Полное собрание стихотворений

«Здесь, в теплом воздухе, пропитанном смолою…»

Здесь, в теплом воздухе, пропитанном смолою,Грибов и сырости, и блеклого листаСильнее запах пред грозою,И нитки паутин над влажною травоюОкрашены пестрей в блестящие цвета,Томительней пчелы полдневное жужжанье,Тяжеле аромат от липовых цветов,И ландышей лесных нежней благоуханье,И ярче белизна березовых стволов.Здесь все еще полно неясною тревогой...Но тени грозные над нивою скользят,И пыль уже взвилась над знойною дорогой,И скоро под дождем колосья зашумят.

1887

Родина

Над немым пространством чернозема,Словно уголь, вырезаны в твердиТемных изб подгнившая солома,Старых крыш разобранные жерди.Солнце грустно в тучу опустилось,Не дрожит печальная осина,В мутной луже небо отразилось,И на всем – знакомая кручина...Каждый раз, когда смотрю я в поле,Я люблю мою родную землю;Хорошо и грустно мне до боли, —Словно тихой жалобе я внемлю.В сердце – мир, печаль и безмятежность,Умолкает жизненная битва...А в груди – задумчивая нежностьИ простая детская молитва.

1887

На Волге

Река блестит, как шелк лазурно-серебристый;В извилинах луки белеют паруса.Сквозь утренний туман каймою золотистойЖелтеет отмели песчаная коса.Невозмутимый сон – над Волгою могучей;Порой лишь слышен плеск рыбачьего весла.Леса на Жигулях синеют грозной тучей,Раскинулись плоты деревнею плавучей,И тянется дымок далекого села...Как много воздуха, и шири, и свободы!..А людям до сих пор здесь душно, как в тюрьме.И вот в какой стране, среди какой природыОтчизна рабским сном глубоко спит во тьме...…………………………………………………..

12 апреля 1887, Самара

Часть III

Душа, сожженная любовью,

для вечности, как феникс, возродится.

Микеланджело

Из Альфреда Мюссэ

Ты, бледная звезда, вечернее светило,В дворце лазуревом своем,Как вестница встаешь на своде голубом.Зачем же к нам с небес ты смотришь так уныло?Гроза умчалася, и ветра шум затих,Кудрявый лес блестит росою, как слезами,Над благовонными лугамиПорхает мотылек на крыльях золотых.Чего же ищет здесь, звезда, твой луч дрожащий?..Но ты склоняешься, ты гаснешь – вижу я —С улыбкою бежишь, потупив взор блестящий,Подруга кроткая моя!Слезинка ясная на синей ризе ночи,К холму зеленому сходящая звезда,Пастух, к тебе подняв заботливые очи,Ведет послушные стада.Куда ж стремишься ты в просторе необъятном?На берег ли реки, чтоб в камышах уснуть,Иль к морю дальнему направишь ты свой путьВ затишье ночи благодатном,Чтоб пышным жемчугом к волне упасть на грудь?О, если умереть должна ты, потухая,И кудри светлые сокрыть в морских струях, —Звезда любви, молю тебя я:Перед разлукою, последний луч роняя,На миг остановись, помедли в небесах!

Март 1882

«Я никогда так не был одинок…»

Я никогда так не был одинок,Как на груди твоей благоуханной,Где я постиг невольно и нежданно,Как наш удел насмешливо-жесток:Уста к устам, в блаженстве поцелуя,Ко груди грудь мы негою полны,А между тем, по-прежнему тоскуя,Как у врагов, сердца разлучены.Мы далеки, мы чужды друг для друга:Душе с душой не слиться никогда,И наш восторг, как смутный жар недуга,Как жгучий бред, исчезнет без следа.Мне за тебя невыразимо грустно,Ты тихо взор склонила предо мной,И, нашу боль скрывая неискусно,Мой бедный друг, как жалки мы с тобой…

1883

Эрот

Молнию в тучах Эрот захватил, пролетая;Так же легко, как порой дети ломают тростник,В розовых пальцах сломал он, играя, стрелу Громовержца:«Мною Зевес побежден!» – дерзкий шалун закричал,Взоры к Олимпу подняв, с вызовом в гордой улыбке.

