Бог, которого люблю

Я открыл его. В нём была записка:

«Миша окажи всяческое содействие этой девушке. Это мой человек, она тебе всё расскажет. Твой Горлопан».

Действительно, как только мы сели в машину, она мне всё рассказала. Друзья, которые вызвали её, живут в другом штате, и она ехать к ним не собирается. В Нью-Йорке у неё никого нет, и Юрий Ефимыч сказал ей, что она может остановиться у меня.

Что мне было делать?

Когда мы подъезжали к дому, тщательно подбирая слова, чтоб не напугать её, сказал:

– Ты знаешь, так получилось, что в доме, где я живу, поселились очень нехорошие люди, в общем, бандиты. Они не живут в моей квартире, но ты их обязательно увидишь. Ни в коем случае не связывайся с ними, даже не заводи с ними разговоров.

Я назвал их всех по именам и подробно описал, кто как выглядит.

Выслушав меня, она спросила:

– А где здесь сэйл?

– Сэйл в Америке повсюду и всегда, – ответил я.

В первый же вечер она уехала с моими жильцами. Причем именно с теми, о которых сказал, чтобы она к ним даже не подходила. Вернулась лишь под утро.

Дня через три она впервые решила заночевать у меня дома. Поужинала, приняла душ и легла спать. Было уже часов одиннадцать вечера, и я тоже был в постели, потушил свет. Вдруг услышал стук в дверь, и голос Бориса. Он требовал, чтоб она открыла.

Войдя в комнату, он громко сказал:

– Сейчас ты пойдёшь со мной туда, куда я тебе скажу, и ни одна… тебе не поможет. Даю тебе двадцать минут. Если не выйдешь, я из тебя котлету сделаю.

И она ушла с ним…

Весь мой настрой – ни при каких обстоятельствах не говорить с ним на его языке, требовал: «Ты не должен укорять себя, что не заступился за женщину. Ты её предупреждал. Она сделала свой выбор».

Вспомнил, как недавно Борис, Игорь и я ехали в моей машине. Борис явно старался всё время унизить Игоря. В какой-то момент во мне всё возмутилось. Стукнула мысль: «Сейчас съеду на обочину, остановлю машину прямо на хайвее, и если надо, помогу ему выйти. Все мои мысли выплеснулись в одном восклицании – «Эй!..» Видно Борис мгновенно понял, что я готов говорить на его языке. Сделал вид, что ничего не произошло, но от Игоря тут же отстал. И вот сейчас, видимо, хорошо накурился, и его подмывало продолжить тот разговор, ответить на моё «Эй».

На следующий день, когда мы увиделись, она сказала:

– Меня никто ещё в жизни так не унижал. Я поеду в Москву, найду людей и отомщу ему.

В тот же вечер она уложила чемоданы, вызвала такси и уехала.

Несколько неприятнейших мыслей не давали мне покоя. Ольга с Олежкой выехали из Союза, они уже в Италии, в любой день им могут дать разрешение на въезд в Америку. Как не хотелось, чтоб они видели всю эту грязь.

Игорь оказался в таком положении, что они, вообще, могут отнять у него бизнес. И получается, что я, хоть и косвенно, но вовлек его во всё это. И наконец, если хозяин дома узнает, что здесь происходит, как смогу посмотреть в глаза Павлу, когда мы встретимся. Ведь он поручился за меня.

Невероятно, но хозяин даже не догадывался, что происходило в его доме. Он полностью доверял мне. Все платили, и я вовремя отдавал ему деньги.

Однажды его жена Деби заглянула по каким-то делам, увидела Сергея и Бориса, потом сказала мне:

– Какие ваши друзья все интеллигентные люди.

Я понимал, что ничего не могу изменить своими силами, должен только терпеть и ждать, что сделает Бог.

И было, что терпеть. Младший брат, как всегда, по несколько раз в день стучал в дверь и улыбался, старший почти всегда был накуренным, ходил, как зомби, никого не замечая. Борис же завёл себе подружку, молодую девчонку откуда-то из Нью-Джерси и дал ей для связи мой телефон. Ведь ни у кого в доме телефона не было.

Она звонила иногда по несколько раз в день. И всегда одним и те же голосом просила: «Мишенька, а позови, пожалуйста, Борю». Приходилось разыскивать Борю.

