Книга нелепого Феникса. Исповедь жизненавта.

– Относительного сознания человека! Я правильно понял?

– Естественно! Эта форма Абсолютного Сознания, отделившаяся в момент сотворения, что-то наподобие пузыря имеющего связь со своим источником, в результате возбуждения этого источника Истинным Я. Именно через него происходит осознавание самого человека, и Бога через человека. Оно не находится в мозге, как материальном объекте конечно же, по крайней мере не в этом пространственно-временном измерении. Мозг это просто биологический прибор, как ты понимаешь для управления телом и узел связи с Духом и всем, что в нём…

– Это жутко интересно, но где доказательства? А тело получается аватар, киборг? – с интересом подключился Миша

– С доказательствами мы сегодня уже сталкивались, просто ты их пока не можешь понять – уже довольно широко улыбалась Ева, – а тело, да – аватар! Это можно сказать вместилище или специальный костюм для работы Духа в материальном мире!

– А как же растения там, животные?

– Все фрагменты-холоны: и Абсолютной Воли и Абсолютной Любви и Абсолютного Сознания, имеют волновую, возможно полевую структуру, нам многое пока не известно. Эта структура по своему спектру очень разнообразна, бесконечно разнообразна, по уровню, по частотам, по вибрациям…Для создания различных форм живой и неживой природы. "Живая" природа создана всеми тремя энергиями и чем более развитая, тем выше энергии по спектру. "Неживая" имеет в основе потенциал, зашифрованную и непроявленную информацию, которую проявляет энергия Абсолютной Любви, ей нет необходимости в высоких энергиях Абсолютной Воли и Абсолютного Сознания, хотя конечно видимо присутствуют и они, и некоторые учёные, кстати, уже выдвигают теории под общим названием «панпсихизм». «Панпсихея» – это единая общая «душа» нашего мира, через неё предполагается единство во всём мироздании на всех уровнях живой и неживой природы, различный по уровню духовной плотности её эквивалент, которой находится в материи изначально, возможно на квантовом уровне … Что-то типо Атмана, если мыслить ведическими категориями…

– Исходя из этого, можно предположить, что человек не последняя станция развития жизни во Вселенной. Теория человекоцентричности рассыпается в прах…Я сломлен. – нарочито театрально съязвил Михаил.

– Это так…, -продолжала Ева не замечая подколов, -Космогония нового поколения, если можно так сказать. Там огромная масса информации. Как мог быть создан этот мир, из чего, для чего, на какое время, и для чего время вообще, есть ли надзор за нами по иерархии типа «сверхдуш», есть ли циклы жизни у самого Творца и соответственно всей Вселенной…Бесконечное число вопросов…И многие из них пока без ответов!

– Это что-то типа....эээ.... «нью-эйдж» движения получается?

– Нет конечно! «Нью-эйдж» модное и слишком широкое понятие общей субкультуры новых религиозных течений. Я тебе сейчас не про религию говорю, религии имеют частичные, как лоскуты в лоскутных одеялах знания. И то только в чистом состоянии, не замутнённом догматами, с не выкинутыми из книг евангелиями и стихами, без кастрации знаний, осуществлённой ярыми последователями и фанатиками, но по сути бюрократами и властолюбцами. Я говорю сейчас про трансперсональные, сокровенно-личные знания многих мудрецов, во многих поколениях…– тут она, в который раз за день осеклась.– Это всё, просто слова моего учителя и его сподвижников. Верить или не верить дело каждого разумного существа по отдельности.

– Кто эти люди, маги видимо!? Волхвы? Кто же они?

– Они соль нашего мира! А ещё, я обязана своему Учителю жизнью…

На этой ноте Ева отвела взгляд и сфокусировала его на островке посреди пруда, где поднявшимся лёгким ветерком заколыхало наполовину сухие травинки какого-то дикого злака…

«Знаки и символы, -думал он, глядя туда же. -Я с детства их вижу, даже не просто вижу, а точно знаю, что это они. Этот ветер может сейчас настойчиво о чём-то пытается мне сообщить, но я к сожалению не обладаю силой способной распознать это!»

– Я завтра уезжаю, в горы, на озеро, тут рядом, километров пятьсот, хотел побыть наедине с вечным…

– Нет ничего вечного, кроме Источника…,-улыбнулась она всё ещё не отводя внимательного взгляда от островка.

