Полное собрание стихотворений

Да не будет

Надежды нет и нет боязни.Наполнен кубок через край.Твое прощенье – хуже казни,Судьба. Казни меня, прощай.Всему я рад, всему покорен.В ночи последний замер плач.Мой путь, как ход подземный, черен —И там, где выход, ждет палач.

<1909>

Ночная песня странника

Der du von Himmel bist

Goethe[49]Ты, о, неба лучший дар,Все печали исцеляющий, —Чем болезненнее жар,Тем отрадней утоляющий!Путь все тот же впереди —Что мне, грустный или радостный...Ах, устал я! Отдых сладостный,О, приди, приди!

13 сентября 1909, Гамбург

«Люблю иль нет, – легка мне безнадежность…»

Люблю иль нет, – легка мне безнадежность:Пусть никогда не буду я твоим,А все-таки порой такая нежностьВ твоих глазах, как будто я любим.Не мною жить, не мной страдать ты будешь,И я пройду, как тень от облаков;Но никогда меня ты не забудешь,И не замрет в тебе мой дальний зов.Приснилась нам неведомая радость,И знали мы во сне, что это сон...А все-таки мучительная сладостьЕсть для тебя и в том, что я не он.

<1910>

«На те холмы, в леса сосновые…»

На те холмы, в леса сосновые,Где пахнет горькая полынь,Уйти бы в верески лиловыеБлагоухающих пустынь.Там безмятежней грусть закатнаяИ умиленней тишина,Свежее в травах свежесть мятнаяИ непорочнее весна.А чуть блеснет сквозь хвои сонные,Как сквозь ресницы, луч светил, —Курятся смолы благовонные,Как дым бесчисленных кадил.

22 апреля 1910

«И снилось мне: заря туманная…»

И снилось мне: заря туманная,В полях густеющая мгла,И сосен кровь благоуханная —Светлотекущая смола.И кто-то мне родимым голосомВсе то же на ухо твердит, —Так в сентябре несжатым колосомПустая нива шелестит.Но тайна слов тех не разгадана...Гори, последний свет, гори,И смолью сосен, дымом ладанаКурись, кадильница зари!

12 августа 1910

«Затихших волн сиянье бесконечно…»

Затихших волн сиянье бесконечноПод низким, жарким солнцем декабря.Прозрачно все и так нетленно-вечно,Как мотылек в обломке янтаря.Багровых скал в бездонной чаше синейВолшебное сомкнулося кольцо.У ног моих ночной седеет иней,И дышит зной полуденный в лицо.О, зимних дней уютная короткость,В очаровании застывший лес,И хвойных игл недвижимая четкостьВ неизъяснимой ясности небес.О, райская, блаженная пустыня,Где и доднесь, как древле, сходит Бог,Где все – одна любовь, одна святыня —Уже и здесь нездешнего залог.И пусть на миг, – но сердце не забудетТого, что ныне сердцем я постиг.И знаю: там уже навеки будет,Что здесь – на миг.

1910, Эстерель-Агэ

«Как наполняет храм благоуханье…»

Как наполняет храм благоуханьеСожженных смол,Так вересков наполнило дыханьеВечерний дол,И сладостно, как бред любви, жужжаньеДекабрьских пчел.

<1912>

Осеннее-весеннее

1. «Еще роса на сжатый колос…»

Еще роса на сжатый колосХрустальной сеткой не легла,И желтых лент в зеленый волосЕще береза не вплела.О, как медлительно прощаньеСклоненных солнечных лучей!О, как торжественно молчаньеУже пустеющих полей!И мнится: кончены боренья,Исчезло время, смерть и зло, —И видит вновь, как в день творенья,Господь, что все добро зело.

2. «Купальницы болотные…»

Купальницы болотные,Вы снова зацвели,О, дети беззаботные,Доверчивой земли!Поля уже пустыннее,Леса уже молчат,А ваш еще невиннееВесенний аромат.Весенние, осенние, —Начало и конец,Еще мне драгоценнееВаш золотой венец.Вы снова пламенеете,Как будто в первый раз:Вы любите, вы смеете, —И август – май для вас.

