Полное собрание стихотворений

Сакья-Муни

По горам, среди ущелий темных,Где ревел осенний ураган,Шла в лесу толпа бродяг бездомныхК водам Ганга из далеких стран.Под лохмотьями худое телоОт дождя и ветра посинело.Уж они не видели два дняНи приютной кровли, ни огня.Меж дерев во мраке непогодыЧто-то там мелькнуло на пути;Это храм – они вошли под своды,Чтобы в нем убежище найти.Перед ними на высоком троне —Сакья-Муни, каменный гигант.У него в порфировой короне —Исполинский чудный бриллиант.Говорит один из нищих: «Братья,Ночь темна, никто не видит нас,Много хлеба, серебра и платьяНам дадут за дорогой алмаз.Он не нужен Будде: светят крашеУ него, царя небесных сил,Груды бриллиантовых светилВ ясном небе, как в лазурной чаше...»Подан знак, и вот уж по землеВоры тихо крадутся во мгле.Но когда дотронуться к святынеТрепетной рукой они хотят, —Вихрь, огонь и громовой раскат,Повторенный откликом в пустыне,Далеко откинул их назад.И от страха все окаменело, —Лишь один – спокойно величав —Из толпы вперед выходит смело,Говорит он богу: «Ты не прав!Или нам жрецы твои солгали,Что ты кроток, милостив и благ,Что ты любишь утолять печалиИ, как солнце, побеждаешь мрак?Нет, ты мстишь нам за ничтожный камень,Нам, в пыли простертым пред тобой, —Но, как ты, с бессмертною душой!Что за подвиг сыпать гром и пламеньНад бессильной, жалкою толпой,О, стыдись, стыдись, владыка неба,Ты воспрянул – грозен и могуч, —Чтоб отнять у нищих корку хлеба!Царь царей, сверкай из темных туч,Грянь в безумца огненной стрелою, —Я стою, как равный, пред тобоюИ, высоко голову подняв,Говорю пред небом и землею,Самодержец мира, ты не прав!»Он умолк, и чудо совершилось:Чтобы снять алмаз они могли,Изваянье Будды преклонилосьГоловой венчанной до земли,На коленях, кроткий и смиренный,Пред толпою нищих царь вселенной,Бог, великий бог лежал в пыли!

1885

Эскизы

Легенда из Т. Тассо

Стальными латами одет,Близ древних стен Иерусалима,Как мощный лев, неустрашимоСражался доблестный Танкред.Пред ним трепещут сарацины;И поражая мусульман,Мечом он гонит их дружины,Как волны гонит ураган.Уже рубцами вся покрытаС крестом тяжелая броня,И окровавлены копытаЕго могучего коня...Как вдруг воитель незнакомый,Наперевес копье подняв,Отважным замыслом влекомый,Вперед кидается стремглав.С мольбой о помощи трикратыТанкред Спасителя призвалИ сарацина шлем косматыйЖелезной палицей сорвал;И что ж? рассыпалась кудрями,Как златоструйными волнами,Густая девичья коса,Пред ослепленными очамиОткрылась дивная краса,Румянец отрочески нежныйИ мрамор шеи белоснежной.Клоринда, враг его жестокий,Клоринду в ней он узнает,Чье имя громко на Востоке, —Неверных гордость и оплот.Тяжелый меч, разить готовый,Невольно рыцарь опустил.И пред красавицей суровойБлагоговейно отступил.Помочь Танкреду в бой кровавыйИз строя рыцарских дружинЛетит, исполнен жаждой славы,Гьюскар, отважный палладин;И над прелестной головоюС челом нежней эдемских розОн святотатственной рукоюСекиру тяжкую занес.Но от смертельного удараТанкред Клоринду защитил, —Оружье пылкого ГьюскараОн, негодуя, раздробил.Коснулось шеи лебединойОно слегка, – и кровь на ней,Как драгоценные рубины,Зарделась в золоте кудрей.Он поднял мрачное забрало —И благородно, и светлоЛюбовью чистою дышалоЕго открытое чело.…………………………….Скажи, Клоринда, что с тобою,Зачем ты медлишь оттолкнутьГяура с гордою враждою?Ужель под медною бронеюТрепещет любящая грудь?Но вот, потупив взор лазурный,Молчанье строгое храня,Ты понеслась, как вихорь бурный,Пришпорив быстрого коня.В лучах полуденных сверкает,Как из огня, доспех на ней,И ветер ласково играетС волнами вьющихся кудрей.Не меч, не пролитая кровь, —Ту битву грозную решилаЛишь красоты благая сила,Миротворящая любовь.