– Ведь так иногда говорим мы люди… Не так ли? – и набрав воздуха в грудь побольше Миша наконец решился, – Поедешь со мной?…

Глава 3. Буддийская стрекоза

Глава 3. Буддийская стрекоза

Уже сидя в довольно удобном кресле Airbus A330 международных авиалиний, я смог впервые за трое суток по-настоящему расслабиться, и начать вспоминать весь этот головокружительный калейдоскоп событий.

Всё сложилось настолько удачно, что в какой-то момент мне даже показалось – это джек-пот! Что все карты и дальше будут ложиться только в масть. Словно это была своеобразная компенсация провидения за мою судьбу. Как казалось мне тогда – не особо завидную. Но вы же знаете наш мир?! Хорошо если одной иронией отделаетесь, или на худой конец сарказмом…

Однако, все пазлы сложились одномоментно: и то, что я имел действующий загранпаспорт, хотя никогда им раньше не пользовался; и то что нашёл быстрый способ пристроить своего нового питомца, на время своего отсутствия.

По возвращении "из неоткуда", я не заезжая домой, сразу обратился в ветеринарную клинику, где сделали все необходимые анализы и прививки моему новому другу. А когда узнали что мне необходимо срочно уехать, то посоветовали обратиться к милой и доброй женщине, хозяйке зоомагазина, недавно открытого неподалёку от снимаемой мной квартиры. Которая оставляла у себя "малышей" за небольшую плату на время отсутствия хозяев. И я, не мешкая, так и сделал.

Звали её Марина. Выглядела она на первый взгляд задумчиво и устало, но когда речь заходила о помощи кому бы то ни было, в миг превращалась в пылающую энергией богиню милосердия…

Небольшого роста, светлые, слегка вьющиеся волосы, приятное, почти без морщин спокойное лицо. Несмотря на возраст, видимо немногим младше меня, было заметно, что она сохранила естественную женскую притягательность и формы. А приятный поставленный голос и речь, слегка выдавали в ней, практикующего вокалиста.

Мне удалось пообщаться с ней лицом к лицу ровно один раз, когда я принёс к ней бедолагу-котёнка в сумке. Этого раза хватило, чтобы интуитивно безоговорочно, доверить ей самое ценное, что у меня было на тот момент. Я вышел за порог и, со спокойной душой, рванул навстречу неизвестности.

Как же мне удалось, за эти три дня, преобразиться из депрессивного человека, не желающего никакого продолжения банкета, никакого больше течения жизни, в абсолютного авантюриста, которому неожиданно захотелось преломить свою старую судьбу пополам и взять себе новую, возможно даже украсть чью-то чужую, был вопрос риторический. Он нисколько не беспокоил, и не раздражал. Словно произошедшее, было само собой разумеющимся мероприятием.

Меня поразили даже не сами эти стремительные изменения, а их сила. Ведь я почему-то совсем не удивился, когда начал неявно ощущать свою новую, кем-то или чем-то намеченную тропу. Словно эти изменения были запрограммированны задолго до этого момента. Были заранее закодированны, и спокойно ждали своего звёздного часа, чтобы затем неожиданно ожить, и сразу включиться в работу. Но их напор и неотвратимость показались мне немного за гранью реальности.

Я не знал ни хозяина сумки, ни денег, ни этого маленького кота, но благодарил его всеми фибрами души за свою новую, можно сказать, подаренную им ЖИЗНЬ!

Благодарил и за эту записку, найденную в сумке, в которой было коротко нацарапано шариковой ручкой:

"Всё это теперь твоё! Никому ничего не рассказывай! Пристрой Шрёдингера…", – имя было обведено и разрисованно смеющимися смайликами, – "в хорошие руки на время и лети навстречу судьбе!

P.S. Билет внутри блокнота…

P.S.S. Не отказывайся от новых знакомств…".

Благодарил за нового мохнатого друга, ценность жизни которого возросла для меня многократно, после нашего общего спасения…

Благодарил за деньги, которых у меня уже практически не оставалось не то, что на захватывающее путешествие, даже на спокойный просмотр фильма про это, в кинотеатре…

"Когда-нибудь я верну тебе это всё с лихвой, если ты всё ещё будешь жив, дружище!…", – думал я, всё-же немного смущаясь, -"… тем более я не собираюсь ничего тратить за исключением самого необходимого…"

В поясной сумке у меня лежал старенький туповатый двухсимочный смартфон, документы, билет на концерт Стинга в Бангкоке, и тысяч пять долларов наличными, обнаруженные в сумке, там на тихом обрыве…

На груди, под толстовкой с капюшоном, тихо и почти незаметно, будто бы в такт запущенным турбинам авиадвигателей, вибрировал обоюдоострый кристалл чистого горного хрусталя, похожий на маленькое лезвие кинжала. То единственное материальное, кроме шрамов, что связывало меня с прошлым.

