Камень

– Нет.

– Все эти подлянки на самом деле вещь сама по себе отличная – ты всегда готов к неожиданностям, не расслабляешься и получаешь незаменимый опыт действий в экстремальной ситуации, который тебе поможет выжить в реальном бою. Но! – Мой воспитатель многозначительно поднял палец. – Не на третью неделю тренировок, когда ты своего курсанта еще не знаешь и даже не догадываешься о его возможностях! Додумались тоже, четырех воевод на трубу выставить! В надежде, что ты туда не сунешься! А потом сказать тебе, что надо больше тренироваться, и ты не так уж и хорош!

– А ты откуда знаешь? – не поверил я.

– Орлов вчера деду твоему покаялся.

Так вот, значит, чем объяснялась та глумливая улыбка Смолова!

– Да и граф хорош, когда Вяземскую полез защищать. А ты, на секундочку, такой же его сотрудник, как и она. На тренировках всякое случается, и несчастные случаи тоже. И вообще, все надо делать постепенно, иначе человек может сломаться.

– Я же не сломался, – возразил я ему.

– Не сломался! – кивнул Прохор. – Все гораздо хуже. И в этом я сегодня убедился, когда в ресторане увидел, какими глазами ты на этих жандармов смотришь! Ты же их порвать был готов? Так?

– Так.

– А знаешь почему?

– Почему?

– Потому что они все еще думают, что могут тебе приказывать! А ты так не думаешь, потому что перестал уважать своих командиров! Ведь так? – Он пристально на меня посмотрел.

А я попытался прислушаться к своим чувствам, которые говорили мне, что мой воспитатель прав. Точно так же я относился к нашему учителю по военной подготовке в лицее, который совершенно не ценил мою способность держать ментальный доспех, а ставил во главу угла владение стихиями, несмотря на то что я выигрывал все поединки. Тот разговор с Прохором после обсуждения моего первого учебного боя в классе заронил во мне первые сомнения в авторитете учителя, а потом я ему просто подчинялся, по совету того же Прохора.

– Так, – кивнул я.

– Вот и забудь про них! Особенно после сегодняшнего. Дед, я думаю, тебя поддержит. Теперь по Вяземской. Что мне сказал Орлов. До корпуса она служила в охране императрицы. Про «валькирий» я же тебе рассказывал? – Я кивнул. – Вышла замуж за некого Игоря Вяземского, офицера из «волкодавов». На каком-то задержании он погиб, после чего вдова попросила у императрицы перевода в корпус. Ей не отказали, тем более что все данные у нее для этого были. К ней в подразделении очень хорошо относятся и всячески оберегают, отчего она сильно бесится. Тренируется до исступления, с полигона приходится выгонять в приказном порядке. Орлов предупредил, что на ее слова обижаться не стоит. Когда дело доходит до службы, Вяземская иногда слегка теряет контроль и может наговорить всякого…

– Да, некрасиво получилось… – прокомментировал я.

– Успокоился? Сиди здесь, а я пошел главе рода звонить.

Прохор закрылся в кабинете и вышел минут через пятнадцать.

– На, с дедом поговори, – протянул он мне телефон.

– Лешка, – услышал я голос деда. – Прохор мне все рассказал, его мнение о том, что с Орловым тебе больше не надо связываться, я поддерживаю. Так что учись и потихоньку с Прохором тренируйся.

Закончив разговор, я вспомнил про ресторан.

– Я тысячу рублей администратору и официанту пообещал за причиненные неудобства. Сегодня в «Метрополии» в банкомате сниму. Сможешь завтра передать?

– А не жирно им будет? – хмыкнул Прохор, но, увидев, что я нахмурился, сказал: – Никаких денег тебе снимать не надо, я завтра с главой рода этот вопрос решу, наличку привезут, нечего свои тратить.

– Смотри сам, – кивнул я.

***

Уже на подъезде к Ясенево у полковника Орлова запиликал в кармане телефон. Увидев фамилию вызывавшего абонента, граф поморщился, но трубку взял.

– Ванюша, – услышал он ласковый голос князя Пожарского, – ты совсем предупреждений не понимаешь?

– Мих… – попытался ответить Орлов.

– Молчи, Ванюша, и слушай! Твой род теперь должен моему еще больше! Можешь что-нибудь сказать.

– Да, Михаил Николаевич, – убито согласился полковник.