1883

В сумерки

Был зимний день; давно уже стемнело,Но в комнату огня не приносили;Глядело в окна пасмурное небо,Сырую мглу роняя с вышины,И в стекла ударяли хлопья снега,Подобно стае белых мотыльков;В вечерней мгле багровый свет каминаПереливался теплою волнойНа золотой парче японских ширм,Где выступал богатый арабескИз райских птиц, чудовищных драконов,Летучих рыб и лилий водяных.И надо всем дыханье гиацинтовВ таинственной гармонии слилосьС бледно-лазуревым отцветом шелкаНа мебели причудливо роскошной;И молча ты лежала предо мной,И, уронив любимый том КольриджаНа черный мех пушистого ковра,Вся бледная, но свежая, как ландыш,Вся в кружево закутанная, греласьТы в розовом мерцании камина;И я шептал, поникнув головой:«О для чего нам не шестнадцать лет,Чтоб мы могли обманывать друг другаНадеждами на вечную любовь!О для чего я в лучшие мгновеньяТак глубоко, так больно сознаю,Что этот луч открывшегося неба,Как молния, потухнет в море слез!Ты так умна: к чему же лицемерить?Нам не помогут пламенные клятвы.Мы сблизились на время, как и все,Мы, как и все, случайно разойдемся:Таков судьбы закон неумолимый.День, месяц, год, – каков бы ни был срок, —Любовь пришла, любовь уйдет навеки...Увы, я знаю все, я все предвижу,Но отвратить удара не могу, —И эта мысль мне счастье отравляет.Нет, не хочу я пережить мгновенье,Что навсегда должно нас разлучить.Ты все простишь, ты все поймешь – я знаю, —Услышь мою безумную мольбу!..»Тогда с порывом ласки материнскойК себе на грудь меня ты привлеклаИ волосы так нежно целовала,И гладила дрожащею рукой.И влага слез, твоих горячих слез,Как теплый дождь, лицо мне орошала,И говорил я в страстном забытье:«Услышь мою безумную мольбу:В урочный миг, как опытный художник,Ты заверши трагедию любви,Чтоб кончилась она не пошлым фарсом,Но громовым, торжественным аккордом:Лишь только тень тоски и пресыщеньяВ моих чертах заметишь ты впервый, —Убей меня, но так, чтоб без боязни,С вином в бокале, весело шутя,Из милых рук я принял яд смертельный.И на твоей груди умру я тихо,Усну навек, беспечно, как дитя,И перелью в последнее лобзаньеПоследний пламень жизни и любви!..»………………………………………….

1884

Осень

(Из Бодлэра)

Я люблю ваши нежно-зеленые глазки;Но сегодня я горьким предчувствием полн:Ни камин в будуаре, ни роскошь, ни ласкиНе заменят мне солнца, лазури и волн.Но каков бы я ни был, как мать, пожалейтеИ простите меня, будьте милой сестройИ угрюмого, злого любовью согрейте,Как осеннее небо вечерней зарей.Труд недолгий... Я знаю: могила немаяЖдет... О, дайте же, дайте под желтым лучомСентября золотого, про май вспоминая,Мне на ваши колени поникнуть челом.

1884

Из Бодлэра

Голубка моя,Умчимся в края,Где всё, как и ты, совершенство,И будем мы тамДелить пополамИ жизнь, и любовь, и блаженство.Из влажных завесТуманных небесТам солнце задумчиво блещет,Как эти глаза,Где жемчуг-слеза,Слеза упоенья трепещет.Это мир таинственной мечты,Неги, ласк, любви и красоты.Вся мебель кругомВ покое твоемОт времени ярко лоснится.Дыханье цветовЗаморских садовИ веянье амбры струится.Богат и высокЛепной потолок,И там зеркала так глубоки;И сказочный видДуше говоритО дальнем, о чудном Востоке.Это мир таинственной мечты,Неги, ласк, любви и красоты.Взгляни на канал,Где флот задремал:Туда, как залетная стая,Свой груз кораблиОт края землиНесут для тебя, дорогая.Дома и заливВечерний отливОдел гиацинтами пышно,И теплой волной,Как дождь золотой,Лучи он роняет неслышно.Это мир таинственной мечты,Неги, ласк, любви и красоты.

