
Полная версия:
Черноголовка
– Вадим, хочу вот это! – Антонина Павловна радостно запрыгала, показывая пальчиком на свой тщательно сделанный выбор.
Видите? Все просто.
А во-вторых, пусть я и нищеброд, но мороженое в наших подмосковных провинциях стоит несказанно дешевле, чем в той же Москве. Где грабят, даже не приставляя клинок к горлу. Все по закону. Впрочем, сейчас в России везде так.
Я быстренько оформил незамысловатую финансовую операцию, а улыбающийся продавец торжественно вручил мне и Антонине Павловне по мороженому. Все вокруг улыбаются и радуются Антонине Павловне. Даже собаки. Такой уж у нее природный детский дар – очаровывать и умилять.
Жаль, что он пропадет, когда она вырастет. Когда общество втемяшит ей в голову, что только Мужчина поистине Достоин. Что только ради Работы стоит жить. Ну и всякое такое, вы сами знаете. Точнее, знают ваши подсознательные тараканы.
С возрастом наше сознание действительно становится сложнее, в первую очередь для нас самих. А задача Государства и Общества помочь вам настолько сильно запутаться в самих себе, чтобы не осталось решительно никаких сил на сопротивление и на созидание. Может быть, это заговор? Вот не иначе.
Мы гуляли, наслаждаясь природой и окружающими нас веселыми людьми. Конечно, я, будучи интровертом, не особо любил этих самых людей, но с Антониной Павловной я готов был полюбить даже чиновников. Пусть и на долю мгновения, но полюбить. Даже не вдаваясь в формализованные подробности, что же действительно можно считать любовью в нашем мире.
– Смотри, собачка купается!
Пальчик Антонины Павловны и правда указывал на донельзя породистую хаски, составляющую компанию каким-то плещущимся у берега деткам.
– А ты почему не купаешься? – ясный пронзительный взгляд девочки устремился в мою сторону.
Я немного замялся с ответом, срочно выбирая между ложью и неправдой.
Потому что объяснять невинной, честной, наивной девочке, что вода немного грязная, потому что слегка (очень так слегка) ленивые чиновники не хотят ее чистить вот уже который год… пошли бы расспросы в мою сторону, почему так, а почему не вот так да не эдак, а я бы перешел на более сложные взрослые термины типа «разгильдяйство», «безалаберность», «пофигизм», «коррупция», «всех-бы-расстрелять» и прочие, чем окончательного загрузил бы бедного ребенка, разрушив простое очарование солнечного летнего дня.
Поэтому я отшутился про свою лень, сравнив себя с мягким неподвижным тюленем, который никуда не торопится, которому и так хорошо. Антонина Павловна, конечно, легко пожурила меня за беспечность характера, но в следующий момент ее внимание переключилось на нечто иное, более интересное и захватывающее, а я внутренне порадовался за себя, что так легко отделался.
Все же девочка приезжает к нам редко, незачем задурманивать ее голову всякими ненужными сложностями. Жизнь и так прекрасно справится с этой задачей в ближайшем будущем. А пока… пока пусть она побудет ребенком, побудет в счастливом беззаботном неведении.
Но тут…
– Авар… аварийная… – ее губы шевелились в унисон с попыткой прочитать и осознать прочитанное.
Я проследил за направлением ее взгляда и ужаснулся. И как она не заметила этого раньше, ведь мы тут проходили несколько раз? И зачем она это, наконец, заметила?
АВАРИЙНО ОПАСНО.
Красные буквы, возвышающиеся над грудой ржавого металла. Да, они справились с задачей. Поставили табличку, всех оповестили, вот работа и сделана. И так повсеместно. Одни слова, обещания.
А многое этому городу и не нужно. Шутка ли, немногим более десяти тысяч жителей. Пешком можно пройти минут за двадцать из одного конца города в другой.
Это вам не Москва с ее бесконечными деньгами, уходящими на постоянные и всесезонные инновации плиток и бордюров.
Это наукоград.
По крайней мере… когда-то был.
А сейчас люди хотят просто чистое озеро да отремонтированную вышку. Людям ведь немного надо, это правда.
Наукоград – это звучит гордо. Но что такое гордость без основания? Как и деньги без обеспечения. Фантики. Пустые слова.
