Камень

Я вообще потерялся, а Прохор усмехнулся и спросил ее:

– Не похожи вы, Виктория, на девушку, которую могут смутить перечисленные выше обстоятельства. Так что?

Она хмыкнула, но ответила:

– Замужем я уже была, служба в корпусе меня устраивает, детей заводить в ближайшее время не планирую. Просто хочу пожить для себя.

– Понятно… – протянул Прохор и обратился ко мне: – Алексей, можно тебя на минутку?

Мы отошли в кабинет.

– Я так понимаю, что ты не против? – ухмыльнулся мой воспитатель.

– Нет, – кивнул я.

– Про Леську она в курсе?

– Да, – опять кивнул я. – Сказала, что это не проблема.

– Это она сейчас говорит, а потом… – хмыкнул он. – Пока ладно, с Леськой потом вопрос будем решать. Ты же не собираешься ее бросать?

– Нет, конечно!

– Вот и славно. Пошли уже, герой-любовник!

***

А на следующее утро они проснулись…

Вика была бодра и весела, источала оптимизм и жизнелюбие. Прохора она безжалостно изгнала с территории кухни под предлогом того, что девушка должна сама приготовить завтрак молодому господину после ночи страстной любви. Омлет и гренки у нее, кстати, получились очень даже ничего.

– Ну что, Пожарский, телефонами обменяемся? – хмыкнула девушка уже в прихожей. – Или мне опять просто приехать сегодня вечером?

– Диктуй номер! – улыбнулся я. – У меня на вечер планы.

– Да делай ты что хочешь, – она махнула на меня рукой, – лишь бы на меня силы оставались! Записывай.

Получив мой номер, Вика чмокнула меня в губы и выпорхнула из квартиры.

Когда я вернулся в гостиную, Прохор спросил меня:

– Она знает про вторник?

– Я не сказал.

– Молодец! Готовься, она тебя опять бить будет! – Прохор рассмеялся.

– А ты откуда знаешь, что она меня била? – удивился я.

– Да парни из эсбэ вчера про вашу романтическую встречу около подъезда доложили! – продолжал смеяться мой воспитатель. – Завидуем, говорят, молодому князю, рыжая-то огонь! Ржать закончили только после того, как я им намекнул, что она из «валькирий», сразу язык в одно место засунули и слегка взбледнули.

– Она, Прохор, меня и дома била… – «пожаловался» я.

– Да неужели?.. – Его согнуло по новой. – Вот я кому теперь буду рассказывать про твое плохое поведение!

Мы засмеялись уже вместе. Когда окончательно успокоились, воспитатель попросил меня:

– Лешка, глянь доспех. Вчера-то не до этого было…

Я перешел на темп и настроился на ментальный доспех Прохора. По моим ощущениям, большая часть «работы» была уже сделана – энергетическая решетка практически сформировалась, остались последние штрихи.

– Прохор, потерпи еще пару-тройку дней. Мне кажется, что все приходит в норму, – прокомментировал я ему «диагноз», вернувшись в обычное состояние.

– Это очень хорошо! – обрадовался он. – Я же вчера вечером тут бордель недалеко расположенный посетил, пока… Ведьма тебя била… Я тебе больше скажу, как родному, эта проститутка Фекла у меня каждую копейку отработала, даже продлять пришлось! В конце, бедняжка, умоляла остановиться! На чаевые не поскупился! – Прохор гордо выпрямился. – Как на двадцать лет помолодел после твоих «сеансов»!

И действительно, мой воспитатель последнее время стал выглядеть гораздо лучше – разгладились морщины, появился здоровый румянец, моторика изменилась в сторону биологического возраста около тридцати лет. Если прикидывать прямо сейчас, то можно робко сделать вывод о зависимости нашего ментального доспеха от физического тела, и наоборот! Так, если хорошо подумать, напрашивается следующий шаг – необходимо посмотреть и свой собственный ментальный доспех, вдруг я что-то упускаю…

Перейдя на темп, я погрузился в себя, отгородившись от остального мира. Через некоторое время мне удалось увидеть изнутри свой собственный ментальный доспех, который абсолютно не походил на решетку, а был объемный, сложный и строением напоминал огромную снежинку, которая, в свою очередь, состояла из многих маленьких снежинок. Надо было признаться себе честно – это зрелище доставляло минимум эстетического удовольствия: грани «снежинок» очень сильно разнились между собой, многие были толще соседних, правый лучик был длиннее левого, а про разный размер «снежинок», которые, по идее, составляли единое целое, и говорить не приходилось. Кроме того, эти самые «снежинки» еще и отзывались на мой зов, начиная пульсировать, увеличиваться и сжиматься в объемах, но интенсивность этого пульсирования и увеличения в объемах, опять же, была разной по всему периметру ментального доспеха… Снова накатила тошнота и моральная усталость, и я поспешил вернуться в свое обычное состояние. Окончательно в себя меня привел голос Прохора:

– Лешка, я такого никогда не видел! – Он смотрел на меня широко открытыми глазами. – Вокруг тебя был кокон, переливающийся всеми цветами радуги, и он пульсировал!