1885

«Меня ты, мой друг, пожалела…»

Меня ты, мой друг, пожалела;Но верить ли ласке твоей?От этой случайной улыбкиНа сердце – еще холодней:Бездомный, голодный бродягаИзбитый мотив пред тобойИграет на ветхой шарманкеДрожащей, неверной рукой;И жалко его, и досадно,И песня знакома давно;Чтоб прочь уходил он, монетуЕму ты бросаешь в окно.

1885

«...Потух мой гнев, безумный, детский гнев…»

...Потух мой гнев, безумный, детский гнев:Все время я себя обманывал напрасно:Я вновь у ног твоих, – и радостный напевИз груди просится так пламенно и страстно.Наперекор всему, в проклятии моемТебе, всесильная, одна любовь звучала,И даже в злобный миг при имени твоемМятежная душа от счастья трепетала.И вот – я снова твой... Зачем таить любовь?Как будто не о том я день и ночь мечтаю,Когда и где, и как тебя я повстречаю,Как будто не тебе отдам я жизнь и кровь;Как будто в серой мгле под бременем страданьяВлачу я темный век не для тебя одной;Когда гляжу я вдаль с улыбкой упованья,Как будто не тебя я вижу пред собой...Ты – вдохновение, ты – творческая сила,Ты – все: полна тобой полуночная тишь,В благоуханье роз со мной ты говоришь,И сумрак дней моих ты светом напоила...

1885

Франческа Римини

Порой чета голубок над полямиМеж черных туч мелькнет перед грозою,Во мгле сияя белыми крылами;Так в царстве вечной тьмы передо мноюСверкнули две обнявшиеся тени,Озарены печальной красотою.И в их чертах был прежний след мучений,И в их очах был прежний страх разлуки,И в грации медлительных движений,В том, как они друг другу жали руки,Лицом к лицу поникнув с грустью нежной,Былой любви высказывались муки.И волновалась грудь моя мятежно,И я спросил их, тронутый участьем,О чем они тоскуют безнадежно,И был ответ: «С жестоким самовластьемЛюбовь, одна любовь нас погубила,Не дав упиться мимолетным счастьем;Но смерть – ничто, ничто для нас – могила,И нам не жаль потерянного рая,И муки в рай любовь преобразила.Завидуют нам ангелы, взираяС лазури в темный ад на наши слезы,И плачут втайне, без любви скучая.О, пусть Творец нам шлет свои угрозы,Все эти муки – слаще поцелуя,Все угли ада искрятся, как розы!»«Ho где и как, – страдальцам говорю я, —Впервый меж вами пламень страстной жаждыПреграды сверг, на цепи негодуя?»И был ответ: «Читали мы однаждыНаедине о страсти Ланчелотта[2],Но о своей лишь страсти думал каждый.Я помню книгу, бархат переплета,Я даже помню, как в заре румянойЗаглавных букв мерцала позолота.Открыты были окна, и туманный,Нагретый воздух в комнату струился;Ронял цветы жасмин благоуханный.И мы прочли, как Ланчелотт склонилсяИ, поцелуем скрыв улыбку милой,Уста к устам, в руках ее забылся.Увы! нас это место погубило,И в этот день мы больше не читали,Но сколько счастья солнце озарило!..»И тень умолкла, полная печали.

1885

Признание

На что мне чудеса волшебной красоты,На что мне глетчеров безмолвная громадаИ в радужной пыли над пеной водопадаИз тонких проволок сплетенные мосты,Туннели грозные, где в сумраке вагонаЛазурной молнией врывается просторСверкающих озер, —Обломков бирюзы, упавшей с небосклонаВ кольцо жемчужно-белых гор?На что мне цветники в задумчивых аллеях,На что мне полутьма таинственных дубров,И краски панорам блестящих городов,И тысячи картин в старинных галереях,На что мне океан и башня маяка,Как уголь черная, на пурпуре заката,И свежий запах волн, и песня рыбака,И вьющийся дымок далекого фрегата?На что мне вся земля и свет, и жизнь? На чтоВесь мир великий, мир ничтожный?Мне сердце говорит: «Не то, не то!»И дальше я бегу с мечтой моей тревожной:Не нужно мне дворцов, благоуханных розИ чуждых берегов, и моря, и простора!Я жажду долгого, мерцающего взора,Простых и тихих слов, простых и теплых слез, —Немного ласки и участья,Одной улыбки милых глаз,Немного сумрака в глубоко мирный часИ капли, только капли счастья!..