– Вот и чудно! А теперь слушай дальше, Ванюша! К Лешке не вздумай приближаться даже на пушечный выстрел! И этих своих двоих предупреди. Как понял, прием?

– Понял, Михаил Николаевич! – На что в трубке заиграл сигнал отбоя.

Еще минуту полковник сдерживал себя от того, чтобы не раздавить телефон в руке, но, взяв себя в руки, положил его в карман – винить надо было только себя.

«Да, переборщили мы со Смоловым и Пасеком с этим Камнем…» – подумал граф Орлов и потер левое ухо.

***

Когда я уже собрался в «Метрополию», меня остановил Прохор:

– Присядь-ка на минутку. – Он дождался, когда я послушно сяду на диван в гостиной. – Еще раз хочу напомнить тебе о твоем раздражении, выливающемся сам знаешь во что. – Он посмотрел на меня серьезно. – Хоть из дома тебя не выпускай, монстру такую!

– Так это у меня на жандармов аллергия! – улыбнулся я. – Как увижу, сразу руки зудеть начинают. На других эту аллергию пока не замечал.

– Вот и постарайся себя в этих руках держать, Алексей! – Мой воспитатель не принял шутливого тона. – Иначе придется тебе академический отпуск брать и ехать в смоленское имение, нервы восстанавливать…

– Я понял, Прохор.

– Иди уже, горе луковое!

В «Метрополию», как и в прошлый раз, я поехал на «Волге». Процедура встречи с открыванием двери, приветствиями и моим «спесивым» видом повторилась. Андрей опять был в бильярдной и уже разминался, девушек еще не было. На мой вопрос о наших красавицах Долгорукий ответил:

– Будут позже, в спа пошли, на свои эти процедуры.

До появления девушек мы успели сыграть три партии в «сибирку», две из которых я позволил себе выиграть. Андрей горел желанием сравнять счет, но не успел:

– Добрый вечер, мальчики! – услышали мы голос Инги Юсуповой. – А вот и мы!

Подружки подошли к нам со стороны спортбара – видимо, спустились по запасной лестнице. Условия моего дресс-кода они выполнили – все трое были в джинсах, кроссовках и рубашках с длинным рукавом. Одобрительно их осмотрев, я кивнул и сказал с улыбкой:

– Ведь можете, когда хотите!

– Да, мы такие! – гордо выпрямилась Наталья Долгорукая, отчего ее рубашка натянулась на груди. – А еще мы крестиком умеем вышивать!

– И на бильярде очень хотим научиться! – это была уже Юсупова.

– Хорошо, девушки, приступим! – продолжал улыбаться я. – Андрей, ты же мне поможешь?

– Куда я денусь… – махнул рукой он.

Следующие пятнадцать минут я объяснял и показывал нашим красавицам основы классической стойки. Они делали вид, что эта информация является для них крайне важной и необходимой. Оживились по-настоящему они только тогда, когда мы перешли к практическим упражнениям. Первой показать, что она усвоила, вызвалась Инга Юсупова. Получилось очень эффектно, но крайне неэффективно. Инга изо всех сил демонстрировала непонимание того, что я от нее хочу, и в конце концов просто потребовала поправить ее стойку моими руками. Под ухмылки Долгоруких и Шереметьевой я начал исправлять «ошибки» Юсуповой. Через некоторое время мне это удалось, и настал черед Долгорукой. С ней, в силу природной скромности девушки, пришлось провозиться гораздо меньше. Больше всего времени я потратил на Аню Шереметьеву, которая оторвалась по полной, задавая мне кучу уточняющих вопросов с обязательным «покажи на мне».

Следующим упражнением было простое «ведение» кия с попаданием между двух мелков. Стоило нам с Андреем отвлечься, как мы с ним поняли весь коварный замысел подружек – девушки послушно стояли в стойках, «водили» киями, стараясь попасть между мелков, но вот верхние пуговки на их рубашках были расстегнуты практически до «неприличного» уровня. Особенно это было заметно у Шереметьевой – казалось, что ее грудь вот-вот выскочит наружу. Мы с Андреем замерли и растерялись: очень уж были неожиданны метаморфозы.

– Молодцы, девушки! – наконец сказал я и сглотнул. – Так и стойте! Следите за тем, чтобы мелки не вывалива… Тьфу! Чтобы мелки не задевались!

– Хорошо, тренер! – дружно сказали подружки.

