Книга нелепого Феникса. Исповедь жизненавта.

Люди стоя аплодировали ему и не расходились.

Наконец он вернулся, спокойно накинул гитарный ремень. Его пальцы начали движение в такт чуть раньше, ещё до их прикосновения к струнам…

Но музыка казалось уже жила самостоятельно, без этого необходимого действия.

Потому что мне вдруг стало абсолютно непонятно, словно я неожиданно очнулся полным идиотом:

"Это музыка скрытых сфер заставляет двигаться пальцы мастера, или всё-таки изначально они воспроизводят эти вибрации, а уже потом начинает движение вся Вселенная, через возбужденные им атомы?"

***

Дилан оказался помимо полиглота, ещё и анархистом, буддистом, любителем женщин и травки.

Это я выяснил по дороге к нему в офис, пока ехали в такси. Он самозабвенно рассказывал мне о мировом анархическом движении, о его истории, о великих деятелях этого движения. Затем плавно перешёл к тёмным энергиям человеческого бытия.

– По-ни-маешь Па-ша, по-ли-ти-ки раз-ру-шат наш мир. Стрем-ле-ние к влас-ти, абсо-лют-но та-ма-си-чес-кая анти-энер-гия, о-на не-ве-жест-вен-на по от-но-ше-нию к выс-ше-му с-мыс-лу. На на-шей пла-нете че-ло-ве-чест-ву уже не-ку-да раз-ви-вать-ся в э-том нап-рав-ле-нии. Всё бы-ло, и каж-дая по-пыт-ка бы-ла не-удач-на. Ты чи-тал у ва-ше-го пи-са-те-ля Ива-на Еф-ре-мо-ва, кни-гу "Час бы-ка"?

– Читал Дилан! И согласен с тобой, необходимо переформатирование всеобщего устремления человечества, всего вектора его развития. В основе должно быть духовное трансперсональное постижение смыслов бытия; всечеловеческая общая культура, состоящая из кусочков мозаики всех народов; и конечно абсолютная любовь к природе…И только затем материальное обеспечение жизнедеятельности…Жажда наживы, лишь ступень к жажде абсолютной власти…Это дешёвые страхи и иллюзии в материи, не более…Жизнь это не череда форумов, симпозиумов, саммитов, фуршетов…Настоящим мудрецам надо брать на себя отвественность, и действовать в интересах всего мира, а не кучки сверхбогачей…

– А ещё жизнь не че-ре-да бе-лых до-ро-жек из по-рош-ка, и, как это на-зы-вает-ся…шлюх…по-моему, – видимо Дилан знал о чём говорил, потому что выражение его лица стало ещё более серъёзным, а мне наоборот стало веселее.

– В точку, дружище!

– Да, ты по-ни-ма-ешь о чём я! Вот возь-мём ме-ня к при-ме-ру! Я ста-рый буд-дист, – он неожиданно перестал растягивать слова, скорей всего из-за волнения. – Мне нравится такой взгляд на мир! Абсолютно нетеистическая традиция! Не увеличивающая страдания из-за утверждения догматов, ибо не требует этого! Ведь Будда сказал однажды, что величайшее из всех поучений – это поучение о непостоянстве! Сложно было принять это сначала, но я устал от того, что у всех свой Бог, и каждый норовит признать его единственно верным! Я не хочу никому доказывать, что такое или кто такой Бог, это Он или это Она, хотя верю, что у Бога нет пола, это живая светоносная Бесконечность, она вне времени и вне людских представлений! Я не хочу иметь ничего общего с различными убеждениями и верой! Я лишь хочу избавиться от кармы, чтобы не возвращаться сюда снова! Я хочу освобождения, а не райских кущ или гнева Господнего!

Вопросы космологии, и все эти экзистенциальные и метафизические проблемы не для меня! Я лишь жду удобного момента разорвать последние свои привязанности к этому миру! Красивые женщины и травка будь они неладны…Больше нет смысла возвращаться в эту форму, нет смысла цепляться за материю…Поток сознания возвращается домой…Сорри, если смущаю тебя этим…Окей?

