Дикие птицы

Чувствую, как тело каменеет, руки замирают над бокалами, а сердце пропускает несколько ударов. Боюсь поднять глаза и увидеть пришедшего. Это Джейсон, да? Он решил не сдаваться? Или Николас? Для полного счастья мне не хватает только очередного приглашения на свидание.

Эмма возвращается в зал, а я нервно протираю руки о фартук и поднимаю взгляд. Увидев своего гостья, чувствую, как вся тревожность исчезает и сменяется чистой злобой. Инстинктивно хватаю пустой графин и, замахнувшись, рычу, перебивая музыку:

– Убирайся отсюда, пока я не проломила тебе голову!

Эктор, не дрогнув, опирается на барную стойку и едва заметно улыбается. Ох, когда-нибудь я сотру эту ухмылку с его губ. Отвожу руку дальше, будто действительно собираюсь ударить его, но мы оба знаем, что я не смогу покалечить его прилюдно. К моему огромнейшему сожалению.

– Может быть, уберешь свое оружие? – Эктор указывает в сторону графина. Когда я не выпускаю тяжелую посуду из рук, он тяжело вздыхает, запускает руку во внутренний карман своей куртки, достает оттуда маленький белый флаг на деревянной ручке и машет им перед лицом. – Клянусь, что пришел с миром, сестра.

Прищурившись, предупреждающе смотрю на Эктора. Парень поднимает руки и быстро добавляет:

– Прости, привычка. Я пришел с миром, Лили.

Некоторое время продолжаю просто смотреть на Эктора. Он заслуживает получить по голове чем-то тяжелым за то, что недооценил М. Эктор считает себя особенным, думает, что босс питает к нему теплые чувства. Он не понимает, стоит ему оступиться хоть немного, его спишут в утиль, как и меня когда-то. Упасть всегда легче, чем подняться. Эктор должен умерить свою самоуверенность, иначе М будет натравливать своих головорезов не только на меня.

Но как бы я не была зла на Эктор, я волнуюсь за него. В этом противостоянии он мой единственный союзник. Если он потеряет расположение М, мы оба потерпим неудачу.

– Если ты хотя бы догадывался о том, что сделает М, я лично выпотрошу тебя, Эктор, – все-таки говорю я и тяжело вздыхаю. – А пока я согласна на перемирие.

Эктор, просияв, перегибается через барную стойку и сгребает меня в свои медвежьи объятия. Не успеваю даже предпринять попытку оттолкнуть его. Да и не хочу, честно говоря.

– Прости, сестра, я больше не допущу, чтобы ты пострадала, – говорит Эктор мне на ухо, перекрикивая громкие биты музыки.

Мы стоим так не больше минуты. Для наших отношений вряд ли есть подходящее название. Будь на месте Эктора кто-то другой, вряд ли бы я так долго смогла продержаться в слугах М. Вслух я этого никогда не скажу, но если бы он встретился мне при других обстоятельствах, в другой жизни, я была бы счастлива такому другу.

Эктор отпускает меня, занимает один из стульев за барной стойкой и складывает руки на груди.

– Мы перехватили того урода в больнице, – осмотревшись по сторонам и убедившись, что нас не слышит никто лишний, говорит он. – У Николаса есть купленный доктор. Надеюсь, Кинг подумает, что нападавший просто сбежал.

Киваю и смешиваю последний коктейль. Для Николаса я должна быть чиста, а пропавший мужчина, напавший на меня без особой причины, уже может создать повод для подозрений. Мою биографию подчистили УБН и ФБР, изменив имена родителей. К сожалению, мое место рождения по-прежнему был штат Колима. Готова поспорить, Николас осведомлен, что именно там находится самый крупный картель в Западном полушарии. Еще один факт не в мою пользу. Чертовы ленивые федералы.

Эктор встряхивает волосами и указывает на бутылки позади меня.

– Раз уж ты больше не дуешься, может, нальешь мне текилы? – просит он.

Беру поднос с напитками в руки и, мило улыбнувшись, отвечаю:

– Приходи через три года, и я обязательно тебя угощу.

Наклоняюсь к холодильнику, достаю жестяную банку содовой и ставлю перед Эктором.

– Пока пей колу, малыш, – ухмыляюсь и подмигиваю ему.