Хватило их еще минут на пять, после чего они распрямились и начали потягиваться, комментируя это тем, что у них с непривычки заболели спины. Пуговки при этом девушки так и не застегивали.

– Андрей! – обратился я к нему громко. – А не кажется ли тебе, что наши красавицы тренируются где-то помимо вашего клуба? Очень уж синхронно у них все получается?

– Да, Алексей, мне тоже так показалось! – кивнул он.

Подружки переглянулись, и за всех ответила Шереметьева:

– Готовились, грешны! Но разве вам не понравилось?

Мы с Андреем переглянулись, и я ответил:

– Конечно, понравилось.

Тут бесцеремонно влезла Юсупова:

– Алексей, когда следующая тренировка?

– На следующей неделе вас устроит? – улыбнулся я.

– Да! – опять дружно ответили подружки.

Дома я был уже в одиннадцатом часу вечера и, отчитавшись Прохору об отсутствии инцидентов, пошел к Алексии.

– Леш, давай в пятницу на эту выставку художественную сходим, а потом в «Приют», на танцульки?

– Давай, Лесь.

***

В кабинете высокопоставленного чиновника, у стены, вытянувшись и боясь пошевелиться, стояли три офицера Отдельного корпуса жандармов, в форме и со всеми полагающимися к ношению наградами: полковник граф Орлов, ротмистр Смолов и штаб-ротмистр Пасек. Попали они на эту аудиенцию после трехчасового ожидания в приемной.

Хозяин кабинета не обращал на жандармов никакого внимания, а занимался тем, что просматривал на огромной плазменной панели видеозапись прохождения полосы препятствий неизвестным «волкодавом», лицо которого было закрыто маской и тактическим шлемом. До клятой «трубы» офицеры от чиновника слышали лишь «неплохо!» и «хм», когда же боец после секундного раздумья, прикрыв лицо руками, нырнул в трубу навстречу бушующему пламени, послышалось: «Молодец!» Выход «волкодава» из трубы был крайне фееричен, особенно красиво это смотрелось при замедленной видеозаписи – монтажер точно знал, на что обратить внимание хозяина кабинета. Вот из трубы появляется человеческий силуэт, объятый пламенем, вот этот силуэт наносит удар ближнему противнику, который буквально взлетает в воздух, не успев среагировать, затем той же печальной участи подвергаются второй, третий и четвертый.

– Как он их! – не удержался чиновник. – Даже странно, что живы остались…

Смолов и Пасек побледнели и изо всех сил постарались не тереть до сих пор ноющую грудь.

Тем не менее, видеозапись продолжалась. Вот крупным планом показали лежащие тела в камуфляже, возле которых суетились другие «камуфлированные», а вот нахмуренное лицо полковника Орлова. Кадр сменился, и плазменная панель показывала панораму «городка» с выстроившимися «волкодавами». Шеренга распалась, все побежали к одному из зданий, за исключением двух человек – полковника Орлова и еще одного бойца, которые разговаривали между собой. Получив какие-то указания от командира, этот боец тоже понесся в здание. За ним, заметно отставая – полковник. Следующий кадр: видимо, тот же боец ворвался в помещение и начал в буквальном смысле избивать своих коллег.

– Злой после трубы, наверное… – ухмыльнулся чиновник, не отрывая взгляда от панели.

Не забыл монтажер показать крупным планом морщащееся лицо полковника Орлова, наблюдающего за экзекуцией. Таких комнат «злой волкодав» прошел еще четыре. В последней все у него пошло несколько не так, как в предыдущих – уложив двоих, третьего почему-то трогать не стал и даже опустил руки.

– А это у нас, судя по всему, госпожа Вяземская… – пробормотал хозяин кабинета.

Госпожа Вяземская тем временем начала использовать коллегу в виде макивары, отрабатывая на нем удары руками и ногами. Внезапно, неуловимым движением, «волкодав» схватил девушку за шею, притянул к себе практически вплотную и отпустил, а Вяземская упала на бетонный пол.

– Фи, как бескультурно! Даму за шею! – усмехнулся чиновник.

Кадр сменился перекошенным лицом Орлова, который начал двигаться внутрь комнаты.

– А вот у нас и защитник девичьей чести!

Следующий кадр показал полковника, попытавшегося нанести удар ногой стоящему к нему боком «волкодаву» – этот удар был с трудом, но заблокирован последним. Удар рукой у полковника тоже не прошел, зато это получилось у его подчиненного. Впрочем, Орлов не обратил на это особого внимания – он извернулся и ударил коленом в живот «волкодаву», который ответил полковнику локтем в грудь. Полет графа до стены был показан в замедленном темпе.