***

Своих дам Дилан отправил к себе на виллу, предоставив им возможность предварительно хорошенько его самого отругать. Эмоциональная жестикуляция и периодические гневные вспышки во взглядах его милых спутниц были трактованы мной именно так. Он даже не успел меня им представить.

И я сделал интуитивный вывод, что моё внимание было для него чем-то особенным, лучиком надежды может быть или даже частью его миссии. Он поступался своей тихой нирваной жития, ради помощи случайному знакомому, в которой, однако, вероятно видел глубокий смысл.

По дороге к нему в офис на такси, мы заскочили в какое-то знакомое Дилану место в чайна-тауне. Он отлучился буквально минут на десять, и выскочил с чёрным небольшим пакетом, из открытой красной двери этого заведения, как ошпаренный.

– Всё хорошо? – спросил его я.

– Более чем, просто надо торопиться. Я так чувствую. Момент подходящий. Луна в хорошей фазе…

Наконец мы добрались. Так называемый "офис" был классным большим лофтом, со множеством комнат и пространств.

Дилан не откладывая в долгий ящик, провёл меня к кабине депривационной камеры, отделанной красивой, тёмной резьбой по дереву. Из за чего она казалась произведением искусства какого-то далёкого далёкого века.

– Традиционная тайская резьба. Лучшие мастера! – заметив моё внимание пояснил он.

– Великолепная работа! – оценил я работу по достоинству.

– Паша, буддийские традиции это не вопрос веры, это вопрос практической психологической помощи здесь и сейчас! – продолжал мой собеседник свой монолог, методично совершая приготовления к процедуре.

– Очень весомый аргумент в пользу буддизма, Дилан! – поддержал я его раздеваясь.

– Ты другой Паша, у тебя в глазах, я не вижу усталости от жизни…Ты готов играть на всех уровнях, только бы приблизиться к своей тайне…

"Если бы он знал, что я хотел сотворить с собой всего несколько дней назад, так бы не говорил!", – подумал я, всё больше вовлекаясь в само действо.

– Твои опоясывающие шрамы – это знаки "игрока", так мне говорила старая "морская ведьма". Я уже один раз видел такие раньше. Лет десять назад у одной женщины. Поменьше твоих существенно, потоньше, но всё же рисунок очень похож…

– Кем она была? Как её звали? Может у тебя есть какие-то данные? – спросил я с надеждой.

– Незнаю, она приезжала к "колдунье" видимо на сеанс, а я заходил в этот момент по делам…Встретились лишь взглядами…У меня почти готово, включаю насосы, температура жидкости оптимальная, только сними с себя украшения, – указав правым мизинцем на кристалл горного хрусталя заметил Дилан.

– Это не украшение. Это всё, что осталось после меня прежнего…

– А-а, тогда ладно, может наоборот что-нибудь провернёт в твоей памяти. Трусы снимай всё равно, относись ко мне, как к доктору, – усмехнулся он, взглянув на меня скромно стоящего в углу.

Я полностью разделся, всё ещё несколько смущаясь. Затем решительно открыл дверцу. В нос ударил необычный, но завораживающий пряный аромат.

– Я готов. Захожу и ложусь…

– Окей! – отрезал Дилан. – Ты, Паша, вот над чем подумай потом. Мы с тобой делаем одно дело, но идём разными философскими дорогами. Я ковыляю по пути Шопенгауэра с его пессимизмом, с его смирением перед неизбежным, с его необратимостью в страданиях пока существуют желания, привязанности и соответственно карма, я ползу по жизни без принятия большой игры, без какой-либо борьбы за себя. Я хочу отсидеться в Нирване, как в вечном отпуске. И некоторые школы буддизма это позволяют практиковать…А ты, друг мой, готовый последователь Ницше, ты проявляешь смелость в принятии этой игры. Признаёшь её частью себя, а себя частью неё. Амор фати, на латыни! Ты любишь её, свою судьбу…Ты готов пройти свой Путь до конца, сколько бы раз не пришлось переродиться здесь заново, чтобы стать лучше и помочь другим существам в том же… Но оба наших учителя, к моему глубочайшему сожалению, путали божественное с религиозным. Путали Абсолют, с его человеческой интерпретацией. Не пытались проникнуть глубже в трансцендентность бытия, чтобы попытаться отыскать смысл смыслов…

