Наизнанку

– Надежный? – спросила я одними только губами.

– Как скала. – ответил он….

Глава 31

Яна

– Нет же! – я носилась по своей квартире, пытаясь найти нужную коробку с вещами. Исполнительный Куранов позаботился о срочной доставке моих вещей. И теперь весь широкий холл был заставлен одинаковыми коробами с логотипом службы доставки. Не было ни единой надписи. Ничего! Просто аккуратные пирамидки коричневых коробок, составленные у зеркальной стены…

– Яна, если ты не успокоишься, то мы пропустим девичник Маринки! – Юля помогала разрывать коробки, пытаясь найти ту, в котором были упакованы наряды для девичника, оставленные у меня для хранения, потому что Лёня никогда бы не отпустил нас в таком виде. Мы с Юлькой перерывали коробки, расшвыривая вещи в разные стороны. – А если мы не явимся, то Маринка нас убьет. Стрелять умеешь не только ты. Лёнька у нее вообще мастер спорта по биатлону. Он так ее там натренировал, что она попадет даже в родинку на шее! А это совсем не в нашу пользу…

– Юлька, блин! Только не ной. Сама виновата, нельзя мужику доверять собирать вещи. Вот теперь получаю. Но они просто должны быть здесь. Ищи. И молчи, прошу тебя! Молчи! – мы ползали по коридору в одном белье.

– Э! Телочки! Мы сегодня выдвигаться будем? – Оксана вбежала в квартиру, сбрасывая шубу прямо на пол. – Нашли?

– Нет! – хором ответили мы.

– Ну, кто доверил тебе хранить костюмы? – взвыла Оксана, скидывая с себя всю одежду. Она бежала к нам, снимая замшевые сапоги по пути. – Совершенно несобранная. Что у тебя в голове? Мало того, что переехали черт знает куда, так еще и распаковать вещи не успела. Чем занималась? Ведь весь Новый год дома провела! Дядя Миша сказал, что отец свалил от тебя?

Я замерла, бросив многозначный взгляд в сторону разговорившейся двоюродной сестры. Оксана плавно перебирала километровыми ногами, двигаясь по коридору. Яркое лиловое белье подчеркивало идеальную фигурку. Тонка талия, длинная шея, выразительная грудь. Длинные черные волосы были собраны в соблазнительную прическу.

– Оксана, поверь, твои причитания не ускоряют нас, а только злят. А когда я злюсь, то становлюсь нервной, – хотелось бросить в нее пальто, куртку, лыжи… Только бы размазать идеальный макияж, только бы стереть с лица это идеальное выражение. Хотелось, чтобы презрительная улыбка сошла с ее красных губ!

– Ага… И начинаешь звать своего личного охранника, – Оксана, наконец-то скинула тесный сапог и бросилась на помощь.

– Ты чего? У него трое детей, – замерла я, всматриваясь в коварное лицо сестры. Мы никогда особо не дружили. Сначала воевали лет до десяти, потом соперничали, пока отец не принял решение переехать. Даже сейчас, увидев сестру впервые за пару лет, не вспыхнула чувством нежности. Наоборот, хотелось дать отпор.

– Я не про него! Маринка рассказала, как какой-то «шкафчик» прикрыл вас своей грудью, когда расстреляли ресторан дяди Вити, – Оксана рылась в кофре с вечерними платьями. Но даже в профиль я могла видеть ее коварное выражение лица. Чувство, что меня пытаются расколоть, вытрясти что-то важное и абсолютно интимное, только крепло.

