Моя Ойкумена

Выйдя на улицу, я поймал такси и сказал, что машина нужна надолго.

– А что будем делать? – спросил водитель.

– Искать старых друзей!

– А что для этого у нас есть?

– Имена, фамилии и… – поразмыслив, я добавил: – И упрямство!

Таксист усмехнулся и сказал:

– Садись, посмотрим, что получится!

Мы начали прочесывать все дачные поселки в округе. Делали это стремительно, пока сторож не успевал опомниться. Заходя в будку, я строго требовал: «Списки жильцов! Быстро!» Ведь в нашей стране если чего-то вежливо просишь, то ни за что не получишь. Пока сторож дрожащими руками открывал тетрадь, я задавал несколько вопросов, пробегал глазами список и раскланивался. Только после этого сторож приходил в себя и вдогонку спрашивал: «А вы из какой организации?» В ответ я солидно махал рукой и ехал дальше. Уже в третьем по счету поселке я наткнулся на однофамильцев и сразу пошел к ним – наверняка они что-то знают. Так и вышло – они рассказали мне точно, где нужно искать. Дальше мы ехали уже по конкретному адресу.

Я увидел их, прогуливающихся по улице, и сразу узнал, хотя они очень изменились. Подхожу, здороваюсь, они силятся понять, кто я такой. Тогда я достаю визитную карточку, протягиваю им и смотрю на реакцию. Они читают фамилию, смотрят на меня в недоумении, а потом дядя Гарма приходит в себя и кричит: «Это же Мишка, Сашкин сын!» Они кидаются мне на шею, и краем глаза я замечаю, каким счастьем светится лицо таксиста. Казалось бы, а ему-то что? Но вот так бывает!

Дядя Гарма уговаривал меня остаться, но мне хотелось увидеть их детей – двух братьев и сестру. С их дочкой Ларисой мы были ровесниками и в самом маленьком возрасте даже вместе воспитывались: пока наши родители были заняты на работе, нас, малышей, отдавали на воспитание в семью стариков-немцев, которые были сосланы в Сибирь. Так и росли мы с ней как родные братик с сестренкой – русский мальчик и бурятская девочка у немецких дедушки и бабушки…

Мы возвращались с таксистом, бурно обсуждая ситуацию, на квартиру к старшему брату Сергею, который стал уважаемым хирургом. Ему уже позвонили родители и предупредили о моем приезде, поэтому когда я вошел, то увидел огромный, накрытый красивой скатертью стол, заваленный едой и выпивкой. Мы горячо обнялись с Сергеем и Ларисой.

– Прошу к столу! Сегодня мы всю ночь будем рассказывать друг другу свою жизнь.

Лариса спросила:

– А помнишь фотографию?

Мы оба знали, о чем речь: когда-то нас, двухлетних, сфотографировали вместе, и эти фотографии были и у нас в семье, и у них. Я хорошо подготовился к встрече и вынул из кармана эту фотку, а она вытащила из альбома свою, точно такую же… Ну прямо как в индийском кино!!!

Сергей начал развлекать нас воспоминаниями о детстве:

– …Тогда мы записались в кружок ЮДП – Юный Друг Пограничника. Там нас учили охранять государственную границу.

– И что, пригодились вам эти знания?

– Конечно! Мы к своим десяти годам уже все знали о КСП – контрольно-следовой полосе. Это нас и сгубило…

– Каким же образом?

– А мы с одноклассниками решили применить свои знания на практике и пробрались в Монголию, идя задом наперед, чтоб следы вели в другую сторону.

– Ого! Так ты – нарушитель госграницы?

– Это еще не все! Мы зашли в ближайшую монгольскую юрту. Там никого не было, и мы набрали полные карманы бронзовых монгольских бурханчиков – буддийских божков.

– Так вы еще и грабители? Зачем же вам они понадобились, эти бурханчики?

– Да мы ж дети были! Низачем, просто поиграть. На обратном пути мы обо всем забыли и сели играть этими фигурками прямо на контрольной полосе. Тут нас наряд пограничников с собаками и забрал.

– Чего только не узнаешь за столом о своих друзьях! И что дальше?

– Дальше – нас обрили наголо и повезли сразу в детскую колонию. Неизвестно, как сложилась бы моя жизнь, если б отец не вмешался…

– Отмазал? Он же у тебя первым секретарем тогда был?

– Да, поэтому и повезло. И мне, и всем моим друзьям. Меня сразу в Артек отправили, с глаз подальше, и дело замяли.

