
Полная версия:
Черновед. Изнанка
Чудодейка подняла посох и чуть качнула набалдашником, вызвав тем самым очередное шуршание и позвякивание.
– Силы той стороны сегодня благосклонны. Они поведали мне кое-что о вас, – Светлая понизила голос. – Впереди черноведов ждет избавление страждущего от проклятия. Такова судьба, написанная на роду.
Диванчик под Аллой, казалось, раскалился докрасна. Если бы не опыт скучнейших интервью, она бы высказала все, что думает о написанной на роду судьбе. Ничего хорошего – вот что. Алла велела себе брать пример с Егора. Каким-то образом он оставался спокойнее удава и даже немного подыгрывал представлению.
– О каком страждущем идет речь? У вас нет признаков заражения, если судить по внешнему виду.
– Милош – мой знакомый и собрат по участи, – в голосе Светлой угадывались нотки сожаления. – Невероятный прорицатель, взращенный духами, пал жертвой злого рока. Его тело ежедневно пронзает страшная боль, его внутренние органы отказывают. Скольким беднягам он помог! А теперь не может пересечь порог собственного дома. Такой дар пропадает зря.
Егор задумался.
– Навскидку подходит масса проклятий. Изгой, например, или Чудовище. Как долго мучается ваш знакомый?
– Больше года терзается.
– Значит, проклятие не смертельное или условно-смертельное. Уже хорошо. Но сейчас я не могу сказать, получится его исцелить или нет. Зависит от множества обстоятельств.
– Силы той стороны уверяют, что вы справитесь, – настаивала Светлая. – В знак благодарности за указанный путь вы избавите Милоша от мучений. Не злите их, предупреждаю.
Она ударила тростью с гулким стуком в подтверждение своих слов. Настенный светильник эффектно замигал.
– Хватит! – не выдержала Алла. – Научитесь говорить нормально! Хотите, чтобы мы сняли проклятие с вашего Милоша? Так и скажите. Паранормальные штучки и посох из «Властелина колец» ни к чему. Вся эта экспрессия с духами и той стороной выглядит просто смехотворно. Уж мы-то с проклятиями знакомы не понаслышке. И знаем, чего стоят так называемые экстрасенсы.
На лице Светлой вспыхнула столь искренняя обида, что Алла пожалела о резкости своих слов. В основном из-за того, что от чудодейки зависел путь к переулку Жялвей. И совсем немного потому, что обидела человека, который ничего откровенно плохого ей не сделал. Егор легонько наступил Алле на ногу, намекая о сдержанности.
– Не верите в ту сторону? – холодно произнесла Светлая. – Да как хотите. Но я вас уверяю – та сторона никогда не ошибается. Если вам предначертано снять проклятие с Милоша, так оно и будет.
Светильник перестал мигать. В трости ничего больше не шуршало.
– У нас времени в обрез, – признался Егор. – На переулке вот-вот произойдет очень неприятное событие, которое может затронуть всех. Представляете, как все повернется, если число зараженных возрастет в десять, в двадцать раз, а то и в сотни? Как только разберемся с переулком, будем рады вам помочь.
– Насколько я поняла, Шелест оказал вам услугу и теперь просит услугу в ответ, – добавила Алла. – Было бы нечестно его подводить.
Она почувствовала на себе обжигающий взгляд чудодейки, но удержалась от колкого замечания. Сейчас определенно было лучше держать язык за зубами.
– По крайней мере у вас, Егор, хватает хороших манер, – Светлая бросила презрительный взгляд на Аллу. – Не то что у вашей подружки. Сейчас отмечу переулок в приложении и скину вам скриншот. Но помните, вы пообещали мне исцелить Милоша. Пообещали мне и той стороне.
Смартфон Егора просигналил о полученном сообщении.
– Обещание сдержим, не сомневайтесь, – произнес он, вставая с дивана. – Если переживем встречу с порченным местом.
7
Измученный ночной бессонницей, Тимофеев провалялся в кровати до полудня. Выходить в город было бессмысленно, а Цзун Гэ уверял, что раньше положенного срока его к переулку не отведут, как ни упрашивай. Иногда слабой вибрацией давал о себе знать смартфон. Приходили отчеты поисковых отрядов: патрулирование города и прилегающих к нему окрестностей ничего не дало. Число волонтеров падало с каждым днем. БЖ продолжала закидывать его однотипными вопросами о судьбе Линоры. Тимофеев отделывался однотипными ответами. Очень уж активной она стала, при этом не желая внести хотя бы малейший вклад в решение проблемы. Вот подключила бы к поискам нового муженька – было бы другое дело.