– Маринка вообще не умеет держать язык за зубами? – прошептала Юлька, зарываясь в коробку все глубже. Ее щеки покрылись красными пятнами, а значит, она в шаге от того, чтобы взорваться. Абсолютно неконфликтная подруга могла всё вытерпеть, подружиться абсолютно с любым человеком. Но только не с Оксаной. Они познакомились на моем совершеннолетии, после чего праздник закончился потасовкой…

– А чего? Я же должна знать, чем вы тут занимаетесь, пока я уши морожу во Владике. Я единственная из Моисеевых, кто остался на родине! Дядя Миша увез Маринку, а мой папенька, видите ли, не желает покидать родные пенаты! – Оксана отвлеклась от коробок, пристально вглядываясь в идеально накрашенные ногти. Всю жизнь была колючкой и редкостной стервозиной. Наши отцы были троюродными братьями, выросшими в одном доме. Дядя Костя единственный отказался покидать Владик, не желая менять образ жизни, в отличие от дяди Миши, который быстро подхватил жену, дочь, кое-какие вещи и свалил вслед за отцом в поисках лучшей жизни. Собственно, именно за это мы с Маришкой всегда и получали от «двоюродной злючки».

– Может, тогда поделишься своей жизнью? – я встала, не в силах терпеть этот многозначный тон. Как только поднялась, наткнулась на ее сканирующий взгляд, шарящий по моему телу, абсолютно не стараясь как-то прикрыться. Наоборот, ее забавляла вся эта ситуация. – Почему только моя жизнь вызывает такой пристальный взгляд? Как твой Митя? До сих пор замуж не позвал? Да? Иногда мне кажется, что ты нам паришь мозг, потому что твой взгляд даже не горит на него!

– А я не тороплюсь, а то на твоем примере усвоила, что ничем хорошим это не заканчивается! – медленная улыбка растянулась по идеальному личику Оксанки. Она чуть вздернула правый уголок губ, не сводя с меня взгляда. Я знала, что не выиграю этот поединок, сохранив свои секреты. А она именно этого и добивается, хочет вывести, чтобы слова стали сами покидать мой рот.

– Э! Девочки! Завязывайте! Я, кажется, нашла костюмы! – Юлька встала прямо между нами, не позволяя вцепиться друг другу в волосы.

– Слава богу! Есть тут комната, чтобы переодеться? – Оксана поднялась с паркета и направилась в глубь квартиры, виляя идеальной задницей.

– Курица! – взвыла я, как только она скрылась. Глаза зачесались от скопившихся слез. Хотелось громко разреветься, так, чтобы напряжение, скопившееся в груди, испарилось.

– Яна, ты же знала, что эта сучка приедет. Чего ждала? Целовашек и обнимашек? Да по ней же видно, что она спит и видит, чтобы жить так же, как ты! – Юлька бросила в меня чехлом с одеждой. – Соберись! Мир не может всегда напоминать розовое облако няшества. Даже среди родни попадаются такие … Такие… – Юлька забуксовала, подбирая эпитеты.

– Ты думаешь, она пошла переодеться? То есть, раздеться до кружева она не стеснялась, а вот натянуть несколько шмоток, прям на краску вся изошла бы. Да? Она там свои ноздри засовывает в каждый ящик! Вот увидишь!

– Отстань! Пусть смотрит сколько угодно! Ведь все твои вещи здесь? Там она ничего не найдет?

Перед глазами стали мелькать картинки «новоселья», которое мы устроили с Олегом, вернувшись от Мартынова. Нет, кажется, мы уснули прямо на паркете. Но потом приходила домработница. Черт! Я запуталась.

– Янка, блин! Ты мне ничего сказать не хочешь? – подруга вцепилась в меня мертвой хваткой, сдавив запястье.

– Юля! Вам не кажется, что к моей скромной персоне слишком много внимания! – натянув шмотки, помчалась на кухню, где надрывался мой телефон, не забыв громко шандарахнуть дверью, для большей убедительности. Увидев всего несколько букв на экране, забыла про гнев, разносивший меня на мелкие кусочки.

– Привет… – почти шепотом сказала, оборачиваясь в поисках укрытия.

– Ты где? – улыбнулась от его манеры сразу переходить к делу, не тратя драгоценное время на никому не нужные прелюдии.

– Дома. У себя дома. Собираемся на девичник!

– Куда? – совсем спокойный тон стал трескуче-холодным и тихим, как утренний рассвет.