– Это был мой ментальный доспех, Прохор. Просто решил посмотреть его, как твой… – Я устало откинулся на подушки дивана.

– И? – восторг моего воспитателя сменился тревогой.

– Можно сказать, что все гораздо хуже, чем было у тебя.

– Да ладно! – не поверил он. – Ты же против четырех воевод выстоял, а говоришь, что хуже!

– Я оптимальное состояние имею в виду, Прохор. Понял, о чем я?

– Кажется, – кивнул он. – Ты имеешь в виду разницу между тем, как могло бы быть, и тем, что есть?

– Именно! – подтвердил я. – Надо будет над собой поработать, и совсем не на полигоне… – Чаю хочешь? – спросил он.

И от простоты этого вопроса мне стало как-то лучше и легче, собственные переживания и самолюбование ушли на второй план.

– Умеешь ты, Прохор, кайф от собственной значимости обломать!.. – усмехнулся я.

– Это да! – заулыбался он. – Так будешь чай или нет?

– Буду.

– Попьем, деду позвони. Узнай, что там с этой галереей происходит, самому интересно.

– Хорошо, – кивнул я.

Главу рода я набрал уже после обеда. Из его рассказа выходило, что служба безопасности еле справлялась с притоком желающих посетить выставку. Кроме того, к обычным любителям живописи и тем, кто хотел сходить туда, где побывали представители высшей аристократии и императорского рода, добавились фанаты Алексии, которые желали видеть первыми портрет звезды, который, по слухам, будет являться обложкой нового альбома певицы. Кроме того, дед с нескрываемым сарказмом заявил, что всерьез рассматривает вопрос о том, чтобы заняться на старости лет бизнесом в сфере искусства, мол, столько звонков с заверением искреннего уважения и нижайшей просьбой об устройстве закрытого показа он не получал никогда, даже на юбилеи, которых у него было в жизни немало!

– Кстати, твои Долгорукие, Юсуповы и Шереметьевы позвонили, Лешка! – хмыкал он в трубку. – Просят организовать закрытый показ! Для трех семей сразу!

– А ты, деда? – Мне передалось его игривое настроение.

– Для этих родов все бесплатно и по высшему разряду! – ухмыльнулся он. – Они как бы причастны к происходящему, а Шереметьевым еще и доля положена! Как там твой Петров? А то тут вокруг портрета Алексии сущее идолопоклонство творится!

– Должен скоро подъехать, – ответил я. – Мы с ним сегодня в «Метрополию» по приглашению Долгоруких едем.

– Лешка, я сейчас вышлю к вам еще одну машину эсбэ, пусть Прохор закрепит ее за твоим другом, мало ли что… Договорились?

– Да.

Я несколько напрягся и только сейчас начал осознавать масштаб проблем вокруг галереи, и Сашки, в частности, но дед продолжил:

– И еще. Как там твои тренировки по бильярду?

– Нормально.

– Я сегодня Долгорукому четыреста пятьдесят тысяч перечислил. Не подведи меня!

– Постараюсь, деда!

– Дай-ка мне Прохора.

Я протянул трубку моему воспитателю.

– Да, Михаил Николаевич! Понял, Михаил Николаевич! Все сделаю, Михаил Николаевич! – именно так со стороны выглядел разговор Прохора с главой рода.

Положив трубку, мой воспитатель тяжело вздохнул и сказал:

– А как спокойно жилось на Смоленщине! Золотые времена! Леса, озера, поля и реки! Красота! Выйдешь, бывало, в поле, хлестанешь плетью огненной по сорнякам, и на душе легче! А сейчас что? Сплошная забота о том, о сем! Решено, уеду в деревню! К Маришке!

– Хватит ныть, Прохор! Жизнь продолжается! – усмехнулся я.