Ноябрь 1882

Детям

Не под кровом золоченымВеличавого дворца,Не для счастья и довольства,Не для царского венца —Ты в приюте позабытомВифлиемских пастуховРодился – и наг, и беден, —Царь бесчисленных миров.Осторожно, как святыню,В руки Мать его взяла,Любовалась красотоюБезмятежного чела.Ручки слабые МладенецВ грозно сумрачный просторС беспредельною любовьюС лона Матери простер.Все, что борется, страдает,Все, что дышит и живет,Он зовет в свои объятья,К счастью вечному зовет.И природа встрепенулась,Услыхав Его призыв,И помчался ураганомБурной радости порыв.Синева ночного небаСтала глубже и темней,И бесчисленные звездыЗасверкали ярче в ней;Все цветы и все былинкиПо долинам и лесамПробудились, воскурилиБлаговонный фимиам.Слаще музыка дубравы,Что затронул ветерок,И звучнее водопадомНизвергается поток,И роскошней покрываломЛег серебряный туман,Вечный гимн запел стройнееБезграничный океан.Ликовала вся природа,Величава и светла,И к ногам Христа-МладенцаВсе дары свои несла.Близ пещеры три высоких,Гордых дерева росли,И, ветвями обнимаясь,Вход заветный стерегли.Ель зеленая, олива,Пальма с пышною листвой —Там стояли неразлучнойИ могучею семьей.И они, как вся природа,Все земные существа,Принести свой дар хотелиВ знак святого торжества.Пальма молвила, склоняяДолу с гордой высоты,Словно царскую корону,Изумрудные листы:«Коль злобой гонимыйЖестоких врагов,В безбрежной равнинеЗыбучих песков,Ты, Господи, будешьПриюта искать,Бездомным скитальцемВ пустынях блуждать,Тебе я откроюЗеленый шатер,Тебе я раскинуЦветочный ковер.Приди Ты на отдыхПод мирную сень:Там сумрак отрадный,Там свежая тень».Отягченная плодами,Гордой радости полна,Преклонилася олива,И промолвила она:«Коль, Господи, будешьТы злыми людьмиПокинут без пищи —Мой дар Ты прими.Я ветви радушноТебе протянуИ плод золотистыйНа землю стряхну.Я буду лелеятьИ влагой питать,И соком янтарнымЕго наливать».Между тем в унынье тихом,Боязлива и скромна,Ель зеленая стояла;Опечалилась она.Тщетно думала, искала —Ничего, чтоб принестиВ дар Младенцу-ИисусуНе могла она найти;Иглы острые, сухие,Что отталкивают взор,Ей судьбой несправедливойПредназначены в убор.Стало грустно бедной ели;Как у ивы над водой,Ветви горестно поникли,И прозрачною смолойСлезы капают обильноОт стыда и тайных мук,Между тем как всё ликует,Улыбается вокруг.Эти слезы увидалаС неба звездочка одна,Тихим шепотом подругамЧто-то молвила она,Вдруг посыпались – о чудо! —Звезды огненным дождем,Елку темную покрыли,Всю усеяли кругом,И она затрепетала,Ветви гордо подняла,Миру в первый раз явилась,Ослепительно светла.С той поры, доныне, дети,Есть обычай у людейУбирать роскошно елкуВ звезды яркие свечей.Каждый год она сияетВ день великий торжестваИ огнями возвещаетСветлый праздник Рождества.