***

Очень быстро появились длинные блики пурпурного оттенка, они словно крылья крупного насекомого замельтешили под моими закрытыми веками с определённой частотой пульсации. Мне стало не по себе, словно я, случайно и необратимо, попал чем-то острым в самую сердцевину своей застарелой боли; в особый кинопроектор моей жизни, где вечно идёт один и тот-же эпизод, и из него никак не вырваться, и в котором я являюсь лишь затёртым до дыр отрезком киноплёнки…

Я попытался сопротивляться этому ощущению…

Но вскоре, оказавшись где-то между мирами, без гравитации, без ощущения температуры, без света, чувствуя только собственный пульс, я принял наконец неизбежное. Я сам стал проводящей всё водой, и киноплёнка вдруг резко удлинилась…

Я завис, как медуза, колыхаясь видимо только от ударов своего сердца, или сердец…Это было даже неплохо…Кадры фильма начали движение по какой-то искрящейся ленте Мёбиуса, они перетекали с одной её стороны на другую, изменялись, возвращались обратно, уплотнялись в новый эпизод…и так бесконечно…

По моим внутренним ощущениям, заряд из смеси ядов начал действовать только минут через пятнадцать. Но на самом деле, как я в последствии понял, он действовал уже с первой минуты. Мне было плохо физически с первого мгновения эксперимента.

Но я не сдавался, и вот уже почувствовал приближение какой-то любопытной силы, чего-то чужеродного. Что-то по-детски грубое и по-старчески необратимое, слой за слоем, начало как бы перекачивать моё сознание из этого мира в другой силой. Для того чтобы рассмотреть внимательно, и, возможно, опознать меня…

Я закричал безмолвно, как во сне…Я не хотел встречаться со взором этой сущности…

Как вдруг резкая ярко-белая вспышка, похожая на солнечный блик при игре с острозаточенным стальным клинком, разорвала эту связь…

Я почувствовал отторжение, меня замутило и выбросило обратно через все слои…

За миг до эвакуации мне показалось, как тёмное похожее на пучёк гибких световых щупалец создание, даже немного призвизгнуло, утратив контакт с моим разумом…

Теряя сознание, я услышал, как открывается дверца. Я успел почувствовать, как уходит тёплая вода, как меня заворачивают в полотенце и куда-то укладывают…

***

– Па-ша, друг мой, ты на-пу-гал ме-ня, как там у те-бя го-во-рят на Ро-ди-не, "до усрач-ки" ка-жет-ся!

Надо мной склонился сам хозяин офиса, в одной из комнат которого и находилась эта злополучная депривационная камера, чуть не убившая меня. Обе его женщины находились рядом, одна у моего изголовья, другая около ног. Видимо офис Дилана я не покидал. Сколько прошло времени с момента отключки я даже представить себе не мог.

Я лежал на диване, в библиотеке, судя по всему. В локтевую вену была подключена капельница с каким-то раствором. Тело, было накрыто по пояс белой, дорогой на вид, хлопковой простынёй. Я почувствовал себя богатым пациентом клиники пластической хирургии. Перед тем, как тому сделают кубики на животе. Стало даже слегка стыдно.

– Знакомься это Сирипхон, – представил Дилан свою азиатскую красавицу, – а ту девушку зовут Айлин. Мы живём вместе…Не сочти за дерзость, но трусы они на тебя надели свежие, после того, как помыли…Ты трое суток в бреду провалялся…

– Спасибо вам девочки! Сенкью вери мач! – еле выдавил я из себя. – Что это было Дилан? Ты меня отравил что-ли?