1886

«Мы идем по цветущей дороге…»

Мы идем по цветущей дороге,И над нами сияет весна...Мы блаженны, мы сильны, как боги,Наша жизнь – глубока и полна.Прочь, боязнь!.. Упивайся мечтою,И не думай о завтрашнем дне,И живи, и люби всей душою,И отдайся могучей весне!Нам не страшны ни муки, ни беды,Наша молодость чудо свершитИ рыдания – в песни победы,И печаль в красоту превратит!Да! Над миром мы властны, как боги,Вся природа для нас создана...Так вперед же, вперед – без тревогиПо широкой, цветущей дороге!Здравствуй, жизнь и любовь, и весна!

1886

«Ты читала ль преданья, как жгли христиан…»

Ты читала ль преданья, как жгли христиан,Как за Бога они умиралиИ с восторгом молили, не чувствуя ран,Чтоб сильней палачи их терзали?Так за имя твое прикажи умереть, —И на смерть я пойду, дорогая:Буду громко «осанна!», как мученик, петь,Буду славить любовь, умирая.

1886

«О дитя, живое сердце…»

О дитя, живое сердцеТы за мячик приняла:Этим мячиком играешь,Беззаботно весела.Ты, резвясь, кидаешь сердцеТо к лазури, то во прахС тем же хохотом беспечнымНа пленительных устах.

1886

«По дебрям усталый брожу я в тоске…»

По дебрям усталый брожу я в тоске,Рыдает печальная осень;Но вот огонек засиял вдалекеМеж диких, нахмуренных сосен.За ним я с надеждой кидаюсь во мрак,И сил мне последних не жалко:Мне грезится комнатка, светлый очагИ милая Гретхен за прялкой;Мне грезится бабушка с книгой в рукахИ внуков румяные лица;Там утварь сияет в дубовых шкапахИ суп ароматный дымится.Все дальше во мрак я бегу за мечтой;Откуда-то сыростью веет...Зачем колыхнулась земля под ногой,И в жилах вся кровь леденеет?Болото!.. Так вот, что готовил мне рок:Блуждая во мраке ненастья,Я принял болотный лесной огонекЗа пламень надежды и счастья!И тина влечет мое тело ко дну,Она задушить меня хочет.Я в смрадном болоте все глубже тону,И громко русалка хохочет...

1886

«Не думала ли ты, что, бледный и безмолвный…»

Не думала ли ты, что, бледный и безмолвный,Я вновь к тебе приду, как нищий, умолять,Тобой отвергнутый, тобою вечно полный,Чтоб ты позволила у ног твоих рыдать?Напрасная мечта! Слыхала ль ты порою,Что в милой праздности не все, как ты, живут,Что где-то есть борьба и мысль, и честный трудИ что пред ними ты – ничто с твоей красою?Смотри, – меня зовет огромный светлый мир:Есть у меня бессмертная природаИ молодость, и гордая свобода,И Рафаэль, и Данте, и Шекспир!И думать ты могла, что я томиться будуИли у ног твоих беспомощно рыдать?Нет, стыдно пред тобой мне слезы расточать, —Забудь меня скорей, как я тебя забуду!О, неразумное, прелестное дитя,Ты гнева моего, поверь, не заслужила, —Но если б ты могла понять, какая силаБыла у ног твоих, когда со мной, шутя,Играла ты в любовь и все потом разбила, —Тогда лицо твое зарделось бы стыдом,И над поруганной любовью, над мечтами,Что ты разрушила своими же руками,Не я, а ты в отчаянье немомРыдала бы теперь горючими слезами!