<1913>

Не-Джиоконде

И я пленялся ложью сладкою,Где смешаны добро и зло;И я Джиокондовой загадкоюБыл соблазнен, – но то прошло;Я всех обманов не-таинственность,Тщету измен разоблачил;Я не раздвоенность – единственностьИ простоту благословил.Люблю улыбку нелукавуюНа целомудренных устахИ откровенность величавуюВ полумладенческих очах.Люблю бестрепетное мужествоВ пожатье девственной рукиИ незапятнанное дружествоБез угрызенья и тоски.Я рад тому, что ложью зыбкоюНе будет ваше «нет» и «да».И мне Джиокондовой улыбкоюНе улыбнетесь никогда.

1913

«О, как порыв любви бесплоден…»

О, как порыв любви бесплоден,Мой огонек в ночных степях!Как бесполезно я свободен,Как безнадежно ты в цепях!Но пусть нас ужас ждет безвестный,Пусть вся в крови, едва дышаИ падая под ношей крестной,Влачится бедная душа.Любовь есть ожиданье чуда,Любовь безумно чуда ждет,Не знаю, как, когда, откуда, —Но знаю, что оно придет.

<1914>

«Все кончается смертью, все кончается сном…»

Все кончается смертью, все кончается сном.Буйных надежд истощил я отвагу...Что-то устал я... ну-ка прилягу...Все кончается смертью, все кончается сном.Гроб – колыбель... теперь и потом...Было и будет, будет и было...Сердце любило, сердце забыло...Все кончается смертью, все кончается сном.

<1914>

Отшельник и фавн

Из Гете

Раз отшельник повстречалКозлоногого в пустыне.«Я пришел к твоей святыне, —Так смиренно Фавн сказал, —Помолись-ка в добрый час,Чтобы в рай пустили нас».«Я бы рад, – подвижник строгийОтвечает, – но прости:Не дадут вам козьи ногиВ царство Божие войти».«Чем мешает, – Фавн ответил,Вам козлиная нога?Уж не слишком ли строгаВаша милость? Я заметил,Как входили в рай святойИ с ослиной головой!»

<1914>

«Опять горит меж темных сосен…»

Опять горит меж темных сосенВесны вечерняя звезда,И всех увядших милых весенМне вспоминается чреда.И пусть тоскую неутешнейС весною каждою, но естьВ дыханье первом неги вешнейДля сердца слышащего весть.И пусть вся жизнь – глухая осень;Ведет в правдиво-лживом снеМеня чреда увядших весенК неувядающей весне.

1914

«О, мука вечной жажды…»

О, мука вечной жажды!О, тщетная любовь!Кто полюбил однажды,Тот не полюбит вновь.Смиренью учат годы:Как все, терпи, живи;Нет любящим свободы,Свободным нет любви.Узла ты не развяжешь,Не сможешь ты уйтиИ никогда не скажешь:«Я не люблю, – прости».Но жизни злая силаНавек меня с тобой,Как смерть, разъединилаПоследнею чертой.Мы любим и не любим,Живем и не живем;Друг друга не погубим,Друг друга не спасем.И, как о милой тени,Хотел бы я рыдать,Обняв твои колени, —И ничего не ждать.

1914

«Я от жажды умираю…»

Я от жажды умираю,Дай мне пить, – тебя молю.Грех ли, свято ли, – не знаю,Только знаю, что люблю.Заколдованного кругаНикогда не разомкнешь,И таинственного другаОт себя не оттолкнешь.Счастлив я или страдаю,Гибну я или гублю,Ничего уже не знаю, —Только знаю, что люблю.

1914

«Пусть же дьявол ликует…»

Пусть же дьявол ликует,Как еще никогда;Древний хаос бушует,И пылает вражда;Пусть любовь холодеет,Каменеют сердца, —Кто любить еще смеет,Тот люби до конца.

<1915>

Из дневника

1

Я знаю: счастья будет мало,Еще страшнее будет жить,Но так устало, так устало,Устало сердце не любить,Что вот на все душа готова,И я судьбу благословлюЗа то, что я страдаю снова,За то, что снова я люблю.