– Теперь ты мне кайф от созерцания бесполезности моего собственного бытия портишь? – грустно поинтересовался он. – Дай хоть пяток минут себя пожалеть, силенок для новых свершений накопить… Тем более что я тут больше недели под твоим экспериментом хожу!

– Хорошо, деревенский ты наш. Но к приходу Петрова ты должен быть в форме. Договорились?

– Договорились, – кивнул Прохор и улегся с несчастным видом на диван.

Александр появился около четырех. Вслед за ним явилась Алексия, которая, с ее слов, ночь не спала, чувствуя, что происходит что-то неладное… Пришлось рассказать о той жести, что творится вокруг выставки. Очень вовремя вмешался Прохор и увел Сашку в кабинет для профилактической беседы.

– Леш, там и мои фаны засветились, да? – спросила Леся.

Учитывая мой «косяк» с Викой, мое поведение не отличалось адекватностью, но я нашел в себе силы и ответил:

– Ничего страшного, Леся, служба безопасности разберется. У тебя-то самой как?

– Нормально, – вздохнула она. – К дополнению ко вчерашней статье: у себя на страничке я разместила запись, что именно этот портрет собираюсь использовать в качестве обложки… А оно вон как получилось… Бедный Сашка!

– Не переживай, дед распорядился об его охране, – попытался я упокоить Лесю. – А потом ажиотаж спадет, и жизнь у нас всех наладится.

– Скорей бы, – кивнула она. – Тем более что у меня тур в октябре начинается!

– Лесь, я сегодня с Сашкой в «Метрополию» иду. Ты бы дверь в квартиру не закрывала… – попытался я перевести разговор на другую тему.

– Даже и не знаю… – Девушка сделала вид, что засмущалась. – Если вы настаиваете, ваше сиятельство, то конечно!

В «Метрополию» мы поехали на «Волге» в сопровождении «Нивы», которую закрепили за Александром. Он мне всю дорогу рассказывал, что в Суриковке он теперь звезда, все хотят с ним дружить, даже преподаватели незнакомые здороваются. Родители на известность сына отреагировали по-разному – отец спокойно похвалил сына, сказал, что гордится отпрыском, и пожелал не зазнаваться, а мать сразу же засобиралась в Москву, на светские приемы, посвященные Сашке. Отец, как и водилось в их семье, победил, и нашествия Петровых в столицу в ближайшее время не ожидалось. Прохор, со свойственным ему тактом, сумел с Сашкой поговорить о безопасности его тонкой художественной натуры, убедить, что меры, принятые главой рода Пожарских, будут только на пользу молодому художнику, а охрана его персоны лишь временная мера, призванная оградить от нападок слишком экзальтированных поклонников его таланта.

И опять бильярдная вела себя не так, как обычно: игроки тихо пили, разговаривали, не повышая голоса, тишину нарушал лишь звонкий звук соударявшихся шаров. В общем и целом в шаровне опять царила непривычная камерность. Я совершенно не удивился, заметив уже знакомых телохранительниц принцессы рода Романовых, которые не предприняли никаких попыток остановить нас с Сашкой. Мы раскланялись и прошли к столу Долгорукого, за которым в «сибирку» играли Андрей и Мария Романова.

– Вот так вот, значит! – начал я свою пафосную речь, подойдя к столу. – Вот и договаривайся с ним после этого потренироваться! А потом оказывается, что он не только со мной тренируется, а нашел себе еще и другого спарринг-партнера! А Романовы между тем пятьсот тысяч выставили! Долгорукий, дружище, я в тебе разочарован!

– Алексей! – засмеялась Мария и принялась защищать своего молодого человека. – Мы же только начали! Я даже в счете повела! – Андрей с улыбкой подтвердил сей прискорбный для него факт.

– Все равно! Это нечестно! Да ведь, Александр? – Я повернулся к школьному другу, который автоматически кивнул, впав в очередной ступор при виде великой княжны.

Она, надо отдать ей должное, сама подошла к Петрову и протянула руку:

– Добрый вечер, Александр! – Он на автомате аккуратно пожал ей руку. – Как твои дела?

– Все хорошо, Мария, – кивнул мой друг и покраснел.

Вовремя подошедший Долгорукий в свою очередь поздоровался с Петровым и предложил ему присесть на диван, пока мы тут выясняем отношения на зеленом сукне. А Маша неожиданно взяла меня за локоток и отвела к соседнему столу.

