни, оказалось экспульсией трупных газов и шевелением немыслимо-гигантских червей, которые прямо сейчас пожирали осыпающиеся декорации. Серов до боли зажмурил глаза, ведь четко знал, что дальше по сценарию: наезд камеры в пасть сома.

Газета «Советская культура». 11 января 1976

27 ноября 1976 года на 48-м году жизни после продолжительной болезни прямо на съемочной площадке скончался выдающийся советский режиссер Олег Борисович Горбаш, внесший значительный вклад в отечественное киноискусство. Коллеги вспоминают его как трудолюбивого и приверженного советским идеалам человека.

Прощание с Олегом Борисовичем пройдет 30 ноября в ЦДК в 16:00.

2019

Последняя смена прошла как в тумане, и Серов почти не помнил, чем кончились съемки. Осталось тягостное ощущение выхолощенности, будто его проглотил, переварил и высрал дохлый сом. Тарелку склеили, но осколков как будто получилось больше. На «шапку» никто не остался. По завершении съемок у Серова не было сил ни радоваться, ни праздновать. Распорядившись подготовить материал для отправки Куньину, он поехал домой.

Стоило зайти в подъезд, как свет погас. Серов выглянул в окно лестничной площадки – темно, как на дне океана, даже новостроек напротив не видно. Похоже, отключило весь район. Он все равно из чистого упрямства ткнул в кнопку вызова лифта – безрезультатно. Вздохнув, Серов включил на телефоне фонарик, взялся покрепче за перила и начал спуск на свой восьмой этаж.

Из обзора Романа Волошина

…и снова «Фонд кино» помог кому-то освоить бюджет. Как и ожидалось, «ЖУРЩ» Серова – очередной бездушный кадавр, который явно сам стремится обратно в могилу, а цифровой Лефанов будет сниться мне в кошмарах. О продакт-плейсменте даже и говорить не хочу: все эти Сбербанки и «Билайны» в советских декорациях смотрятся трупными пятнами на теле фильма. Единственное, что в ремейке удалось воспроизвести близким по духу, – это такой же слащавый и фальшивый хеппи-энд, как и в оригинале. Разве что вместо улыбчивых пионеров здесь в кадре кривляются детишки инвесторов. И Тишину зачем-то пол-лица забинтовали… В общем, то, что сделал коллектив нового «ЖУРЩ», – настоящий грех против искусства. Неудивительно, что сценарист постеснялся упоминать свое имя в титрах: все причастные изгваздались в этой гнили по самые локти. К Надежде Горбаш, конечно же, у меня никаких претензий нет – у человека диагностирована прогрессирующая деменция, и она вообще вряд ли осознавала, в каком снимается дерьме. При этом провал в прокате ничего не даст: деньги выделены на безвозвратной основе при поддержке Минкульта, так что бракоделам продолжат выдавать средства, а значит, «Гараж 2», «Вокзал для двоих 2» и прочая буттгеррайтовщина неизбежны. Подытожим. О мертвых принято говорить либо хорошо, либо никак. Недавно в новостях сообщили, что режиссер Михаил Серов вскоре после завершения съемок неудачно упал на темной лестнице и погиб. Я соболезную его близким и понимаю, что за такие слова, наверное, попаду в ад для кинокритиков, но, по крайней мере, новый «ЖУРЩ» был его последним фильмом, а это не может не радовать.

Бес № 4

Дмитрий Лазарев

Нули и единицы

Глазго, Шотландия

Энди Ричер валялся на диване в гостиной и наблюдал за пауком, угнездившимся в углу под потолком. Обычно такое соседство не раздражало Энди – он вырос на ферме, где пауков была тьма-тьмущая. Покойная тетушка всегда говорила, что домашние пауки самые полезные насекомые, потому что они естественные враги комаров и мошек, так что Энди никогда не убивал их и не разрушал тенет. Но сегодня с пауком было что-то не то.

Энди разобрался с домашними делами, зацепил в холодильнике баночку «Гиннесса» и устроился перед телевизором, когда в голову будто что-то клюнуло: посмотри на потолок. С тех пор он неотрывно следил за пауком, и чем больше он следил, тем беспокойнее ему становилось.