ДимДимыч – гордый владелец второй половины «Рубекса» – постоянно спрашивал, все ли хорошо. Тимофеев не тешил себя иллюзиями относительно партнера по бизнесу. ДимДимычу, честно говоря, наплевать было на личные проблемы всех, кроме него самого. Тимофеев его интересовал прежде всего как человек, умеющий разгребать проблемы. И как лицо «Рубекса», конечно же. С заключением сделок и управлением персоналом ДимДимыч прекрасно справлялся сам – этого у него не отнять. Пусть потерпит немного. Впервые за долгое время Тимофеев ощущал равнодушие к бизнесу, который построил с нуля. Торговые знаки, падение прибыли и кризис на рынке страхования его не волновали. Без Линоры все потеряло смысл. Он приходил в ужас от предположения, что его пригласят на опознание тела. В мыслях поспешно откидывал, как горячую картофелину, то и дело возвращающийся образ изувеченной дочери.
Без пяти минут двенадцать Тимофеев отправился в бар. На двери номера напротив вывесили табличку «Не беспокоить». По-видимому, старик отсыпался после ночных прогулок. Тимофеев сам неустанно тер зудящие глаза и маялся легким головокружением, так что старика понимал прекрасно.
Как и в первую встречу, Цзун Гэ заполнял бумаги за стойкой администратора. Приколотили его туда, что ли? Или он попросту старательно изображал занятость. В конце концов, откуда взяться прорве документов при двух постояльцах и минимуме работников?
К слову о работниках – Слендермен был тут как тут, с неизменно скрещенными на груди руками. Он проводил взглядом Тимофеева, тонкие губы скривились в ухмылке.
– Вас ждут в баре, – напомнил Цзун Гэ, не отрываясь от бумаг.
– Да я на память не жалуюсь, – отозвался Тимофеев.
Увиденное в баре слишком контрастировало с образом, который он успел себе представить. Тимофеев ожидал увидеть подтянутого парня с рюкзаком за спиной и, возможно, с картой в руках, несмотря на ее отсталость по сравнению с навигаторами. Однако сидящий за столиком проводник походил на бездомного, обретшего неограниченный доступ к фаст-фуду. Складки жира под свитером складывались в уродливые волны. Лоб и щеки походили на минное поле с прыщами и бородавками. Скрытые медицинской маской мясистые губы непрерывно двигались толстыми дождевыми червями. Тимофеев сел напротив, пожалев, что стол слишком маленький: от проводника несло кислым смрадом.
Пухлая рука гостеприимно придвинула бутылку пива. Тимофеев молча покачал головой. Проводник, ничуть не огорчаясь, пожал плечами, переставил бутылку поближе к себе, отвинтил крышку, и лишь после этого заговорил:
– Ты-то что забыл на переулке? Кризис среднего возраста в башку ударил?
Говорят, даже в самом большом уродстве есть толика красоты. Голос проводника звучал, как хорошо настроенный музыкальный инструмент. Идеально для радио и подкастов – главное, чтобы лица не было видно.
– Вот так сразу? – усмехнулся Тимофеев. – Даже не познакомимся?
– Удивительно хороший настрой для человека в отчаянном положении. Зови меня Проводником, если хочешь. Другого имени говорить не собираюсь, а твое мне вообще не интересно, хотя по документами в вестибюле посмотреть можно. Сделаем дело – расстанемся друзьями. Второй раз ко мне обычно не приходят. Так зачем имена?
– Логично, – согласился Тимофеев. – А откуда ты…
– Откуда я знаю насчет положения? – Губы под маской разошлись в подобии улыбки. – Так мы бы не встретились, будь оно по-другому. Про кризис среднего возраста я так просто сказал. Видно же, как ты нервничаешь. Давай рассказывай, что хочешь отыскать на переулке.
Тимофеев инстинктивно решил, что обязан сказать правду. Ему думалось, что соври он хоть самую малость, Проводник покинет гостиницу, оставив его ни с чем. Даже деньги не помогут.