– Леш, тут такое дело… – слегка замялась она. – Мама с сестрами, после моего рассказа, хотят посмотреть выставку Хмельницкого своими глазами и с его комментариями, и еще портрет Алексии работы Александра. Тем более после этой статьи Аньки Шереметьевой. Я обратилась, как и положено, к отцу, а он меня отослал к тебе: мол, сумела, как взрослая, с Пожарскими договориться, вот и дальше договаривайся сама… Помоги, будь другом! Отец у меня строгий! Если сказал, что мне договариваться надо, значит так и будет, сам пальцем не пошевелит…

– Мария, все это решаемо! – успокоил я ее. – Но в каком формате?

– В смысле? – не поняла девушка.

– Можно в галерее, как у нас было, показ устроить. Можно, наверное, и у вас, в Кремле?.. Здесь только желание сторон играет роль, моего деда и твоего отца.

– Я поняла, – кивнула она. – Как поступим?

– Деду моему будем звонить, договариваться. Не думаю, что он откажет в обоих вариантах. А потом его императорскому высочеству.

– Давай! – обрадовалась она.

Я набрал деда и предупредил его, что с ним сейчас будет разговаривать ее императорское высочество Мария. Разговор девушки с главой рода занял от силы минуты три, после чего она, улыбающаяся, протянула мне трубку обратно.

– Алексей, ты же понимаешь, что любой каприз?.. – услышал я в трубке голос главы рода.

– Да, деда.

– Вот и молодец! Об итогах переговоров мне сообщишь. – И он нажал кнопку отбоя.

А Мария в это время звонила, по всей видимости, отцу:

– Да, папа, я договорилась! На наше усмотрение, хоть в галерее, хоть в Кремле! В Кремле лучше? И Петрова пригласить? А Шереметьеву с подружками? И Андрея с Алексеем? И Михаила Николаевича? Хорошо, папа! Пока!

Девушка, закончив разговор, была по-настоящему счастлива! И было отчего – она, как взрослая, самостоятельно договорилась «с посторонними людьми» о проведении показа для своих родственников, оправдав тем самым надежды строгого отца.

– Алексей, огромное спасибо! – Мария аж начала подпрыгивать на месте, но вовремя себя одернула и оглянулась – не заметил ли кто ее оплошности, неподобающей высокому статусу принцессы. – Пойдем, мальчикам расскажем! – Она опять взяла меня за локоток и буквально потащила к Долгорукому и Петрову.

– Андрей, Александр и Алексей! – торжественно обратилась к нам Мария. – Приглашаю вас на следующей неделе в Кремль, где для моих родителей и сестер пройдет показ картин Святослава Хмельницкого и портрета Алексии! Михаил Николаевич, – девушка посмотрела на меня, – естественно приглашен тоже.

Если Долгорукий просто вежливо улыбался, то Петров стоял весь бледный.

– Саша, ты чего? – забеспокоился я.

– Это так неожиданно… – пробормотал он, но потом взял себя в руки. – Мария, спасибо огромное за оказанную честь, обязательно буду! Алексей, можно тебя на секундочку?

Мы отошли с Александром на то же самое место, где минуту назад стояли с Марией.

– Леха, давай уедем, а? – попросил меня он.

– Совсем невмоготу? – сочувственно глядя на друга, спросил я.

– Да, – кивнул он.

– Пойдем прощаться.

Мы вернулись к Долгорукому с Романовой.

– Андрей, Мария, мы с Александром дико извиняемся, но моему другу от событий последних дней не очень хорошо. – Сашка кивнул. – Вынуждены вас покинуть.

– Надеюсь, ничего страшного, Александр? – поинтересовалась сочувственно Романова у Петрова.

– Нет, Мария, просто все так неожиданно навалилось… – бледно улыбнулся Сашка. Когда мы уже собрались уходить, меня задержал Долгорукий:

– Алексей, ты не обижайся на нас из-за Александра, мы хотели как лучше. – Мария кивнула, присоединяясь к молодому человеку.

– О чем ты вообще говоришь, Андрей? – отмахнулся я. – Сашке просто нужно время ко всему этому привыкнуть, а дальше будет легче.

– Будем на это надеяться, – улыбнулся мой однокурсник. – Завтра жеребьевка на турнире по бильярду, я тебе вечерком позвоню и все расскажу. Пока!

– Пока! Девушкам привет!

Когда мы с Петровым сели в мою «Волгу», Сашка меня спросил:

– Я тебе не сильно подвел?