Я решил, что всё, моему терпению пришёл конец. Отключил телефон на три дня, тем более что накануне пришёл счёт на четыреста долларов. В воскресенье, ровно в одиннадцать часов, когда истекали три дня, назначенные мною, я решил включить телефон. В тот же момент, когда воткнул его в розетку, раздался звонок. Я даже вздрогнул. Как под гипнозом поднял трубку: «Мишенька, а позови, пожалуйста, Борю», – услышал я голос Гали, Бориной подружки.

Страшное уныние проникло в мою душу. Точно дьявольские сети какие-то, решил я.

На улице шёл сильный дождь. Надел куртку, вышел из подъезда, стал звонить в Борину квартиру. Открыл, всегда улыбающийся младший брат. Борис ещё спал. Мы разбудили его, сказали, звонит Галя. Спросонья он ответил словами, которыми лучше всего владел и чаше других употреблял.

На следующий день решил непременно поговорить с ними. Помолившись, чтобы Господь не допустил никакого раздражения, пошёл к ним. Мне повезло. Все они были как раз дома. Может, молитва помогла, может быть, они уже прочитали мою рукопись, которую Григорий неделю назад сам попросил у меня, сказав, что хочет дать её братьям, но встретили они меня приветливо.

– Ребята, вы меня в грех ввели, – начал я.

– Какой грех, Мишка, – сразу же встрепенулся Борис, пожимая плечами и оглядывая всех. – Ты же у нас верующий человек. Какой же может быть грех?

«Хорошо, что разговор принимает полушутливый характер», – подумал я и продолжал:

– У вас же две квартиры, восемь комнат, а вы почему-то всё время заходите ко мне, будете меня. Что ж, вам места не хватает? Я начинаю плохо о вас думать, злиться на вас, а это и есть грех. Я же вам ничего плохого не сделал.

– Да, да, Мишка, – согласился Борис. – Ты нам ничего плохого не сделал. Ну, мы, это, как-то потише постараемся.

Я, вроде бы обращался ко всем, но отвечал только Борис. А Григорий, братья и Татьяна ждали, чем закончится разговор.

– А вот скажи мне, – расплываясь в улыбке, обратился ко мне Борис, – грех это или нет: получать вэлфер и торговать свитерами? Вроде бы я слышал, кто сидит на вэлфере, тот никакого другого дохода иметь не должен.

– Что ж, – ответил им, – я никогда не утверждал, что без греха, у меня много грехов.

– Вот и расскажи, расскажи нам про свои грехи. – В который раз, предвкушая удовольствие и оглядывая всех, перебил меня Борис. – Может, ты и онанизмом занимаешься, ведь ты один, без жены живёшь, а подруги, как я знаю, у тебя нет.

Никогда не видел всю компанию в таком прекрасном настроении. Их лица, буквально, светились каким-то лукавым светом. Почувствовал – вот сейчас время. Дух поможет ответить как должно, это коснётся их, они запомнят Его прикосновение.

Тщательно выверяя слова, сказал:

– Все грешат – верующие и неверующие. Но разница в том, что верующие знают истину, принимают её, и она меняет их.

– А в чём истина? – вдруг спросил младший брат.

Удивительно, но он почему-то не улыбался. Я почувствовал, что дух нашего разговора переменился.

– Иисус сказал, кто от истины, тот слушает голоса Моего, – ответил я ему. – Истина в Его слове, в том, что написано в Библии.

Борис тоже перестал улыбаться. Пристально глядя мне в глаза, спросил:

– Ну а вкратце, чему же она учит, Библия, как она учит жить.

– Если вкратце, то очень просто. Не делай другим того, чего не хочешь себе.

После этих моих слов возникла пауза. Заметил, что лукавый свет напрочь исчез с лиц моих собеседников.

– Ну вот, – продолжал я, – теперь вы знаете, что Бог хочет от вас, знаете крупицу истины. Вы теперь другие люди. До того, как вы этого не знали, на вас и ответственности не было перед Богом. Иисус сказал: «Слово, которое вы слышите, будет судить вас в последний день».

– Ну ты, Мишка, того… Шибко нас не пугай, – беззлобно прокомментировал Борис.

На этом мы и закончили наш «полушутливый» разговор.

У черты

«Ты испытал нас, Боже, переплавил нас, как переплавляют серебро. Ты ввёл нас в сеть, положил оковы на чресла наши, посадил человека на главу нашу. Мы вошли в огонь и в воду, и Ты вывел нас на свободу».

Псалом 65:10–12.

Наконец-то получили визы на въезд в Америку Рита и Вадим. Мы встретились в аэропорту Кеннеди. Они летели через Нью-Йорк в Кливленд. Там жили люди, которые согласились дать им гарант.