Во-первых, паук совершенно явно наблюдал за ним сверху. И как Энди раньше этого не замечал? Раскорячившись в своей паутине, паук только делал вид, что терпеливо ждет, когда какая-нибудь глупая муха залетит в его сети. На самом деле облюбованный пауком угол имел отличный обзор, и паук пялился на Энди днями напролет.

Во-вторых, паук был явно крупнее, чем помнил Ричер. Сильно крупнее. Он, черт побери, был непозволительно большим! Пока Энди лежал внизу, сжимая банку с пивом, паук несколько раз пошевелился, и Ричер увидел, как сильно просели тонкие нити под его весом.

Идея добрососедства начинала казаться все более сомнительной, но он боялся пошевелиться – казалось, паук только и ждет, пока Энди отправится в кладовку за метлой, и тогда… Кстати, а что тогда?

Из-за этой мысли Энди охватило сильное беспокойство. То, что паук задумывал недоброе, было очевидно. А дальше по коридору, в кабинете, Кэти рисовала свою дурацкую картину и знать не знала об открытии, сделанном Ричером. От этого он волновался еще больше, но почему-то не торопился предупредить ее. Возможно, все дело было в подозрениях относительно нее и того парня с фитнеса, Тода?

Пока Энди лихорадочно соображал, паук неожиданно сорвался с места и побежал по стенке, стремительно перебирая лапками. Он скрылся в коридоре, а Энди, пригвожденный к месту леденящим ужасом, переваривал увиденное. Паучьих лапок было больше восьми – гораздо больше! – а задняя половина туловища, прежде скрытая, сильно напоминала человеческое лицо…

Время странно замедлилось и поплыло, а потом он наконец вышел из оцепенения. Кэти! Схватив кочергу, прислоненную к каминной решетке, Энди ринулся вслед за пауком. Дверь в кабинет была приоткрыта, и оттуда доносились стоны. Врезавшись в нее плечом, он ввалился внутрь, замахиваясь кочергой.

Кэти лежала на полу поверх разбросанных эскизов и холстов, полностью обнаженная, полные груди были перемазаны масляной краской. Ее глаза закатывались от удовольствия. Гигантский паучище раскорячился у ее раздвинутых ног, оплетя их множеством неестественно длинных лап. Там, где у обычного паука крепится брюшко, была человеческая голова – голова тренера Тода из фитнес-клуба. Его язык атаковал чувствительные органы Кэти, и она громко стонала, запустив пальчики в его взлохмаченные волосы.

У Энди потемнело в глазах. Размахнувшись, он всадил в паучью голову кочергу. Раздался мяукающий звук, Кэти истошно завопила. Тварь с человеческой головой содрогнулась, но не прервала своего занятия. На пол полилась черная, будто нефть, жидкость. Энди ударил снова, целя в отвратительный затылок, – кочерга прошила плоть насквозь, и правый глаз вывалился, повиснув на нервных окончаниях. Лапы дернулись и суетливо зашевелились, подтягивая извивающееся туловище выше. Кэти кричала не переставая, ее глаза расширились от ужаса, но смотрели они вовсе не на чудовище на ее животе – они смотрели на Энди.

Занеся кочергу, он изо всех сил обрушил ее на паучье темечко, словно копье. Кочерга прошила голову насквозь и глубоко вошла в живот Кэти. И в тот же момент Энди понял, что это правильно. Оставив парочку подыхать на полу, он вернулся в гостиную, уселся обратно на диван и снова включил телевизор.

Показывали юмористическое шоу.

Тампа, США

Чез сидел в патрульной машине и наблюдал, как Дентон движется к огромному, как амбар, «кадиллаку», положив руку на табельное оружие, когда впервые услышал голос. Голос позвал его по имени.

Они с Дентоном патрулировали шоссе № 60, идущее к Тампе с Восточного побережья. Смена подходила к концу, и Чез, сидящий за рулем, собирался уже двигаться в сторону участка, когда Дентон обратил внимание на «кадиллак» с забрызганными грязью номерами. Скорее всего, парень просто свернул с одной из ферм, идущих одна за другой к северу от шоссе, – дороги там всегда были говняными, но инструкция требовала проверки, так что напарникам пришлось включиться в работу. Жаркое флоридское солнце клонилось к закату, слепя глаза, Чез мечтал о двойном чизбургере, и тут с ним неожиданно заговорил дробовик.