– Красиво! – деланно восхитился чиновник.

А «кино» тем временем продолжалось. Полковник поднялся и вновь кинулся на «волкодава», причем, было видно, что свою атаку он строит таким образом, чтобы оттеснить противника к оконному проему. Ни один удар Орлова не прошел, «волкодав» был явно быстрее, но к окну все же отступил. Подловив полковника на очередном ударе, он ответил сам – правой рукой в челюсть и левой в солнечное сплетение.

– Опять? – удивился хозяин кабинета, наблюдая уже не такой красивый полет Орлова. – Это же, наверное, очень больно?..

Орлов поднялся, и было заметно, что с трудом. Но скорость, с которой он опять кинулся на «волкодава», говорила о том, что силы остались. И опять монтажер решил добавить «фильме» драматизма: в кадре появились лежащие на бетонном полу и пытающиеся встать три «волкодава»; даже при наличии у них на лицах масок и шлемов становилось понятно, что они наблюдают за схваткой.

– Какое напряжение! В жизни такое редко встретишь… – продолжал глумиться чиновник.

А на видеозаписи у полковника открылось второе дыхание – он вновь начал теснить «волкодава» к окну, даже умудрился попасть тому в район печени, но сам получил удар в голову, от которого опять улетел к стене.

– Смотрите, мой самый любимый момент начинается! – заявил хозяин кабинета.

А на плазменной панели «волкодав» подходит к «телу» Орлова, хватает его за берцу и тащит к окну. Кадр меняется – один из лежащих «волкодавов» тянет руку в немом крике. Опять в кадре появляется «злой волкодав», который замирает и отпускает ногу полковника, после чего обессиленно опускается рядом на бетонный пол. Следующий кадр – одинокая фигура в камуфляже и шлеме, уходящая по лесной тропинке вдаль.

– А на этом моменте у меня каждый раз скупая мужская слеза выступает… Ничего с собой поделать не могу… – патетически поделился сокровенным чиновник. И добавил уже совершенно другим тоном: – Кино из «Русской избы» смотреть не будем. Содержание знаете. Свободны.

В приемной господ офицеров проводил насмешливый взгляд помощника, который знал, какую «фильму» патрон должен был им показать.

Уже на улице чуть отошедший Смолов поинтересовался у Орлова:

– Иван Васильевич, что это было? Нам ведь ни слова не сказали, а только видеозапись продемонстрировали, которая у нас и так есть.

– Это нас, Витя, так красиво в дерьмо по самую макушку опустили: показали свое неудовольствие и одновременно дали понять, что все про нас знают! – спокойно ответил граф, привыкший за годы службы еще и не к таким закидонам начальства.

– Камень стуканул? – влез Пасек.

– Да при чем тут Камень? Сказал же, что про нас все знают! – начал заводиться полковник. – Сами мы виноваты в произошедшем! Прикиньте, что нам лишний раз показали этой «фильмой»? Был у нас сотрудник, который всех нас вместе взятых стоит, а мы его прое..ли! И ушел он, б…ь, в закат! Что тут непонятного? И теперь последуют оргвыводы с выдачей нам всем орденов Сутулова с закруткой на спине. Готовьтесь, господа офицеры, всю вину возьму на себя, но, боюсь, это не поможет!

Глава 10

В четверг в университете, к моей большой радости, Юсупова и Долгорукая не обращали на меня особого внимания, обсуждая наряды, в которых пойдут на какой-то день рождения.

– Андрей, куда это они собрались? – поинтересовался я у Долгорукого.

Он как-то сразу замялся, но ответил:

– Нас пригласили в пятницу в Кремль, на шестнадцатилетние старшей дочери наследника престола, Марии. Мы просто еще с лицея дружим, она на год младше нас училась.

– Понятно… – протянул я.

– Но в субботу у нас с тобой тренировка по бильярду, ты не забыл?

Ответить я не успел – в наш разговор влезла Юсупова:

– А потом пойдем на танцульки!

– Я все помню! – усмехнулся я, отвечая одновременно им обоим.

После занятий, в кафе, обсуждение нарядов и подарка имениннице продолжилось уже с участием Шереметьевой, которая, хитро улыбаясь, как бы невзначай спросила у Долгорукого:

– Андрюша, а ты Маше что подаришь?