– Так вот как в Артек попадают! Нужно нарушить границу и ограбить дом в соседней стране! А нам-то говорили – нужно хорошо в школе учиться!

Так весело текло время за столом, мы рассказывали друг другу и те истории, которые все хорошо знали, и те, которые хранили втайне до сегодняшнего вечера.

Изрядно напившись, я наклонился к Ларисе и сказал:

– У меня есть одна идея…

– Что, в Кяхту едем завтра?

– Как ты догадалась?

– Я тоже, как и ты, весь вечер об этом думаю…

– Только вот думаю, где взять машину.

– Не проблема – машина есть у меня, только права отобрали!

– А у меня как раз наоборот – есть права, но нет машины! Мы с тобой, как инь и янь, друг друга дополняем! Есть еще один момент – я не один, со мной японец…

– Так бери его с собой, если он захочет!

– Если захочет… Ты его не знаешь! Он точно захочет: во-первых, он очень любознательный и обожает неожиданные повороты, а во-вторых, любой японец – в глубине души шпион: спит и видит, чтобы посетить нашу госграницу.

– Тогда как договоримся?

– Очень просто: завтра в 8:00 утра старт от нашей гостиницы.

– А ты рулить завтра сможешь?

– Обижа-а-аешь!

…Утром за завтраком в гостинице «Гэсэр» я рассказывал моему японскому начальнику о горячем приеме у моих друзей. Японца звали Йокосу, на вид он был маленьким, круглым, вечно улыбающимся – просто излучающим хорошее настроение. Вот и сейчас он искренне радовался за меня, поэтому я оценил удобный момент и закинул удочку, спросив, не имеет ли он ничего против поездки на границу. Он тут же оживился и сказал на прекрасном русском языке:

– Миша-сан, мечта любого японца – побывать в местах, где сам Чингисхан вел свое войско. А ведь он там проходил, да?

– Ну да, – уклончиво отвечал я.

– К тому же, золотая осень – самое лучшее время в Забайкалье!

С этим доводом вообще не было смысла спорить, и я намекнул:

– Вообще-то, сегодня как раз выходной – суббота!

– Да, да, я помню, – улыбнулся Йокосу-сан.

Мы вышли на улицу подышать, и каково было мое удивление, когда ровно в 8:00 к гостинице подкатила праворукая «Тойота» с Ларисой за рулем. Она крикнула из окна:

– Сразу передаю руль тебе – ты же помнишь, что у меня нет прав, к тому же я – в стельку пьяная после вчерашнего!

Йокосу-сан пришел в восторг от увиденного, и я их тут же представил друг другу.

Я сел за руль, Йокосу-сан – на переднее сиденье, а Лариса – сзади. С заднего сиденья прозвучало: «Вообще-то, нам нужно остановиться у магазина. Нам нечем по бурятской традиции брызгать». Кто не общался с сибирскими народами, тот может и не знать сакрального смысла этого простого слова «брызгать». В данном случае брызгать – это значит в ритуальных целях кропить водкой небо, землю и все стороны света. Про себя тоже нельзя забывать. Делается это у священных деревьев, у субурганов, в особо красивых местах, у источников и на каждом заметном повороте дороги. Слава богу, что дороги не горные, а степные – между поворотами есть зазоры.

Я остановился у вино-водочного магазина, и Лариса сказала: «Сидите в машине, я быстро – это мое бурятское дело!» Через минуту она вышла с ящиком водки и приказала мне открыть багажник. «Слава богу, что за рулем!» – пронеслось в голове, и мы откупорили первую. Брызгали как положено – везде: у стоянки Гэсэра, у смотровой площадки на Гусиное Озеро и на каждом повороте. Йокосу-сан не отставал от Ларисы и делал это очень серьезно. К середине дня без закуски они так набрызгались, что Йокосу всю дорогу тыкал пальцем в окно и восторженно орал:

– Миша-сан, смотри! Какие живописные холмы, покрытые лесом! Как красивы эти деревья в осеннюю пору, сверху донизу одетые в золотую листву! Ведь по этим холмам непобедимый Чингисхан вел свою огромную армию на Русь!!!

Так высокопарно по-русски могут выражаться только иностранцы, хорошо знающие наш язык. Те, кто плохо знает, так не скажут, а нашим русским такое просто в голову не придет…

– Давайте я лучше расскажу вам историю о том, как я в детстве сажал во дворе деревья!