Даже если Черноголовка потеряет статус наукограда, но жизнь в ней станет лучше… готовы ли мы променять гордость на достойную жизнь?
Я печально покачал головой. Не хочу, чтобы мне лезли подобные мысли в голову. Не сегодня.
Сегодня я гуляю с Антониной Павловной. И пусть сегодня будет хороший лучезарный детский день.
– Может, еще по мороженому? – весело предложил я, нежно беря ее за ручку и отводя в сторону.
Она радостно кивнула. Как же мало ей нужно для счастья, подумал я.
И как же мало нам всем нужно для счастья.
Жаль, что тем, кто у власти, этого счастья нужно столько, что они готовы забирать его у других – с невиданным проворством и нахальством.
* * *Она балансировала на краю бордюра, нарочно комично и мило размахивая руками. Я подхватил ее ровно в момент ее плавного падения.
Как всегда вовремя.
– Новый запах, – нежно прошептала она мне на ухо, обнимая меня своими цепкими белыми ручками.
Я кивнул, соглашаясь, а она быстрым игривым легким движением укусила меня за шею, а затем отстранилась от моих крепких объятий, взяла меня за руку.
Поистине, я всегда восхищался ее воздушным задорным переменчивым характером. Пусть я и не ощущал полной свободы, находясь рядом с ней, пусть и не мог свободно выражать свое мнение, но с кем было иначе?
С Викой, по крайней мере, было интересно.
– Ты все в Москву ездишь, да? – просто спросила она, хитро поглядывая в мою сторону.
– Да, – я, притворяясь виноватым, в озадаченном жесте развел руками в стороны. – Здесь работа как-то не находится.
– А ты ее здесь вообще искал? – ехидно уточнила она.
– Ну… смотрел объявления…
– То объявления, – она резко повернулась и прижалась ко мне своим прекрасным телом. – А то связи…
И она нарочито нежно и медленно поцеловала меня в губы.
– Связи… – я мягко обнял ее за плечи, отстраняя от себя. – Это не совсем системно.
– А что есть система на самом деле? – она надула губки, словно ребенок, склонив голову набок. – Всего лишь очередное проявление реальности.
– Эта реальность, – мой грустный взгляд зацепил ярко-синий участок неба, – не совсем хороша.
Вика цапнула меня за нос, весело рассмеявшись.
– Но она такая, какая есть, – возразила она мне. – Но…
И тут она разом, в одно мгновение вся помрачнела, как летнее небо в сезон дождей.
– Ты знаешь, что на заводике снова понизили зарплаты? – она смотрела мне прямо в глаза, серьезно и без притворства.
– Опять? Там же и так корректировали ставку по окладной части…
Она медленно кивнула, а потом какая-то шальная мысль в ее чудной головке снова разожгла свет жизни в ее странных диковинных глазах.
– Ага. Ага. Ага! – и она снова протянула мне руку. – Давай эскапировать!
И мы начали это делать. Ведь в эскапировании нам не было равных.
– Твоя рука, Вик, – вдруг заметил я после того, как мы вышли в сторону Негритянского квартала, по направлению к Тенистой Аллее Деревьев.
– Что? – она даже не обернулась в мою сторону.
– Ты похудела?
– Вряд ли, – она небрежно пожала плечами. – Но моя душа истончается. Постепенно, потихоньку, безвозвратно.
Я промолчал.
– Ну да, а еще я пару килограммов сбавила, как ты угадал?
Я снова промолчал.
– Это все лифты…
– Лифты? – переспросил я, и так поняв, о чем речь.
У меня просто есть такая дурная манера обо всем переспрашивать. Как будто банальные жизненные объяснения дают мне некую призрачную надежду на будущее.
– Ну да. Конечно. Лифты. Они самые, – мы вошли под прохладную сень деревьев, и она прижалась ко мне, положив свою чудную голову на мое плечо.
– Со времени установки прошло, – я мысленно начал считать в голове. – Два месяца. Да, ровно два месяца.
Она поцеловала меня. А я продолжил считать.
– И за это время новые лифты ломались уже… пять раз. Да, ровно пять раз.
– Причины? – сонно переспросила она, снова целуя меня.
– Разные. Выдуманные, – я старался припомнить. – Гроза. Дождь. И… пропуск. В последний раз они оставили графу «Причина остановки» незаполненной.