Декабрь 1882

Из Горация

(II книга, XVIII ода)

Не блестит мой скромный домЗолотыми потолками,Нет слоновой кости в нем,И над стройными столбами,Что готовит богачамЖитель Африки далекой, —Плиты мраморные тамНе покоятся высоко.Мне в наследство не дадутТвой чертог, о царь Азийский;Мне рабыни не прядутНежный пурпур лаконийский.Песен дар – вот мой удел,А сокровище мне – лира;С ней бедняк пленить сумелСамодержцев полумира.Здесь, в тиши сабинских нив,Всем, что нужно, я владею,И спокоен, и счастлив,Больших благ просить не смею.День за днем, за часом часИ за годом год уходит,А безумец, суетясь,Беспокойно жизнь проводит.Неминуемый конецПозабыв, прилежно строяПышный мраморный дворец, —Он не ведает покоя.Предприимчивости полн,Побеждает он пучину,Воздвигает против волнВеличавую плотину.Он, корыстью ослеплен,Не щадит межи соседней,И жестоко хитит онБедняка кусок последний:И, постигнутый бедой,Унижением гонимый,Тот бежит с детьми, с женой,Покидает кров родимый.А меж тем для всех людейНет вернейшего жилища,Чем подземный мир теней,Чем немая сень кладбища.Где же цель людских трудов,И на что мы тратим силы?Властелинов и рабовНе равно ли ждут могилы?Даже мудрый ПрометейОбмануть не мог Харона;Даже Тантала детейУкрощает власть Плутона.Смерть навек освободитУгнетенного страдальца,Успокоит, приютитУтомленного скитальца.

1883

«В царстве солнца и роз я мечтал отдохнуть…»

В царстве солнца и роз я мечтал отдохнуть,Здесь дышала легко беззаботная грудь...Вдруг неслышно мелькнул бледный призрак за мной, —Он мне в очи глядел, он кивал головой.Наклонившись ко мне, стал он тихо шептать:«Я с тобою, мой друг, я с тобою опять!..Мне, угрюмой тоске, обречен навсегда,Ты не в силах бежать от меня никуда:День и ночь по следам я гналась за тобой —В небесах – облачком, в море – грозной волной;Я – подруга твоя, – и в объятьях моихОхраню я тебя от лобзаний чужих:Я, как черная мгла, как дыхание бурь,Омрачу небеса и морскую лазурь!»

1883

Пир

Отрывок

...Кончался пир, и утро приближалось.В хрустальной вазе тихо умиралБукет цветов от знойного угара,И зеркала тускнели в дымке пара.Над бархатом корсета выступалУпругий очерк груди обнаженной,И локоны с головки наклоненнойПокрыли чашу, падая на дно,Как золото, в пурпурное вино.В одеждах дам виднелся шелк измятый;На канделябрах пламень почернел;И яркий сок разрезанной гранаты,Как кровь, на белой скатерти алел.Ворвалось утро меж портьер тяжелыхИ брызнуло холодною струейНад рядом лиц насильственно веселых,Над жалкой смертью оргии ночной...И веера под нежным пухом скрылиСтыдливый мрамор голого плеча,И мы рукой невольно заслонилиУсталый взор от бледного луча...

1884

Сон

Мне снилось – от резни чудовищного боя,От крови, слез и мук бежал я в темный лесИскать защиты и покояПод вечным куполом небес.Здесь чудный полумрак таинственного храма,Стволы уходят вдаль, как легкий ряд колонн,Как сладким дымом фимиама,Смолою воздух напоен.И в говоре ветвей мне чудится пороюБлагоговейный гул молящейся толпы,И сыплют искры надо мноюЛучей широкие снопы...Но вдруг в немой тени нарушил мир отрадныйИ грозно прошумел могучий взмах крыла:То ястреб – хищник кровожадныйУпал на жертву, как стрела.Добычу он схватил железными когтямиИ страшно медленно душил, и в тот же мигИз дикой чащи под ветвямиКо мне донесся чей-то крик.И этот крик растет, от края и до краяОн наполняет мир тоскующей мольбойИ мчится к небу, замираяВ дали блестящей и пустой.И ужасом тот крик мне душу потрясает.А солнце между тем преступный темный лесНевозмутимо озаряетЛучами с праздничных небес.Как храм, поруганный кровавым злодеяньем,Безгрешной чистоты наружный вид храня,О лес, торжественным молчаньемТеперь ты страшен для меня!Здесь, даже здесь, увы! нет мира и покоя:Все та же предо мной и здесь, в глуши лесов —Резня чудовищного бояИ злоба бешеных врагов!