Проходя мимо Эктора, треплю его по щеке, как маленького мальчика. Он возмущенно открывает рот и отталкивает мою руку, а я убегаю отдать заказ. Сомневаюсь, что Эктору Лопесу часто отказывают налить стопку в баре. В конце концов, большую часть баров, в которых он бывает, его банда – разумеется, с подачи М – снабжает наркотиками. Сделаю доброе дело и помогу ему соблюсти хотя бы один закон штата Калифорния. Оставив Экстора с его раненным эго, отношу заказ на нужный столик.

Стоя спиной к выходу, чувствую, как волоски на шее встают дыбом. Кто-то смотрит на меня. Это не Джейсон. Его тяжелые взгляды я различу из тысячи. С опаской кидаю взгляд через плечо и тут же сгибаюсь пополам, прячась от неожиданного гостя за танцующими посетителями. Парочка, танцующая в паре дюймов от меня, удивленно и вопросительно поднимают брови. Отмахнувшись, бормочу что-то про упавший чек и ползу в направлении бара. У меня есть много вопросов ко вселенной. Например, почему умирают дети? Почему властью наделены те, кто не имеет права даже за резиновой уточкой ухаживать? Или за что она наказывает раком самых невинных?

Но сейчас меня интересует только одно: какого черта Николас Кинг делает в «Лайме и соли»?!

Эктор не замечает меня, и мне приходится хорошенько ущипнуть его за лодыжку. Парень, подчинившись рефлексам, тянется к пушке за поясом джинсов. Мне не хватает времени, чтобы испугаться, потому что паника нарастает с каждой секундой. Мысли мечутся из стороны в сторону: нас поймают, бабушка никогда не вылечится, М убьет меня. Эктор, рассмотрев меня под светом софитов заковыристо ругается на испанском языке и рявкает:

– Лилиана, ты с ума сошла? А если бы я выстрелил?

Приподнимаюсь, стараясь оставаться под щитом из танцующих людей, хватаю Эктора за руку и утаскиваю в сторону служебного помещения. Он особо не сопротивляется, когда я толкаю его за железную дверь.

– Николас здесь, – тараторю я, посматривая по сторонам. – Убирайся через служебный выход сейчас же.

Эктор лишь на секунду напрягается, кивает а затем его губы расплываются в широченную улыбку.

– А ты зацепила его, hermana, – сложив руки на груди, замечает он. – Может, тебе пора вести уроки соблазнения?

Закатываю глаза, толкаю ухмыляющегося Эктора, жалея, что не ударила его графином, и возвращаюсь за бар. Ладони потеют, руки трясутся. Пытаюсь не подавать виду, насколько я взвинчена. Хватаю салфетку и принимаюсь натирать уже чистые бокалы, излишне сосредоточенно разглядывая их ножки, чтобы не выискивать Николаса глазами. Мне кажется, что адреналин клокочет в моих венах, заставляя сердце тревожно и быстро биться. Тело в поисках способа отвлечься повинуется мелодичному ритму, и бедра раскачиваются в такт музыке. Сама того не замечая, подпеваю знакомой «Gasolina».

С губ срывается нервный смешок. Интересно, насколько глупо я выглядела, когда ползла на корточках по всему бару, а потом прятала Эктора, словно он мой тайный любовник? Если бы все было так прозаично. Все дело в том, что Эктор не раз приходил к Николасу для заключения сделки на получение права продажи на его территориях. По сути все, чем сейчас занимается «Lágrima», либо мелочь, либо то, за что в любой момент может начаться война. Банды будут грызться за любой метр, на который их соперники посмели ступить.

Вряд ли Николас мог не запомнить назойливую задницу Эктора, так что мы были на волоске от того, чтобы быть пойманными.

– Хотела сбежать от меня, птенчик?

Даже зная, что Николас подойдет, вздрагиваю. Музыка стихает, когда я медленно поднимаю глаза. Ник, поставив руки на барную стойку, наклоняет голову, разглядывая меня. Бокал замирает в моей руке, когда мой взгляд скользит по нему. Конечно, я не упускаю возможность рассмотреть его рельефные мышцы, выглядывающие из-под серой объемной футболки, светлые волосы, падающие на лоб несколькими непослушными прядями, и глаза, будто два светящихся топаза в темноте бара.

Но сильнее меня цепляет не его красота, а нервный взгляд. Когда Николас видит десятки бутылок, стоящих за мной, людей, пьющих коктейли и охмелевших от спиртного, его челюсти напрягаются, а взгляд становится потерянным. По его лицу ходят желваки, а кулаки на мгновенье сжимаются.