– Ложь, получается, тоже имеет предел, – она указала рукой на скамейку. – Ты хочешь присесть?
– Нет, – я отрицательно покачал головой.
– И я не хочу. Хочу идти с тобой, пока у меня не кончатся ноги. Пока моя душа не растворится в объятиях вселенной.
– Быстрее закончится этот город, – цинично заметил я.
– Он и так уже давно закончился, – вздохнула она.
И я понимал, что она имеет в виду.
– Ой… вспомнила! – она снова меня быстро поцеловала и еще сильнее прижалась ко мне.
Я почувствовал некоторое инфантильное сопряжение, скованность в душе и напряжение в теле. Никогда такого не любил. И никогда не понимал, как избавиться от подобного ощущения.
– Я недавно себе нож купила, – ее мягкий голос вывел меня из душевного равновесия.
– Нож? – снова подала признаки моя дурная привычка.
– Нож, – сказала она, не добавляя к этому никаких объяснений.
Я немного помолчал.
Еще немного.
И еще.
Это никоим образом не помогло.
Пришлось играть по ее правилам – правилам капризного озорного ребенка.
– Зачем тебе нож? – задал я донельзя банальный вопрос.
– Чтобы защищаться, – она наигранно посмотрела на меня своими странными диковинными глазами.
– От кого?
– От чужих, Вадим.
Я невольно поморщился. Я сразу понял, о ком она говорит.
Мне эти монстры не мешали жить, по крайней мере, те, что низшего ранга. А с элитными ублюдками я старался не связываться – себе дороже.
– Число изнасилований… – начал я, но она меня резко перебила.
– Резко растет с каждый годом. Даже в Черноголовке. Не будем об этом, Вадим, – она решительным жестом положила свою белую ручку на мои губы.
Я виновато замолчал. Как будто я и был виноват во всех этих инцидентах. Почему-то иногда я чувствую некий странный стыд за открыто проявляющуюся сексуальную энергию мужчин. Пусть в современном мире альфа-самцы и в почете. Пусть я и не-мужчина, чтобы рассуждать о подобных вещах. Но все равно стыдно.
Стыдно, что мы стараемся себя возвратить к тем старым, пещерным, диким временам, не желая просто принимать будущее и людей будущего такими, какие они есть на самом деле.
Ведь мужчина и женщина давно вышли из берлоги. Стали людьми. Личностями. Инстинкты? Мне иногда кажется, что это одно большое оправдание.
Но я не-мужчина. Лучше не буду о подобном рассуждать.
– Ты все еще занимаешься? – постарался я перевести тему.
И снова попал не туда.
– Да, – слегка раздраженно ответила она. – Но реже. Приходится ездить.
Снова не туда.
Не та тема.
От спорткомплекса в нашем городе с недавних пор остались лишь руины из былых хороших намерений да неправильных расчетов.
Все как в сказке. Разрушили быстро, а собрать пазл заново не получается – не хватает сил, времени, денег, желания и хорошего пинка всем подряд.
Все как всегда.
И никто ни в чем не виноват.
Я начал чувствовать себя неловко, и она тоже это почувствовала. Разговор явно не заладился.
У нас всегда было так. Прямо как со всеми благими начинаниями в этом странном городе. Хорошее начало и бесславный пустой конец.
Наши с Викой отношения прямо отражали суть этого бедного, брошенного на произвол судьбы городка.
Но Вика знала выход из положения. Он всегда был один и тот же, но он работал. Без исключения.
– Пошли назад, – нежно прошептала она мне на ухо. – Пошли домой. Я хочу тебя.
И мы пошли. В обнимку, радостные и счастливые.
Ведь мы, как никто другой, умели успешно эскапировать.
Вика – интересный человек. Но я чувствовал себя рядом с ней неловко, скованно и странно. И мы никак не могли найти решение этой странной проблемы.
Или просто не искали? А иногда казалось, что лишь один простой шаг отделял нас от ответа…
Интересно, а что отделяет Наукоград Черноголовку от процветания? Один простой шаг?
Или…
Но с меня уже сорвали одежду, и я погрузился в сладострастное небытие со своей прекрасной любовницей, которая прикрыла свои странные диковинные глаза, предаваясь наслаждению, расцветающему в ее израненной истонченной душе.
Мы эскапировали и просто радовались жизни.