1884

Предчувствие

Я знаю: грозный час великого крушеньяСметет развалину веков —Уродливую жизнь больного поколеньяС ее расшатанных основ, —И новая земля, и новые народыТогда увидят пред собойНе тронутый никем, – один лишь мир природыС его немеркнущей красой.Таков же, как теперь, он был, он есть и будет,Он вечно юн, как Божество;И ни одной черты никто в нем не осудитИ не изменит ничего.Величественный зал для радостного пира,Для пира будущих людей,Он медлит празднеством любви, добра и мираЛишь в ожидании гостей:Разостланы ковры лугов необозримых;На вековом граните горПокоится в лучах лампад неугасимыхНебес сапфировый шатер;И тень из опахал из перьев тучек нежныхДрожит на зеркале волны,И блещет алебастр магнолий белоснежных,И розы нектаром полны,И это все – для них: все это лишь убранствоДля торжества грядущих дней,Где трапезою – мир, чертогами – пространствоЗемли и неба, и морей.И вот зачем полна природа для поэта,На лоне кроткой тишины,Едва понятного, но сладкого обетаНеумирающей весны.И вот зачем цветы кадят свое куреньеВо мгле росистых вечеров,И вот о чем гремит серебряное пеньеНеумолкающих валов.

1884

Искушение

Отрывок

Серебряной каймой очерчен лик МадонныВ готическом окне, и радугой леглоМерцание луны на малахит колонныСквозь разноцветное граненое стекло.Алтарь и дремлющий орган, и купол дальний —Погружены в таинственную мглу;Лишь край мозаики в тени исповедальниЛампаду отразил на мраморном полу.Седой монах, перебирая четки,Стоял задумчивый, внимательный и кроткий;И юноша пред ним колена преклонил;Потупив взор, он робко говорил:«Отец мой, грех – везде со мною:Он – в ласке горлиц под окном,Он – в играх мошек над водою,Он – в кипарисе молодом,Обвитом свежею лозою,Он – в каждом шорохе ночном,В словах молитв, в огне зарницы,Он – между строк священных книг,Он – в нежном пурпуре денницыИ в жгучей боли от вериг...Порою череп брал я в руки,Чтоб запах тленья и могил,Чтоб холод смерти утолилМои недремлющие муки.Но все напрасно: головаВ чаду кружилась, кровь кипела,И греза на ухо мне пелаБезумно нежные слова...Однажды – помню – я увидел,Уснув в горах на склоне дня, —Ту, что так страстно ненавидел,Что так измучила меня.Сверкало тело молодое,Как пена в сумрачных волнах,Все ослепительно нагоеВ темно-каштановых кудрях.Струились волны аромата...Лежал недвижим я, как труп.Улыбкой дерзких, влажных губОна звала меня куда-то,Она звала меня с собойПод полог ночи голубой:«Отдашь ли мне ночное бденье,Труды, молитвы, дни постаИ кровь распятого Христа,Отдашь ли вечность и спасенье —За поцелуй?..» И в тишинеЗвучало вновь: «Отдашь ли мне?..»Она смеялась надо мною,Но брошен вдруг к ее ногамКакой-то силой роковою,Я простонал: «Отдам, отдам!..»………………………………….

1884

На Тарпейской скале

Ряды сенаторов, надменных стариковС каймою пурпура на тоге,И мрачный понтифекс в собрании жрецовСтоят задумчивы и строги.Кой-где центурион гарцует на коне,И целым лесом копий медныхКогорты зыблются в чешуйчатой бронеПод грозный шум знамен победных;И сонмом ликторов Марк Манлий окружен...Но, мановеньем горделивымВниманья требуя, к толпе промолвил онПеред зияющим обрывом:«Прощай, родимая земля! в последний разЯ шлю привет моей отчизне...Не бойтесь, палачи: все кончено, – и васМолить не буду я о жизни.Жить, разве стоит жить, когда – всесилен мрак,И вечно грудь полна боязни,И душно, как в тюрьме, и всюду, что ни шаг, —Насилья, трупы, кровь да казни...Пришел и мой черед; но пусто и мертвоВ потухшем сердце: вашей властиВ нем нечего казнить, – народ, возьми его,Возьми и разорви на части!..»Так Манлий говорил, и грустный долгий взорСквозь дымку полдня золотогоОн обратил туда, в сияющий простор,На ленту Тибра голубого,На солнце и луга, на волны и цветы...Толпою резвою со свистомМелькнули ласточки с лазурной высоты,Чтоб утонуть в эфире чистом;Очами скорбными их Манлий проводил...У ног его немой и дикийУтес в расщелине любовно приютилЦветок малиновой гвоздики;И, все забыв, глядел страдалец на него —Почти без мысли и сознанья —В минуту грозную, не помня ничего,Ловил струю благоуханья...Но палачи к нему приблизились в тот миг;Он их отталкивает гордоИ к пропасти идет, спокоен и велик,Идет бестрепетно и твердо, —И ропот ужаса пронесся над толпой…………………………………………….