Дорога была длинная, и я начал в деталях рассказывать все, что помнил: про старую каргу, про Штирлица, про Вовчика в зеленом берете, про бутылку из-под шампанского и про то, как люди не поняли моего стремления вырастить во дворе настоящий сад…

Меня слушали, не перебивая, а тем временем мы уже въехали в город и брызнули у дорожного знака. Дорогу к дому я нашел безошибочно. Какое удивительное ощущение! Картинка в моей памяти сохранилась так отчетливо, как будто была хорошо законсервирована. Только все сейчас казалось каким-то миниатюрным. Расстояние до хлебного магазина – всего несколько метров, а мне казалось в детстве, что я так долго до него шел! Дом офицеров, куда нас водили в кино, – вообще за углом.

– А вот сейчас, между этими домами, вы увидите то место, где должен был быть город-сад! – с улыбкой объявляю я.

Мы проходим дом, поворачиваемся и… замираем в оцепенении. Перед нами на всем пространстве между домами, в том самом месте, где я втыкал палочки в землю, в том месте, где я наотмашь звезданул Вовчика по лбу, перед нашими глазами раскинулась огромная теплица, вся засаженная буйной растительностью.

– Вот это да! – сказали все мы хором.

– Похоже, усилия были не напрасны! – с улыбкой выдавил я.

Мне в тот момент все это казалось настоящим чудом.

– A теперь хочу на границу! – как маленький потребовал Йокосу.

– Так там же нет ничего особенного! Граница – и все!

– Все равно хочу!

– Ну тогда пошли!

На границе и правда не было ничего особенного – обычный блокпост с автоматчиком, линия колючей проволоки. Сразу за ней – уже Монголия. А рядом с постом – огромный белый православный собор. Странно, ведь он стоял здесь уже до революции, а я его совсем не помню. Такое безбожное было детство…

Перед обратной дорогой мы пошли в закусочную и заказали по порции бурятских поз – это такие большие ароматные пельмени с бульоном внутри. Поедать их нужно очень осторожно – вначале нужно прокусить дырочку и затем аккуратно выпить бульон, чтоб не пролить его на себя. Мы предупредили об этом Йокосу, он сказал, что все понял, и тут же вылил весь бульон себе на брюки и рубашку. Нужно отдать ему должное, он никогда не смущался по поводу таких пустяков – они ничуть не мешали ему получать радость от жизни. Так и сидел он, круглый, лоснящийся от радости и бараньего жира, улыбающийся, – вылитая статуэтка толстопузого Будды-Хотэя. Хотелось даже погладить его по надутому животу – так учат продавцы статуэток. Только нужно помнить главное – гладить по часовой стрелке, тогда придут удача и достаток.

Когда бурятские позы перестали помещаться в японском животе, мы собрались в обратный путь. Всю дорогу молчали и думали – каждый о своем, но наверняка примерно об одном и том же.

Я думал о том, как удивительно наше поражение может обернуться победой через много лет. Как неожиданно наши успехи и неудачи вытекают одно из другого, а потраченные усилия приносят результат. Посаженные вами саженцы обязательно вырастут, пусть через 20 лет, вопреки всем законам физики и биологии, если вы были упрямы в своем желании и вложили в процесс душу. Цветущий сад – настоящий подарок для того, кто готов был ради него чем-то пожертвовать…

Часть вторая. Поволжье

Прописка

Наконец-то мы получили комнату в военном городке! Нас было уже четверо: мама, папа, я и моя сестренка – ее назвали Валерией, но иначе как Валерка я ее никогда не звал. С ней, конечно, было веселее, – но проблем мне от нее было больше, чем пользы. Вот можете сами посудить.

Комната наша, хоть и маленькая – восемь метров, но мы все в ней худо-бедно умещаемся. Мама с Валеркой спят на диване, а мы с отцом – на полу. Утром диван складывается и появляется немножко пространства. Неудобно только уроки делать – стола нет, и поэтому для меня составляют рядом два кресла, кладут на них сверху лист фанеры, а я сажусь на пол. Под телевизором стоят банки с помидорами и огурцами. Валерка постоянно спрашивает:

– А когда же мы их съедим?

Мама отвечает:

– На день рождения!

– А на чей? На мой или на твой? А сегодня ни у кого нет дня рождения? – И все в таком роде.