2

Мне жаль, что жизнь твоя бесследнойИ мимолетней сна пройдетИ что заря любви последнейНад жизнью темной не блеснет;Твои опущенные векиНикто не будет целовать,И не узнаешь ты вовеки,Какое счастье – счастье дать.

3

Суждены пути нам розные, —Не сойдемся никогда.От былого годы грозныеНе оставят и следа.Но того, что сердцу радостно,Рок не может изменить:Быть любимым как ни сладостноВсе же сладостней любить.

4

Уж хлопья снега вверх и вниз,Как мухи белые, летали,Уже цветы мои увяли,И умер, умер Адонис...И в черной стуже ноябряО светлом боге я тоскуюИ с тайной нежностью целуюХолодный пепел алтаря.

5

Мне ничего не надо:В душе моей покой,И тихо сердце радо,Что я опять с тобой.С тобою быть – отрада;О большем не молю.Как тихо сердце радо,Как просто я люблю!

6

Моей любви святая силаТебя навеки оградила;Мое спокойно торжество,И так, как ты меня любила,Ты не полюбишь никого.

7

– Кто ты? Друг? – Не друг. – А кто же?– Я чужой среди чужих,Дальше всех и всех дороже —Твой таинственный жених.Наш чертог во мраке светит,Ризу брачную готовь:На пороге смерти встретитНас Бессмертная Любовь.

8

Я край одежд Твоих лобзаю,Я жизнь готов Тебе отдать,Но не дерзаю, не дерзаюТебя по имени назвать.И пусть над жадною пучинойРазбита утлая ладья, —Моя любовь – Тебе Единой,Тебе Единой – песнь моя!

1915

Кассандра

Испепелил, Святая Дева,Тебя напрасный Фэбов жар;Был даром божеского гневаТебе предзнанья грозный дар.Ты видела в нетщетном страхе,Как вьется роковая нить;Ты знала все, но пальцев пряхиТы не могла остановить.Провыла псица Аполлона:«Огонь и меч!» – народ не внял,И хладный пепел ИлионаКассандру поздно оправдал.Ты знала путь к заветным срокам,И в блеске дня ты зрела ночь.Но мщение судеб пророкам:Все знать – и ничего не мочь.

<1922>

Вечерняя песнь

Склоняется солнце, кончается путь;Ночлег недалеко – пора отдохнуть.Хвала Тебе, Господи! Все, что Ты дал,Я принял смиренно, – любил и страдал.Страдать и любить я готов до концаИ знать, что за подвиг не будет венца.Но жизнь непонятна, а смерть так проста;Закройтесь же, очи, сомкнитесь, уста!Не слаще ли сладкой надежды земной —Прости меня, Господи! – вечный покой?

<1923>

Песнь парок

Из «Ифигении» Гете

«О, смертное племя,Бессмертных страшись!Бразды они держатВ предвечной деснице,И делают богиС людьми, что хотят.Кто ими возвышен,Тот бойся их дважды!На скалах и тучахРасставлены стульяУ трапез златых.Подъемлется распря —И падают гостиС бесчестьем и срамомВ ночные глубины,И, скованы мраком,Вотще правосудьяНевинные ждут.А боги пируют,В веселии вечном,У трапез златых;С вершин на вершинуСтупают чрез бездны, —И к ним из ущелийДыханье титанов,Задушенных в безднах,Восходит туманом,Как жертвенный дым.Свой взор благодатныйОни отвращаютОт целых родов,И вновь повторенныйЛик деда во внуках,Когда-то любимый,Узнать не хотят».Так пели три Парки.И старец-изгнанникВ подземной пещере,Той песне внимаяИ думая думуО детях и внуках,Качал головой.