Боже мой, ему не стоило приходить сюда. «Лайм и соль» – это олицетворение всего, с чем он борется. Я слышала часть его речи на встрече анонимных алкоголиков. Николас сражается с зависимостью уже восемнадцать лет, больше половины жизни его терзает болезнь, погубившая не меньше людей, чем войны.

Оглядываюсь по сторонам, думая, куда бы увести Ника. Эктор должен был успеть выйти через служебный выход и покинуть бар, поэтому молча киваю Николасу в сторону железной двери и сама направляюсь туда, молясь не увидеть своего названого брата.

Проскользнув внутрь, облегченно выдыхаю, но в следующую секунду мою талию обхватывают крепкие руки и разворачивают. Ударяюсь щекой о каменную грудь Николаса и удивленно поднимаю глаза.

– Что ты творишь? – шиплю на него.

Не ответив и не отпустив меня, Ник, осмотрев служебное помещение, замечает кухонную стойку для персонала позади нас и, подняв меня в воздух, как тряпичную куклу, усаживает на нее. Моя спина упирается в стену. Николас, раздвинув мои бедра, устраивается между моих ног, а руки ставит по обе стороны от меня, окончательно загоняя в ловушку. Жар его тела опаляет кожу, а близость заставляет пульс подскочить.

Николас наклоняется ко мне. Его неожиданно тяжелое дыхание щекочет губы. Кажется, я перестаю дышать.

– Птенчик, ты заставляешь меня грустить, – с легкой хрипотцой в голосе и хитрой ухмылкой на идеальных губах говорит Николас. Шумная музыка практически не пробивается в эту комнату, и я отчетливо слышу каждое его слово. Небесные глаза Николаса впиваются в меня проникающим под кожу взглядом. – Разбиваешь сердце своей холодностью. Разве можно так поступать с твоими поклонниками?

Рука Ника перемещается на мое бедро, и я чувствую, как под его пальцами кожа начинает пульсировать. Дыхание окончательно сбивается, и я вонзаю ногти в край стола. Пальцы Николаса дразнят меня, поглаживая кожу внутренней поверхности бедра. Он находится на достаточном расстоянии от моей киски, но почему-то это движение кажется самым интимным, что я чувствовала в своей жизни.

– А что, если я действительно холодна к тебе? – выдавливаю я.

Николас приподнимает вторую руку и проводит костяшками по моим оголенным рукам, пальцами поглаживает ключицы, нежно касаясь, линии декольте, обнаженной в блестящем бюстгальтере униформы, и обводит линию челюсти. Мои глаза расширяются от его беспардонности, но остановить Ника не решаюсь. Каждое прикосновение нежное и в то же время обжигающее. Николас коварно ухмыляется, когда мое тело подается ему навстречу. Он наклоняется ближе, и мой взгляд падает на его губы. Сегодня меня целовал мужчина, с которым я провела не один месяц, мужчина, согревающий мою постель много ночей, но каждое воспоминание меркнет.

Пусть Николас Кинг и зависим, он сам настоящий чертов наркотик, на который ты подсядешь, даже не попробовав.

К счастью, я работаю на наркокартель, и его первое правило – не пробуй свой товар. В моей ситуации Николас был товаром, человеком, которого я собираюсь продать. Не стоит про это забывать, даже если одно присутствие Ника уже отвлекает.

– Я слишком хорош, чтобы кто-то мог устоять, птенчик, – не уверена, шутит ли он или говорит серьезно. В любом случае его самоуверенность работает. Николас вновь обхватывает мою талию и притягивает к себе так, что мои ноги оборачиваются вокруг его бедер. Он прекрасно знает, что делает, потому что моя сердцевина оказывается почти прижатой к его паху. – Знаешь, что я первым заметил, когда увидел тебя на приеме, а теперь и в баре?

Николас практически касается губами моих губ. Судорожно глотаю воздух, когда он вжимается в меня. Разве все это не считается домогательством? Не то, чтобы я возражала… Его твердый член чувствуется хорошо даже через плотные слои одежды. И ублюдок знает об этом.

– Свое отражение в моих глазах? – пытаюсь пошутить и отвлечься от давления между ног.

Николас хрипло посмеивается и качает головой. Затем он наклоняется к моему уху, и мне кажется, что большего я не выдержу, когда он говорит:

– Твои твердеющие соски, птенчик. Они всегда такие напряженные, когда мы встречаемся.

Мне не нужно смотреть на свою грудь, чтобы подтвердить слова Ника. Он слишком близко, его слова слишком грязные, а мое тело слишком уступчиво. Все это слишком. Мне кажется, мои щеки и шея полыхают настоящим огнем.