Раньше, когда она была совсем маленькая, мама ее не отпускала от себя, а сейчас, когда она чуть-чуть подросла, родители переложили все заботы на меня, конечно, опять не спросив моего мнения. Кроме уроков, мне теперь еще нужно заниматься тем, чтобы накормить и выгулять ее, как собачку. Но с собачкой меньше проблем – она вопросов не задает и ест, что дают. А Валерка привередливая – больше всего она любит сосиски и макароны, к тому же еще постоянно хочет съесть что-нибудь такое, что нельзя, не положено. Вот вчера, например, пока не было родителей, она ко мне приставала, чтоб мы съели банку сгущенки. Я ей сразу сказал:

– Сгущенка – только для кофе.

Она подумала и говорит:

– Ну тогда давай попьем кофе! – Думает, что самая хитрая!

Вечно мне с ней морока – то ее в садик отведи перед школой, то иди с ней погулять. А все знают, что такое погулять с сестрой и что такое погулять самому – это разные вещи. Стоит только выйти на улицу с сестрой, как у всех друзей сразу находятся другие дела – кому же охота морочиться с малышней! Поэтому мне и приходится гулять два раза. И при этом она постоянно ябедничает, например рассказывает, что я ее до садика не довожу, перевожу только через дорогу, даю пинка и бегу в школу. Вот неправда же! Во-первых, через дорогу все-таки перевожу – а это самое главное. Во-вторых, должна же она учиться самостоятельности! Не всю жизнь брат ее за руку будет водить! А в-третьих, да и пинка-то никакого не было! Просто не надо было злить меня своим упрямством. Я так, слегка шлепнул в воспитательных целях! Ну иногда бывает, конечно, что я ее из садика забываю забрать. Воспитатели уходят, а она там со сторожем играет. Она его сразу предупредила, что брат иногда про нее забывает, и сторож не обижается. Хорошо, если я про нее вспомню до того, как родители вернутся, – тогда можно быстренько сбегать забрать. А если они придут и вспомнят первые – представляете? Тогда мне точно попадет. В общем, мне от нее одни проблемы. И откуда столько хитрости и вредности в таком маленьком человеке?

Вот недавно родители собрались в кино и опять заставили меня с ней гулять. Ну я и пошел. Катаю ее на тягах-перетягах (это у них, у малышни, так качели называются), а в то время мои друзья интересным делом занимаются – в войнушку играют. Тут Валерка – бац – палец прищемила и давай плакать. Ну мне ее жалко, конечно, а тут папа с мамой выходят. Сестренка их увидела – и давай с новой силой рыдать! Я-то сразу все понял, но кто мне поверит? В результате – ее взяли в кино, а меня отправили делать уроки. Спрашивается: где справедливость?

А еще был такой случай: мы с ней поругались, сидим вместе в комнате, она смотрит на меня из дальнего угла злюка-злюкой. А потом улыбнулась да как заорет! Тут в комнату врывается отец и как даст мне подзатыльник со словами: «Не лезь к младшим! Я разбираться не буду!» А зря, надо было разобраться! Ну ничего! Потом родители ушли – я ей так всыпал! Так мы с ней и живем. Я дам ей как следует, она ждет момента и родителей на меня напускает. Но я не унываю – знаю, что правда победит! Сестра хитрая, а я упрямый!

После нашего переезда меня перевели в другую школу, поближе к военному городку. Первые несколько дней все было как обычно – торжественная линейка, девочки в белых фартуках, мальчики в белых рубашках, одна и та же надоевшая песня из громкоговорителя: «Вместе весело шагать по просторам». Только вот я никак почему-то не могу прийти на уроки вовремя. Дорога из городка в школу идет через лес, а в лесу уже много желтых листьев. Я так увлекаюсь, загребая их ногами, что забываю про школу. Я сравниваю этот лес с нашей забайкальской тайгой, и мне становится грустно. Я очень люблю лес, но этот лес какой-то чужой для меня. Мыслями я уношусь далеко-далеко на границу, забываю обо всем и прихожу ко второму или третьему уроку, получая за это запись в дневник: «Опять опоздал на уроки. Поведение – неудовлетворительно!»

Поначалу я, как новенький, держался отдельно и друзей у меня не было. В нашем классе было несколько настоящих хулиганов, которые везде ходят вместе, плохо учатся и всех задирают. На перемене ко мне подошел самый мелкий и противный из них по кличке Мел. На самом деле звали его так не потому, что он мелкий или что жевал мел, когда стоял у доски, а потому, что фамилия его была Мельников. Мел оглядел меня с ног до головы и спросил:

– Эй, новенький, ты где живешь?