– Это я тебя, Сашка, сильно подвел! Зачем я тогда в галерее психанул и заставил тебя приехать с этим портретом? Зачем позволил вам тогда этот портрет повесить в центре экспозиции? Да и у друзей университетских на поводу пошел, закрытый показ этот на пару с дедом устроил? Прости меня, а?

Мой школьный друг сидел с опущенной головой и вертел в руках телефон.

– Ты-то тут при чем? – ответил он наконец. – Обстоятельства просто так сложились… Я просто хотел учиться рисовать, жить обычной жизнью, ходить на выставки других художников… А сейчас что получается? Уже и Романовы пригласили… Твой дед мне охрану приставил… Какая это жизнь, Леха? – Он поднял на меня глаза, влажные от слез. – Хоть в Смоленск возвращайся из этой Москвы проклятой!

– Сань, успокойся! Ты чего? – не на шутку перепугался я. – Давай ко мне поедем, посидим, выпьем, поговорим?

– Поехали! – махнул он рукой и отвернулся к окну.

Все оставшиеся двадцать минут до дома мы провели в молчании. Каждый думал о своем. Зайдя в квартиру, застали Прохора, развалившегося на диване за просмотром какой-то развлекательной программы.

– А вы чего так рано? – удивился он.

– Мы светскую жизнь послали на хрен! – ответил я ему, а Сашка с грустной улыбкой кивнул. – Смело! Очень смело! Но глупо! – ухмыльнулся Прохор. – Подробности будут?

– Доставай водку, и будут тебе подробности! – пообещал я ему.

Через пять минут на журнальном столике стояли бутылка водки, три стопки и нехитрая закуска – колбаса, сыр и маринованные огурчики. Выпили без тоста, после чего я рассказал моему воспитателю о приглашении в Кремль.

– Я бы тоже расстроился! – заверил нас Прохор. – Жить надо по принципу: подальше от начальства, поближе к кухне. Эта хрень ни разу меня не подводила! – Он хмыкнул: – Что, Сашка, попал, как кур во щи? Раз уж мы о кухне заговорили…

– Так и есть, дядя Прохор! Точнее термина и не придумаешь! – кивнул мой друг, который после первой стопки начал приобретать здоровый цвет лица.

– А можешь мне на один вопрос ответить, Сашка? Только честно? – Мой воспитатель хитро улыбался.

– Конечно, дядя Прохор, – насторожился художник.

– Ты что, только для себя картины пишешь? Для своего собственного удовольствия?

Сашка задумался и невольно повернулся к картине с изображением смоленской усадьбы, которую он подарил мне на новоселье. Мы с Прохором переглянулись, и мой воспитатель продолжил:

– Вот теперь у тебя мысль в правильном направлении движется! Так как?

– Получается, что не только для себя… – чуть ли не прошептал Сашка.

– А когда ты работы Хмельницкого на выставке смотрел, удовольствие получал?

– Огромное, дядя Прохор! – кивнул он.

– Хорошо. А теперь скажи мне, почему ты хочешь лишить других людей удовольствия от просмотра твоих картин? Не кажется ли тебе это все юношеским максимализмом?

– Теперь кажется… – совсем потерялся Сашка.

– Давайте лучше выпьем! – Прохор разлил водку по стопкам, и мы выпили. – Может, Алексию позовем, а то скучно тут с вами становится… – подмигнул он мне.

Девушка, в спортивном костюме, появилась минут через десять после моего звонка.

– По какому поводу пьянка? И без меня? – нарочито недовольным тоном поинтересовалась она.

– А это тебе Александр наш расскажет, – ухмыльнулся Прохор.

Деваться моему другу было некуда, и он, сначала несмело, а потом и с юмором пересказал наши с ним приключения и разговор с моим воспитателем.

– У меня такое было! – махнула рукой Леся после рассказа Сашки. – Работать надо, а тебя тащат на интервью, на фотосессию, на прием какой-нибудь модный. Ужасно раздражало! – Ее аж передернуло. – А потом ничего, привыкла… Главное понимать, что без твоих поклонников ты ничто, твое развитие останавливается, никто тебе не подскажет, куда двигаться дальше! Да и моральную и энергетическую подпитку от поклонников никто не отменял!.. – глядя на моего друга, закончила она. – Понял, Александр?

– Понял! – кивнул тот уже весьма уверенно.

Потихоньку мы сумели расшевелить молодого художника, он и сам с улыбкой начал делиться своими впечатлениями о «светской жизни». Пока Леся, пользуясь случаем и алкогольным опьянением Сашки, выспрашивала у него про Долгорукую, Юсупову и Шереметьеву, я позвонил главе рода и доложил ему о приглашении Романовыми в Кремль.