А впереди лежала взлётная полоса, за которой притягательно маячила жгучая тайна. И эту тайну в отличие от своей, я имел возможность по крупицам, мелкими шажками, попытаться разгадать. Да, за тысячи километров, да в другом мире, с другими возможностями, и не свою, но это было хотя бы реально…

С этими мыслями я заснул ещё до выхода воздушного судна на эшелон. Самолёт набирал свои честные "десять семьсот" легко и непринуждённо, словно опытный и сильный небесный хищник. Видимо был новым. Он не кряхтел, не свистел, не издавал никаких старческих звуков в принципе. Просто комфортно и уверенно пёр вверх, в небо…

***

Ещё в полудрёме, мне начал являться тот самый обрыв, и ровно тот момент, когда я смог зубами отцепить довольно длинный ремень от найденной сумки, привязать к нему найденный рядом булыжник, и чёрт знает с какой попытки, крепко обмотать его вокруг ближайщего сколько-нибудь толстоствольного куста.

Спасение этой мелкой и жалкой кошачей жизни превратилось для меня в крестовый поход. Поход даже не веры, а скорее воли…

Этой всей оставшейся во мне воли, хватило бы наверное для самого маленького, детского кулачка в мире. Её почти не оставалось для того, чтобы выбраться из такой западни. Но себе самому на удивление, я всё же смог. Для своего предположительного возраста, я был довольно подтянут и вынослив. Моя любовь к походам и регулярный физический труд наконец проявили свои смыслы воочию.

Абстрагируясь от боли в повреждённой руке, и понемногу наматывая ремень на здоровую руку, при каждом импульсе, отталкиваясь ногами от торчащих небольших выступов в скале вверх, я добрался до точки, где смог выставить локоть на горизонтальную поверхность, опереться на него и переместить центр тяжести верхней части тела вперёд на безопасное расстояние от края.

Дальнейшее было делом техники: закинуть ногу и перекатиться подальше от этой бездонной пропасти, с сумкой в зубах, в которой жалобно мяукал тот, ради которого я всё это только, что проделал…

"Спасибо всем богам скалолазов сразу, мать их…!"

***

Проспав почти весь полёт, я очнулся от неожиданно начавшейся турбулентности. Вспыхнули значки "застегнуть ремни". Я повиновался этому совершенно разумному, на мой взгляд, требованию.

Мой лысоватый сосед, лет на десять меня моложе, сидевший у окна, увидев эти мои действия, покрылся испариной и раскраснелся, а его ладони крепко вцепились в подлокотники кресла. Стало понятно, что он безумно боится летать.

– Это обычное явление в полёте. Это, как ехать на санках с горки, всегда есть неровности какие-то. Мощность турбин и геометрия крыла, по безопасности с запасом перекрывают все эти воздушные ямы. Основная масса "авиапроблем", – мягко стелил я, – это случайность, ошибка, невнимательность или злая воля…И теория вероятности здесь на нашей стороне друг! Ты видел сколько рейсов каждый день вылетает и садиться в аэропорту, каждый день и ночь, в абсолютно рабочем режиме…

– Я в первый раз просто. Раньше боялся даже думать об этом…

– У меня другая проблема, я даже и не знаю, в какой именно…, – с лёгкой иронией произнёс я.

Наконец, проходящая мимо элегантная стюардесса обратила на него внимание. Профессионально улыбаясь, она заболтала его, уверенно пообещав принести стакан лимонада, но чуть позднее.

В полёте будничные моменты, особенно такие, как принятие пищи, просмотр фильмов, уверенная непринуждённая речь ни о чём, и тому подобное, очень хорошо отвлекают от мрачных мыслей, и она это знала.

Пока его разум был занят ожиданием вкусного свежего лимонада, наш "эйрбас" наконец-то начал снижение. Сбрасывая высоту он довольно круто маневрировал.

Мой сосед уже немного успокоился, при этом всё ещё продолжая иногда оглядываться, в ожидании обещанного…

Зато в аэропорту, в благодарность или просто из вежливости, он помог мне обменять несколько "зелёных" купюр на местные баты, и договориться о трансфере из аэропорта. Уболтав тётку-распорядительницу, на довольно неплохом английском, отвезти меня по адресу, за приемлемую сумму. Такси минут за тридцать доставило меня до отеля, где-то в небольшом проулке, выходящем на довольно широкую и длинную улицу.