– Я забыла тебе сказать! У Маринки девичник. Свадьба в пятницу. Собираемся потанцевать.

– Маринка? Моисеева?

– Да.

– Кто еще будет? – он чуть помедлил, а потом тишину разрушил щелчок золотой зажигалки. Закурил. Закрыла глаза, вспоминая его лицо. Почти ощутила терпкий аромат сигарет, услышала шумный выдох…

– Нас будет очень много. И мальчикам с нами нельзя. Ворон организовал охрану. Ресторан оцепили, ты можешь расслабиться.

– Ага, точно. Помню, чем закончилась последняя твоя вылазка в клуб. – Голос становился еще тише. Он проговаривал каждую букву, словно вбивал их в мой мозг. – Была бы моя воля…

– Слушай, Наскалов! А что там, кстати, с твоей свободой? Как насчет ничего не просить, ни от кого не зависеть, никого не ждать? А то это как-то сильно смахивает на отношения… Кажется, ты сказал, что пока не нашел ту, кто бросит свое прошлое к твоим ногам. Или нашел?

– Хм… Кажется, ты сказала, что я никогда не найду такую идиотку. Или что, нашел?

– Боже, как мне хочется залезть в твой мозг! Хочу прочитать все твои мысли! И вообще, я хочу к Деду Морозу.

– Куда??? – рассмеялся он, заполняя мой мозг таким приятным бархатным звуком.

– В Великий Устюг, куда же еще?

– Почему?

– Все желания, которые я загадывала на Новый год, сбывались! – рассмеялась я, залезая на барный стул с ногами. – А ты где?

– Мы с Лазарем еще в пару мест заскочим и домой. Во сколько явишься?

– Я буду очень рано.

– Пока!

Отключился. Но я-то знала, что он сейчас сжимает свой телефон так сильно, что пластик скрипит, пытаясь привлечь внимание владельца.

– Девки! Вы готовы? – Оксана показалась в дверном проеме, осматривая просторную кухню лениво-выискивающим взглядом.

– Готовы. Одевайтесь, ключи от машины найду и едем!

Не успела я отложить телефон, как почувствовала его вибрацию:

«Купил много новых рубашек. И шампанское…»

Черт! Читаю и мне уже совершенно никуда не хочется ехать. Тело сотрясается от дрожи, пробивающей от самой макушки. Вцепилась в край стола, чтобы не упасть, потому что пульсация в самом низу живота заставила застонать и задержать дыхание. Как хорошо, что я одна. Дыхание сбилось в один миг. Стала хватать воздух ртом, в попытке наполнить горящие легкие. Сука! Он специально! Только пара строк, и я готова забыть обо всех и обо всём! Только пара строк, и кроме него никого не существует. Лишь пара строк!

Олег

– Ты один? – Мара встретил меня в дверях приватной кабины ресторана «Шарджа». Администратор забрал мое пальто и, отвесив низкий поклон, скрылся за несколькими перегородками.

– Да, у него появились срочные дела. Ну? Говори, чего вызвал? – официантка, одетая в по-восточному яркую паранджу, внесла позолоченный поднос, на котором стоял чайник, пиалы с закусками и восточными сладостями.

– Поешь? – Мара отложил кальян и сел, скрестив ноги в позе лотоса. Руки, на миг поднявшиеся над низким столиком, безвольно упали на колени. – Мне становится так спокойно в восточной обстановке. Как-то уютно, по-домашнему!

– Может, пора уже осесть где-нибудь, перестав проводить ночи у телок. Ты хоть их проверяешь? Или все-таки надеешься на легкую смерть от яркого букета инфекций? – закурил, внимательно рассматривая растрепанного Илью. – Мажор? Завязывай! Я думал, что строительство трека станет для тебя отдушиной, что ты захочешь жить!

