Черноголовка

Это какая-то психологическая игра? Вряд ли. Аня никогда подобным не страдала. Но защиту я все равно не снимал.

Но голос мой потеплел. Все же отношения – это моя любимая тема.

– Спрашивай, о чем хочешь, – галантно разрешил ей я.

– А в проекте кто-то есть? Ты в кого-то влюблен?

Я слегка покачал головой.

– Ни в кого, Ань. Сейчас я просто живу сам по себе.

Она почему-то обрадовалась моим словам. Сильно обрадовалась. Как будто услышала что-то знакомое, понятное ей.

– Я тоже, – тихо произнесла она.

– А твой сын?

Коле недавно должно было исполниться восемнадцать. Как летит время, однако. Как проходят мимо меня различные события. А я все остаюсь таким же молодым несерьезным человеком.

– Уехал, – она махнула рукой. – Теперь будет жить в общежитии. Вместе с ребятами, он сказал. Я не знаю, кто такие эти ребята, но жить он решил отдельно.

Она снова посмотрела на меня. И у меня в душе словно начало что-то загораться. Какое-то пламя, какой-то жар. Что-то неуловимо приятное и волнующее.

Логично было спросить, в какой вуз поступил Коля.

Логично было уточнить, почему их отношения не сложились.

Но я не хотел терять этого прекрасного согревающего чувства. Поэтому к черту Колю. Сам как-нибудь разберется, не маленький.

А я маленький. Маленький человек с маленькими желаниями. Но эти чувства, эти желания заполняют собой весь мой маленький внутренний мир, из-за чего я кажусь себе большим и сильным.

И я не хотел терять этого ощущения. Не сейчас.

– Почему ты спросила? Обо мне.

Я осторожно приблизился к ней. Наплевал на то, что ментальная защита давно уже спала, была разрушена, сожжена этим новым сильным внутренним чувством.

– Я подумала…

Она тоже придвинулась ко мне, теперь мы были очень близко друг от друга. Волнующе близко.

– Ты хочешь… немного побыть со мной?

Я невольно отодвинулся от внезапности и прямолинейности вопроса. Я, конечно, ждал его… даже надеялся на него! Но…

Мой маленький, но крайне сложный внутренний мир начал брать бразды правления в свои руки. Рациональный участок сознания презрительно сбросил с себя страстную красноватую воздушную пелену и начал печатать мне свой список насущных вопросов.

Но чувство, то самое чувство не пропало. Просто трансформировалось, стремясь выжить в новых условиях.

– Я… просто…

– Ты чем-то смущен? Или я тебе не нравлюсь? – прямо спросила она у меня, отодвигаясь.

– Нравишься, – быстро и четко отреагировал я.

Я никогда долго не раздумывал, если кто-то мне нравился. Пусть у каждой девушки были свои особенности, не всегда понятные мне, но если девушка мне нравилась, то она мне нравилась. А дальше уже лирика.

– Просто… – я немного замялся. – Прости, что спрашиваю, но… чего ты хочешь… в конце? Наш возраст…

– Ты про те самые десять лет разницы? – со вздохом уточнила она у меня.

Да, те самые. И это не восемнадцать девушке и двадцать восемь мужчине. Это двадцать восемь мне и тридцать восемь ей. В тридцать я окончательно превращусь в ребенка, а она в свои сорок станет прекрасной Женщиной.

– Да, те самые, – жестко произнес я, не желая больше мямлить. – Я могу составить тебе компанию в разговорах, приятном времяпровождении и… любви. Но я вряд ли смогу жениться на тебе.

Не вряд ли, а точно, Вадим. Пора уже научиться говорить кратко и по существу.

– Я понимаю, – она кивнула мне, как равному. – Но мне хочется от тебя как раз того, что ты описал. Очень хочется.

Редко какая девушка признается тебе, что хочет спать с тобой. Я почувствовал, что влюбляюсь. Очень сильно влюбляюсь.

– Просто ты говорила… – начал я.

Просто. Просто. Это слово давно убирать из моего лексикона. После этого «простого» слова идут лишь одни усложнения. Ведь мне вечно нужно все понять. Обозначить себе почву под ногами.