«Ремингтон 870» из стандартного обмундирования, закрепленный в пазах возле коробки передач, сказал Чезу, что неплохо было бы наказать этого парня на «кадиллаке». Да, совсем неплохо было бы, если ты понимаешь, о чем я, напарник. Всадить в живот парочку экспансивных пуль. Перебить позвоночник.

Чез смотрел на дробовик, чувствуя, как покачивается мир вокруг. Во рту стоял кислый привкус.

Хочешь, я расскажу тебе кое-что об этом парне, Чез? Он любит маленьких девочек. У него на ферме есть пони, а маленькие девочки без ума от пони, так? И этот подонок с радостью привозит их покататься на пони… а потом ведет в дом и убеждает отблагодарить его, и я уверен, что ты не захочешь услышать продолжение. Потому что оттуда бедные малышки уже не выходят.

Чез почувствовал, как забилась жилка на виске. У него самого была маленькая дочка, Бэкки, настоящий ангелочек, – и она тоже обожала пони.

Я помогу, напарник, упорствовал «ремингтон», обещающе поблескивая в лучах закатного солнца. Чез протянул руку, коснулся приятной нагретой стали. Потом выпростал оружие из пазов.

Впереди Дентон, склонившись к окну «кадиллака», беседовал с водителем. Звук передернутого затвора заставил его повернуться. Лицо напарника удивленно вытянулось.

– Чез, какого черта ты…

Чез сильно толкнул Дентона открытой ладонью, отчего тот попятился, пытаясь сохранить равновесие, и наконец плюхнулся на задницу. Мерзавец в салоне «кадиллака» застыл. Это был престарелый чикано с седыми как лунь волосами. Его рот изумленно раскрылся, обнажив остатки пожелтевших зубов, когда Чез спустил курок. Грохнул выстрел, и половина головы чикано исчезла, разбрызгав ошметки мозгов по салону. Кто-то истошно заверещал. Заглянув внутрь, Чез обнаружил на заднем сиденье старуху, голосящую, как пожарная сирена, – и как только он раньше ее не заметил?

А вот и мамаша, заявил голос авторитетно. Яблочко от яблоньки недалеко укатилось…

Просунув ствол в окно, Чез пристрелил и бешеную старуху. «Ремингтон» удовлетворенно крякнул. Сбоку что-то кричал Дентон. Чез посмотрел на напарника сверху вниз. Жалкий, беспомощный, тот сидел в грязи у дороги, пытаясь вытащить табельный «глок» из кобуры, и никак не мог справиться с застежкой. Переполненный восхитительным чувством собственной правоты, Чез развернулся и выпустил в него две пули, размазав Дентона по дороге, будто жука. Он всегда был хреновым копом, если разобраться…

Закинув «ремингтон» на плечо, Чез пешком двинулся в сторону Тампы. Город кишит преступниками, и новый напарник поможет ему отделить зерна от плевел.

Каш, Турция

Серхан устроился в тени под лимонным деревом, удобно вытянув ноги в свободных штанах. На столике рядом дымился янтарный яблочный чай в тонкой армуде. В отеле была полная загрузка – разгар сезона, но гости отправились кататься на каяках в Кекова, так что можно было расслабиться и насладиться еще одним отличным днем.

Он пил четвертую армуду, когда впервые заметил, что все куда-то идут.

Отель находился чуть в глубине, в тихом переулке, но с места Серхана под деревом открывался отличный вид на улицу Ататюрка, спускающуюся к морю. В сезон там постоянно царило оживление – толпы туристов кочевали между палатками с сувенирами, ресторанами и чайными, сновали туда-сюда мопеды, степенно двигались в сторону мыса туристические автобусы. Сегодня все было как обычно, не считая маленькой детали, на которую Серхан даже не сразу обратил внимание.

Все движение сосредоточилось в одном направлении – вниз, к морю.