– Дядя Олег! Завязывай! А давно ли я жил? – Илья поднял голову, блеснув ярким блеском карих глаз. Этот взгляд, движение губ, гуляющие желваки. Все говорило о вызове. И взгляд. Такой прямой и острый. – Давно ли ощущал радость от первых лучей солнца? А, Олежа? Да и не мне тебе об этом говорить. Ты ж смотреть-то на нас стал только недавно. Все ждал, что мы исчезнем, как призрачные страхи в твоей душе. Ты же смотришь на меня, как на временное явление. Подобное эксперименту, за который никто не берет ответственность. Подпустил к своим делам только для того, чтобы я был на виду. Чтобы не попал снова в больничку. ДА?

– О! Поговорить захотелось? Давай… – я скинул пиджак, перебросив его через мягкую спинку дивана. – У меня есть пара часов. Готов выслушать все твои претензии к своей скромной персоне. Только мораль мне не ясна. Не можешь найти свое место в этом бренном мире или наоборот? То, что выбрал ты, не нравится таким, как я и твой отец? Так ты скажи нам. Скажи честно, что решил снюхаться. Что именно в этом ты нашел свое призвание. Именно под коксом ты видишь мультики красочней, чем реальность. Давай. Но только я жду честности от тебя. Просто скажи.

– Сначала мне так хотелось смыться из больницы. А теперь… Теперь хочу обратно! – Илья снова затянулся кальяном, выпустив густое облако ароматного дыма. – Да, хочу обратно…

– Интересно… Но ты только махни, я быстро организую твое заключение! Но для начала скажи, почему?

– Потому что там такие же, как я… А тут вы… Такие счастливые, красивые, влюбленные! Мы с вами с разных планет! А там все просто. Просыпаешься и стонешь от тоски вместе с другими наркошами, алкоголиками, рассказывая сказки о том, что завязать проще простого! А главное, мы верим друг другу… А вот ты мне не веришь. Да?

– Не верю, Мара. Не верю. Я вообще перестал верить людям, окончательно разочаровался.

– А как же Янка? Тяжело, да? Приходится верить, чтобы не свихнуться? Да? Просыпаясь, разрываешь себя на две части: одна тянется за простой невинностью души, вторая сопротивляется, припоминая все возможные варианты. Ведь ты все просчитал? Да? Готов к ножу в спину? И к свадьбе готов, и к «розовым соплям»! В твоей голове проиграно миллион разных сценариев. Расскажи мне, друг? Какой вариант подходит тебе больше? Там, где она уходит? Или тот, где ты просишь руки её у Моисеева?

Конечно, я просчитал все. Рассмотрел каждый вариант, взвешивая количество боли, которую придется похоронить в собственном сердце снова. Готов ко всему. Наметил свободное место на спине. Но не готов вытряхивать свою «душеньку» даже перед лучшим другом. Не готов.

– Приходится думать только о ней, чтобы не позволить отвратительно– скользким мыслишкам разъесть твое хрупкое ощущение благополучия. Чертовски трудно, да? – Мара никак не мог уняться. Было ощущение, что мне мстят за каждый день, проведенный в одиночестве. Он прищуривается, всматриваясь в меня так глубоко, как только может. – Легко только в постели? Потому что тело само знает, что делать? Легко смотреть в глаза, легко думать, заполняя легкие ее стонами? Да? Потому что в эти моменты жизнь становится предельно простой и наполненной целью. Но, как только она исчезает, сердце вновь сковывает многометровой толщей гранита, и ты уже вновь готов усомниться в ней. Помогают лишь ощущения…

– Хорошо… Продолжай. Если тебе нужен был человек для тренировки психоанализа, то давно бы дал знать. На меня перестали действовать слова. Я их ненавижу. Будь моя воля, то перестал бы общаться с людьми! Молчал бы, как рыба. Ты можешь говорить все, что хочешь! Но не думай! Не смей думать, что я бросил вас! Так? Попал в точку? – Мартынов отбросил трубку кальяна и отвернулся, наконец-то разорвав наш зрительный контакт. – Но это не самое страшное. Знаешь, что такое психосоматика? Ты вдруг решил, что просто обязан жить так, как жили твои родители. Посмотрел на отца, попробовал. Не твое. Кто остался? Матушка? Ты нам лет до восемнадцати заливал, что она на гастролях. Но ты же врал, Илюша. Да?