<1924>

Царскосельский барельеф

Памяти В. А. Жуковского

Euridicen toto referebant flumine ripae

Vergilii, Georg. IV[50]
Шел, возвращаясь из ада, Орфей со своей Евридикой.Все миновали преграды, и только на самом порогеОстановился и, клятву забыв, на нее оглянулся,Светом уже озаренную. «Горе! – она возопила. —Горе! Какое безумье тебя и меня погубило!Неумолимая участь обратно меня отзывает,Друг мой, прости же навеки! Дремой затуманились очи,И от тебя уношусь я, объятая тьмой бесконечной,Слабые руки к тебе я – уже не твоя – простираю!»Так простонала и дымом растаяла в воздухе легком.Ловит он тень ее, с ней говорит, но ее уж не видит...Там на высокой скале у пустынного Стримона плачетГорький певец, изливая печаль свою в хладных пещерах,И укрощаются звери, и дубы сдвигаются песнью.Так Филомела в тени сребролистого тополя плачет,Если птенцов из гнезда ее пахарь жестокий похитит;Плачет она по ночам, повторяя унылую песню,И наполняет стенящею жалобой темные дали...Раз он любил – и уже никогда никого не полюбит;В льдистой пустыне Рифеевой, в вечных снегах Танаиса,В полночи Гиперборейской певец одинокий блуждает,Тщетную милость Аида клянет и зовет Евридику...Презрены им Киконийские жены, но отомстили:В таинствах Вакха ночных, в исступленьях святыхрастерзалиЮное тело и по полю члены его разметали,Голову жалкую волны глубокого Эбра катили,А замирающий голос все еще звал Евридику.«О, Евридика!» – душа его повторяла и в смерти,И отзывалося эхо в прибрежных скалах: «Евридика!»

<1924>

Псалом царя Ахенатона

Чудно явленье твое на востоке,Жизненачальник Атон!Когда восходишь ты на краю небес,То наполняешь землю красотой твоей.Ты прекрасен, велик, лучезарен, высок!Всю тварь обнимают лучи твои,Всех живых пленил ты в свой плен —Заключил в узы любви.Ты далек, но лучи твои близко;Шествуешь в небе, но день – твой след на земле.Когда же почиешь на западе —Люди лежат во тьме, как мертвые;Очи закрыты, головы закутаны;Из-под головы у них крадут – не слышат во сне.Всякий лев выходит из логова,Из норы выползает всякая гадина:Воздремал Творец, и безглагольна тварь.Ты восходишь – земля просвещается;Посылаешь лучи твои – мрак бежит.Люди встают, омывают члены свои,Облекаются в ризы свои.Воздевают руки, молятся;И выходит человек на работу свою.Всякий скот пасется на пастбище,Всякий злак зеленеет в полях;Птицы порхают над гнездами,Подымают крылья, как длани манящие;Всякий ягненок прыгает,Всякая мошка кружится:Жизнью твоей оживают, Господи!Лодки плывут вверх и вниз по реке;Все пути тобой открываются.Рыбы пляшут в воде пред лицом твоим;Проникают лучи твои в сердце морей.Ты образуешь зародыш в теле жены,В теле мужа семя творишь.Сохраняешь дитя во чреве матери,Утешаешь его, чтоб не плакало,Прежде чем его утешит мать.Шевелится ли птенчик в яйце своем —Ты даешь ему дыханиеИ силу разбить скорлупу.Выходит он из яйца, шатается,А голосом своим уже зовет тебя.Как многочисленны дела твои, Господи,Как сокровенны, Единый, Ему же нет равного!Создал ты землю по сердцу твоему,Когда никого с тобой не было в вечности;И человеков создал, и скотов полевых,И ходячее на ногах по земле,И парящее на крыльях в воздухе.Создал Сирию, Нубию, а также Египет.Каждый народ утвердил ты в земле его,Каждому все сотворил на потребу,Меру жизни и пищу отмерил им,Разделил племена их по говору,И по цвету лица, и по образу.Нил извел ты из мира подземного,Да насытишь благами людей твоих;Нил другой сотворил ты на тверди небес,Чтобы воды его низвергались дождем,Напояли диких зверей на горахИ поля и луга орошали.Как велики дела твои, Господи!Нил небесный ты дал чужеземцам,Нил подземный – египтянам.Кормишь всякий злак, как дитя свое.Времена года ты создал для тварей своих:Зиму – да прохлаждаются,Лето – да вкушают тепло твое.Создал небеса далекие,Дабы созерцать из них всю тварь свою.Приходишь, уходишь, возвращаешьсяИ творишь из себя, из Единого,Тысячи тысяч образов:Племена, города и селенья,И поля, и дороги, и реки, —Видят все вечное солнце твое.Твой восход – им жизнь, твой закат – им смерть.Когда полагал основание земли,Открыл ты мне волю свою,Сыну своему, вечно сущему, от Отца исходящему…Ты, Отец, в сердце моем,И никто тебя не знает,Знаю только я, твой сын,Ахенатон Уаэнра!Радость-Солнца, Сын-солнца-единственный!