– Я не новенький, у меня имя есть, а живу я в военном городке!

– А мы с Попова, понял?

– Не понял…

– Мы с улицы Попова, а если не понял – после уроков объясним.

За ним стояли и ухмылялись другие пацаны.

Объяснение было простое – окружили четверо, быстро настучали по голове и по спине и разбежались. Я не привык к такому обращению, и в тот день по дороге домой осенний лес казался мне особенно чужим…

На следующий день на уроке они делали мне какие-то знаки, а на перемене опять подошли и ударили.

– Ну, ты понял все?

– Ничего я не понял!

– На тогда тебе еще! Теперь понял?

– Конечно, не понял!

– Ах ты, гад! Тогда на тебе, чтоб понял!

– А я все равно не понял! – единственное, что я мог тогда сделать, утирая разбитую губу, это злить их своим упрямством.

– Ну ладно, хватит с него, а то следы останутся, нам тогда попадет…

Обидно, что весь класс, включая девчонок, знает, что меня бьют. Все молчат, а мне стыдно – но что я могу поделать один? Жалко, что я не умею, как десантник в кино «В зоне особого внимания», всех раскидать в разные стороны руками и ногами. Вот было бы здорово, если бы кто-нибудь смог меня этому научить! Я бы тогда отомстил им всем! Заставил бы просить прощения!

Дома я спросил, где можно научиться драться. Отец сказал:

– Рукопашному бою обучают в армии и в милиции, а что?

– Я бы очень хотел научиться.

– В наше время в войне рукопашный бой ничего не решает. Это уже – вчерашний день. Сейчас все решает техника. Не забывай, что бог войны – артиллерия! – отец был артиллеристом, потому и рассуждал так.

А я продолжал настаивать:

– А у вас в училище обучают?

– Разумеется, это входит в обязательную программу, так же, как и строевая подготовка.

– А зачем тогда кого-то обучают, если все решает техника?

– Ну, во-первых, это закаляет характер: какой же ты воин, если не умеешь стрелять из автомата и работать штыком и прикладом? А во-вторых, рукопашному обучают разведчиков – им нужно уметь тихо, без выстрела брать «языка» и снимать часовых.

– А можно мне сейчас позаниматься вместе с курсантами?

– Это невозможно.

– Почему?

– Рукопашный бой – это тоже оружие, и его нельзя давать всем кому попало.

– А я что, кто попало? Ты же сам постоянно говоришь мне, что я сын офицера!

– Да, но ты еще не принял присягу на верность Родине! Помнишь рассказ Гайдара «Война и дети»? – отец всегда любил цитировать и делал это по каждому поводу.

– Помню, а что?

– Когда даешь в руки кому-то оружие, то всегда должен быть уверен в том, что пуля полетит в ту сторону, в которую нужно…

Отец был типичным советским офицером. Он никогда не говорил «без шапки» – говорил «без головного убора», вместо слова «солдаты» говорил «личный состав». Но уставные фразы не уродовали и не засоряли его речь – они звучали гармонично и естественно, так как сама личность отца была отражением армейской службы, и армия была его самой главной, а возможно, и единственной любовью. Он служил беззаветно, отдавая всего себя великой идее. У этой медали была и обратная сторона, от которой прежде всего страдали близкие люди. Помогать своим родственникам, используя свое служебное положение, он считал делом недостойным, но помочь кому-то чужому – в этом он не видел ничего предосудительного. Поэтому он постоянно помогал каким-то малознакомым людям в разных вопросах: устроить сына в военное училище, получить разрешение на ружье, сдать экзамены. Если бы так поступали все вокруг, то мы бы, наверное, быстро построили коммунизм – волшебное общество, в котором все друг другу помогают и где, как нас учили в школе, «от каждого – по способностям, каждому – по потребностям». Но в реальности дело обстояло иначе. Окружающее большинство было другим, и поэтому такие правила игры были против нас. Иногда возникали вопросы: а кто поможет нам? Как же мы тогда построим коммунизм, если вокруг столько несознательных? Эти вопросы так и оставались без ответа. Домашняя семейная жизнь для отца была обузой, и я к нему давно перестал обращаться с земными вопросами – знал, что все равно никакого толку не будет. Он воспитывал нас по своему строгому образцу, и любое отклонение от нормы считалось предательством.