Тот опять, как и в случае со мной, слегка замялся, но ответил:

– Увидите!

Шереметьева хмыкнула и вернулась к разговору с подружками, а я не стал уточнять, что за этим за всем скрывается – если Андрей захочет, то расскажет все сам. Это же самое обсуждение продолжилось на крыльце университета и прервалось только тогда, когда мы начали прощаться.

Когда я пришел домой, Прохор сказал мне:

– Переодевайся, пойдем тренироваться.

– Пойдем? – переспросил я.

– Да, пойдем. Я сегодня днем на территории университета нашел тихое местечко, там и позанимаемся. А то я боюсь что-то дома, еще соседей зацепишь.

– Хорошо, – кивнул я. – Сейчас переоденусь, дай мне пять минут.

Местечко действительно было тихим – небольшая полянка посреди густого кустарника, скрытая от посторонних глаз и расположенная вдали от оживленных студенческих маршрутов.

– Так, Алексей, послушай меня внимательно, – начал занятие Прохор. – Со стихиями тренировки мы пока проводить не будем, а займемся этой твоей жутью. Объяснять причины надо?

– Нет. Мне сначала ее необходимо научиться контролировать, а потом уже за остальное браться, – ответил я.

– Ты все правильно понимаешь, – кивнул Прохор. – Помнишь наш разговор на полигоне о том, что ты пытаешься проломить ментальный доспех?

– Да.

– А сегодня попытайся сделать это мягко, нежно, аккуратно. Не знаю, какие еще определения подобрать… Ты меня понял? – Он смотрел на меня вопросительно.

– Кажется, да, – кивнул я. – Мне надо быть с тобой нежным. – Я ухмыльнулся.

– Пусть будет так. – Прохор остался серьезным. – Главное – результат. Начинаем.

Он отошел от меня метров на пять и повернулся лицом. Я же стер с лица улыбку, настроился, перешел на темп и потянулся к Прохору. На этот раз я действительно не пытался проломить защиту своего воспитателя, а начал ее ощупывать со всех сторон. Поначалу преобладали старые ощущения холодной монолитной бетонной стены, но чем больше я настраивался на ментальный доспех Прохора, тем теплее он становился. Внезапно слегка закружилась голова, начало подташнивать, внутри росла моральная усталость и острое желание прекратить тренировку. Через несколько секунд перед глазами потемнело…

– Лешка, Лешка, очнись! – вернул меня к реальности голос моего воспитателя.

– Прохор, что случилось? – Я понял, что лежу на земле, а мой воспитатель пытается трясти меня за плечо.

– Ты даже не бледный, ты белый весь стал, а потом на землю завалился… – Прохор помог мне подняться, поддерживая под руку. – Как себя чувствуешь?

– Хреново. Дай мне пару минут окончательно прийти в себя.

– Хорошо, – кивнул Прохор, продолжая меня поддерживать.

Эта пара минут у меня ушла только на то, чтобы прислушаться к себе. Все было более или менее нормально, за исключением легкого головокружения, подташнивания и моральной усталости. Не хотелось вообще ничего: ни стоять, ни лежать, ни двигаться, ни разговаривать, ни – особенно – думать. Именно выход из этого состояния занял у меня больше всего по времени.

– Прохор, пойдем домой. – Я убрал его руку и сделал шаг в сторону, показывая, что посторонняя помощь мне больше не нужна. – Надо отдохнуть.

– Конечно, Лешка, пошли. – Он указал рукой направление, куда нам двигаться.

Шли мы не спеша, не разговаривали, а я наслаждался полным отсутствием мыслей в голове. Уже дома, выпив два стакана клюквенного морса, был отправлен Прохором спать.

Проснулся уже тогда, когда за окнами была темень. Чувствовал я себя гораздо лучше, нежели тогда, когда ложился спать. Очень хотелось пить и есть, и я, как был в трусах, так и пошел в гостиную, в которой горел приглушенный свет и работал телевизор.

– Проснулся? – спросил меня развалившийся на диване Прохор. – А то мы тебя заждались. – Он указал на кресло, в котором, закинув ногу на ногу, сидела Алексия.

– Привет, Леся! – кивнул я. – Давно ждешь?

– Привет, Леша! – улыбнулась она. – С десяти. Ты на телефон не отвечал, вот я и заглянула, а Прохор сказал, что могу подождать, пока ты не проснешься.