<1926>

«Плавает лебедь в воде замерзающей…»

Плавает лебедь в воде замерзающей,Но уже с трудом;Скоро сожмет ее лед мерцающийМертвым кольцом.Выйдет на лед птица белая,Будет скользить.Глупая, бедная,Не умеет ходить.А звездная тайна полночная,Как улыбка моя.И падает лебедь беспомощно,Как я, как я!

<1926>

Вдруг

Иногда бывает так скучно,Что лучше бы на свет не смотреть,Как в подземном склепе, душно,И мысль одна: умереть!Может быть, России не будет, —Кто это понял до дна?Разве душа забудет,Разве забыть должна?И вдруг все меняется чудно,Сердце решает: «пусть!»И легко все, что было так трудно,И светла, как молитва, грусть.Кто сотрет главу Змия, —Знаю, веря, любя.Только из рук Господних, Россия,Только из них мы примем тебя!

1928

Сонное

Что это – утро, вечер?Где это было, не знаю.Слишком ласковый ветер,Слишком подобное раю,Все неземное – земное.Только бывает во снеМилое небо такое, —Синее в звездном огне.Тишь, глушь, бездорожье,В алых маках межи.Русское, русское – БожьеПоле зреющей ржи!Господи, что это значит?Жду, смотрю не дыша,И от радости плачет,Богу поет душа.

1928

Одуванчики

«Блаженны нищие духом...»Небо нагорное сине;Верески смольным духомДышат в блаженной пустыне;Белые овцы кротки,Белые лилии свежи;Геннезаретские лодкиТянут по заводи мрежи.Слушает мытарь, блудница,Сонм рыбаков Галилейских;Смуглы разбойничьи лицаУ пастухов Идумейских.Победоносны и грубы,Слышатся с дальней дорогиРимские медные трубы...А Равуни босоногийВсе повторяет: «Блаженны...»С ветром слова улетают.Бедные люди смиренны, —Что это значит, не знают.Слушают, не разумея;Кто это, сердце не спросит.Ветер с холмов ГалилеиПух одуванчиков носит.«Блаженны нищие духом...»Кто это, люди не знают,Но одуванчики пухомНоги Ему осыпают.

1928

Я не был счастлив никогда

Я не был счастлив никогда,Из чаши сладостной я не пил.Так за годами шли года;Огонь потух, остался пепел.И в вечер поздний и туманныйОгня у пепла не прошу,Лишь теплотой благоуханной,Склонясь к нему лицом, дышу.О, пусть же все несовершенно, —Во всем – таинственная весть,И Бога моего смиренноБлагодарю за все, что есть.

1929

Главное

Доброе, злое, ничтожное, славное, —Может быть, это все пустяки,А самое главное, самое главное,То, что страшней даже смертной тоски, —Грубость духа, грубость материи,Грубость жизни, любви – всего;Грубость зверихи родной, Эсэсэрии, —Грубость, дикость – и в них торжество.Может быть, все разрешится, развяжется?Господи, воли не знаю Твоей,Где же судить мне? А все-таки кажется,Можно бы мир создать понежней!

<1930>

Пятая

Бедность, Чужбина, Немощь и Старость,Четверо, четверо, все вы со мной,Все возвещаете вечную радость —Горю земному предел неземной.Темные сестры, древние девы,Строгие судьи во зле и добре,Сходитесь ночью, шепчетесь все вы,Сестры, о пятой, о старшей Сестре.Шепот ваш тише, все тише, любовней;Ближе, все ближе звездная твердь.Скоро скажу я с улыбкой сыновней:Здравствуй, родимая Смерть!