– Да мне наследник уже позвонил, – ответил дед. – День обещал сообщить позже. Как там твой друг? – поинтересовался он. Пришлось рассказать. – Да… Нелегко сейчас Александру придется, правильно делаешь, что винишься перед ним. В следующий раз думать будешь наперед. Спокойной ночи! – Дед положил трубку, а я вернулся к застолью.

Просидели мы до двух часов ночи, после чего отправили Сашку домой под присмотром молодых людей из эсбэ.

– Вроде отошел… – сделал вывод Прохор о состоянии Александра.

– Да нормально с ним все будет, не переживайте! – успокоила нас Алексия. – Главное, чтоб «звезду не поймал»! Вот это гораздо труднее пережить.

– Будем следить! – кивнул Прохор. – Если что, к Михаилу Николаевичу на правеж отправим. Он быстро отрока в чувство приведет!

***

Всю первую половину воскресенья я посвятил Алексии, чувствуя, с легкого похмелья, вину перед ней за Вику. Были и кофе в постель, и нежный утренний секс, и даже завтрак, за которым я сбегал к Прохору. Обедали мы уже все вместе. Позвонили Сашке, который довольно-таки бодрым голосом заверил нас, что он отошел, мир вокруг перестал быть серым и опять заиграл цветными красками, и будет преступлением с его стороны не делать этот мир еще прекраснее. Пообещав ему, что потомки всенепременно оценят его самопожертвование, я дождался смеха моего друга и спокойно положил трубку. После того как Леся ускакала по каким-то своим делам на студию, мой воспитатель попросил меня глянуть его ментальный доспех. Я подтвердил свои вчерашние слова о том, что еще пара дней, и Прохор может спокойно ехать на полигон, после чего решил заняться уже своим ментальным доспехом.

Погружение в себя, как и в случае с Прохором, сегодня получилось быстрее, чем вчера. Да и «снежинки» реагировали на зов более охотно. На этот раз я обратил основное внимание на маленькие «снежинки» с корявыми и «недоразвитыми» гранями, пытаясь перераспределить силу для их подпитки. Почувствовав жар во всем теле и нарастающую ненормальную бодрость, я поспешил вернуться в свое обычное состояние.

– Прохор, собирайся! Идем гулять! – хриплым от сухости во рту голосом сказал я моему воспитателю.

– Что, плющит? – хмыкнул тот, вставая с дивана. – Теперь-то ты меня понимаешь!

Перед тем как одеться, я выпил полграфина воды, открыл холодильник и достал полуторалитровую бутылку минералки, которую намеревался взять с собой.

Гулять пошли по территории университета, тем более что в воскресный день там практически никого не было.

– Слушай, Лешка! – начал осторожно Прохор. – В этот раз все несколько по-другому было… Сфера эта появилась, переливаться радугой начала, а потом вся покрылась всполохами каких-то светлячков… Что это было?

– Силу перераспределял равномернее, как с тобой, – пояснил я ему.

– Понятно… – протянул Прохор. – И долго ты… Ну, как я?..

– Не знаю, – пожал я плечами. – Будем посмотреть.

Гуляли мы больше двух часов и вернулись домой около пяти вечера. Чувствовать я себя стал гораздо лучше, но ненормальная бодрость от переизбытка силы до конца так и не ушла. По совету воспитателя, я поотжимался и поделал упражнения на растяжку. Помогло, но до конца эта бодрость так и не ушла.

В шесть позвонил Андрей Долгорукий. Первым делом он поинтересовался, как там Александр.

– Пришлось водкой отпаивать, – сообщил я ему. – Вроде отошел. Сегодня уже бодр и весел!

– Я рад! А то мы с девчонками уже переживать начали! – сообщил он мне. – Я с ними провел профилактическую беседу, и они пообещали, что больше так сильно к нему приставать с портретом не будут, – хмыкнул он. – Но я им почему-то не верю!

– Я тоже!

– Слушай, Алексей! Жеребьевка прошла, результаты можешь посмотреть на страничке «Метрополии», пароль для входа вышлю после разговора. Нам с тобой повезло, оказались в разных частях сетки! Там же, на страничке, все необходимые данные по соперникам. Как я и говорил, созваниваетесь и играете. У меня, кстати, игра уже завтра вечером!

– Понятно. Жду от тебя пароль и смотрю.