– А сколько сейчас времени? – спросил я. – Одиннадцать доходит, – ответил Прохор. – Больше тебя так на тренировках напрягать не буду.

Последние свои слова он сказал таким нарочито равнодушным тоном, по которому сразу становилось понятным, что сказано это было для Алексии.

– Иди оденься, – хмыкнул Прохор. – А я пока ужин разогрею.

Пришлось мне возвращаться в спальню и надевать домашнюю одежду.

Ужинать сели за барную стойку. На самом деле ел только я, а Прохор с Алексией пили чай.

– Прохор, – обратилась девушка к моему воспитателю, когда я уже практически доедал, – надеюсь, завтра у вас такой тренировки не будет? Просто у нас были планы…

– Не будет, – ответил он. – Но нам завтра с Алексеем после университета к портному заехать надо. И так задержались порядком.

Алексия повернулась ко мне:

– Леш, ты как, не передумал?..

– Нет, Лесь, – помотал я головой, отодвигая тарелку. – Идем на выставку, а потом в «Приют».

– Хорошо! – облегченно кивнула она.

Прохор взял мою тарелку и отнес в мойку.

– Долго не засиживайтесь, всем завтра рано вставать, – сказал он нам и направился в свою комнату, а мы с Лесей расположились на диване.

– Леш, ты все равно какой-то бледноватый, – погладила меня по голове девушка. – Может, мне домой пойти?

– Давай еще немного посидим, нормально со мной все… – успокоил я ее.

С Лесей мы проболтали минут сорок, обсудили завтрашние планы и договорились, что как только я освобожусь от портного, то сразу позвоню девушке. Вернувшись в гостиную, застал там Прохора, возящегося с какой-то аппаратурой.

– Садись, – кивнул он мне, – сейчас закончу.

Через несколько минут он удовлетворенно смотрел на зеленый индикатор, горящий на панели прибора непонятного назначения.

– От всех видов прослушки, – прокомментировал он. – В службе безопасности рода взял, на всякий случай. Как себя чувствуешь?

– Нормально! – махнул рукой я. – Рассказывай, что было.

– Ну, а что было… – Прохор присел напротив. – Мне бы хотелось твою версию событий услышать, а я потом тебе в подробностях расскажу свои ощущения.

– Хорошо, – согласился я и начал рассказывать: – Все было как обычно, вернее, как в прошлые разы… – Прохор кивнул, давая понять, что разобрался, о чем я. – Но проломить твой доспех, как мы и договаривались, я уже не пробовал, а сначала ощупал и попытался на него настроиться. И мне показалось, что это у меня с большим трудом, но получилось – твой ментальный доспех потеплел. А потом закружилась голова, затошнило, начала расти моральная усталость, о которой я тебе рассказывал, ну и темнота перед глазами… Все. А потом я очнулся от того, что ты меня трясешь…

– Понятно… – протянул Прохор. – Испугал ты меня сильно, когда на землю завалился весь бледный. Я даже в какой-то момент начал понимать графа Орлова с этими его экспериментами.

– Прохор! – не выдержал я его лирических отступлений. – Рассказывай, что ты чувствовал!

– Хорошо, хорошо! – улыбнулся он. – Как ты правильно отметил, все начиналось как обычно. Но неприятные ощущения были только в самом начале тренировки, да и то несравнимо менее насыщенные, чем в прошлые разы. Самое же интересное началось потом…– Он сделал паузу. – Ты действительно начал мой доспех как бы ощупывать, не вызывая у меня особого дискомфорта, а затем… – Он опять остановился. – Мой ментальный доспех на пару мгновений стал как живой! – Прохор улыбался.

– Это как? – не понял я.

– Помнишь, ты мне говорил, что сила находится не только внутри нас, но и вокруг нас?

– Помню, – кивнул я.

– Так вот. Именно это я сегодня и почувствовал, перед тем как ты сознание потерял. А мой доспех после твоего воздействия как-то изменился, только вот как, понять я пока не могу… Надо проверять.

– Я тебе там ничего не сломал? – Меня охватило беспокойство.

– Да нет! – отмахнулся Прохор. – Наоборот. По ощущениям – привел в порядок. Давай я завтра, пока ты будешь на учебе, съезжу на полигон и погоняю себя в разных режимах, вот и сделаю окончательные выводы. Договорились?