Кладу ладонь на грудь Николаса, желая оттолкнуть его, но вместо этого пальцы почему-то сжимают его футболку.

– Мы встретимся завтра, – произнести эти три слова стоит мне огромных усилий.

Николас по-кошачьи улыбается и подается вперед. Мое сердце делает кульбит, а мозг представляет, каковы на вкус его поцелуи и насколько мягки его губы. Дыхание Ника ласкает мой рот, но фантазии не становятся реальностью. Наклонившись, Николас целует меня, но лишь в щеку. Мои веки трепещут и опускаются, когда его губы касаются раскрасневшейся и горящей кожи.

Мне нужен антидот от очарования Николаса. Он воздействует на меня на каком-то неведомом уровне. Когда Николас спас меня в том переулке, он был нежным, хотя и не был обязан, я почувствовала, как в стену внутри меня врезался огромный валун сомнений. С нашей первой встречи Николас не был плохим человеком, каким мне стоит воспринимать его. Если я не успокою свою совесть, то не выполню задание. Провал будет стоить бабушке жизни.

Вот на чем, я должна сосредоточиться.

– Я знаю, где ты живешь, Лили, – не отстраняясь, говорит Николас. Мой нос утыкается в его скулу, и я чувствую, как приятно пахнет его слегка колючая от щетины кожа. – Заеду за тобой в восемь.

Он дает мне еще мгновение, чтобы я насладилась его теплом и близостью, – или скорее полностью запуталась в собственных мыслях – и отталкивается от кухонной стойки. Сложив руки в задние карманы своих джинсов, Николас отступает к противоположной стене. Я проклинаю лампы, освещающие служебное помещение, потому что Ник прекрасно видит, в какое безобразие превратил меня. Его лицо практически сияет от ощущения победы.

– Ага, – бормочу я, опустив взгляд и спрыгнув с кухонной стойки.

Прохожу к двери и берусь за ручку, пытаясь собрать кашу в голове в связные мысли. Натянув на лицо нечто, издалека напоминающее улыбку, поворачиваюсь к Нику и сладко говорю:

– Я буду считать минуты до нашей встречи, мистер Кинг.

Николас, различив явную издевку в моем голосе, ухмыляется еще шире. Кладет руку себе на сердце и театрально вздыхает.

– Почему мне кажется, что ты снова пытаешься убежать от меня, мисс Варгас?

Уголки моих губ вздрагивают, но я напрягаю мышцы лица, удерживая улыбку.

Лучше бы ты послушал свой внутренний голос и забыл обо мне, думаю я.

– А ты не задумывался, что я слишком боюсь быть отвергнутой после первого же свидания? – вполне серьезно спрашиваю я, поймав взгляд Николаса.

Ник преодолевает расстояние между нами, поднимает руку и скользит пальцами по скуле, там, где недавно были синяки. Он поджимает губы, вспоминая, как плохо я выглядела, но быстро отбрасывает картинку прошлого и встряхивает волосами.

– Страх только сковывает нас, птенчик, – говорит Николас. – Если ты не готова прыгнуть в новый опыт и полностью окунуться в него, жизнь будет невыносимо скучна.

Мой желудок сжимается. Совесть тут же умолкает, а разум выстраивает цепочку необходимых шагов плана.

Какая же я наивная!

Скольким женщинам Николас говорил подобное? Сколько из них поверило, что «новый опыт» с ним станет чем-то большим? Николас почти признался, что я для него очередное развлечение. Новая блестящая игрушка, которую он хочет заполучить себе. Его сводит с ума, что я не отдаюсь ему, не падаю перед ним на колени. Для Николаса я не особенная. Он просто не привык слышать «нет».

Пора уяснить, что Ник не мышка, а я не кошка. Я разыгрываю партию, в которой он мой соперник и моя цель. Не всегда же он должен выигрывать. Настала очередь Николаса быть обманутым.

– Ты прав, – мой голос становится кристально спокойным, а на губах расцветает безупречная улыбка, подпитываемая огнем, пылающим в душе. – Я не хочу, чтобы жизнь была скучна.

А ты, Николас Кинг, вскоре забудешь про спокойствие, потому что я влезу тебе под кожу и заставлю полюбить себя. Можешь бежать, но я сделаю все, чтобы твое сердце, твоя воля и твоя душа принадлежали мне. В конце концов, не только же тебе разбивать сердца.