– Хм… – ухмыльнулся он, так и не решаясь поднять свои глаза.

– Сколько тебе было, когда она в порыве творческого угара не рассчитала дозу? Сколько, пять? Семь? Ты до сих пор считаешь, что должен повторять их судьбы? – не мог больше сидеть на месте. Наклонился, схватив растерявшегося Илью за ворот свитера. – Никогда не начинай копать в душе человека без его разрешения, потому что тебя тоже могут копнуть! А теперь скажи, чего ты хочешь?

– Не знаю я, чего хочу! – заорал Мартынов, откинувшись на спинку дивана. – Просто дышу, живу, ем, трахаюсь. Вот ты, для чего живешь?

– Ты же сам знаешь…

– Месть, Наскалов, не лучшая цель жизни.

– Зато у меня есть хоть что-то! И ты найди. Хочешь, я провезу тебя по десяткам детских домов, заполненных абсолютно недолюбленными несчастными детьми? Если ты не в состоянии изменить свою жизнь, то дай цель им! – подхватил пиджак и уже хотел выйти.

– Стой… Корней…

Я замер в дверях, крепко сжав хромированную ручку стеклянной перегородки. Ненавидел его имя. Терпеть не могу это созвучие букв, заставляющих закипать все внутренности. Еще одно грязное слово, от которого хотелось умыться и прополоскать свой рот.

– Что?

– Я не знаю, насколько это важно… Просто мне тут сказали, что…

– Начали искать новую «тропку»? – сказал и замер в ожидании его ответа, от которого зависит многое.

– Да…

– Да… – повторил я на выдохе. Чувство облегчения накрыло. Значит, все не зря. Значит, все имеет смысл.... Значит, еще поиграем… – Устрой мне встречу. Есть, что предложить! – бросил быстрый взгляд на Мару и вышел. – Алло? Акир? Все готово, начинаем!

***

– Где ты был? – Лазарев уже ждал меня у входа в спортклуб. Заметившие меня парни ускорили шаг, чтобы успеть переодеться перед тренировкой.

– Ужинал с Мартыновым. – Достал из багажника новой «бэхи» спортивную сумку.

– А чего не сказал? Я бы тоже с вами потусовался, – Лазарев закурил, осматривая новую тачку. – Круть. Как достал? Меня отбрили.

– Места надо знать, Сереженька.

– О! ЗдоровА! – Куранов подбежал, протягивая крупную ладонь. – Опоздал, готов отработать. Заезжал в садик. Ната моя опять подралась. Пришлось кивать головой, пока родители и воспитатели что-то там говорили.

– А ты что? – не выдержал и рассмеялся, глядя на раскрасневшегося Андрея.

– Что? Забрал дочь из этого садика и все, – Куранов рассмеялся и пожал плечом. – Меняем уже третий садик.

– Кстати… А где Ворон? – вспомнил, зачем приехал.

– Его не будет сегодня. А что?

– Хотел узнать.... А собственно, и не нужно уже… – достаточно было только бросить взгляд на дисплей телефона, чтобы кровь закипела. – Да!

– Милый мой… – слишком сладко и громко пропела Янка. Я зажмурился, вырисовывая в сознании ее совсем не трезвый облик.

– Где ты? – даже не стал отходить от парней, просто застыл на месте, судорожно шевеля извилинами.

– Ой, Наскалов! На меня не действует твой устрашающий тон! – довольно дерзко ответила она. – Просто подними свою задницу и забери меня из ********ска!

– Что? Откуда? Это же двести километров отсюда. Что ты там забыла? Вы должны были куролесить в ресторане! – заорал, закидывая сумку опять в багажник. Закрыв микрофон рукой, зашипел остолбеневшим парням. – Найдите мне эту «недоптичку» Ворона!