Люди вокруг говорят мне, чтобы я стал проще. А я отшучиваюсь им, что хорошим мальчикам невозможно стать простыми, они родились чрезвычайно сложными. И почему-то в последнее время я чувствую, что этим самым я оправдываю свой неровный характер. Ведь никто не мешает его немного улучшить. Просто я слишком ленюсь.

– Я знаю, – тут же ответила она, к счастью, угадав мои мысли. – Я много что говорила. И о тебе, и о себе…

Но о нас ты говоришь только сейчас, подумал я. Я поуютнее устроился на сиденье, свернувшись на нем, как довольный кот. Мне было очень приятно находиться рядом с ней. Душевно приятно.

– Но это было много слов и еще больше желаний, требований к окружающему миру, – продолжала она. – Я как будто старалась держать планку…

– Который придумал для тебя остальной мир? – я мягко улыбнулся ей.

– Нет, – она покачала головой. – Это правильные мысли. О сильном мужчине, о достойном муже. О том, что таких людей сейчас практически не сыщешь.

Я немного поник после ее слов. Я ожидал немного другого.

– И после очередных… нервов… ты знаешь, я на прошлой неделе заболела… лежала у себя дома в одиночестве и размышляла о всяком от безделья.

Она потянулась было ко мне, но тут же отдернула руку.

– Руки грязные, – ответила она моему недоуменному взгляду.

Я одной рукой нежно обхватил ее пусть и грязную, но такую сейчас мне родную и милую руку, а другую положил на ее колено. Мне стало приятно, что даже в таких мелких деталях она уже заботилась обо мне, беспокоилась, чтобы не запачкать мою одежду.

А мне уже было плевать на одежду. Я держал в своих руках нечто гораздо более ценное.

– Ты знаешь, – она крепко сжала мою руку. – Я поняла, что вся текущая жизнь только и состоит, что из вечных ожиданий. Что я практически не живу. А у меня нет никаких оснований не жить. Я самодостаточна, свободна, не обременена ничем лишним…

Она робко посмотрела на меня, как будто спрашивая, не слишком ли она уходит в рациональные объяснения. Я лишь улыбнулся ей. Все было нормально. Все было хорошо.

– Вот я и решила, что я, как женщина, наполняю свой мир несбывшимися надеждами, пустыми мечтаниями и вечными ожиданиями, то я как будто топчусь на месте, не двигаюсь вперед. Я… уже начала сомневаться, являюсь ли я на самом деле женщиной.

Мой озадаченный взгляд немного рассмешил ее.

– А потом я вспомнила, что ты говорил про себя, что ты «не-мужчина». И рьяно отстаивал свою точку зрения. Мы еще с тобой поругались насчет этого, помнишь?

Я помнил.

– Теперь ты хочешь стать «не-женщиной»? – живо поинтересовался я у нее.

– Не совсем… – она на мгновение задумалась. – То есть да. Нет. Не знаю.

Мы рассмеялись, громко и весело. Прижались лбами друг к другу. Я обнял ее за тонкую талию. Прижал к себе.

– Tabula rasa. Слышал о таком? – тихо спросила она у меня.

Я еле сдерживался, чтобы не поцеловать ее. Но мне также было приятно с ней говорить.

– Чистая доска, – также тихо ответил я. – Так обычно говорят, когда хотят начать все с чистого листа, очистить разум, заново впитать в себя события, чувства, философию этого мира.

– Да, – она нежно провела пальцем по моей щеке. – И я так хочу. Я запуталась, я устала сама от себя. И хочу начать все заново. Стать женщиной… благодаря тебе.

– То есть мужчину делает мужчиной женщина? – я слегка наклонил голову в задумчивости. – А женщину делает женщиной мужчина?

– Или «не-мужчина», – она также обняла меня.

Я поцеловал ее.

Просто поцеловал без всяких сложностей.

И это было приятно, это было душевно, это было тепло.

Я не был более одинок, потому что просыпался больше не один.

Я не был более трезв, потому что мы покупали хорошее дорогое вино.

Я не был более апатичен, и все новые и новые строчки загорались на экране моего старенького ноутбука. Я писал, я творил, я жил.

У меня не было друзей, и редко возникали моменты, когда я жалел об этом.

Но сейчас я б не отказался от хорошего человечка рядом со мной.

И он был со мной. Пусть и на пару дней. Или месяцев. Или лет.