Глава 7

Колима, Мексика, 15 лет назад…

В нашем доме есть несколько правил для меня, их не так много, как для мамы и бабушки, но самое главное – не бродить по ночам. Папа уложил меня еще два часа назад, спев одну из народных мексиканских песен. Он хорошо попадал в ноты, и мне не терпелось поскорее спеть с ним песню, которую мы подготовили для мамы на ее день рождения.

Папа очень разозлится, если узнает, что я брожу по дому. Но он простит меня, когда я объясню, что мама забыла обнять меня перед сном. Обычно она всегда приходит ко мне. Наверное, она устала и уснула. Я быстро поцелую ее, пожелаю спокойной ночи и вернусь в свою спальню.

Перепрыгивая со ступеньки на ступеньку, в очередной раз думаю, зачем нам нужен такой большой дом. В нашей семье всего шестеро человек, но дядя Алехандро с женой Бьянкой живут не здесь. Наверное, папа хочет показать, как много у него денег. Я слышала, как его называют боссом. Думаю, это что-то хорошее. Может быть, он король, как в сказках? Тогда я буду принцессой? Мне это нравится.

Спустившись на второй этаж, замечаю несколько взрослых мужчин, работающих на папу, и быстро прячусь под столом. Они проходят мимо, держа за поясом пистолеты. Противные штуки. Громкие, тяжелые и опасные. Папа давно учит меня пользоваться ими. Но даже наушники и перчатки не спасают меня от оглушительных звуков и боли в руках при выстреле. Один раз я поранилась до крови! Бабушка очень злилась на папочку, но я объяснила, что он учит меня защищаться. Дядя Алехандро помогает ему и учит меня бить по резиновой штуке кулаками. Я буду очень сильной!

Выскальзываю из-под стола и на цыпочках бегу к спальне мамы. Раньше она спала вместе с папой, но он стал задерживаться на работе, и мамочка переехала в другую комнату. Дверь в ее спальню оказывается приоткрыта. Хмурюсь и складываю руки на груди. Если мама не спит, то почему не пришла ко мне?

Берусь за ручку, намереваясь толкнуть дверь и испугать маму, но вдруг слышу голоса.

– Дариэла, это слишком опасно! – тихо причитает кто-то. Прислушавшись, понимаю, что это бабушка. – Мигель становится параноиком. Ты слышала, что он сделал? Следующими будем мы!

– Мама! – это уже голос мамы. – Мигель не тронет свою дочь. Мы не можем сбежать.

Слышу всхлип. Бабушка плачет. Я часто видела слезы на ее глазах в последнее время, но она говорила, что просто скучала по дедушке. Значит, она соврала мне? Почему они говорят о папе?

– Ты говорила, что он не тронет и тебя, – бабушка так печальна, что мне хочется ворваться в комнату и крепко-крепко обнять ее. – Когда ты в последний раз заглядывала в зеркало?

Раздается громкий удар. Я слышала такое раньше, когда разбила вазу тети Бьянки.

– Я не буду использовать это! – рычит мама. – Это все равно, что подписать себе смертный договор.

– Ты уже взрослая девочка, Дариэла, – спокойно произносит бабушка. – Но вот Лилиана совсем юна. Я сделаю все, чтобы она спаслась, и заберу ее из Мексики, даже если мне придется навсегда простится с дочерью.

Не выдержав, забегаю в комнату. Пальцы ног врезаются в осколки вазы, чувствую, как по ступням стекает кровь, а по щекам – слезы. Мама с бабушкой удивленно прикрывают рты ладонями и бросаются ко мне, чтобы осмотреть ноги. Но мне не больно. Я слишком сильно злюсь для этого.

– Я никуда не уеду от папы! – кричу я, вытирая мокрые щеки. – Он поет мне песни, дарит конфеты и платья и катает на лошадях. Нельзя бросать людей, которых ты любишь!

Мама быстро хватает что-то со стола и прячет в комоде, затем достает аптечку и садится возле меня. Упрямо продолжаю стоять на стекле, только когда становится совсем невыносимо, я падаю. Мама обдувает мои ранки, вынимает осколки и обрабатывает чем-то очень едким. На мой плач сбегается вся охрана, а следом появляется и папа. Смотрю на его лицо и съеживаюсь. Никогда не видела папу таким злым.

Увидев меня, он громко ругается:

– Две идиотки! Почему вы не смотрели за ребенком?

Взяв меня на руки, папа поглаживает меня по голове.

– Тише, птичка, – шепчет он. – Ты же у меня сильная девочка. Сейчас мы отвезем тебя к доктору.