Он отставил армуду, просунул ноги в растоптанные сандалии и неспешно прошелся по проулку к улице.

Прохожие с сосредоточенным видом спешили в сторону пирса. Серхан с удивлением рассматривал опустевшие сувенирные палатки. Даже Башак, торгующая шляпками и сланцами, оставила свое место и куда-то пропала – опустевший прилавок без нее выглядел неприкаянно.

Мимо шли туристы и местные жители. Серхан окликнул одного-двух мужчин, но его как будто не заметили. Встревоженный, он поплотнее затолкал ноги в сандалии и влился в общий поток.

Толпа вынесла его к причалу. Здесь было жутко тесно, а народ все прибывал и прибывал, стекаясь с боковых улочек. Серхана толкали локтями, наступали ему на ноги. Лица собравшихся выглядели идиотски-восторженными. Сзади продолжали напирать, подталкивая вперед, к морю, и, оказавшись у бетонного пирса, он увидел.

Греческий остров Кастелоризон вдали окутывало голубоватое сияние. Люди вокруг тянули к нему руки, словно в безмерной жажде прикоснуться к чему-то божественному. Аллах явил им чудо! Первые ряды вступали в море, но продолжали идти до тех пор, пока вода не смыкалась над их головами. Это не останавливало паломников – Серхан видел множество тел, покачивающихся на голубой глади Средиземного моря. Задние ряды напирали, выдавливая толпу в воду, и с леденящим ужасом Серхан понял, что не сможет вернуться.

Он толкался, работал локтями, изо всех сил пробивая дорогу из суицидального потока, но все было напрасно. Паломники с дебильными счастливыми лицами смотрели только вперед, не обращая внимания на тычки и удары. Мимо проплыл фонарный столб. Серхан ухватился за него, сжимая пальцы, но толпа несла его дальше, и столб вырвало из захвата. Еще пару минут отчаянной борьбы, и под ногами заплескалась соленая вода.

Он понял, что единственный шанс – попробовать выплыть, но море вокруг было запружено телами, а силы у него заканчивались очень быстро…

Хошимин, Вьетнам

Хуан Нгуйен проснулась и села в кровати, недоумевая, что же ее разбудило. В темноте номера бесшумно работала сплит-система, гоняя по комнате ледяной воздух, от которого кожа на голых плечах вмиг покрылась мурашками. Потянувшись к столику, Хуан нащупала телефон и проверила время. Три утра…

В отеле «Голден Централ», самом высоком в городе, стояла тишина, но смутное чувство тревоги не отпускало. Накинув халатик, Хуан босиком прошлепала к двери и выглянула наружу. Коридор был пуст. Вернувшись к себе, девушка села в кресло и сделала несколько глубоких вдохов.

Должно быть, все дело в завтрашнем собеседовании в «Винфаст», сказала она себе. Нервы шалят… Хуан с большим трудом удалось пройти первые этапы отбора – ее нячангский диплом по английской литературе слабо котировался в крупных хошиминских компаниях. К счастью, у троюродного брата отца Ванг Хунга оказались знакомства в главном офисе…

Соберись, девочка, велела она себе. Ты справишься.

Поднявшись, Хуан вышла на балкон, чтобы еще раз насладиться зрелищем, открывавшимся с тридцать девятого этажа. И тогда она увидела.

Полная луна, повисшая посередине ночного неба, медленно поворачивалась. С ее оборотной стороны, прежде скрытой, оказался Глаз. Невообразимо огромный не мигающий Глаз с вертикальным хищным зрачком. Хуан застыла, до боли вцепившись в перила.

Глаз завис над городом, уставившись на нее сверху. Он гипнотизировал, лишая воли, лишая способности к сопротивлению. Он звал, и девушка повиновалась. Голая ступня нащупала перила, Хуан поднялась, балансируя над пропастью, но стала всего лишь на полтора метра ближе к Глазу – ничтожная величина по сравнению с разделяющей их бездной пространства. Она шагнула вперед, чтобы быть еще ближе, и черная пропасть внизу распахнула свои объятия.

В последний миг наваждение рассеялось, и падающая девушка страшно закричала, разбудив прочих постояльцев. Скоро они выглянут, чтобы узнать, что произошло, и Глаз будет ждать и их тоже.