1884

Юбилей А. Н. Плещеева

Растет полночный мрак, и душит нас темница;В цепях влачатся дни без веры, без надежд,И над развенчанной поэзией глумитсяТолпа бессмысленных невежд...Но в этой мертвой мгле высоко перед намиПод серебристыми кудрямиТвой благородный лик так ярко озарен,Так кротко светится последними лучамиИных прекраснейших времен.Ты дорог нам за то, что не одним лишь словом,Но всей душой своей, всей жизнью ты поэт,И в эти шестьдесят тяжелых долгих лет —В глухом изгнании, в бою, в труде суровом —Ты чистым пламенем повсюду был согрет.Но знаешь ли, поэт, кому ты всех дороже,Кто горячее всех привет тебе пошлет?Ты лучший друг для нас, для русской молодежи,Для тех, кого ты звал: «Вперед, вперед!»Своей пленительной глубокой добротою,Как патриарх, в семью ты нас объединял, —И вот за что тебя мы любим всей душою,И вот за что теперь мы подняли бокал!

1885

Альбатрос

(Из Бодлэра)

Во время плаванья, когда толпе матросовСлучается поймать над бездною морейОгромных белых птиц, могучих альбатросов,Беспечных спутников отважных кораблей, —На доски их кладут: и вот, изнемогая,Труслив и неуклюж, как два больших весла,Влачит недавний царь заоблачного краяПо грязной палубе два трепетных крыла.Лазури гордый сын, что бури обгоняет,Он стал уродливым и жалким, и смешным,Зажженной трубкою матрос его пугаетИ дразнит с хохотом, прикинувшись хромым.Поэт, как альбатрос, отважно, без усилья,Пока он – в небесах, витает в бурной мгле;Но исполинские, невидимые крыльяВ толпе ему ходить мешают по земле.

1885

«Там, в глубине задумчивой долины…»

Там, в глубине задумчивой долины,Когда вечерний мрак струился надо мнойИ кленов темные вершины,Полны таинственной кручины,Шумели трепетной листвой,На камне гробовом прочел я эти строки:«Невозмутим мой сон глубокийПод этой тенью вековой».И я задумался в немом уединенье:Усопший брат, ты мне напомнил о себе,Твой сон, твой вечный сон я понял на мгновеньеИ смерть благословил, завидуя тебе...И долго я стоял, и клены уронилиУвядшие листы, как слезы, надо мной,И старые дубы качали головойИ тихо, тихо говорили:«Как сладко дремлется в могилеПод нашей тенью вековой...»

1885

Изображение на щите Ахиллеса

(Отрывок)

На взморье голубом, как спящие дельфины,Качают корабли изогнутые спины.Под звуки нежных флейт в блестящий храм ведутТелицу белую, венчанную цветами;И старцы кроткие, любимые богами,В свободном агора свершают мирный суд.В толпе кудрявых дев, волнистый лен мотая,У светлых очагов шумят веретена,И юноши поют, в точиле выжимаяИз гроздий наливных багряный сок вина.И дискос, брошенный искусною рукою,В палестре мраморной на плитах прозвенел;И в мягком воздухе божественной красоюСверкают мускулы нагих, могучих тел.……………………………………………

1885

Смерть Клитемнестры

По закону родовой мести Орест и Электра, дети Клитемнестры, должны убить свою мать, чтобы отомстить за своего отца Агамемнона, умерщвленного Клитемнестрой.