Выглядели здорово измученными. Как-никак, одиннадцать месяцев на чемоданах в Италии в постоянном ожидании, в постоянном страхе, что завтра лишат пособия, и нечем будет платить за жильё.

– Ребята, всё позади, – подбодрил я их. – Вы в Америке.

Когда Рита отошла, Вадим сказал:

– Всё это время прожили в маленькой комнате. Кроме чемоданов и кровати там и поставить толком ничего нельзя было. Кухня и туалет общие. Мне-то не привыкать, я ведь на подводной лодке служил, а вот Рита оказалась к этому не готова.

Мы не виделись почти два года. За те сорок минут, что оставались до их отлёта, невозможно было рассказать о событиях, которые произошли за это время. Да, видно, и настроения не было. Тот оптимизм, которым горели наши глаза, когда собирались уезжать из Союза и подбадривали себя, что будем помогать друг другу там, в Америке, – приугас. И они, и я успели понять, жить на Западе не просто.

Итак, путь моих друзей лежал на Север, к Великим озёрам. Объявили посадку. Пришла пора прощаться.

Конечно, заверил их, что могут рассчитывать на меня, если надумают переехать в Нью-Йорк.

Когда возвращался домой в Бруклин, было уже темно. Огни тысяч машин бесконечной лентой высвечивали дорогу. Где-то далеко справа виднелись небоскрёбы Манхеттена, слева темнел океан. Я выключил радио. Посреди медленно плывущего вместе со мной потока огней погрузился в себя.

Рита с Вадимчиком не выходили из головы. Вот они и в Америке, а что дальше? Сейчас они летят неизвестно к кому. Будет ли Рита работать? Ведь в Союзе она уже много лет нигде не работала, занималась только собой. А Вадим? Он совсем не знает языка, да и профессии никакой нет, а ему через пару месяцев уже сорок девять. Там, в России, их доход был раз в двадцать больше, чем у средней семьи. А здесь-то всё наоборот. Как они выдержат такой перепад?..

– Америка – это самый настоящий работный дом, – вот уже в который раз за последнее время заявлял Григорий.

Вероятно, эйфория после покупки хлебной дороги у него прошла. Наступили трудовые американские будни с оплатой рента за квартиру, счетов за электричество, воду, страховку, бесконечный ремонт машины… А может быть, по природе своей был он не стайер, а спринтер и долго одно и то же делать не мог?

В общем, он сорвался. Запил и перестал выходить на работу.

Увидев его пьяным, сразу же вспомнил, как однажды, когда мы ещё жили вместе, он признался мне:

– Если выпью стакан водки, я уже не Гриша Еремеев.

Совершенно в бессознательном состоянии он лежал в постели. Вокруг – в постели и на паркетном полу валялись десятки окурков, простыни, и пол были прожжены во многих местах. Удивительно, как он не сгорел. Впрочем, он не мог сгореть: простыни под ним были мокрыми.

Попробовал растормошить его. Едва он приоткрыл глаза и попытался что-то сказать, я увидел, что он опять без зубов, вставные челюсти куда-то исчезли. До меня с трудом дошло, что он пытался сказать. Жалобно, как-то по-детски хныкая, умолял принести ему пива.

«Что же будет, если хозяин дома зайдёт, увидит его в таком состоянии, увидит прожжённый паркет?» – подумал я, и ощутил ненависть к нему. С каким бы удовольствием дал ему выпить, сколько он хочет, посадил бы в машину и отвёз далеко, далеко, в другой штат, чтоб даже дороги обратно не нашёл.

Затем подумал, откуда же у меня взялись такие коварные мысли? Ведь я должен поступать по-христиански, как можно скорее помочь ему выйти из этого состояния, чтобы он начал работать. Ни в коем случае нельзя давать ему алкоголь: это только затянет его ещё больше.

Вернулся домой. Какое-то время, под впечатлением увиденного, ходил по квартире из угла в угол. Вдруг, глянув в окно, заметил на улице какого-то человека, он очень странно себя вёл. Подходил ко всем прохожим и, вроде бы что-то просил. Некоторые, не обращая на него внимания, проходили мимо, другие – просто шарахались в сторону. Я скорее догадался, нежели узнал, что это был Григорий. Изменилась его походка, на нём была куртка, которую прежде никогда не видел, и всё было расстегнуто.