– Я впер-вые ви-жу та-кую реак-цию на "Сле-зу люб-ви"! По-хо-же, что твоя па-мять заб-ло-ки-ро-ва-на не на эт-ом у-ров-не бы-тия, друг… Поп-рав-ляй-ся, зав-тра пое-дем к ста-рой кар-ге…И не при-ни-маю от-ка-за! И-на-че по-том те-бе бу-дет ещё ху-же…

С этими словами он встал, затем отдал видимо какие-то распоряжения девушкам, и вышел за дверь.

На следующее утро я почувствовал себя намного лучше, был довольно бодр и даже проголодался.

Мы все четвером уселись на открытой веранде итальянского ресторанчика, заказали напитки. Капучино был великолепен. "Фетте бискоттате" – тосты с маслом и джемом, тоже.

Я полностью ожил, окреп и уже даже не был зол на Дилана. Одеты все мы были по походному: футболки с короткими рукавами и шорты. Все, кроме Дилана. Он был в традиционной местной белой рубашке с вышитыми оранжево-золотистыми узорами спереди, и белых же штанах, из завёрнутого особым образом цельного куска хлопкового полотна.

– Дилан, я бы хотел выразить благо…

– Друг мой! – тактично прервал он меня, – Эт-о лишь ма-лая часть мое-го из-ви-не-ния! Я дол-жен был пре-дус-мот-реть пос-лед-ствия! Нас-лаж-дай-ся… Сей-час подъе-дет мой во-ди-тель, и ча-са че-ты-ре мож-но бу-дет по-бол-тать в до-ро-ге! Нам есть о чём по-го-во-рить…

Минут через десять у обочины появился новенький огромный пятиместный пикап Форд Рэнджер, с задумчивым водителем за рулём. Он остановился. Заглушил мотор. В руках у него показался блок "Мальборо".

– Па-ша, это Дэн, зап-ла-ти ему за си-га-ре-ты! Хо-ро-шие си-га-ре-ты, не мест-ные! Для ба-бу-ли! – вовсю веселился Дилан.

Я подал ему знак портмоне. Водитель показал сумму. Я отчитал нужное количество купюр и забрал блок себе.

– Мы ед-ем без де-во-чек! – с этими словами Дилан поцеловал каждую по отдельности, что-то им прошептав на ушко, а потом добавил, захохотав в конце реплики – Те-бе бы Па-ша то-же на-до ко-го-ни-будь най-ти для прак-ти-ки люб-ви, жен-щи-ну на-при-мер…

– А может мне нравится Сирипхон, – дерзко, но в тон его шутке, съязвил я.

– Это, друг, не твой у-ро-вень, – всё ещё веселился Дилан, – она лю-бит пол-но-ва-тых ци-ни-ков, а ты су-хой, как трост-ник гу-ма-нист…

С этими словами в догонку, мы рванули по бесконечным бетонным развязкам и многоярусным автострадам куда-то на юг.

Дэн совершенно уверенно и без применения навигатора, вывез нас из города всего минут за двадцать по пробкам.

Сама дорога была довольно монотонна и относительно безопасна, из-за разделителя для встречных полос по всему маршруту.

Дилан вновь стал серъёзным и продолжал:

– По-ни-маешь, Па-ша! Я ни в ко-ем слу-чае не ос-па-ри-ваю Бо-га и не пря-чусь от не-го. Я е-го чув-ст-вую! Я и-зу-чил все из-вест-ные фи-ло-соф-ские и ре-ли-ги-оз-ные сис-те-мы…

Тут он видимо опять стал волноваться и перешёл на речь без пауз:

– И понял, что не имеет значение к какой из них ты принадлежишь и принадлежишь-ли взаправду; не имеет значение каких учителей, мудрецов и мыслителей ты превозносишь, а до каких никогда не снисходишь; разделяешь ли ты мировоззрение античных мыслителей, шаманов, атеистов, буддистов, христианских мистиков, суфиев, йогов, адептов герметизма, даосов, каббалистов…человек может исповедовать любые мировозренческие системы, если пожелает…тут дело в смысле…зачем…Какой смысл? Вот у меня например не хватает масштаба разговаривать с настолько грандиозной и всеобъемлющей силой, с самой Бесконечностью…я здесь, в материи, малая искорка и скоро погасну…просто присоединюсь к Нему потихоньку и вери гут…понимаешь?