– Парень моей дочери скончался во Владивостоке. Подробности о личной жизни тебе ни к чему. Все сложно, причем там, где сложно быть не должно. Дочь отреагировала неадекватно. Как только узнала о смерти этого придурка, умчалась во Владик на первой же попутке, даже вещи толком не собрала. Наплевала на учебу, мать и отца. Парня, кстати, успели похоронить. Я вообще не понимаю, зачем она так торопилась. Вроде бы никогда религиозной не была, – Тимофеев нервно сглотнул. – Во Владивостоке ее след оборвался. Человека, который ее подвез, проверили по всем базам. Он ни в чем не виноват. Высадил мою дочь на окраине и поехал по своим делам. А ее как будто вычеркнули из нашего мира.
Проводник, неуловимо напоминающий выражением лица стереотипного частного детектива из американских фильмов, покрутил бутылку пива на столе.
– Мало ли, где она могла пропасть. Может, каникулы себе устроила. Молодые сейчас такие пошли. Малейшая беда – сразу выгорание и стресс. Или бандиты постарались.
– Полицейские нашли ее телефон в мусорке. Сообщения подчищены, история поисков удалена. Только заметки сохранились. Полно всякой ерунды вроде рецептов и списков покупок. Кроме одной, с очень странным содержанием. «Владивосток, переулок Жялвей, 21.45». Город, адрес и время. Других зацепок у меня не осталось.
Тимофеев умолк, пораженный внезапной догадкой. Он и полицию подключал, и архивы, и волонтеров, а переулок Жялвей так и не нашел. Даже в «Приют» угодил почти случайно. Как же Линора справилась? Тоже обратилась за помощью к проводникам. Можно подумать, есть другие варианты. Выходит, она посещала «Приют» несколькими днями ранее и – кто знает? – ночевала в том же самом номере. Тимофеев достал из кармана смятую фотографию и аккуратно разгладил.
– Не видел ее? По фотографии не скажешь, но девушка она высокая. Почти с меня ростом. Раз она искала Жялвей, то должна была связаться с тобой, верно?
Проводник приблизил фотографию к лицу. Прыщи на его лбу сложились в извилистую линию.
– Красивая. Будь у меня очередь расписана на годы вперед, я бы все равно ее запомнил. Но клиентура в нашем бизнесе редкая. Уникальная, как скульптуры в музее. – Он вернул фотографию. – Точно могу сказать, что никогда твою дочь не видел. А врать мне бессмысленно. За информацию о дочке я бы с тебя слупил больше, чем за путь к переулку.
– Но кто-то ведь ей помог… – поморщился Тимофеев. – Есть другие проводники?
– Нет. Но есть другие способы увидеть Жялвей.
– Навигатор? Собака-поводырь? Туристическая экскурсия?
Проводник с довольным видом откинулся на спинку стула.
– Я не собираюсь терять доход из-за болтливого языка. К тому же ты вообще пока не понимаешь, о чем говоришь. Не понимаешь, каких усилий нам стоило освоить надежный путь к переулку. А другие тебе не понравятся – я их на себе проверял. Хочешь, покажу последствия?
Тимофеев не особо хотел, но все же кивнул.
– Обожаю этот момент. – Проводник уцепился жирным пальцем за край маски и сдвинул ее в сторону. – Знаешь, я не всегда был таким красавчиком.
Тимофеев пожалел, что не успел отвернуться. Раздутые губы проводника были усеяны рваными отверстиями, в которых непрерывно перемещалось нечто, похожее на нить. Однако нить была живой. Под взглядом Тимофеева она юркнула в губную норку и затаилась. Проводник медленно вернул маску на место.
– Что за… – выдавил Тимофеев.
– Девочкам нравится. Не всем, понятно, а тем, кто очень любит деньги, – подмигнул Проводник. – Искренне надеюсь, что твоя дочь не прибегала к столь разрушительным для организма способам передвижения.
Тимофеев пялился на маску, на складки ткани, скрывающие тонкое тельце червя. Воображение его подкидывало картины, одну страшнее другой: ровная, без малейшего изъяна кожа дочери ссыхается, превращаясь в апельсиновую корку; тело раздувается под напором бурлящей желчи и лопается, как дешевый воздушный шарик; черви бороздят кожу и мышцы, вываливаются из ноздрей и ушных раковин. Господи, во что она ввязалась?
– Я продаю надежный и относительно безопасный путь, – сказал Проводник. – Переулок Жялвей как на ладони, здесь и сейчас. Если твоя дочь там, найдешь ее и вернешься без проблем. Но сначала деньги, а потом товар, как гласит старое правило.
Ошеломленный увиденным, Тимофеев без единого слова выложил на стол пухлый конверт. Проводник утащил его, не удосужившись заглянуть внутрь и пересчитать деньги.