(Мотив из Эврипида)

Хор

Вот оно, роковое возмездие:Налетит ураган, пошатнется чертог!Ты погиб, Агамемнон, мой царь —В тихий сладостный час омовенияТам, под мраморным сводом дворца...Не своей ли рукой, Клитемнестра-изменница,Занесла ты секиру преступнуюНад безвинным супругом твоим,Возвращенным под стены Микенские.Ты свершила над жертвоюЗлодеянье кровавое!

Клитемнестра (из глубины дома)

О сжальтесь, дети, сжальтесь вы над матерью!..

Хор

Зловещий крик!

Клитемнестра

О горе, горе мне!

Хор

Погибнешь ты от рук детей своих:Ужасны боги в гневе праведном,И ты заплатишь мукой смертноюЗа смертный час тобой убитого.Идут, идут они из дома скорбного,Обрызганы горячей кровью матери.Нет в мире горя – больше горя вашего,Многострадальные потомки Тантала!

Электра

Плачь, брат мой, плачь! во всем моя вина:С какою злобой надругалась яНад беззащитной матерью!Убитая, несчастная,Так вот чего дождалась тыОт нас, от рук детей своих,Так вот, чего он требовал,Закон возмездья праведный!

Орест

Жестокий Бог, свершилось то,Чего вовеки не было,О чем подумать страшно мне:Одним дыханиемТы стер с лица землиВесь род наш царственный.О кто же, кто мне даст убежище,Кто взглянет мне в лицо, убийце матери,Без ужаса, без трепета?..

Электра

Увы, мой брат, куда бежать,Куда склонить нам голову?Войдем ли мы на светлый пир, —Толпа гостей бежит от нас,Войдем ли мы под мирный кров, —Внесем с собой проклятие!

Орест

Еще за миг с безумной яростьюСама меня толкала тыНа это дело мрачное, —И вот теперь рыдаешь в ужасе!Смотри, несчастная,Смотри, как мать твоя,Пред нами падая,С груди одежды рвет...О тяжко, тяжко мне! Сестра, ты помнишь ли,Как эти члены жалкие, бессильные,Дрожа, влачились по земле у ног моих?Меня душили слезы жгучие;Она ланит моихКоснулась пальцами холодными,И тихим голосомРодная молвила:«О сын, мой милый сын!»И обвила мне шею ласково,И выпал меч из рук моих.Закрыв глаза, набросив плащ на голову,Я вновь схватил оружие,Потом мне только помнится,Как под рукой неверноюКлинок вонзался медленноВо что-то трепетное, нежное...Сестра, сестра, то было тело матери!

Электра

Тебе шептала я,Чтоб ты скорей кончал,И твой дрожащий мечСама направила,Сама рукой своей!

Орест

Молчи, молчи... Нет больше силВнимать напрасным жалобам.Возьмем же труп страдалицы,Вскормившей нас, убийц своих,Чтобы кровь из ран зияющихОмыть слезами жгучими...Так вот, чего он требовал,Закон возмездья праведный!

1885

Смерть Надсона

(читано на литературном вечере в память С. Я. Надсона)

Поэты на Руси не любят долго жить:Они проносятся мгновенным метеором,Они торопятся свой факел потушить,Подавленные тьмой, и рабством, и позором.Их участь – умирать в отчаянье немом,Им гибнуть суждено, едва они блеснули,От злобной клеветы, изменнической пулиИли в изгнании глухом.И вот еще один, – его до боли жалко:Он страстно жить хотел и умер в двадцать лет.Как ранняя звезда, как нежная фиалка,Угас наш мученик-поэт!Свободы он молил, живой в гробу метался,И все мы видели – как будто тень леглаНа мрамор бледного, прекрасного чела;В нем медленный недуг горел и разгорался,И смерть он призывал – и смерть к нему пришла.Кто виноват? К чему обманывать друг друга!Мы, виноваты – мы. Зачем не сбереглиПевца для родины, когда еще моглиСпасти его от страшного недуга.Мы все, на торжество пришедшие сюда,Чтобы почтить талант обычною слезою, —В те дни, когда он гас, измученный борьбою,И жаждал знания, свободы и труда,И нас на помощь звал с безумною тоскою,Друзья, поклонники, где были мы тогда?..Бесцельный шум газет и славы голос вещий, —Теперь, когда он мертв, – и поздний лавр певца,И жалкие цветы могильного венца —Как это все полно иронии зловещей!..Поймите же, друзья, он не услышит нас:В гробу, в немом гробу он спит теперь глубоко,И между тем как здесь все нежит слух и глаз,И льется музыка, и блещет яркий газ, —На тихом кладбище он дремлет одинокоВ глухой, полночный час...Уста его навек сомкнулись без ответа...Страдальческая тень погибшего поэта,Прости, прости!..