– Думаю смысл нас разделять по этому признаку есть только в одном случае: только для власти над нами, для управления нами в угоду желаниям "избранных"… – Я запоздало понял, что бессознательно увёл нить разговора в сторону. Но обосновал это тем, что мне стало несколько не по себе от таких откровенных слов Дилана.

– Великие учителя и пророки, Паша, доносят до нас свою трансперсональную истину, свои прозрения, свои инсайты… Их последователи доносят до нас свои личные трактовки этой истины. А политики от религии ставят условия, какие трактовки считать верными…Так происходит из века в век… – Дилан замолчал и отвернулся к окну.

– Различие любых философско-религиозных доктрин на мой взгляд, лишь в уровне их восприятия трансцендентности…Все остальные нюансы, это отражение личного мировозрения основателя, трактователей, служителей… – попытался я продолжить тему. -

Дэн, ты как считаешь?

Дилан, видимо перевёл нашему водителю мой вопрос, тот что-то ответил тихо и вдумчиво.

– Дэн – сто-рон-ник зо-ро-а-стриз-ма…Но он с то-бой пол-ность-ю сог-ла-сен Па-ша! Бог е-дин, ду-ша бес-смерт-на…

Я посмотрел на внутрисалонное зеркало в надежде увидеть в нём отражение глаз Дэна. Но тот внимательно, не отвлекаясь, смотрел в направлении убегающей вдаль дороги.

***

Курорт, был небольшим, но аутентичным, настоящим. Когда-то это была простая рыбацкая деревушка. И остатки той деревушки довольно органично вписались в каркас будущего городка. Но всё же, основой ему сейчас выступали бусины отелей, нанизанных на нить узкого песчанного пляжа, летняя резиденция королевской семьи, и железная дорога связывающая его со столицей.

– Па-ша, мы поч-ти при-е-ха-ли. Зна-комь-ся, Ху-а-хин! – Дилан приводил исторические факты, цитировал деятелей и предлагал свою точку зрения.

Слушая его, я разглядывал старый город с замиранием сердца.

Ведь почти все современные курорты растеряли ту намоленность, ту патину бытия, оставшуюся от тысяч людей живущих на этой земле простым укладом из поколения в поколение. Здесь же всё это пока ещё сохранялось в довольно хорошем состоянии. Деревянные, иногда даже не окрашенные постройки на сваях или каменном основании, домики духов из простых подручных материалов, узкие улочки с небольшими забегаловками, магазинчиками, развалами фруктов, прачечными, мастерскими…всё это было живым и действующим.

Дух такой жизни казался мне абсолютно родным. Я купался в его энергии, отдыхал душой, наслаждался этой уважаемой мной простотой…

Я чувствовал здесь какое-то потенциальное освобождение для себя, и видимо был готов к этому.

Мы свернули на прибрежную улицу, где в большом количестве работали различные ресторанчики. Остановились на парковке у рыбацкого пирса. Дилан отдал Дэну необходимые инструкции и мы вдвоём отправились к "бабуле".

"Ведьма" представлялась мне старой, азиатской внешности, злющей фурией, живущей где-нибудь в узком проулке, в собственном доме бабы-яги на курьих ножках. Но в реальности оказалась старой немецкой хиппи, снимающей копеешную комнату в бараке. В одном я оказался прав, длинный барак с комнатами, уходил далеко в море и был на курьих-ножках, то есть сваях.

Она долго не открывала. Что-то ворчала и охала за деревянной окрашенной в голубой цвет дверью, видимо одеваясь и прихорашиваясь для гостей.