До концертного зала, как я понял по жутко тормозящему приложению-навигатору, было, что-то около пятнадцати минут пешком. Я зарегистрировался, поднялся в номер, воткнул карточку в приёмник, включил кондиционер. Затем достал своё чистое бельё, и, не разбирая рюкзак дальше, просто кинул его в угол. После чего сразу отправился в душ.

Разобравшись со странным смесителем, я смог довольно быстро настроить нужную температуру воды. Животворные струи быстро привели меня в бодрое состояние.

Постояв некоторое время, в задумчивости, голым у окна, на тридцатом этаже отеля, я переоделся в лёгкую синюю льняную рубашку с закатанными рукавами и серые хлопчатобумажные шорты с боковыми карманами, натянул кепку, очки, и шагнул прямо в душное нутро мегаполиса…

Этот город жил какой-то замедленной, но несомненно созидательной энергией. Источая её свозь перегретый железобетон в немногое оставшееся незастроенным своё пустое пространство. Чувствовалось, как эта энергия, уже сейчас витая в воздухе, предвосхищала его будущюю потенциальную экспансию. Такой вполне себе осязаемый выплеск фантазии коллективного бессознательного – "главного архитектора" этого проекта.

А люди на улице, казалось, вели свою обычную жизнь, никак не стремившись помогать городу в этом. Тихо работали, кормили семьи, копошились в своих проблемах…Размеренно, из поколения в поколения, тысячи лет…

Город же сам по себе рос и развивался, сам отвоёвывал у воды сушу, сам её занимал и благоустраивал, сам воровал у людей время…

"Всё это от языкового и культурного барьера", – подумал я, – "…абсолютно такие же люди. Ничем не лучше и не хуже меня. Но они хотя бы счастливы…".

В этом мире, катящемся в бездну безумия, способ освоить не свою жизнь, являлся чут -ли не нормой. Зачем ползти по планам своей судьбы, когда можно продать свою совесть и воспользоваться чужими?…Выглядит неплохо, но почти ни у кого не получается…

И было немного странно чувствовать, себя этаким ветераном несбывшихся попыток стать счастливым, среди людей счастливых, просто потому, что они находятся здесь и сейчас…

Весёлый мужчина, водитель мототакси, которое здесь называют "тук-тук", активно зазывал пешеходов с тротуара. Видимо в непревзойдённый по красоте асфальтовый круиз, настолько возвышенными были его речь и вторящая ей жестикуляция. Я не преминул откликнуться на его шоу. И с помощью нескольких английских слов, знаков руками, навигатора и калькулятора в телефоне, договорился о точке, куда мне нужно было добраться.

Счастливей человека, прокатившего меня на тук-туке за небольшие деньги, я не встречал никогда в жизни. Всю дорогу он ехал и так широко и искренне улыбался, что к тому моменту, когда мы добрались до точки "Б", у меня уже у самого свело от этого челюсть. Кроме лучезарной улыбки и непосредственного выполнении функции водителя, он успевал периодически что-то громко говорить и жестикулировать, указывая то на местные достопримечательности, то на красивых молодых местных женщин, то на какие-то экзотические фрукты на развалах…

Прокатившись с ветерком и расчитавшись, я от души поблагодарил своего извозчика, как мог.

Некоторое время побродив по большому торговому центру, я узнал, где непосредственно будет концерт мэтра.

Я, ориентируясь по рекламным и информационным стойкам, медленно прошёл весь завтрашний путь.

Осмотрелся. Прикинул, где и что расположено. Без особого удовольствия, отметил для себя, что всегда так делал, и при том абсолютно автоматически. Словно имел некую профессиональную деформацию, занимаясь чем-то вроде шпионажа или обеспечением безопасности высших персон власти.

"На худой конец", – думал я, – "возможно это всего лишь матушка-паранойя".

Одновременно с осмотром, я наметил безопасные пути эвакуации. Даже засёк время, за которое прохожу важные отрезки этих маршрутов. Осмотрел посты охраны и рамки детекторов. Отметил мёртвые зоны видеокамер, места с ручными пожарными извещателями, наличие закрытых и открытых помещений и так далее…

Вечером того-же дня, после захода солнца, я поднялся в бар на крыше, называемый здесь "руфтопбар", расположенный прямо напротив линии наземного метро, чтобы выпить бутылку холодного безалкогольного "хайнекена". Эту привычку, к безалкогольному пиву, мне привил ещё Анатолий Петрович, утверждая, что "не стоит добровольно опускать себя на нижние уровни своего психобытия".