По крайней мере, сегодня.
* * ** * *Надя была прекрасным собеседником и другом, когда хотелось расслабиться, посмеяться и побыть самим собой.
С Надей можно было обсудить все-все-все и даже больше, не стесняясь условностей и обыденных рамок приличия.
Наде открыто можно было высказать свое принципиальное несогласие по практически любому вопросу, не боясь холодного презрительного осуждения.
От нее я никогда не слышал таких фраз:
– Давай забудем, что ты сейчас сказал.
– Давай притворимся, что я этого не слышала.
– Чего-о-о?
– Та-ак, а ну-ка повтори, что ты сейчас сказал, быстро!
– Перестань оправдываться! Просто признай, что я права, и все!
– Эй, слышь!
И прочие манипулятивные обороты, запас которых у женщин поистине неиссякаем.
Также редко пряталась она под популярной нынче эгидой пресловутой женственности, которую пихают везде и всюду. Да, она была хрупкой нежной девочкой, но, падая с парадного крыльца в чрезмерно подвыпившем состоянии, попутно матеря праздную бестолковую молодежь, сидящую на лавочке неподалеку, незамедлительно признавала за собой право называться «бухим кашалотом». И без каких-либо там «няш-мяш» и «кис-кис».
Мне нравилась ее честность. Честность простого незамысловатого русского человека с открытой нараспашку всему миру душой.
– И во что мы сегодня сыграем? – поинтересовалась она у меня.
И она обожала игры. Как настольные, так и видеоигры.
В общем…
Если не кривить душой…
Да. Я был в нее по уши влюблен.
– Есть идея, – я загадочно поднял указательный палец вверх, подмигивая ей.
Она, насвистывая какую-то странную мелодию, ушла на кухню готовить чай.
Влюблен.
Это было странным чувством, перемешивающимся с щепоткой горечи и состоянием безысходности. Но чувство это было настоящим.
И, конечно же, с ней я этим самым чувством с радостью поделился.
И, конечно же, меня отшили.
А поскольку в этой жизни меня уже отваживали более сотни раз, то ничего принципиально нового я для себя не усвоил.
Надя сказала, что ей нужен мужчина побогаче и желательно с квартирой. И желательно в Москве. И трехкомнатную. И не в Новой Москве, как сейчас принято, а поближе к центру.
Ну а дальше шел стандартный список из Любви, Уважения и прочей прилагающейся к квартире красивой мишуры.
Конечно, после оглашения всего списка требований, на половине которого я, признаюсь, слегка задремал, Надя осторожно высказала мысль, что все блага современного мира – это, конечно, хорошо, но если бы я просто наплевал на все ее слова, рассуждения и домыслы, обнял ее крепко-крепко и признался в неземной Любви, то…
Но плевать я никуда и ни в кого не хотел, благо мое воспитание все еще подавало признаки жизни, поэтому мое сознание лишь впитало в себя новые задачи, попутно поместив Надю в «серый список контактов». Не знаю, почему именно в «серый», но моему сознанию виднее, я обычно не вмешиваюсь в его работу – себе дороже.
На самом деле в глубине души я понимал, что ситуация не стоит и выеденного яйца, что не стоит придумывать велосипед снова и снова, а просто необходимо сделать все… как надо. Обнять ее, поцеловать и признаться в этой самой неземной Любви.
А дальше уже как сложится.
Но беда состояла в том, что я хотел, чтобы именно меня обняли, поцеловали и далее по списку. В этом и состоит парадокс хороших мальчиков и девочек, каждый из которых живет в своем инфантильном горделивом состоянии, представляя себя в качестве центра ничтожной вселенной.
Некоторые говорят, что эта загвоздка решается плохими мальчиками и девочками. Которые признаются в любви, добиваются, не слушают, снова добиваются и, в общем и целом, представляются донельзя удобными и простыми. Именно рядом с такими людьми хочется быть слабыми и беззащитными, то есть капризными инфантильными честолюбивыми сволочами.
В конечном итоге я так и не смог разрешить этот странный жизненный парадокс в любовном плане, а стал просто записывать различные задачи от рациональных девиц (коих в России сейчас большинство), обрисовывая себе все новые и новые цели на будущее. Ведь если у меня не будет девушки, но будет квартира в Москве, то это все лучше, чем без девушки и без квартиры.