<1930>

Легенды и поэмы

Восточный миф

Взлелеянный в тиши чертога золотого,Царевич никогда не видел мук и слез,Про зло не говорил никто ему ни слова,И знал он лишь одно о силе черных гроз,Что после них в саду свежее пурпур роз.Он молвил раз: «Отец, мешает мне оградаСмотреть, куда летят весною журавли,Мне хочется узнать, что там, за дверью сада,Мне что-то чудится волшебное вдали...Пусти меня туда!..» И двери отворились,И, светлый, радостный, едва блеснул восход,Царевич выехал на север из ворот.Из шелка веера и зонтики склонились,Гремела музыка, и амброй дорогойКропили путь его, как свежею росой.Но вдруг на улице, усеянной цветами,В ликующей толпе он видит, как старикС дрожащей головой, с потухшими очамиНа ветхую клюку беспомощно поник.И конюха спросил царевич изумленный:«О что с ним?.. Взор его мне душу леденит...Как страшен бледный лик и череп обнаженный.Беги ему помочь!..» Но конюх говорит:«Помочь ему нельзя: то старость роковая,С тех пор, как потерял он юность и красу,Покинутый людьми, живет он, угасая,Забыт и одинок, как старый пень в лесу.Таков удел земной!..» – «О, если так, – довольно,Не надо музыки и песен, и цветов.Домой, скорей домой!.. Мне тягостно и больноСмотреть на счастие бессмысленных глупцов.Как могут жить они, любить и веселиться,Когда спасенья нет от старости седой;И стоит ли желать и верить, и стремиться,Когда вся жизнь – лишь бред! Домой, скорей домой!..»Семь дней прошло, и вновь, едва блеснул восход,Царевич выехал на полдень из ворот.Душистой влагою пропитанные тканиНад пыльной улицей раскинули навес,Светился золотом в дыму благоуханийХоругвий и знамен колеблющийся лес.Но в праздничной толпе, что весело шумела,Забытый, брошенный им встретился больной.И пес ему в пыли на ранах лижет гной,И в струпьях желтое, измученное телоОт холода дрожит, меж тем как знойный бредЗрачки воспламенил, и юноша несмелоСпросил о нем раба, и раб ему в ответ:«Недуг сразил его: мы немощны и хрупки,Как стебли высохшей травы: недуг – везде,В лобзаньях женщины и в пенящемся кубке,В прозрачном воздухе, и пище, и воде!..»И юноша в ответ: «О горе! жизнь умчится!Как детская мечта, как тень от облаков,И вот, где цель борьбы, усилий и трудов,И вот, во что краса и юность превратится!..О горе, горе нам!..» И бледный и немойВернулся в свой чертог царевич молодой.Семь дней прошло, и вновь, едва блеснул восход,Царевич выехал на запад из ворот.Гирлянды жемчуга таинственно мерцали,И дети лепестки раздавленных цветовЗа колесницею с любовью подымали,И девы, падая у ног коней, лобзалиНа мягком пурпуре разостланных ковровГлубокие следы серебряных подков.Но вдруг пред ним – мертвец: без страха, без надежды,Окутан саваном и холоден, и нем —В недоумении сомкнувшиеся веждыОн в небо обратил, чтобы спросить: зачем?Рыдали вкруг него – отец, жена и братья,И волосы рвала тоскующая мать,Но слышать не хотел он ласки и проклятья,На жаркие мольбы не мог он отвечать.И юноша спросил в мучительной тревоге:«Ужель не слышит он рыдающую мать,Зачем уста его так холодны и строги?..»Слуга ему в ответ: «Он мертв, он навсегдаУшел от нас, ушел неведомо куда,В какой-то чуждый мир, безвестный и далекий.И яму выроют покойнику в земле,Он будет там лежать в сырой, холодной мгле,Без помыслов, без чувств, забытый, одинокий,И черви труп съедят, и от того, кто жил,Исполненный огня, любви, надежд и страха,Останется лишь горсть покинутого праха.Потом умрут и те, кто так его любил,Кто ныне гроб его со скорбью провожают,За листьями листы под вьюгой улетают —И люди за людьми под бурею времен.Вся жизнь – о гибнущих один лишь стон печальный,Весь мир – лишь шествие великих похорон,И солнце вечное – лишь факел погребальный!..»И юноша молчал, и бледный, как мертвец,Без ропота, без слез вернулся во дворец.