– Показывай, куда идти. Надеюсь, недалеко?
– Как сказать. Расстояние – штука относительная.
Тимофеев завертел головой в поисках потайной двери, ведущей в переулок Жявлей, но взглядом натолкнулся на Слендермена, замершего возле дверей. И только потом его внимание привлекла маленькая баночка с густой мутной жидкостью, мирно лежащая на громадной ладони Проводника. Сквозь толстое стекло просматривалось пятнышко таблетки или капсулы. Тимофеев непонимающе уставился в сальные глазки.
– Это еще что?
– Переулок Жялвей находится в месте, которое мы называем Изнанкой. Изнанкой Владивостока. Ты весь город обошел, а все равно бы к переулку не попал. Но вот эта крохотная капсулка тебе поможет. Советую принять перед сном, лежа в кровати. Глотай целиком, не раскусывай. Обильно запей водой. В холоде хранить не советую. Если понадобится еще одна – ты знаешь, где меня искать.
Прилив крови обжег щеки. Тимофеев стиснул зубы и сжал кулаки.
– Я просил дорогу указать, а ты наркоту мне толкаешь? – процедил он. – Совсем охренел?
Проводник успокаивающе махнул рукой. Тимофеев решил, что жест обращен к нему, пока не услышал звук шагов за спиной. Слендермен, осторожный и сосредоточенный, приближался с телескопической дубинкой в руках. Вдобавок Цзун Гэ перекрыл выход из бара. Его мрачный вид дополнял блеск невесть откуда взявшегося тесака для разделки мяса.
– Полицию мы вызывать не любим, с буйными клиентами разбираемся сами, – миролюбиво заметил Проводник. – Пообещай вести себя хорошо, и продолжим разговор.
Тимофеев насупился, но с места не сдвинулся. Мысль о том, что он умудрился потерять время и деньги в наркопритоне, неприятно пульсировала в голове. Надо бы убираться, и как можно скорее, желательно без лишних слов. Как только он окажется за пределами «Приюта», сразу даст наводку полицейским и журналистам. Посмотрим, как запоют китаец с толстяком в местном изоляторе. А Слендермена вообще стоит выставить напоказ в местной кунсткамере.
– Да ты пойми, своим ходом до переулка не добраться. – Проводник толкнул баночку с капсулой по столу. – В горы ведь не полезешь без альпинистского снаряжения? Считай, что это оно. Пользоваться им или нет – выбор за тобой.
Тимофеев с ненавистью уставился на колебания мутной жижи. Из-за наркотиков пропала Линора, а теперь это же дерьмо пытаются всучить ему. Блеск.
– Я вижу, ты не совсем нам доверяешь? – спросил Проводник.
– В самом деле? С чего ты взял?
Проводник подхватил непочатую бутылку пива и поднялся со стула.
– Навести своего соседа из номера напротив. Такого симпатичного старикана в кроссовках. Спроси, как прошло путешествие. Получишь пятизвездочный отзыв клиента лично.
Тяжелой поступью он покинул бар. Цзун Гэ незаметно исчез еще раньше. Слендермен спрятал дубинку и уставился за окно, словно напряженный инцидент нисколько его не взволновал.
Тимофеев просидел, сам не зная сколько времени, с пустой головой и отсутствием связных мыслей. Вся эта история источала зловоние похлеще, чем кусок падали. Мутная гостиница, подозрительные капсулы, скрытая часть Владивостока… Изнанка, мать ее. Но хуже прочего были червивые губы Проводника. Он подцепил паразита и все-таки разгуливал с ним, будто это и не паразит вовсе, а так, едва заметный синячок. Какая-то часть Тимофеева отказывалась верить, что все это навалилось на него в самом деле. Но как тут не поверишь, ведь сколько ни щипай себя за ногу, так и не проснешься.
Как вор, он схватил баночку, и побрел в номер.
Продолжение Главы 1
8
Переулок Жялвей прятался под другим, совершенно непримечательным названием. И переулком он перестал быть давным-давно, когда местные власти снесли деревянные бараки, заложили небольшой сквер и продлили дорогу. С одной стороны улицы застыли три серых, как бетон, малоэтажных дома. Прямо напротив них в заснеженных кустах утопали безлиственные деревья. Вполне типичная картина для окраины провинциального спального района, откровенно скучноватая, если не приглядываться.