Периодически проходящие поезда, своим шумом и светом придавали этому месту несомненный колорит. Это было красиво, энергично, по-другому…

***

На следующий день, ближе к вечеру, поужинав в скромном ресторанчике недалеко от отеля, в котором вкусно и недорого подавали морепродукты, я, сидя на веранде, задумчиво вертел в руках распечатанный на обычной бумаге электронный билет на концерт:

"Стинг, Стинг, Стинг – дружище!… Какого хрена я здесь делаю?…Я конечно люблю твоё творчество, но всё-таки…На этом месте должен был быть не я…

Как вообще меня угораздило, попасть в такую ситуацию? Я что не контролировал себя? Или это такая недосуицидальная эйфория, когда передумал, и от этого начинают шкалить гормоны…".

Рефлексировал я недолго. Приняв решение, не было никакого смысла его менять. Я уже здесь, Стинг уже здесь, мы идём навстречу судьбе и точка…

Место оказалось в первых рядах, но ближе к правому краю. Здесь можно было выйти потанцевать или просто встать, и размять затёкшую задницу.

Рядом со мной, справа, уселась важного вида пожилая женщина в очках, по всей видимости из местного начальства. С другой стороны, три места подряд были всё ещё пусты.

Зная Стинга лично можно было конечно предполагать, что концерт начнётся вовремя. Но я его лично не знал, а только слышал про его уважительное отношение к своим поклонникам, поэтому скорее сомневался, что начало надолго отодвинут.

Поэтому немного удивился, что неожиданно начался разогрев, без разогревающих. На сцену абсолютно буднично вышел Стинг в крутых, на мой взгляд, панковских штанах, и простой футболке неопределённого цвета с рисунком напоминающем пальму. Пальму, отпечатанную зелёной и оранжевой краской, с помощью кисти, и скорее всего хобота слона-пейзажиста. К нему присоединились ещё два музыканта, которых он неприминул представить публике лично. Первые аккорды понеслись в зал…

Места слева всё ещё пустовали…

Минут через пять справа раздалось сочное "Сорри, сорри мадам…", мне пришлось встать и пропустить на пустующие места двух симпатичных молодых женщин в коротких вечерних платьях, на каблуках, и их невысокого кавалера в стильных светлых льняных брюках, рубашке, и дорогих мокасинах на босу ногу. На его лице светились счастьем пронзительно-серые умные глаза за модными очками в толстой оправе. Само выражение располагало к общению, за счёт расслабленной, но уверенной мимики. Голова у него была седая, коротко стриженная, почти абсолютная копия такой же у Стинга…Но он выглядел несколько моложе великого певца. Лет на десять наверное. И видимо немного больше того весил.

Одна из его дам была рыжеватой европейкой, выше своего кавалера ростом, с маленькой грудью, но красивыми ногами, лет сорока, вторая была видимо местной и существенно моложе. Красиво сложенная миниатюрная брюнетка, ростом несколько меньше обоих своих партнёров, постоянно что-то болтала на тайглише с мужчиной, по очереди указывая, то на сцену, то на секьюрити, то на меня, то на себя, то ещё Бог знает куда…

Я старался не обращать внимания на эту троицу, но своей мощной жизненной энергией они как магнитом притягивали к себе многие взоры нашей части зала. Стараясь выполнить свою "простую" миссию, я впервые должен был посмотреть живой концерт звезды такого масштаба, причём только "в своё удовольствие".

Улыбчивый мужик был абсолютно спокоен. Он некоторое время обнимал обеих своих спутниц, сев посередине. Затем шепнул что-то девушке помоложе, что сидела с моей стороны, и пересел ближе ко мне.

Стинг уже воспел "Розу пустыни" под бурные овации публики и мои личные; затем исполнил несколько песен менее мне знакомых; и судя по первым аккордам, видимо был почти готов к "Англичанину в Нью-Йорке".

"Энглишмен…" зашёл на ура!

Как и все великие мастера своего дела, после этой песни, он спокойно начал общаться с публикой несколько за рамками простого исполнения.