Пионер – всем ребятам пример

Весной нас стали готовить к вступлению в пионеры. Вначале долго рассказывали истории о пионерах-героях, а потом заставляли пересказывать их наизусть. Конечно, я завидовал их судьбе. Марат Казей погиб, взорвав себя гранатой, чтоб не сдаться врагам. Это так здорово! Неужели мне так никогда не повезет, и я умру, не прославившись тем, что отдал жизнь за Родину?

После этого нам дали выучить несколько вопросов и ответов:

– Что такое пионерский галстук?

– Это частичка нашего знамени!

– Почему он красный?

– Он пропитан кровью борцов за свободу!

– Сколько стоит галстук?

– Он бесценен!

Последний вопрос был провокационным – все знали, что галстуки продаются в канцелярском магазине по 15 копеек, но если ты говорил так, то значит еще не был готов к вступлению в пионеры.

Меня принимали в пионеры в составе самой первой группы, и я очень этим гордился. Мы стояли в шеренгу в актовом зале школы и произносили хором заученные наизусть слова торжественной клятвы, очень похожей на военную присягу: «…Торжественно клянусь: горячо любить свою Родину, жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин…».

Возвращался домой я окрыленным – меня аж подбрасывало. Шел и думал: «За что же мне такое счастье, недоступное многим???» Кончики отглаженного красного галстука играли на ветру и приятно хлестали по лицу так, что я даже жмурился от удовольствия. Солнце светило в спину, я остановился и посмотрел на свою тень – бросилось в глаза, что форма моей бритой головы точь-в-точь совпадает с формой лысой головы моего деда. Мне стало приятно от ощущения причастности к чему-то большому, могучему и великому: пионерский галстук и форма дедовского черепа тоже были деталями одного и того же, и я продолжал размышлять: «Почему мне так повезло? Я родился в самой великой стране, где живут самые лучшие люди на свете! Наши ученые – самые умные, наша армия – самая сильная, наш народ – самый счастливый!»

Мела и его кореша Санька в пионеры пока что не принимали из-за плохой успеваемости и неудовлетворительного поведения. В этот период они вообще боялись ко мне подходить – понимали, что отколотить пионера – это уже вопрос политический. Мне было приятно ощущать, что «система» дает защиту своим птенчикам.

Через некоторое время ко мне подошел Санек – он был самым сильным из моих обидчиков – и спросил, не хочу ли я дружить с ними:

– Эй, знаешь че? Давай вместе ходить!

Вначале внутри меня все заиграло от радости: теперь они меня не будут трогать! А потом я подумал: «И что же, я, пионер, буду вместе с ними бить других пацанов? А как же мой план – вырасти, стать десантником и отомстить им всем?.. Когда я вырасту, не будет ли мне стыдно, что моими друзьями были Мел и все эти???» Я посмотрел на Санька, набрался смелости и ответил:

– Ни за что на свете!

– Как хочешь! Хуже будет! – буркнул он, не ожидая от меня отказа.

Но хуже не было – от меня отстали, ведь я уже перестал быть «новеньким».

Тогда у нас не было модного понятия «двойные стандарты», но мы вполне обходились словом «лицемерие». В школе нам говорили, что нужно быть добрым, мягким, хорошо учиться, всех слушаться, ни с кем не драться и не ссориться. Однако школа не давала ответа на вопрос: что делать, если тебя обижают? Поэтому старшие втихаря подучали малышей выживать в реальной обстановке:

– Что делать, если бьют?

– Всегда давай сдачи! А еще лучше – бей первым, если прав.

– Так нам же говорят, что нельзя драться!

– А ты хочешь, чтоб тебя били?

– Нет!

– Тогда сам бей!

– А по-другому нельзя?

– Пока никто не придумал. Или ты, или – тебя…

Война без атомных бомб

Сидя на уроке, я опять разглядывал свой пионерский галстук и продолжал мечтать о подвигах. Ведь я уже – пионер, и если погибну, совершив подвиг, то могу тоже стать пионером-героем! Только обязательно нужно, чтоб все узнали о моем подвиге, – иначе обидно просто так умирать, какой тогда в этом смысл? В мирное время вряд ли можно придумать подвиг, поэтому жалко, что сейчас нет никакой войны. А вот если бы была война, то и голову ломать не надо – нужно просто подорвать вражеский танк или дот… Только вначале нужно убедиться, что все это видят и что потом останется кто-нибудь в живых, чтоб рассказать.