А дальше? Кто его знает?

Надо просто жить.

А там видно будет.

* * *

– Ань, я ухожу! Ключи на столе оставил!

Мой крик тут же возымел свой эффект – воду в душе перекрыли, а через пару мгновений я увидел ее распаренное взрослое лицо, выглядывающее из ванной. Все-таки она чертовски привлекательна и мила.

– Тебя точно не подвести? – спросила она.

– Не, не надо, давай завтра лучше, тебе как раз по пути будет. Закроешь потом за мной?

Она кивнула и снова скрылась в ванной. Шум журчащей воды возобновился. А затем снова прекратился.

Она подошла ко мне, закутанная в полотенце, вся свежая и прекрасная.

– Тебе нужно потом сделать ключ, – тихо произнесла она, наклоняясь ко мне.

– Хорошо, – я нежно поцеловал ее перед уходом.

Дверь за мной закрылась с мягким щелчком, а я начал спускаться вниз, к лифту.

Который снова не работал.

Что ж, я могу спуститься и пешком. Мне не сложно. Вопрос лишь в том, зачем было нужно вообще менять старые работающие средства на новые, но бесполезные?

Я проходил мимо старых советских домов, наслаждаясь хорошей погодой и прекрасным настроением в моей душе. Даже дожди – и те перестали идти, видимо, уловив перемену в моем настроении. Теперь, пусть и ненадолго, но настало лето. Пусть и на один денек. Мне и этого было достаточно.

Я мельком приметил, как мусоровоз неподалеку деловито загребал все отходы жизнедеятельности окружающих домов. Грустно вздохнул.

По идее, теперь нельзя вывозить весь мусор в одной машине, нужно разделять. Но никто этим не заморачивается, хотят управиться за один простой заход.

Что ж, я могу и не обращать на такое внимание. Мне не сложно. Вопрос лишь в том, за что я плачу более трехсот рублей каждый месяц? На эти деньги я бы мог вкусно пообедать. Всяко лучше, чем бросать их в мусорку.

Меня учили в детстве, что деньги нужно уважать. Жалко, что сильные мира сего относятся к ним, как к фантикам в «Монополии».

Я терпеливо дождался зеленого сигнала почти единственного светофора в нашем маленьком городке, перебежал через дорогу, вошел в комфортный длинный прохладный автобус, поздоровался с водителем, отдал ему свою «Стрелку».

Сто восемь рублей улетели кому-то там. Надеюсь, они ему пригодятся.

Сел на одно из задних сидений, обернулся – никого нет. Слегка откинул сиденье назад, лег, закрыл глаза. Провалился в сон.

Проснулся я уже на Чкаловской. Несколько человек вышли, несколько – зашли. Двери закрылись, и мы поехали дальше – навстречу пробкам, светофорам и авариям. Навстречу Москве.

Я вдруг почувствовал легкое прикосновение – почти невесомое, воздушное, приятное.

Миниатюрная милая крошка заснула у меня на плече, тихо вздыхая в такт движения автобуса. Я боялся шевельнуться, застыл, окаменел, нежно смотря на ее прекрасный профиль.

Такое случается. Я ищу отношения уже очень давно, что это уже переросло в автоматическое впитывание любовных моментов самой Жизни. Настроив мою душу на подобную тональность, я, как магнит, притягиваю к себе внимание девушек при живой встрече.

Но своим сознанием, своим мировоззрением также и отталкиваю. Ведь они ищут Мужчин. А я не-мужчина.

Ведь они ищут Любовь. А я уже живу в этой самой любви, которой является Жизнь.

Ведь они западают на плохих мальчиков. А я родился хорошим мальчиком, хорошим мальчиком и умру.

Ведь они хотят замуж. А хорошие мальчики как нельзя лучше подходят для женитьбы. Но хорошие мальчики не умеют себя рекламировать. А в современном капиталистическом мире без рекламы не будет продаж. Иногда упаковка важнее содержимого внутри. И я с этим не спорю, не ругаюсь. Ведь я частенько руководствуюсь подобными же принципами.

Но сейчас, в этот прекрасный момент мы не были Мужчиной и Женщиной в общественном понимании. Мы представляли собой просто двух усталых путников, которые не смогли найти работу у себя на родине. В своем родном любимом городе. И это нас объединяло. Общая грусть, общая печаль, общее недоумение.