С нетерпением.

Пущино, Россия

Антонина Ненашева, старший научный сотрудник Пущинской обсерватории, в сильном волнении склонилась над мониторами. Вот уже несколько часов подряд все системы регистрировали мощные сигналы, отраженные Солнцем. Нечто, похожее на двоичный код, транслировалось на Землю из глубин космоса, откуда-то со стороны созвездия Змееносца.

Антонина одну за другой просматривала ленты записей. Сигнал выглядел полной бессмыслицей, но тем не менее в нем угадывалась системность – не просто набор случайных нулей и единиц, а самое настоящее послание.

– Владик! А ну-ка иди посмотри! – крикнула она.

В дверях центра управления обсерваторией возник Владислав Замойский, ее коллега и по совместительству любовник.

– Что такое?

Замойский специализировался на радиосвязи, но на этот раз его заинтересовали не распечатки, лентой струящиеся из приемника, а спина Ненашевой в белом лабораторном халате, скрючившаяся над пультом управления. Он остановился у входа, буравя коллегу подозрительным взглядом.

– Не понимаю, – размышляла вслух Антонина. – Это не похоже на шифр, скорее… на программный код, что ли. Будто алгоритм на ассемблере. Взгляни на эти распечатки…

Владислав не слушал. Он вдруг понял – так резко, будто что-то в голову ударило, – что там, в белом халате, сидит не Антонина вовсе. Да и вообще не человеческая женщина. Существо, облаченное в лабораторный халат, лишь притворялось человеком. На самом деле оно поджидало его… Хотело, чтобы он подошел поближе…

Ему казалось, что тварь у пульта негромко подхихикивает, перебирая бумажки. Руки медленно тянулись, удлинялись, ползли, словно змеи, чтобы незаметно подобраться к нему, вцепиться…

– Этот сигнал принимают, наверное, по всей Земле… – задумчиво пробормотала Антонина. – Просто невероятно! Мы ждали первого контакта так долго…

Владислав бесшумно отворил пожарный стенд и вытащил длинный топор с блестящим лезвием, выкрашенным в красный цвет.

Черт № 10

Сергей Возный

Дверца и ключик

И скакал пречудный богатырь Бова Королевич три дня и три ночи, а когда явился в свой дом, то увидел, что все там умерли, кроме жены его Дружевны. Потому что пришли в этот дом разбойные люди с чертенячьими пятаками, и один был с обрезом, один с винтарем, а еще двое с шашками. Хотели Дружевну снасильничать, но Бова тут выхватил меч-кладенец да как начал рубить! Положил тех гадюк кровяных, и рука не дрогнула, только матери с отцом ему было жалко, да братьев с сестрами, да бабушку…

К ночи опять не по-весеннему схолодало. Промозглый ветер с Невы влез сквозь щели чердака, принялся завывать под крышей, заставляя Мишку кутаться в зипунок. Неподшитые валенки напрочь промокли днем, сейчас нагревались от костра потихоньку. Тянуло мокрой шерстью и горелым навозом. Будто в деревне, когда топишь печь кизяками.

– У Палкина, что на Невском, кулебяки были знатные, – вторгся в мысли писклявый голос Стохи. – Нас в саму лесторацию не пускали, но если с прислугой поладишь, так могут и вынести, что пригорело. С вязигой да с рыбой красной, у-у!..

О жратве Стоха мог говорить вечно. Похоже, и думал только о ней. Мелкий, чернявый, цыганистый, с огромным щербатым ртом, будто не все молочные зубы еще повыпадали. С виду больше десяти годов не дашь, но хитрости да ловкости – как у взрослого парня. Воришка, из начинающих. В деревню такие тоже забредали, похристарадничать и стырить, что плохо лежит. Лупили их смертным боем, но всех не перелупишь. В лихое время народ из городов бежит к земле, там прокормиться легче – только сам Мишка сделал наоборот. Так уж вышло.

– …Бывало, гречевника стыришь кусок, еще тепленького да с корочкой, зубы воткнешь, а он аж сладкий, мама моя! Марципанов там всяких не надо, когда такое!