И это был тот Гриша, который показывал мне фотографии, где он в клетке с тиграми. Тот Гриша, который вырвал телефонную трубку у моей сестры, когда она разговаривала с человеком, продавшим ей неисправный компьютер, и пригрозил ему тоном, от которого и мне стало не по себе: «Если не вернёшь деньги, сейчас приеду, отрежу тебе уши и при тебе съем».

Спустя несколько дней, когда он пришёл в себя и стал работать, в его голосе опять появились наглые нотки. Я подошёл к нему и спросил:

– Как ты можешь теперь в глаза всем смотреть? Я бы, просто съехал отсюда.

– А что особенного произошло? – ответил он. – Ты чего-то преувеличиваешь.

В эти дни навязчивые мысли подолгу не давали мне заснуть: «Вот я поступил по Духу, взял Григория к себе, и что из этого вышло? Неужели Володя был прав, когда предупреждал – не бери его, получишь страшную головную боль?»

Вроде бы, если я теперь и делаю что-то доброе, то, как учит Евангелие, искренне ничего не ожидая в ответ. Как, например, с Сергеем. Он попросил помочь с жильём, я помог. И тут же к нему приехали братья. Может, в моем стремлении помогать всем, кто обращается ко мне, что-то не так? Может, пора прекратить это делать? Ведь в результате эти братья «спортсмены» нависли надо мной зловещей тучей, которая своей тяжестью подавляет, проникает в душу, и, кажется, никогда и никуда не исчезнет.

Это состояние надо пережить. С одной стороны, знаешь по опыту, по Духу – Господь обязательно протянет руку помощи, с другой же стороны, всё кажется таким несправедливым, что терпеть уже нет мочи. А Господь всё медлит и медлит.

В этот момент, начинаешь понимать, насколько ты грешен. Ведь у тебя есть свобода, крыша над головой, еда, а ты всё чего-то волнуешься, анализируешь, переживаешь, и ничего с собой поделать не можешь. Ведёшь себя так, будто и не веришь, что Господь вникает во все твои дела, и в Своё время всё решит.

Приближалось Рождество. Торговля свитерами была в самом разгаре, и днём для тех мыслей, которые мучили меня перед сном, не оставалось ни времени, ни места – надо было работать.

Домой же старался приходить как можно позже, чтоб не видеть моих соседей. Иногда мы с Игорем садились в машину и просто ездили по улицам.

– Крисмас, – часто повторял Володя, – это время, когда в Америке можно продать даже жареный гвоздь.

После Союза, где нашу торговлю назвали бы спекуляцией, и где всё приходилось делать тайком и с оглядкой, в Америке была полная свобода. Продавай кому хочешь, сколько хочешь и что хочешь. За два года, что мы с Володей торговали свитерами, никто ни разу не потребовал предъявить документы, или больше здесь не появляться, если не поделимся…

Братья съехали, точнее – исчезли на «английский» манер, даже не попрощавшись.

Видно, деньги у них кончились, и они рассудили довольно просто: попробовать, как и планировали, «наехать» на кого-нибудь на Брайтоне. Получится – хорошо, если нет – есть запасной вариант: тут же улететь в Россию. Они зашли в несколько ресторанов и магазинов, объявили хозяевам, что они, мол, теперь должны платить им. Те, конечно же, сразу обратились к местным авторитетам.

Может, кто-то видел братьев с Гришей или даже знал, что они живут с ним в одном доме, может, появившийся у Татьяны ухажер, который жил на Брайтоне и которого однажды избил один из братьев, но так или иначе, кто-то помог местным вычислить, где живут заезжие гастролёры из Москвы.

И вот происходит такое, чего и предположить не мог, когда полгода жил один тихонечко во всём доме, читал Библию и приводил в порядок записи. Гриша объявляет, что сегодня вечером должен приехать какой-то Пиня со своей бригадой, чтобы разобраться с братьями.

«Ведь у них может быть оружие, – сразу же подумал я. – И у Бориса есть пистолет. Но что же делать? Не идти же заявлять в полицию».

Оставалось только молиться и ждать, чем всё кончится. Мысль о том, что может случиться крупная заварушка, и дело дойдёт до полиции, – не давала покоя. Если это произойдёт, хозяин может попросить меня съехать. Но вторую такую квартиру, за которую не надо платить, я никогда не найду. А ведь вот-вот должны получить разрешение на въезд в Америку Ольга с Олежкой…

Наступил вечер. Очевидно, ни спортсменов, ни Бориса дома не было. Иначе кто-нибудь из них непременно зашёл бы ко мне.