Почему мы вынуждены изменять наукограду, меняя его на прожорливую Москву? Почему мы не можем развивать его, работая там за достойную плату? Ведь мы молоды, мы еще хотим что-то создавать, что-то придумывать. Почему в ответ на наши просьбы нам дают лишь памятники да пустые обещания?

Я откинулся на спинку сиденья. Закрыл глаза. Подумал о Будущем. Сегодня меня дома ждет Аня – со своими интересными рассказами, со своими приключениями и переживаниями.

Я улыбнулся. На душе было хорошо.

Еще раз обернулся на Настоящее. Оно мирно посапывало у меня на плече.

Было хорошо, было приятно.

Я снова заснул, убаюканный своими приятными мыслями и теплом ее нежного юного тела.

* * *

Летнее ночное небо в Черноголовке по-своему прекрасно.

Я сидел на краю деревянного старого пирса на Южном озере, угощая себя горячим сладким чаем из термоса. Бутерброды были давно уже съедены, и теперь мое тело переполняла блаженная сытость, а душу – неземная благодать.

Звезды ярко подмигивали мне со своего высокого небосвода, а многообразная озерная живность стрекотала, жужжала, шептала мне на ухо о своих ночных приключениях.

Ненавидимые местными жителями москвичи уже давно убрались в свои душные пыльные комнатушки, вернулись к своим важным столичным проблемам и вопросам. Они, как свиньи, нахрюкались здесь днем, наплескались в этом прекрасном, но неочищенном водоеме, и убрались прочь, оставляя после себя неубранные горки мусора. Нежный травяной покров был взрыт их безобразными машинами, а общая атмосфера была изгажена противной хаотичной энергетикой.

Но постепенно магическое присутствие этого замечательного места изгоняло все отрицательное, все тревожное, все неправильное. Ведь Черноголовка была поистине чудесным городом. Жаль, что администрация этого не понимала, постепенно превращая его в руины былого величия.

– Так ты все же пришел… – раздался нежный переливчатый голос откуда-то сбоку.

Я с облегчением вздохнул. Видимо, у нее сегодня было довольно благодушное настроение.

А затем вдруг резко вздрогнул.

– Ты… – только и смог сказать я, с небывалым удивлением рассматривая мою прекрасную собеседницу.

– Я. Да, это я. Ты же помнишь меня? – она лукаво наклонила голову в сторону, прожигая меня насквозь своим насмешливым взглядом.

– Но ты…

Она в нежном и игривом жесте прижала свой миниатюрный белоснежный пальчик к моим губам.

– Скажи… ты скучал? Хоть немного? – ее грустные большие глаза заставили мое сердце биться сильнее.

Я сильно сжал ее прекрасную ручку, прижимая ее к своей груди.

– Я не знал, где тебе найти. После того, как…

Я имел в виду тот постыдный случай в жизни нашего города, когда ветер уронил символ наукограда – высокую трехлапую сосну. Говорили, что основание дерева давно сгнило и что это было давно предрешено, но власти всегда оправдывались подобными заявлениями. И правда, если все давно предрешено, то зачем стараться? Если человеку, к примеру, все равно суждено умереть, то зачем о нем заботиться?

Она угадала мои мысли. Или прочитала их. Все что угодно можно ожидать от богини.

Я вдруг почувствовал себя на редкость глупо. Разве боги умирают? Или они просто впадают в спячку? Растворяются в атмосфере мироздания?

– Пошли, – мягко сказала она, утягивая меня за собой. – Покажу кое-что.

Она ловко спрыгнула с пирса и пошла вдоль водяной кромки озера, ступая по песку босыми ногами. Ее простое элегантное платье развевал легкий ночной ветер, будоража мой мозг различными фантазиями.

Наконец, мы пришли.

– Покатаемся? – она протянула мне одну пару коньков.

Я глупо усмехнулся.

– Я бы с радостью. Но зима пока не настала.

– Ты меня явно недооцениваешь, – она нежно обвила меня своими руками и прильнула ко мне.

Поцелуй длился долго. Очень долго. Пожалуй, вечность. Жалко было лишь то, что он в итоге все равно закончился.