Взору бдительного наблюдателя открывались малоприятные детали. Дома выглядели неухоженными, грязными, почти нежилыми. Очередь капитального ремонта до них упорно не доходила. На замызганных клеем и бумажными обрывками досках объявлений чернели большие буквы: «СДАЕТСЯ» с номерами телефонов. Сдавались, по всей видимости, почти все квартиры сразу. Плотные шторы в окнах задернуты – жильцы как будто сговорились. На заснеженных тротуарах проступали редкие отпечатки подошв. Деревья, больные и скрюченные, казались ошибкой природы, словно посадили их кронами в землю и корнями наружу. Кора обильно бугрилась желтоватыми наростами, а гнезд на ветвях не было ни одного.
– Тоскливо и холодно, – поежилась Алла. – Как на кладбище.
– На кладбище бывает поживее, – ответил Егор.
Однако сходство было в самым деле поразительным. Вокруг застыла почти ритуальная тишина, и даже городские звуки до переулка долетали приглушенными. Заборчик, огораживающий сквер, напоминал могильную оградку, которую забывали подкрасить с момента установки. В зоне видимости ни одного человека. Внутреннее чутье, страх или дурной опыт заставляли пешеходов обходить улицу стороной, а жителей дома – держаться подальше от собственных квартир. Переулок Жялвей был отмершим сосудом в кровеносной системе города.
– С чего вдруг порченное место образовалось именно здесь? – Алла огляделась. – Почему не в любом другом дворике? Или не на главной площади, в конце концов? Погоди, я угадаю. Много лет назад на переулке Жялвей провели сатанистский ритуал с жертвоприношением и каннибализмом? Ну не просто же два алкаша друг друга зарезали, да?
– Без убийства не обошлось. Мне Шелест рассказал, не вдаваясь в детали. В гражданскую войну весь Дальний Восток оккупировали интервенты. Японцы, поляки, американцы… Последних было меньше, но зверствовали именно они. Отрезали нашим губы и уши, морили голодом в отместку за косые взгляды или ругательства. Война и разруха, приправленные несправедливостью, – благодатная почва для проклятий.
Егор коснулся заснеженной дороги. Пальцы пронзил обжигающий холод.
– Здесь американцы уничтожили несколько крестьянских семей якобы за связь с партизанами. Патроны тратить не стали, закололи штыками. Сначала убили мужчин, чтобы не столкнуться с сопротивлением. Женщин и детей тоже не пощадили. Шелест упомянул, что людей порубили на куски – так легче закапывать в землю. Такая получилась братская могила без имен, крестов и отпеваний. Бараки сожгли вместе с вещами. Парой дней позднее на обгоревших кусках повесили табличку: «Переулок Жялвей». Опухоль, значит. – Егор взглянул на новенький указатель с современным названием. – Кто именно постарался, так и не выяснили. То ли шутник с плохим чувством юмора, то ли сердобольный гражданин. Провисела табличка всю интервенцию, людям запомнилась. Когда советская власть переименовала улицы, название еще долго ходило на слуху как символ бессмысленного насилия.
Егор перевел взгляд с дома на скрюченные деревья, ветви которых теперь напоминали ему вздернутые в мольбе руки убитых женщин и детей. Воображение разыгралось настолько, что в свисте ветра слышались крики.
– Я знаю, что война не бывает чистой и благородной, но все равно пробирает до мурашек, – тихо произнесла Алла. – Стреляйте вы по военным, по вооруженным… Беззащитных-то зачем убивать?
– Вот эта ненависть к убийцам, жалость к жертвам, их предсмертная боль, сосредоточенные в одном месте, истончили грань. По крайней мере такая версия описана в «Маледиктиарии», а другой у нас не имеется. Сдается мне, Безликий не ошибался. Ты ведь чувствуешь, здесь что-то не так?
– Если ты про давящее чувство тоски, то да, – подтвердила Алла. – Похуже местечко еще надо поискать.
– Нет, я…
Что-то едва заметное, как упавший снег или крыло птицы, тронуло Егора за плечо. Он развернулся, но увидел лишь Аллу, стоящую метрах в пяти от него с озадаченным видом.
– Что случилось? – прошептала она, и тоже закружилась в поисках возможной угрозы.