Часов в одиннадцать, с мыслью, что тревога оказалась ложной, и никто уже не приедет, я решил лечь спать. Почти засыпал, когда сквозь дремоту услышал автомобильный сигнал… с музыкой. В Союзе такие сигналы обожали все автолюбители с Кавказа. «Вот и Пиня объявился!» – сообразил я. В комнате было темно, я раздвинул жалюзи и увидел «Мерседес» с зажжёнными фарами.

Вбежал возбуждённый Григорий.

– Дело серьёзное, – сказал он. – Они дали пять минут, чтобы кто-то вышел с ними поговорить. Я сказал, что никого нет дома, они не поверили. Я видел у них автомат.

Минут через двадцать я опять выглянул в окно. «Мерседеса» уже не было.

Братья в эту ночь так и не появились. Очевидно, воспользовались «запасным» вариантом, и уже летели в Россию…

Давно не помнил, чтобы у меня было такое прекрасное настроение. Ощущал себя, будто сдал труднейшую сессию, которую и не надеялся сдать с первого раза.

Братья, действительно уехали! Борис не появлялся в доме вот уже несколько дней! Никто не стучал в мою дверь, не звонил по моему телефону, не заглядывал в холодильник.

К тому же успешно закончился сезон торговли свитерами, все, кому дал кредиты, почти сразу же после Нового года оплатили их.

Приближался день моего рождения. За несколько дней до него Игорь озадачил меня деловым предложением:

– Там, в пекарне, из которой мы с Гришей берём хлеб, продаётся небольшой маршрут, – сказал он. – Доход, конечно, невелик, но цена чисто символическая, всего – тысячу долларов. Причём, они не просят деньги сразу. Каждый раз, когда ты будешь брать хлеб, они будут прибавлять к твоему счёту по тридцать долларов.

Почему не попробовать, – подумал я. Сезон торговли свитерами окончился, машина есть, делать вроде бы нечего. Попробую. Не получится, всегда могу отказаться.

– Только долго не раздумывай, – советовал Игорь. – Им срочно нужен человек, и они могут найти кого-то другого.

В тот же день я позвонил в пекарню.

– Приезжай завтра утром, посмотришь маршрут, сказал хозяин. Если тебя всё устроит, пятнадцатого можешь выходить на работу.

Вот это совпадение! – изумился я. Ровно год назад, именно в день моего рождения Господь дал мне этот дом и теперь, опять в день рождения, Он даёт мне работу. И как интересно: ведь я искренне помолился за Гришу, чтобы Господь дал ему работу. Господь ответил на молитву. Мало того, Он дал такую же работу Игорю, и теперь даёт мне, да ещё как подарок ко дню рождения.

На день рождения я собрал всех, кто были свидетелями и участниками описанных мною событий. Одесситов Павлика и Алика, Володю, Игорька, Майка, на которого «братья» с Гришей Еремеевым накинули удавку. Беллу и Валеру. Позвал Сергея, но он работал, прийти не мог.

После первых тостов разговор, конечно, сам собою зашёл о Грише Еремееве. Все присутствующие знали его, а Белла с Валерой даже жили с ним в одной квартире какое-то время.

Не часто такое бывает, чтобы человек, о котором все говорят, вдруг, как из-под земли появляется. Но именно так и произошло. Я забыл закрыть входную дверь, и Гриша без стука вошёл в комнату. Увлечённые разговором, не все сразу увидели его.

Дрожащим голосом он сразу попросил чего-нибудь выпить.

Отказать ему было невозможно.

Выглядел почти так же, как и тогда в парилке, когда подошёл к нам и попросил помочь ему – грязный, взлохмаченный, небритый, без зубов.

И получилось так, что сейчас он унижен до крайней степени как раз перед теми людьми, которых сам унижал и притеснял. У Игоря, хоть и не отобрал дорогу, но разделил её так, что все крупные магазины оказались у него. Видимо, и Белле с Валерой здорово насолил, раз они в один голос говорят, что его уже ничего не изменит. А про Майка вообще говорить нечего: удавку на него накинули с подачи Григория.

Он не задержался у нас. Когда ушёл, Майк попросил меня:

– Покажи хоть, где он живёт у тебя. Мне только взглянуть бы на это место.

Когда мы вошли в его комнату, все было так же, как описывал однажды. Гриша в бессознательном состоянии лежал на кровати, вокруг разбросаны окурки, в углу валялась его вставная челюсть.