– Смотри, – она указала своей прекрасной ручкой на окружающее нас пространство.

Снег был повсюду.

Голые деревья теперь были украшены белыми праздничными шапками, весь мусор и грязь от московских шакалов как будто куда-то испарились, исчезли, оставив после себя лишь белоснежный блестящий покров. Воздух отдавал свежестью, прохладой, чистотой.

Было донельзя хорошо. И совершенно не холодно. Как будто жаркий поцелуй моей прекрасной богини согревал меня изнутри, не давая холоду подобраться ко мне, не давая ему и шанса одержать надо мной верх.

Она уже надевала свои белые коньки, призывая меня поторопиться. Я отложил в сторону мои неуклюжие, казавшиеся теперь абсолютно не к месту кроссовки, и переобулся в легкие, практически невесомые коньки, сотканные из какого-то неведомого мне материала.

– Пойдем, – она взяла меня за руку и первая ступила на лед.

И мы катались, мы развлекались, мы танцевали на призрачном голубом льду, чувствуя себя детьми, чувствуя себя молодыми. И почему мы должны быть старыми? Почему мы должны быть серьезными? Почему мы должны быть грустными? Что хорошего все это привнесло в нашу странную жизнь?

Ее поцелуи теперь обжигали меня, ее взгляд заставлял остаться с ней навсегда.

В один из этих прекрасных чудесных моментов она спросила меня:

– Ты правда думал, что я умерла?

Я прижал ее голову к своей груди.

– Да. Прости, – только и мог ответить ей я.

– Этот символ. Это дерево, – прошептала она мне на ухо. – Это все действительно важно.

Она нежно провела рукой по моей небритой щеке.

– Но важнее то, что у тебя в душе. Это не может умереть. Пока ты сам это не убьешь.

Я глупо кивнул, очарованный ее словами, но все еще не понимая. Она грустно вздохнула.

– Смотри, – и она показала рукой на центр замерзшего озера.

Я ахнул от неожиданности и удивления.

Совершенно диковинная, с виду немного неказистая, но одновременно добрая, родная, чудесная трехглавая сосна возвышалась надо мной, махая своими зелеными лапами, словно приветствуя меня, как старого друга. Ее корни глубоко ушли под прочный голубоватый лед, а ее кора блестела от покрывавшего ее снега.

Но это была она. Совершенно точно. Без всяких сомнений.

– Надеюсь, ты не будешь спрашивать меня, как это возможно? – спросила богиня, прислоняясь своей головой к моему плечу.

– Нет, – ответил я, обнимая ее стройную талию. – Нет. Не буду. Я понял.

Это правда. Никто, кроме нас самих, не может убить то, что содержится в нашей душе. Наши взгляды, наше мировоззрение, наши принципы. Нашу любовь. Нашу Родину.

Да, город умирает. Но мы пока живы.

– Мы ненадолго расстанемся, – грустно произнесла она. – Но перед этим ответь мне на один вопрос, Вадим.

Я почему-то знал, что это будет за вопрос. И первый раз в жизни я четко знал на него ответ.

– Ты меня любишь? – спросила она, смотря на меня своими большими грустными глазами.

– Да, – не мешкая, сказал я. – Люблю. Я очень тебя люблю, моя милая Черноголовка.

В этот раз ее страстный жаркий поцелуй сжег меня дотла. Оставил после меня лишь воспоминания.

Но эти воспоминания, эти моменты я навечно сохранил у себя в душе.

А она… она украдкой утерла свои божественные слезы и сделала несколько кругов вокруг диковинного дерева. Вокруг Символа, который никогда не умрет.

А потом тоже исчезла. Растворилась в плане мироздания. Чтобы потом снова вернуться и напомнить нам о вечном, о хорошем.

О Любви. И Преданности своим идеалам.

Потому что как бы мы не хотели стать тем, кем хотят видеть нас другие люди или Общество… как бы мы не хотели обратиться, пусть и ненадолго, в хороших добрых простых котов…

Внутри мы все равно остаемся людьми. Сложными, непонятными даже сами себе. И жизненный выбор чаще всего приходится делать нам самим.

Так давайте делать свои выборы.

А там уже как будет.

Ведь город умирает…

А мы пока живы. И это в чем-то прекрасно.