Дерганные движения на самой границе зрения давили на нервы. Каждый раз, стоило Егору решить, что ему показалось или в глаз попала соринка, как движения возобновлялись. Будто человек стоял сбоку и махал руками, привлекая к себе внимание, но отходил вслед за поворотом головы. Эти призрачные движения невозможно было объяснить плывущим по ветру куском полиэтилена или дрогнувшей веткой дерева. Но и машущего человека Егор не встретил. Если бы он не был знаком с потусторонними силами, мигом убрался бы подальше с переулка и постарался бы забыть это место навсегда.
– Кажется, я догадался, почему здесь так мало прохожих, – усмехнулся Егор.
Алла, похоже, все равно заметила, как его пробрало. Из усмешки вышла плохая маскировка.
– Рассказывай, – велела она. – Тебя словно черт коснулся. Так моя бабушка говорила, если какой-нибудь человек стоял столбом и пялился в одну точку.
– Ты правда не видела?
Ее ответ озадачил Егора не на шутку. Если в переулке Жялвей истончилась грань, образовалось порченное место, то оно должно было действовать на всех одинаковым образом. С другой стороны, никогда прежде он не имел дела с порченными местами, а их описания встречал только в «Маледиктиарии» и рассказах Шелеста. Кто знает, насколько они правдивы?
– Фигуры, похожие на человеческие, мелькали по сторонам, – признался Егор. – Помнишь слухи про двадцать пятый кадр в фильмах? Изображение, длящееся меньше секунды. Что-то подобное мне привиделось. Да ладно бы один раз, а то ведь несколько.
– Ладно, – кивнула Алла. – Чувствуешь себя в порядке?
Прислушавшись к ощущениям, Егор кивнул. На всякий случай проверил оберег, хотя против целого порченного места не справилась бы и гора агата. Признаков проклятия на себе он не обнаружил, да и колебания образов явно были вызваны не им. Переулок Жялвей оказался загадкой – загадкой, которую Егору не хотелось решать категорически. Погруженный в размышления, он не сразу обратил внимание, что Алла вооружилась смартфоном и принялась снимать окрестности на камеру.
– Умно, – отметил Егор. – Есть артефакты?
– Вообще-то есть. На, попробуй поводить по сторонам.
Все та же пустынная улочка высветилась на экране смартфона. Стоило переместить его на малейшее расстояние, как изображение начинало подрагивать или идти волнами. Редко, но заметно вспыхивали белые полоски, похожие на молнии. Обычные помехи, которые можно было бы списать на дефект камеры или излучение, если не знать о том, как действуют проклятия.
– Успокой меня и скажи, что простой ритуал очищения сработает, – попросила Алла.
– Вряд ли. Иначе другие черноведы очистили бы порченное место для нас, – откликнулся Егор. – И вообще не стоит здесь долго оставаться. Нутром чую какой-то подвох. Надо бы почитать про этот переулочек. Историю, недавние происшествия. Хорошенько подумать, и только потом соваться.
– А если Ядвига нагрянет среди ночи и распахнет двери в ад? Она – дама непредсказуемая.
Егор обвел взором линии электропередач, столбы и крыши домов. Вновь ему почудилось припадочное дергание в окнах и за кривыми стволами деревьев. Нет, квартиру в этом месте лучше не снимать даже бесплатно.
– Патрули нам не выставить, – сказал он. – Но кое-что сделать можно. Давай прогуляемся до магазина и купим пару-тройку камер наблюдения. Желательно с датчиками движения. Тут не Красная площадь – проходимость невелика. Подозрительных гостей не пропустим, подготовиться успеем.
– Ты это заранее продумал?
– В нашем деле многое зависит от импровизации.
Возле выхода из переулка Егор обернулся в последний раз. Мельтешения фигур уже не преследовали его, но вал тоски накатил как прежде. И вновь слабо колыхнулось желание никогда сюда больше не возвращаться.
9
Об инциденте в баре ничего не напоминало. Проводник покинул гостиницу с конвертом, полным новеньких денежных купюр. Слендермен вернулся в коридор, хотя руки на груди не скрестил и дубинку, пусть и сложенную, из них не выпустил. Цзун Гэ вел себя с прежней невозмутимостью. Тимофеев, еще не отошедший от злости, поинтересовался, не спрятана ли за стойкой администратора коллекция мясницких ножей.
– Ведите себя прилично, господин Тимофеев, – равнодушно ответил Цзун Гэ, – и не узнаете.
– Прилично, – презрительно передразнил Тимофеев. – Плевать я хотел на ваши приличия. Развели тут долбанный притон, только шприцов с иголками не хватает! Хватит с меня! Я ухожу, и пусть только эта тощая псина в джемпере попробует меня остановить!