Я сел раскладывать на столе разноцветные фигурки из коробки с настольной игрой, которую я принес с собой, ожидая добрую Надю с ее замечательным домашним чаем. На сегодня у нас были запланированы трезвые невинные посиделки, а завтра мы хотели совершенно беспардонным образом нажраться дешевым пивом из «Чайки».
А что? Давно так уже не делали. По крайней мере, на прошлой неделе баловались изысканным вином, которое по тысяче рублей за бутылку (если для вас это дешево, то я с вами не дружу, так и знайте). А на позапрошлой… а что тогда? Виски вприкуску с суши из какой-то непонятной местной службы доставки?
В последнее время я что-то слишком часто стал пить. Вместе с Надей…
И тут я застыл. Меня словно поразило током, настолько внезапна была пришедшая ко мне в голову мысль.
Даже не мысль, а, скорее, осознание.
Я аккуратно воздвиг защитный кокон вокруг этой смелой мыслишки, пытаясь удержать ее в голове. А затем быстро запихнул ее на задворки сознания, благо в этот момент в комнату вошла добрая Надя с первой порцией чая.
А дальше мы пили, веселились, играли, смеялись. Все как всегда, не считая того момента, что я иногда украдкой поглядывал на целостность той самой мысли, которая с удобством расположилась где-то на галерке моего разума. У нее все было хорошо, никто ее не обижал. Почему-то от этого мне становилось спокойнее.
Во время игры мы обсудили последние события города – Надя поведала мне, что ее соседи, даже самого преклонного возраста, теперь предпочитают небольшую физкультуру ногам, спускаясь и поднимаясь по лестнице, избегая вниманием новый, постоянно ломающийся и застревающий на середине пути лифт.
Вскользь поговорили и о новом «силовом» директоре 82-й школы, о его сомнительной репутации и темном прошлом.
Постановочная реставрация Золотого бульвара также не обошлась без нашего циничного и едкого внимания. Я также подметил, что новые лавочки хороши тем, что на их спинках удобно лежать кошкам – как будто специально для них делали. Надя рассмеялась в ответ на мое предположение.
С грустью повспоминали обещание властей заняться городской обсерваторией. Мы прямо мечтали сидеть там по вечерам и смотреть с высоты на городские просторы, медленно потягивая пиво и слушая хорошую зарубежную музыку.
Надя показала свои новые купленные в Москве вещички. Я все внимательно осмотрел, оценил и похвалил ее выбор.
За шторой я также приметил какое-то странное растение в горшке, листья которого зазывно торчали из стороны в сторону, представляя собой некий зеленый бунтарский дух. Надя похвасталась, что недавно решила заняться разведением цветов и что каждая нормальная и красивая девушка должна уделять этому внимание. Я согласился, кивая и улыбаясь ей. Она тут же, пользуясь моментом, упомянула, что именно девушки, ухаживающие за растениями или какой-либо разумной живностью, представляют собой идеальный материал для женитьбы. И с этой мыслью я также покорно согласился, одновременно чувствуя, что от меня ждут нечто большее, чем просто согласие с непреложным фактом бытия.
И вот так закончился наш добрый теплый летний день. Как всегда – мирно, добродушно и с неприятным осадком на душе.
Возвращаясь к себе домой, я тут же нетерпеливо стал разворачивать перед собой ту самую внезапную мысль, что посетила меня у нее дома. И обдумав ее со всех сторон, сделав для себя тысячу нужных и ненужных выводов, я понял лишь одно. Но это одно было окончательным и бесповоротным.
Завтра я к ней не приду. И впоследствии тоже не приду. Никогда не приду.
Эта мысль теперь настолько разрослась в моем депрессивном сознании, что занимала меня полностью и без остатка. Я с неким глубинным и извращенным удовлетворением подумал про себя, что я до крайностей, сильно, сильно, сильно… очень сильно и бесповоротно обижен на нее.
Это была простая и привычная мне мысль, благо обижался я на людей практически каждый день, сделав из этого особый вид мировоззренческого искусства. Но тут обида была многосторонней, загадочной и оградительной. Она как бы предупреждала меня – пойдешь дальше и накличешь на себя беду.
А все началось, подумал я, открывая входную дверь своей уютной квартиры, с того, что я начал частенько выпивать.