Кивнув, оборачиваю руки вокруг шеи папы. Он целует меня в лоб и уже направляется к выходу, когда я вижу на шее мамы большие синяки и бормочу:

– Маме тоже надо к врачу, папочка.

Но папа уже выходит из комнаты.

– Не волнуйся, птичка, твоя мать уже большая, – очень холодно говорит он. – Ей просто нужно наконец-то понять, что у каждого действия есть свои последствия.

О чем говорили мама и бабушка, я поняла лишь спустя время.

Лос-Анджелес, Калифорния, США, наше время…

С самого утра мне казалось, что мои связки перестали меня слушаться. Каждая высокая нота выходила фальшивой, с чем бабушка была не согласна. Я давно ей не пела, и она радовалась, слыша мой голос. Песню для проб выбирала не я, а М. Не скажу, что она плоха, но если бы выбор был за мной, я бы не взяла любовную балладу Шона Мендеса. М же захотелось повеселиться.

Бабушка, увидев, как я волнуюсь, всучила мне крестик, который никогда не снимала. Антония Варгас – убежденная католичка. Она верит в Бога и его неисповедимые пути, а наше положение видит испытанием за то, что произошло в Мексике. За то, то случилось с моими родителями.

Я не атеистка, нет. Я уверена, что есть высшие силы, просто мне не кажется, что они определяют нашу судьбу. Мне проще смириться со своей паршивой жизнью и поименно знать тех, кто почти погубил меня, чем думать, что все это чей-то план.

Тем не менее, крестик я взяла.

Золотое украшение нагрелось в моей ладони, и я отпускаю его. Оторвав взгляд от текста песни и нот, оглядываю длинную очередь музыкантов, проходящих прослушивание, как и я. Все мы уже прошли первый этап, теперь здесь лучшие из лучших. И я. Не представляю, как мне удалось попасть сюда.

С самого прихода в офис звукозаписывающей студии я пытаюсь отыскать Николаса, но его нет здесь. Эктор уверял меня, что Ник лично контролирует процесс отбора артистов, так где же он, черт возьми? Весь смысл моего прослушивания заключается в том, что он увидит меня еще раз, очередная неслучайная случайность, подстроенная судьбой. Я не стану звездой, не подпишу контракт, но мое появление может действительно подстегнуть Николаса на начало отношений.

Главное, чтобы он не решил, что я изначально охотилась за ним.

Устав нарезать круги по коридору, сажусь на пол и напеваю строчки песни:

«Вдыхая воздух из легких,

Срывая кожу с костей,

Я готов пожертвовать своей жизнью ради тебя,

И я с радостью сделаю это дважды».

Не понять тонкий намек от М практически невозможно. Босс будет требовать от меня жертв. Одной будет слишком мало.

Дверь в студию открывается, и из нее выбегает заплаканная девушка. Она бежит на шпильках с такой скоростью, что мне становится страшно за ее ноги. Когда девушка пролетает мимо меня, я слышу ее причитания о собственной никчемности и отсутствие таланта. Кажется, ее уход напряг всех музыкантов. Не сговариваясь, мы дружно переглядываемся и молча уставляемся на дверь.

Словно по команде, из студии выходит мужчина. Устало потирая свой лоб, он, смотря в планшет, говорит:

– Лилиана Варгас, вас ждут.

Проклятье. Не припомню, чтобы на собеседование в Джулиард у меня так сильно тряслись колени. Та Лилиана видела в своей жизни только пение, она забыла про кусающее за пятки прошлое и жила в стабильности. А я собираюсь осквернить воспоминания о ней, использовать последнее святое, что осталось у меня, в корыстных целях М.

Поднявшись, отряхиваю шорты и на ватных ногах направляюсь к ужасающей двери. В микшерной вижу еще двоих мужчин. Они выглядят утомленными, но все же вежливо здороваются, увидев меня. На автомате отдаю им запись минуса с нужной мне аранжировкой.

– Мисс Варгас, вы можете оставить свои вещи здесь, проходить в тон-зал и надевать наушники, – указывает тот же мужчина с планшетом.

Вокальная комната выглядит потрясающе. Лучше, чем в любом фильме или репортаже про звезд. Стены отделаны специальными панелями для лучшей акустики, также есть деревянные передвижные щиты. Удобный стул с подвесным микрофон располагаются в центре комнаты. У стен стоят различные музыкальные инструменты, и, насколько могу судить, все они самых лучших мировых брендов.