1886

«Давно ль желанный мир я звал к себе, тоскуя…»

Давно ль желанный мир я звал к себе, тоскуя,Любил и проклинал любви святую власть,Давно ли из цепей я рвался, негодуя, —И цепи порвались, и миновала страсть.Любовь – побеждена, – но сердце недовольно.О чем оно грустит, чего ему так жаль?Ужели с муками душе расстаться больно,Ужель так дороги ей слезы и печаль?Свобода без любви – угрюмая темница:Отдам я все, – и жизнь, и радость, и покой,Но только б вновь любить с безумною тоской,Страдать, как я страдал, и плакать, и томиться!

1886

«Ищи во мне не радости мгновенной…»

Ищи во мне не радости мгновенной.Люби меня не для себя одной;Как Беатриче образ вдохновенный,Ты к небесам мне светлый путь открой.Склонясь ко мне с пленительной заботой,Ты повторяй: «Будь добрым для меня,Иди в борьбу, и мысли, и работай,Вперед, за мной, – я поведу тебя!»И каждой ласке, каждому упрекуЗаставь меня ты радостно внимать;Как женщина, ревнуй меня к порокуИ береги, как любящая мать.

1886

Ариванза

Милый друг, я тебе рассказать не могу,Что за пламень сжигает мне грудь:Запеклись мои губы, дышать тяжело,Посмотрю ль я на солнце – мне больно:Мое солнце, мой свет, моя жизньДля меня никогда не блеснут.Я дрожу, я слабею, увы, —Как мы жалки – бессильные девы!Я себе говорила: мой путь лучезарен,Он усеян гирляндами лотосов белых, —Но под лотосом белым – о горе! – таилосьЯдовитое жало змеи,И была та змея – роковая любовь!Не лучи ли далекой луны,Что бесстрастно-холодным сияньемТак чаруют, так нежат,Не они ль эту страстьВ моем сердце зажгли?Мне сегодня вечерней прохладыВетерок не принес:Отягчен ароматом цветов,Как огонь, он обжег мне лицо...Ты, один только ты, мой владыка,Покорил мою волю, наполнил мне душу,Победил, обессилил меня!Что мне делать?.. Едва на ногах я стою...Вся дрожу, помутилось в очах...И мне страшно, мне тяжко, как будто пред смертью!..

1886

Поэмы и легенды

Протопоп Аввакум

I

Свят Христос был тих и кроток <…>

………………………………………………………….Горе вам, Никониане! Вы глумитесь над Христом, —Утверждаете вы церковь пыткой, плахой да кнутом!………………………………………………………….Горе вам: полна слезами и стенаньями полнаОпозоренная вами наша бедная страна.Но Господь за угнетенных в гневе праведном восстал,И прольется над землею Божьей ярости фиал.Нашу светлую Россию отдал дьяволу Господь:Пусть же выкупят отчизну наши кости, кровь и плоть.Знайте нас, Никониане! Мир погибший мы спасем;Мы столетние вериги на плечах своих несем.За Христа – в огонь и пытку!.. Братья, надо пострадатьЗа отчизну дорогую, за поруганную мать!

II

Укрепи меня, о, Боже, на великую борьбу,И пошли мне мощь Самсона, недостойному рабу...Как в пустыне вопиющий, я на торжищах взывалИ в палатах, и в лачугах сильных мира обличал.Помню, помню дни гоненья: вот в цепях меня ведутК нечестивому синклиту, как разбойника, на суд.Сорок мудрых иереев издевались надо мной.И разжегся дух мой гневом – поднял крест я над главойИ в лицо злодеям плюнул, и, как зайцы по кустам,Всё антихристово войско разбежалось по углам.«Будьте прокляты! – я крикнул, – вам позор из рода в род:Задушили правду Божью, погубили вы народ!»Но стрельцов они позвали, ополчились на меня.Речи полны дикой брани, очи – лютого огня.И как волки обступили, кулаками мне грозят:«Еретик нас обесчестил, на костер его!» – кричат.То не бесы мчатся с криком чрез болото и пустырь, —Чернецы везут расстригу Аввакума в монастырь.Привезли меня в Андроньев, – тут и бросили в тюрьму,Как скотину, без соломы – прямо в холод, смрад и тьму.Там, глубоко под землею, в этой сумрачной норе,Думал с завистью я, грешный, о собачьей конуре.