– Не ори! И прихвати с собой кого-нибудь, мою тачку нужно отогнать.

– Бл*ть!! Ты ещё и на машине уехала? Яна, я клянусь, что ты еще неделю сидеть не сможешь! Адрес! Быстро!

– Ой… Как-то ты слишком разговорчив для раба! Или сегодня мы не будем играть в госпожу и ее прислужника? – Янка сменила крик на шепот, от которого меня затрясло. Я крепче схватился за руль, чтобы просто не взорваться.

– Я еду… – убрал телефон и закурил. – Ну? У кого на сегодняшнюю ночь нет никаких планов? Работенка есть....

***

Моя челюсть громко сбрякала о каменную брусчатку у входа в клуб, когда увидел толпу девчонок, вываливающихся из стеклянных дверей. За те полчаса, что мы торчим тут с Лазарем, успели обойти клуб по периметру, осмотреть подозрительных мужиков рядом с припаркованными тачками. Но теперь стало яснее, потому что все оживились, заметив толпу чертят.

– Ёшки-матрешки!! – Лазарев взвизгнул и в одно мгновение выскользнул из салона авто.

– Нет, ну точно матрешки!

Я и сам еле сдерживался, чтобы не выскочить, но не для того, чтобы посмотреть, а для того, чтобы прикрыть. Янка шла прямо в центре. Длинная норковая шубка была расстегнута, демонстрируя охренительно горячий наряд. Черный кожаный корсет открывал хрупкие плечи, а широкая шнуровка демонстрировала такую соблазнительную линию груди. Прищурился, чтобы разглядеть то, что прикрывало ее задницу. Черт! Да там ничто не прикрыто! Какое-то подобие кожаных шорт с металлическими клепками по низу обтягивало ее бедра. Чулки в крупную сетку, высокие замшевые сапоги…

Взгляд снова скользнул вверх, чтобы рассмотреть лицо внимательней. Но лучше бы я этого не делал. Сердце сделало переворот, громко ухнув при падении. Длинные светлые пряди были скручены на затылке, рассыпая тонкие локоны по плечам, а на голове светились красные изогнутые рожки. Не знаю, сколько я еще мог просидеть вот так, наблюдая за вакханалией, творящейся на высоком крыльце клуба, но толпа мужиков, высыпавших вслед за девчонками, вытолкнула меня из салона так резко, что дверца новой машины жалостно застонала от моего хлопка.

Янка, увидев меня, застыла на ступеньках, положив руку на бедро, тем самым, откинув длинный подол шубы. Ярко накрашенные глаза, красные губы с чуть вытершейся помадой, все это заставляло кипеть. Хотелось броситься и, перекинув ее через плечо, закинуть в машину. Но я продолжал стоять, присев на капот. Взглядом сканировал толпу, выискивая знакомые лица. Но проще было найти не знакомых. Дочери «смотрящих» сего города, внучки депутатов, племянницы полковников. Да на этом девичнике собрался весь цвет современной власти, как теневой, так и законной, так сказать фактической.

– Привет! – она медленно шла по парковке, подметая снег подолом своей шубы. – Я думала, ты бросишься мне навстречу.

– А дорожку лепестками роз тебе не выстелить? – понимал, что говорю слишком грубо. Даже меня коробил неконтролируемый хрип собственного голоса, но для Янки, кажется, это было подобно спусковому курку. Румянец так ярко засиял на ее щеках, а губы разомкнулись, образуя аккуратную круглую форму.

– Оу… Олежа сердится? – подходя все ближе, она стала замедляться. Я уже слышал аромат резких духов и бешеное биение сердца.

– Тебя нужно показать врачу! Раздвоение личности налицо, – ладонь сомкнулась, сгребая выпавший на капот снег. – С утра опять будешь прикидываться робкой ланью?

– А тебе не нравится, милый?

– Кто это? – кивнул на толпящихся у крыльца мужиков.