Как в нору зверь больной, настигнутый врагами,Бежал он от людей и в темном уголкеК колонне мраморной припал в немой тоскеПылающим лицом с закрытыми глазами,Забыв себя и мир, забыв причину мук,Лежал, не двигаясь – бесчувственный, безмолвный...Ночные сумерки плывут, плывут, как волны,И все темней, темней становится вокруг...С тех пор промчались дни; однажды, в час вечернийЦаревич вышел в степь; без свиты и рабов,Один среди камней и запыленных тернийГлядел он на зарю, глядел без прежних сновНа дальние гряды темневших облаков.И вдруг он увидал: по меркнущей дорогеВ смиренной простоте идет к нему старик:В приветливых чертах – ни горя, ни тревоги,И тихой благостью спокойно дышит лик.Он не был мудрецом, учителем, пророком,Простым поденщиком он по миру бродил,Не в древних письменах, не в книгах находил,А в сердце любящем, свободном и широком —Все то, что о добре он людям говорил.Одежда грубая, котомка за плечамиИ деревянный ковш – вот все, чем он владел,Но, дружный с волею, пустыней и цветами,На пышные дворцы он с жалостью глядел.С открытой головой, под звездной ширью небаНочует он в степи и не боится гроз,Он пьет в лесных ключах, он сыт лишь коркой хлеба;Не страшны для него ни солнце, ни мороз,Ни муки, ни болезнь, ни злоба, ни гоненья.Он жаждет одного: утешить, пожалеть,Помочь – без дум, без слов и разделить мученья,И одинокого любовью отогреть.Он весь был жалостью и жгучим состраданьемК животным, париям, злодеям и рабам,Ко всем страдающим, покинутым созданьям,Он их любил, как брат, за что – не зная сам.Он понял их нужду, он плакал их слезами,Учил простых людей и делал все, что мог,Страдал и жил, как все, не жалуясь на рок,И в будничной толпе работал с бедняками.Как удивился он – веселый, простодушный —Из уст царевича услышав детский бред,Что верить нечему, что в жизни цели нет,Что человек – лишь зверь порочный и бездушный.Меж тем как пламенный мечтатель говорил,Качал он головой с улыбкой добродушнойИ с кроткой жалостью одно ему твердил,Не внемля ничему: «О, если б ты любил!..»И от него ушел царевич раздраженный,Озлобленный, больной вернулся он в чертог,На ложе бросился, но задремать не мог,И кто-то в тишине холодной и бессоннойУпрямо на ухо твердил ему, твердилБезумные слова: «О, если б ты любил!..»Тогда он встал, взглянул на блещущие вазы,На исполинский ряд порфировых столбовС кариатидами изваянных слонов,На груды жемчуга, и пурпур, и алмазы,И стыд проснулся в нем, к лицу во тьме ночнойВся кровь прихлынула горячею волной:«Как в этой роскоши, не видев слез и муки,Я жизнь дерзнул назвать ничтожной и пустой,Чтоб, не трудясь, сложить изнеженные руки,Владея разумом и силой молодой!..Как будто мог понять я смысл и цель вселенной,Больное, глупое, несчастное дитя,Без веры, без любви решал я дерзновенноВопросы вечные о тайнах бытия.А за стеной меж тем – все громче крик и стоны,И холодно взирал я с высоты моей,Как там во тьме, в крови теснятся миллионыГолодных, гибнущих, истерзанных людей.На ложе золотом, облитый ароматом,Смотрел, как тысячи измученных рабовТрудились для меня под тяжестью оков,Упитанный вином, пресыщенный развратом,Я гордо спрашивал: «Как могут жить они,Влача позорные, бессмысленные дни?»Но прочь отсюда, прочь!.. Душе пора на волю —Туда, к трудящимся, смиренным и простым,О, только б разделить их сумрачную долю,И слиться, все забыв, с их горем вековым!О, только б грудь стыдом бесплодно не горела,Последним воином погибну я в борьбе,Чтоб жизнь отдать любви, я выберу себеГлухое, темное, неведомое дело.Не думать о себе, не спрашивать: зачем?На муки и на смерть пойти, не размышляя,О, лишь тогда в любви, в простой любви ко всемЯ счастье обрету, от счастья убегая!»

1887