Солнечный свет, проникший в широко раскрытую дверь видимо ударил ей в глаза. Она мгновенно её прикрыла, и щурясь с безопасного расстояния произнесла:

– Бист ду дас, либелле?

– Э-то о-на ти-по не уз-на-ёт ме-ня. Э-то я ба-бу-ля! – с улыбкой произнёс Дилан. – Дас бин ихь, гроссмутер!

– Геен зи инс хаус. Штеен зи нихт им лихт! – добавила полностью седая с короткой стрижкой худощавая столетняя бабушка, закутанная в пёстрый самодельный плед.

– Го-во-рит, за-хо-ди-те в дом, здесь слиш-ком свет-ло, – видимо упростил перевод мой друг.

Мы зашли внутрь. Бабуля сразу захлопнула дверь и уставилась на меня.

– Дас ист майн фройнд, – представил меня Дилан, – Паша!

– О-о, Па-ша! – произнесла "ведьма" с ударением на второй слог.

– Передай ей сигареты, – Дилан уже заметно волновался.

Я сразу же выполнил указание Дилана, "ведьма" расплылась в улыбке, тут же раскрыла блок, вытащила пачку, заправским жестом извлекла сигаретку и воткнув её в зубы прикурила от газовой зажигалки для плитки.

– О-о, Па-ша…

– Я скажу ей зачем мы пришли, но она похоже и так знает. Нам сейчас нужна "спешл спайси". Это не наркотик. Это реально очень редкая специя, знают о ней человек десять в мире. Словно штопор вскрывает память и показывает весь твой нынешний путь. От рождения до смерти. Это опасней чем "Слеза любви", ведь ты можешь увидеть помимо прошлого своё будущее и не выдержать этого. Вир браухен айн гевюрц! Нам нужна специя!

Бабуля сверкнула глазами, как мне показалось от счастья. Поманила пальцем Дилана. Он отошёл с ней в дальний угол комнаты и о чём-то долго шептался.

В разговоре бабуля постоянно приговаривала "зер гуте, либелле", поглядывая на меня, как бы невзначай. Много жестикулировала, и помимо немецкого, много трещала на тайглише: смеси тайского и английского…

Переговоры видимо были непростыми. "Ведьма" несколько раз жестом останавливала Дилана, подходила ко мне, в упор разглядывая. Особенно её интересовали глаза. В конце концов она подошла ещё ближе, и положила сухощавую, словно у мумии ладонь, мне на лоб. Долго шептала непонятные слова на распев. Я невольно поплыл, и мысленно сконцентрировал на её ладони сгусток своего сознания. Она отшатнулась, коротко выругалась, и что-то сказала Дилану.

Видно было, как Дилан побледнел, сидя в старом порванном кресле, потом вскочил и вышел за дверь. Я тоже собирался так сделать. Но старуха остановила меня, и заставила жестом сесть на пол. Сама разожгла какие-то невыносимо вонючие и коптящие благовония, уселась напротив, скрестила ноги и взяла меня за руки. На шее у старой "ведьмы" болталось ожерелье по всей видимости из черепов и костей птиц, за которое она периодически хваталась левой рукой. Она опять говорила что-то на распев. И опять долго.

В ней несколько раз, изнутри, словно выпрямлялась какая-то омолаживающая пружина. Она будто бы становилась снова молодой и гибкой, а в слабом свечении исходящим от её фигуры мерцало совсем другое тело. Красивое и привлекательное. Я счёл увиденное наваждением или бредом, и не мог расслабиться до конца…

Обряд вскоре закончился. В конце концов, она встала, указала на дверь и печально сказала:

– Ди либелле вирд дих бегляйтен. Зайн вег ист форбай…*

Эти, по всей видимости, неприятные слова услышал входящий в дверь комнаты Дилан. Ни один мускул не шелохнулся на его лице, было видно, что он с достоинством принимает сказанное. Он коротко кивнул ей, и искренне улыбнулся мне.