– Боже, да ты точно ревнуешь! – Янка сделала последний шаг. – Мне пора бояться?

– Деточка, ты в полной безопасности, в отличие от этих пе**ил! Вот им нужно бояться, слышишь меня? – схватил ее за запястье, притягивая еще ближе. – Слышишь?

– Слышу....

Янка

– Папа! Какая наша Маринка красивая, – мы стояли возле трапа, по которому Лёня заносил новоиспеченную жену, больше напоминающую пышный торт. Она визжала и игриво дергала ножками в белоснежных чулках.

– Да, дочь. Красивая! – отец крепко прижал меня к себе, укутывая распахнутыми полами пальто. Я определенно отвыкла от резкой смены погоды родного города. До сих пор не понимаю, почему для дяди Миши было жизненно необходимо сыграть свадьбу именно во Владике. Что? Тут брак крепче? Так сказать, сразу закреплен морозом, от которого дышать больно?

Молодые замерли на трапе, размахивая собравшейся толпе родственников руками. Сразу после ресторана мы всем табуном поехали провожать молодоженов в аэропорт. Небольшие самолетики стояли в аккуратную линию. Гости, попрощавшись с молодыми, стали рассаживаться по машинам, самолетам. Стало как-то грустно оттого, что праздник, к которому готовишься с замиранием сердца несколько месяцев, заканчивается слишком быстро. Я смотрела на их счастливые лица, не в силах оторваться от крепко сомкнутых рук, тихо плакала, замечая быстрые, понятные только для них двоих взгляды. И сердце откликнулось эхом…

Не видела Олега всего три дня, но уже считала часы до нашей встречи. В кармане шубы сжимала телефон, как тонкую ниточку, ведущую к нему. Именно в этом бездушном гаджете хранились те короткие сообщения, которыми я зачитывалась перед сном. Его односложные: «Как ты?», «Где ты?». Все эти обрывочные лоскутки чувств, на которые способен этот сухой мужчина, разгоняли кровь по венам до безумных скоростей.

– Все. Поехали.

Как только трап небольшого самолета захлопнулся, отец взял меня под локоть, подталкивая к ожидающему автомобилю.

– Я так устала. Уже и забыла, что у нас так много родственников. – Автомобиль медленно катился вдоль стоянок частных самолетиков.

– Хм… Родственники, мать их… Добрая половина из них – стервятники, появившиеся только попросить очередной паёк. – Почти шепотом ответил отец и отвернулся. Он поправил шарф так быстро и неуклюже, будто просто пытался занять руки.

– Тогда зачем все эти пышные праздники? Зачем эти улыбающиеся люди?

– Затем, дочь, что с возрастом становишься сентиментальнее и уже начинаешь забывать, что отсылаешь дорогую открытку не племяннику двоюродной сестры, а очередному молокососу, ждущему подачки!

– Успокойся, – придвинулась и положила голову на его плечо. – Пап, мы летим домой. Скоро все будет, как обычно. Если только Оксанка не решит выскочить замуж!

– Нет уж… Я пас! – рассмеялся отец, зарываясь в моих волосах. – Хватит этой театральщины. Хватит…

Машина остановилась у нашего самолета. Бессменный командир обходил свою «белоснежную птичку», шаря по глянцевой поверхности ярким фонариком.

– Летим, шеф? – у трапа стоял Лазарь, перебирающий какие-то документы.

– Да, Сережа! Домой! Дядя Вова, заводи свою пташку! И побыстрее! Прошу! – почти влетела в нагретый салон.

– Яна Викторовна. Может, кофе? – услужливая бортпроводница вынырнула из подсобного помещения.

– Нет! Я хочу выспаться, потому что последние три дня выдались слишком насыщенными, но от чая с мятой не откажусь! – плюхнулась на свое кресло. Холод стал отступать, принося такое блаженное ощущение расслабленности. Захотелось влезть в теплую пижамку, взять Снежка под бок и уснуть на плече Олега. Как ни крути, но все мои мысли возвращались к нему.