III

Я три дня лежал без пищи, – наступал четвертый день...Был то сон, или виденье, – я не ведаю... Сквозь тень —Вижу, двери отворились, и волною хлынул свет,Кто-то чудный мне явился, в ризы белые одет.Он принес коврижку хлеба, он мне дал немного щец:«На, Петрович, ешь, родимый!» – и любовно, как отец,Смотрит в очи, тихо пальцы он кладет мне на чело,И руки прикосновенье братски-нежно и тепло.И счастливый, и дрожащий, я припал к его ногам,И края святой одежды прижимал к моим устам.И шептал я, как безумный: «Дай мне муки претерпеть,Свет-Христос, родной, желанный, – за Тебя бы умереть!..»

IV

Это было на Устюге: раз – я помню – ввечеруСтарца божьего Кирилла привели мне в конуру.С ним в тюрьме я прожил месяц; был он праведник душой,Но безумным притворялся, полон ревности святой.Всё-то пляшет и смеется, всё вполголоса поет,И, качаясь, вместо бубнов, кандалами мерно бьет;День юродствует, а ночью на молитве он стоит,И горячими слезами цепи мученик кропит.Я любил его; он тяжким был недугом одержим.Бедный друг! Как за ребенком, я ухаживал за ним.Он страдать умел так кротко: весь в жару изнемогал,Но с пылающего тела власяницы не снимал.Я печальный голос брата до сих пор забыть не мог:«Дай мне пить!» – бывало скажет; взор – так нежен и глубок.На руках моих он умер; безмятежно и светло,Как у спящего младенца, было мертвое чело.И покойника, прощаясь, я в уста поцеловал:Спи, Кириллушка, сердечный, спи, – ты много пострадал.Над твоей могилой тихой херувимы сторожат;Спи же, друг, легко и сладко, отдохни, усталый брат!

V

В конуре моей подземной я покинут был опятьЦелым миром. Даже время перестал я различать.Поглупел совсем от горя: день и ночь в углу сидишь,Да замерзшими ногами в землю до крови стучишь.Если ж солнце в щель заглянет и блеснет на кирпиче,И закружатся пылинки в золотом его луче, —Я смотрел, как паутина сеткой радужной горит,И паук летунью-мошку терпеливо сторожит.На заре я слушал часто, ухо к щели приложив,Как в лазури крик касаток беззаботен и счастлив.Сердцу воля вспоминалась, шум деревьев, небеса,И далекая деревня, и родимые леса.Всё прошедшее всплывало в темной памяти моей,Как обломки над пучиной от разбитых кораблей.Помню церковь, летний вечер; из далекого селаМолодая прихожанка исповедаться пришла.Помню тонкие ресницы, помню бледное лицоИ кудрей на грудь упавших темно-русое кольцо…Пахло сеном и гречихой из открытого окна,И душа была безумной, страстной негою полна…Над Евангельем три свечки я с молитвой засветилИ, в огне сжигая руку, пламень в сердце потушил.Но зачем же я припомнил здесь, в тюрьме, чрез столько летЭтот летний тихий вечер, этот робкий полусвет?Был и я когда-то молод; да, и мне хотелось жить,Как и всем, хотелось счастья, сердце жаждало любить.А теперь… я – труп в могиле! Но безумно рвется грудьПеред смертью на свободе только раз еще вздохнуть.

VI

Из Москвы велят указом, чтоб на самый край землиАввакума протопопа в ссылку вечную везли.Десять тысяч верст в Сибири, в тундрах, дебрях и лесахВолочился я на дровнях, на телегах и плотах.Помню – Пашков на Байкале раз призвал меня к себе;Окруженный казаками, он сидел в своей избе.Как у белого медведя, взор пылал; суровый лик,Обрамлен седою гривой, налит кровью был и дик.Грозно крикнул воевода: «Покорись мне, протопоп!Брось ты дьявольскую веру, а не то – вгоню во гроб!»«Человек, побойся Бога, Вседержителя-Творца!Я страдал уже не мало – пострадаю до конца!»«Эй, ребята, начинайте!» – закричал он гайдукам…Повалили и связали по рукам и по ногам.Свистнул кнут... – Окровавленный, полумертвый я твержу:«Помоги, Господь!» – а Пашков: «Отрекайся – пощажу».Нет, Исусе, Сыне Божий, лучше – думаю – не жить,Чем злодея перед смертью о пощаде мне просить.Всё исчезло... и казалось, что я умер... чей-то вздохМне послышался, и кто-то молвил: «Кончено, – издох!»