1887

На даче

Шумит июльский дождь из тучи грозовойИ сеткой радужной на ярком солнце блещет,И дачницы бегут испуганной толпой,И летних зонтиков пурпурный шелк трепещетНад нивой золотой...А там, меж бледных ив с дрожащими листами,Виднеется кумач узорного платка, —То бабы весело с разутыми ногамиТеснятся на плоту; и звучного валькаУдары по белью над ясными волнамиРазносит далеко пустынная река...

1887

Символы (Песни и поэмы)

Alles Vergángliche

Ist nur ein Gleichnis…

(Goethe. «Faust», II Teile).[4]

…И став Павел среди Ареопага, сказал: «Мужи

Афиняне, по всему вижу, что вы благочестивы.

Ибо, проходя и осматривая ваши святыни, я

нашел жертвенник, на котором написано:

Неведомому Богу. Сего-то, которого вы, не зная,

чтите, я проповедую вам».

(Деяния Апостолов. XVII, 22, 23).

Бог

О, Боже мой, благодарюЗа то, что дал моим очамТы видеть мир, Твой вечный храм,И ночь, и волны, и зарю...Пускай мученья мне грозят, —Благодарю за этот миг,За все, что сердцем я постиг,О чем мне звезды говорят...Везде я чувствую, вездеТебя, Господь, – в ночной тиши,И в отдаленнейшей звезде,И в глубине моей души.Я Бога жаждал – и не знал;Еще не верил, но, любя,Пока рассудком отрицал, —Я сердцем чувствовал Тебя.И ты открылся мне: Ты – мир.Ты – всё. Ты – небо и вода,Ты – голос бури, Ты – эфир,Ты – мысль поэта, Ты – звезда...Пока живу – Тебе молюсь,Тебя люблю, дышу Тобой,Когда умру – с Тобой сольюсь,Как звезды с утренней зарей;Хочу, чтоб жизнь моя былаТебе немолчная хвала,Тебя за полночь и зарю,За жизнь и смерть – благодарю!..

Смерть

(Петербургская поэма)

Первая песнь

I

Анакреон подняв свой кубок,Склонив на грудь румяный лик,Бывало пел любовь голубок,Венчанный розами старик.И ты в приюте муз и гpaций,Беспечно дни провел, Гораций:Певцы, не ведая забот,Свой мед, как пчелы, собирали.И был отраден их восход,Закат блаженный – без печали.Так жил, вдали от всех тревог,Художник древности, как бог.

II

Бывало, в мирном кабинете,И наши лирики моглиХвалить, забыв про все на свете,Красоты неба и земли...Теперь совсем иное время:Поэтов ветреное племяЖелезный век поработилЦарит над нами муза гнева,И стих унылый сердцу мил.Веселья прежнего напева,Друзья, не требуйте от нас...Но с Богом в путь: начну рассказ...

III

Наш город скучный и холодныйВ стихах задумчивых пою,Наш Север мрачный и бесплодныйОтчизну бедную мою.В огромном Невском и Литейной,В их красоте прямолинейной,В Неве, закованной в гранит, —Есть дух суровый. Город бедный,Не даром над тобой царитНа глыбе камня Всадник Медный:Ты полон страха и тоски —Под грозным манием руки

IV

Петровой! В городе туманном,В громадах улиц – мысль одна,Как луч в кристалле многогранном,Кругом везде отражена,В холодном бледном небосводе,И в этой северной природеТаится кроткая печаль:Когда гляжу на мрачный Heвский,На отуманенную даль, —Твоих героев, Достоевский,Припоминаю. Русский духИ здесь, быть может, не потух.