– Па-ша, дай мне ты-ся-чу дол-ла-ров. Я за-бе-ру суп со "спешл спай-си". И мы пой-дём у-жи-нать. О-на ещё до на-ше-го прие-зда за-ре-за-ла с ут-ра чёр-но-го пе-ту-ха и с-ва-ри-ла суп. О-чень вкус-ный суп. Не по-жа-ле-ешь!

– Что она сказала, друг?

– Сказала, что ты один не справишься, вместе будем вкушать будущее…

Мы забрали у старухи горячие пакеты с супом и мясом, специи лежали отдельно, в чёрном мешочке. Также она нам выдала две глубокие тарелки с ложками. Перед нашим прощанием она протянула Дилану какой-то амулет, и он тут же спрятал его в карман. Что это было такое я не разглядел. Мы вышли на улицу и побрели в сторону набережной.

***

Пройдя мимо памятника рыбаку с ножом, противостоящему акуле, мы спустились к пляжу усеянному кое-где большими валунами поросшими ракушками.

Дилан видел цель, и вёл нас в "то самое" нужное место. Мы расположились на огромном плоском валуне с красным пятном из породы другого цвета, величиной с волейбольный мяч, посередине. Вода в этот час едва доставала до его нижней части. И можно было спокойно свесить ноги. Затем мы разлили по тарелкам наваристую куринную уху, и добавили туда специи из мешочка. Пахло обалденно.

– Ты стал мне как брат, понимаешь Паша! – начал говорить Дилан, впервые с момента прощания со старухой.

– Ты для меня и есть старший брат! – ответил я ему честно, осознав, как за эти несколько дней он стал мне дорог.

– Тебе одному не пробиться в ту память, которую ты потерял, твоей памяти здесь нет. Ведьма сказала, что она в другом мире. Это очень важно. Этот мир в опасности. Мы не хотим того-же, что произошло у вас!

– Дилан, что ты говоришь, какой "у вас"? Я здесь сижу с тобой, из одной с тобой плоти и крови, такой же человек…

– Не перебивай меня, брат! Всё, что я знаю, я скажу после. Бери тарелку, ешь! Времени нет!

Я выполнил его просьбу. Ложка за ложкой принялся уничтожать вкусный суп. Я действительно сильно проголодался, и был намерен съесть его до последней капли.

Сначала я совсем ничего не ощущал. Ни перечного жжения, ни какого-то помутнения разума, ни эйфории. Обычная похлёбка. Я ел и смотрел на Дилана с немым вопросом на лице.

Он всё доел, и привалился на бок, созерцая море и далёкие рыбацкие лодки.

– Красиво, Паша!

– Очень красиво, брат!

– Слушай вынимательно, пока не начало действовать! Старая ведьма открыла нечто через тебя, канал понимаешь? В иномирье по её мнению. И поняла, что нам грозит опасность, тебя засекли, заметили через "Слезу любви", и это моя вина. Она хоть и спятившая уже давно, но в таких вещах я ей доверяю! Чтобы вывести тебя на истинный Путь, нужно подключить тебя к Великой Пустоте безопасно. Это может сделать только Проводник, только тот, кто сегодня трансформируется в Свет. То есть умрёт!

– Брат, мне что-то уже не нравится этот разговор! – насторожился я.

– Слушай! Мне всё равно не долго оставалось жить… и сейчас не важно почему…Я поведу тебя к Бесконечности, ты подключишься и узнаешь свою силу! Я буду рядом!

Я даже не почувствовал, как начал изменяться изнутри. Я был абсолютно осознан и трезв. Но больше не ощущал никакого страха и тревоги.

Надо мной пролетела чёрная цапля, но время замедлилось поэтому я успел увидеть, как поток воздуха держит её на своей упругой прозрачной подушке под килевой костью, как шевелятся её пёрышки, и от это была очередная истина. Сознание может летать. В один миг "специя" словно штопором вынула из меня все преграды на пути к единению с чем-то абсолютным. С морем бесконечного сознания. Я застыл в точке своего разума и в то же время стал всем. Я посмотрел на своего названного брата…