– О, и кресло моё утянул! – Без сожаления, а с каким-то особым смаком воскликнул Майк, увидев посреди комнаты дорогое автоматическое кресло.

Оказалось, когда Гриша начал работать у Майка, развозить хлеб, тот как раз открыл магазин медицинского оборудования. И Гриша за дополнительную плату доставлял его заказчикам. Видимо, «положил глаз» на дорогое кресло с кнопочками и «позаимствовал» его.

Весь следующий день мысли о Григории не покидали меня.

Это уже был совершенно конченный, упавший на самое дно человек. И что же – умыть руки, отойти в сторону? Да, но мстить такому, даже за зло, которое причинил – невозможно. Он и так уже наказан – больше некуда. И не дай Бог мне оказаться когда-нибудь в подобном положении.

У меня был номер телефона Гришиной жены Ксении, и на следующий день позвонил ей в Париж.

– Если ты сейчас же не приедешь, он потеряет всё, – сказал ей.

Видно, она хорошо знала его, понимала, что без неё из такого состояния он уже не выйдет.

– Я приеду, – пообещала она. – Конечно, не останусь с ним, но помогу.

Когда, много лет спустя рассказал Саше Божьему, жившему к тому времени уже в Израиле, что происходило в доме и чем всё окончилось, он объяснил:

– Это сатана тогда явился к тебе, чтобы забрать через этих людей то, что некогда через ложь принадлежало ему – забрать тебя. Но Бог провёл перед ним черту, через которую он не мог переступить. Тебе же, Духом Своим, словно тихим шёпотом, Господь внушил не разговаривать с ними на их языке, не отвечать злом на зло. Если бы ты не выдержал тогда, заговорил на их языке, сатана перешагнул бы эту черту.

– Конечно, это было большим испытанием для тебя, – посочувствовал мне Саша. – Многие люди считают, когда нечто подобное происходит в их жизни или в чьей-то жизни, то это не от Бога. Потому что они не видят очевидной победы: помолился, и Бог сразу ответил. Именно таким людям апостол Павел говорит: «К стыду вашему скажу, что многие из вас не знают Бога». Тебе почти полгода пришлось терпеть их, быть в уничижении. Тот же апостол Павел говорит: «…Сеется в тлении, восстаёт в нетлении; сеется в уничижении, восстаёт в славе; сеется в немощи, восстаёт в силе». Находится среди них в тот момент – это было всё равно, что оказаться в разлагающейся массе, полной зловония. Это Павел и называет тлением. И верность Богу в такой ситуации ведёт к нетлению, то есть к жизни вечной. Ведь ты мог пренебречь уничижением, отказаться терпеть, отказаться быть в немощи. Тогда ты ушёл бы с той стороны, где стоит Господь. Прочти ещё раз пятнадцатую главу из первого послания к Коринфянам, – посоветовал мне Саша. – Господь, знает, – продолжил он, – в какой час и где собрать воедино то, что с нами делает, что делает из нас. Он творит нас не без нашего участия, укрепляет нас в вере.

После того разговора, в течение следующего месяца я много раз перечитывал главу, о которой он говорил. Ключевыми мне показались стихи 35, 36:

«Но скажет кто-нибудь – как воскреснут мёртвые? И в каком теле придут? Безрассудный! То, что ты сеешь, не оживёт, если не умрёт…»

Через Своё слово, через наставление Саши Господь открыл мне суть того, что произошло много лет назад. Чтобы понять это, мне понадобился целый месяц.

Тогда сеялось моё тело душевное, чтобы в дальнейшем умереть. Как и написано: «Сеется тело душевное, восстаёт тело духовное».

Что же можно сказать? Слава Тебе, Господь за Твоё водительство, за Твою безграничную любовь. Ты устроил испытание, собрав всех тех людей; Ты дал мне драгоценную частичку немощи, которая, оказывается, и стала моей опорой. Ты научил воспринимать её, как Твою силу.

И в свое время все решит

«Ты опутал себя словами уст твоих, пойман словами уст твоих».

Притчи. 6:2.

Все описанные события не могли отвлечь меня от главного вопроса, который должен был решить.

Да, я поступил, как мне велел Дух – вызвал Ольгу с Олежкой. Твёрдо верил, что их место здесь, в Америке. Это необходимый шаг. И в то же время не переставал думать о Свете. Она звонила мне почти каждую неделю. Все наши разговоры по телефону оканчивались тем, что нам пора встретиться. Ведь у нас был договор, если вырвемся из Союза, должны обязательно увидеться.