VII

Я в дощанике очнулся... Тишь и мрак... Лежу на дне,Хлещет мокрый снег да ливень по израненной спине.Тянет жилы, кости ноют... Тяжко! страх меня объял;Обезумев от страданий, я на Бога возроптал:«Горько мне, Отец небесный, я молиться не могу:Ты забыл меня, покинул, предал лютому врагу!Где найти мне суд и правду? Чем Христа я прогневил,И за что, за что я гибну?..» – так я, грешный, говорил.Вдруг на небе как-то чудно просветлело, и поройСловно ангельское пенье проносилось над землей...Веют крылья серафимов, и кадильницы звенят,Сквозь холодный дождь и вьюгу дышит теплый аромат.И светло в душе, и тихо: темной ночью, под дождем,Как дитя в спокойной люльке, – я в дощанике моем.Ты, Исусе мой сладчайший, муки в счастье превратил,Пристыдил меня любовью, окаянного простил!Хорошо мне, и не знаю – в небесах, или во мне —Словно ангельское пенье раздается в тишине.

VIII

Это край счастливый. Горы там уходят в небеса,Их подножья осенили кедров темные леса.Там, посеянные Богом, разрослись в тиши долинСладкий лук, чеснок и мята, и душистый розмарин.По скалам – орел да кречет, в мраке девственных лесов —Чернобурая лисица, стаи диких кабанов.Там и стерлядь, и осетры ходят густо под водой,Таймень жирная сверкает серебристой чешуей.Всё там есть, но все чужое, – люди, вера... И тоскойНоет сердце, вспоминая об отчизне дорогой.Повстречали мы однажды у Байкальских береговСоболиную станицу наших русских земляков.Плачут миленькие, смотрят, не насмотрятся на нас,Обнимают и жалеют, подхватили мой карбас,И хлопочут, и смеются: каждый жизнь отдать готов;Привезли мне на телеге сорок свежих осетров.Вместе кашу заварили, пели песни за костром;На чужбине Русь святую поминали мы добром.В эту ночь, с улыбкой тихой, очи скорбные смежив,Засыпали мы под шорох золотых, родимых нив.

IX

Ты один, Владыка, знаешь, сколько мук я перенес:Хлеб не сладок был от горя, и вода – горька от слез.На Шаманских водопадах, на Тунгуске я тонул,Замерзал в сугробах, лямку с бурлаками я тянул.Без приюта, без одежды насыщался я поройТо поганою кониной, то сосновою корой.Пять недель мы шли по Нерчи, пять недель – все голый лед.Деток с рухлядью в обозе лошаденка чуть везет.Мы с женою вслед за ними, убиваючись, идем;Скользко, ноги еле держат. Полумертвые бредем.Протопопица, бывало, поскользнется, упадет.На нее мужик усталый из обоза набредет,Тоже валится, и оба на снегу они лежат,И барахтаются в шубах, встать не могут и кричат:«Задавил меня ты, батько!» – «Государыня, прости!»Что тут делать, – смех и горе! Я спешу к ним подойти,И бранит меня с улыбкой, и бредет она опять:«Протопоп ты горемычный, долго ль нам еще страдать?»«Видно, Марковна, до смерти!» Тихо, с ласковым лицом:«Что ж, Петрович, – отвечает, – с Богом дальше побредем!»На санях у нас в обозе, помню, курочка была;Два яйца для наших деток каждый день она несла.Чудо-птица! и за деньги нам такой бы не найти.Жалко, бедную в обозе раздавили на пути.До сих пор об ней я помню: я привык ее ласкать;Мы крупу в котле семейном позволяли ей клевать:Божья тварь! Создатель любит всех животных, как детей;Он не брезгает, Пречистый, и последним из зверей,Он из рук Своих питает все, что дышит и живет,Он и птицу пожалеет, и былинку сбережет.