Все началось с того, подумал я, гладя своего любимого кота, который встречал меня у порога, что я начал частенько впадать в глубинную депрессию.
И пусть я влюбился просто и без остатка, но эта влюбленность не приносит мне ничего хорошего. То есть приносит, но…
Все сложно. А должно быть просто, потому что в нашей российской действительности и так хватает сложностей. Сложные системы заранее обречены на провал, если их грамотно не поддерживать. А у меня нет ни опыта, ни желания вникать в тонкости девичьего восприятия реальности.
Я умылся, потом решил принять душ.
Лег почитать, потом решил поспать.
Упрощение – вот выход из множественных проблем нашей окружающей действительности.
Рядом со мной звучно мурлыкал кот, рассказывая мне о своих дневных приключениях (хотя я знал, что он дрых без задних ног, пока я не пришел). А я постепенно погружался в сладостную безмятежную дремоту, радикально отличающуюся от странного мятежного тревожного сна, который беспокоил меня в последние недели.
Я проснулся лишь когда полностью выспался – в первый раз за долгое время. Кто-то осторожно тронул меня за плечо. Пушистая лапка с бережно спрятанными когтями.
– Ты должен идти дальше, – мелодично промурлыкал он мне.
– Я понимаю, – сонным голосом произнес я. – Понимаю. Лишь став свободным в мыслях, я смогу принять свое решение.
– Может быть, – в ответе кота не было определенности.
– Но что если мысли будут возвращать меня к ней? Что тогда мне делать? Эскапировать? Замещать? Уставать?
– Слишком сложно-у, – он легонько укусил меня за ухо. – Ты обижен, и в этом и есть твоя сущность. Будь собой. Будь котом.
Я улыбнулся.
– Будь котом, – еле слышно повторил я. – А иначе?
– Иным образом это жизнь, – он начал вылизывать свою белоснежную лапку. – Живи. И найди себе глупую кошечку.
– Глупую? – переспросил я. – Но это же…
– Только достаточно умный человек может притворяться глупым, – он посмотрел на меня своими большими блестящими глазами. – Ты же это знаешь. Вы, люди, это умеете. Как и коты. Будь котом.
И он положил на мое лицо свою мягкую пушистую лапку, усыпив меня и избавив от дальнейших сложных размышлений.
Проснулся я уже на следующее утро – свежий, полный сил и как будто освобожденный от чего-то гнетущего.
На телефоне, который я перевернул, чтобы посмотреть время, скопилась уже пара сообщений. От Нади.
Она спрашивала меня, какое пиво я хочу и во сколько я сегодня приду. Я ответил, что не приду. Она спросила, почему. Я сказал, что обижен. Она опять спросила, почему и на что.
Я не ответил. Просто отложил телефон в сторону. Потом отвечу. Все мое внимание теперь занимало бескрайнее синее небо, усеянное пушистыми мягкими облачками.
Будь котом, вспомнил я свой сон.
Хорошо, буду.
Интересно, пойдет ли сегодня дождь? Хотя неважно.
Я включил свой старый ноутбук, умылся, заправил кровать и положил себе на тарелку всякого вкусного. Сел за стол, задумался.
Надо что-то написать. Что-то душевное и простое. Что-то освобождающее и всеобъемлющее.
Интересно, вдруг неожиданно подумал я, а ведь этот город, этот странный и чудный наукоград тоже может быть котом. И вся Россия может быть котом, если постараться.
Почистить озеро, поесть и поспать.
Отремонтировать вышку, а затем пойти умываться или лежать греться на солнышке.
Быстренько достроить спорткомплекс и отметить это событие кружечкой свежего молока.
Построить дороги, парковки.
Наладить безупречную работу уличного освещения.
Слегка разобраться в сложившейся ситуации в образовательной сфере.
Восстановить работу кинотеатра.
Придумать досуг для молодежи, возвести современные парки.
А потом лежать, лежать, лежать, гордясь творением рук, то есть лап своих. Лежать и мурлыкать.
Почему люди не коты? Почему они такие сложные? Почему мы все зарываемся в вечных оправданиях, отходя от нужного?
Потому что в современном мире все усложнилось. Или кто-то специально все усложнил.
И нам нужны изменения, они для нас как глоток свежего воздуха. Город постепенно умрет без них, исчезнет из российской действительности, как ненужный элемент истории.