Он что-то говорил про то, что его "касл", как убежище от невзгод это "сердца людей", наши сердца. Публика на это реагировала восторгом и улюлюкала…

– Мастер, что тут скажешь! – сказал я в полголоса сам себе и протянул руку к открытой бутылке с чистой водой в предвкушении следующей песни.

– Глы-ба, как го-во-рят у вас в Рос-сии…– заметил на неплохом русском мой любвеобильный сосед, не выпуская голую коленку подруги из своей ладони.

– Довольно хороший русский язык, практикуетесь часто? – поддержал я, скорее из вежливости, чем из интереса, беседу.

– Я Ди-лан, язы-ки да-ются м-не до-воль-но ле-гко, по-ли-глот, – растягивая слова представился он, протянув совсем не крепкую среднего размера ладонь.

Я пожал её и уточнил:

– Павел, немного латыни и санскрита. Вы живые языки изучаете, а я мёртвые… Здесь живёте? – спросил я, вспомнив совет из записки, не отказываться от новых знакомств.

– О, да! У ме-ня зде-сь биз-нес, де-ло… Окей?

– Окей! А я ищу свою память…, – сиронизировал я в ответ.

– Плохая память? У тебя пло-хо с па-мять-ю? Ам-не-зия! Окей? – казалось, не поняв шутки, продолжал мой собеседник.

– Йес, амнезия! Психогенная, ретроградная…– я то ли ещё шутил, то ли уже признавался в своей самой большой проблеме первому встречному.

– Ооо! – многозначительно произнёс мой собеседник и на миг отвернулся к сцене, – ты про-бо-вал "Сле-зу люб-ви", многим она по-мо-гала с та-кими про-бле-мами?

– Я не употребляю запрещённые вещества, Дилан! – отрезал я, и отстранился, пытаясь дальше наслаждаться великолепной музыкой.

– Это не нар-ко-тик! Это спе-ци-аль-ная жид-кость для де-при-вационной ка-меры, ле-чеб-ный се-анс флоа-тинга…Окей?– с абсолютно серъёзным выражением лица почти обиделся собеседник.

– Извините! Не хотел вас обидеть…Флоатинг помогал немного помнится, но это, нет, не пробовал…А что в ней необычного?

– Она про-буж-дает эн-до-ген-ные, внут-рен-ние сти-муля-торы ор-га-низма, расши-ряю-щие соз-нание до оп-ре-де-лённых пре-делов, ваша раз-работка меж-ду про-чим, совет-ская…

– Советская, -ухмыльнулся я, – уже не наша…Но мне интересно, где вы её достали?

– В де-вя-нос-тые го-ды од-ин ваш НИИ про-дал остат-ки го-то-вой фор-мулы мне за дол-ла-ры. Не до-ро-го. Соз-на-ние ра-бо-таю-щее в опре-делён-ном ре-жи-ме, цеп-ляет и под-клю-чает всю па-мять це-ли-ком без исклю-чения, бло-ки устра-няю-тся. Ве-ро-ятно-сть ус-пеха восемь-десят пять про-цен-тов…

– Интересно! А что там в составе?

– Ком-би-на-ция ред-ких ядов, друг мой и чистая слеза, вероятно разлученных навсегда возлюбленных, – странно улыбнулся, видимо смакуя в воображении такую романтику, Дилан.

– Звучит одновременно поэтично и смертельно опасно, – поддержал я, задумавшись…

– При-гла-шаю те-бя к се-бе се-год-ня ве-чер-ом, в оф-ис, у ме-ня оста-лось ещё нес-коль-ко пор-ций этой фор-му-лы, вос-соз-дать за-но-во не по-лу-чи-лось… Но для те-бя я од-ин за-ряд по-жерт-вую. Ви-жу что те-бе пло-хо! Ты на гра-ни друг мой…– незаметно перешёл на ты Дилан.

– Сколько же стоит это удовольствие, друг? – спросил я в лоб.

– Тридцать тысяч…

– Бат, долларов, рублей?…

– Нева-жно! Ес-ли всё по-лу-чи-тся, зап-ла-тишь мне столь-ко сколь-ко смо-жешь. Окей?

– Насколько это опасно? – спросил я уже с практическим интересом в голосе.

Дилан собрал пальцы левой руки в жест, означающий "совсем немного" и загадочно улыбнулся…

– Де-лай, что дол-жен и будь что бу-дет! Так го-во-ри-ли сто-ики…Так дейст-во-ва-ли и все ве-ли-кие вои-ны…

Концерт закончился. Но старина Стинг ещё не вышел на бис.