Наизнанку

– Пап! Ты опять уезжаешь? – сбежала с лестницы, подтолкнув ногой чемодан к выходу. В коридоре было чисто, видимо, тетя Маша уже прибралась. Надо будет извиниться.

– Яна Викторовна! От Вас слишком много шума, – знакомый шутливый голос заставил застыть в пороге.

– Папа! Зачем ты его впускаешь? – взвизгнула.

Лазарев стоял у плиты и тырил горячие оладушки прямо со сковороды. Тетя Маня ворчала, но по рукам не била, прощая переросшему детине шалости. Верзила подкидывал горячее лакомство высоко в воздух и ловил ртом, практически мгновенно проглатывая.

– Мне! Это для меня! Моё! – бросила в самодовольного индюка журналом, валявшимся на стеклянном столике.

– Твои в лесу шишки! Или сопельки под носом… – Лазарь вытянул руку, схватив меня за локоть так, чтобы удерживать подальше от плиты. – Я с самого утра ничего не ел. Да, Олег? Или ел?

От одного только его имени меня бросило в жар. По спине покатились предательские капли пота, а перед глазами стали всплывать картинки сегодняшнего утра. Готова поклясться, что ощутила приятное покалывание его щетины, быстрые касания и обжигающее дыхание. Ноги обмякли, я даже покачнулась, но Лазарь сжал пальцы, удерживая меня.

– Клоуны. – Олег сидел на высоком стуле, сложив руки на кухонном острове. Смотрел на меня, не пытаясь даже отвести взгляд. Чуть наклонил голову и прищурился, пытаясь оценить мое выражение лица. Затем бросил быстрый взгляд на отца и хмыкнул, дернув уголком губ.

– Э! – мне больше не были интересны ни оладьи, ни наглый Лазарев. – Поаккуратней со словами!

– Дети… – отец снял очки и взглянул на нас с Сережей, но убедившись, что мы не собираемся сражаться за ароматную выпечку на ножах, снова вернулся к каким-то документам. – Ну? Пока мы тут ни о чем не говорим, давай, расскажи папке про свою работу. Где ты опять встретила этого своего Марата?

– Хм… Работа? Очень интересно! С твоим-то умением находить себе приключения, я бы посоветовал тебе не выходить из дому. Да, Виктор Викторович? – Олег закурил, передвинувшись ближе к окну. – И чем же вы, Янина Викторовна, решили себе на хлеб зарабатывать?

– В реабилитационный детский центр нужен психолог. Буду разговаривать с детьми, читать книжки и стараться сделать так, чтобы им снова хотелось смеяться.

– Благородно… – Олег выбросил сухую фразу и отвернулся, разглядывая в морозное окно задний двор. Лицо было, как чистый лист. Не выражало ни единой эмоции.

– Ну? А Марата ты где встретила? – не унимался отец. Он даже не поднимал глаз, всецело погрузившись в отчет.

– Так в универе и встретила. – Не понимала почему, но голос пропал. Села на стул рядом с отцом, откинувшись на спинку, чтобы был виден профиль Олега. Желваки вибрировали, словно кто-то пытался сдержать их свободное яростное движение.

– Это тот самый? – обычно молчаливая тетя Маня возмущенно брякнула тарелкой. Она развернулась и, быстро обтерев руки о белоснежный передник, подошла ко мне. Лазарев не мог не воспользоваться ее отлучкой, закидывая в рот охапки румяных оладий. – Тот самый, кто пробирался к тебе в спальню в одиннадцатом классе?

– Черт! – Серега подавился, начав кашлять, разбрасывая крошки по всей кухне.

– Зараза! – тетя Маша, нежно любившая обжору, схватила полотенце и звонко огрела его по коротко стриженой голове. Лазарев прожевал то, что пытался спрятать за щеками, и теперь заходился громким смехом.

– Ну, вы тоже нашли, что вспомнить. Хватит. – бросила в развеселившегося придурка скомканной салфеткой, хотя первой мыслью было запустить металлическим тостером.

– Нет, мне очень интересно. Поделись своим бурным прошлым. И много таких лазутчиков было? – он поймал легкий снаряд и, промокнув им рот, уселся за стол напротив Олега.

– Нет, немного… Правда, я думала, что и Марата больше не найдут, потому что его поймал отец и забросил в багажник! – больше не могла сдерживаться и рассмеялась, уронив голову отцу на плечо.

– Да… Слышала бы ты, как он плакал. – старик рассмеялся, ласково потрепав меня по волосам. – Спасите! Отпустите! А Козырев нагнетал обстановку, стреляя в окно из холостого ружья.

– Папа, да от тебя весь мой класс рыдал. Ты же замучил всех! Помнишь, как на мое шестнадцатилетие, закрыл парней в подвале? Так и не рассказал, о чем вы там говорили.

– Потом… – в его кармане зазвонил телефон, поэтому отец подмигнул и встал из-за стола. – Олег, потом зайди в кабинет?

– Ладно. – Олег сидел, не двигаясь. Сигарета почти полностью истлела, а длинный кончик пепла был готов в любой момент рухнуть на джинсы.

– Не знала, что ты приедешь… – как только Лазарев вновь овладел вниманием тети Маши, я пересела на отцовский стул.

– Не мог оставить тебя одну, вдруг ты начудишь?

– Например? Расскажу, что ты меня совратил?

– Ого! Деточка… – Олег затушил сигарету и обернулся. – А мне казалось, что все было наоборот. Моя тонкая натура с треском рухнула перед твоим напором.

– Ага! Точно, – толкнула его в плечо, но его рука мгновенно перехватила запястье, притягивая к себе ближе.

– К Т О Т А К О Й М А Р А Т? – по буквам произносил он.

– Олег, прекрати. Марат предложил попробовать, я и согласилась.

– А почему тогда не сказала?

– Когда? – пришлось потрудиться, чтобы освободиться от его хватки. На наше шуршание обернулась тетя Маша, но Олег даже не дернулся, продолжая сверлить меня взглядом. – После первого секса? Ах… Нет! Там, где закончился первый, сразу начался второй раунд? Или я что-то упустила?

Олег бросил быстрый взгляд на Лазарева, и уже через мгновение на пол упала пиала с вареньем.

– Тетя Маша! Я такой неуклюжий? Где тряпка? Я сейчас все уберу! Знаете, как я умею мыть пол? Мама говорила, что варенье лучше стирать сухой тряпкой!

– Еще чего! Я в жизни не доверю тебе пол своей кухни! – женщина снова огрела «растяпу» полотенцем и вышла с кухни.

– Нет, позвольте мне доказать… – Сережа спрыгнул со столешницы и поплелся за ней следом. – Я так отдраю пол, что зеркала можно будет выбрасывать…

– Ты не расслышала вопрос? Я могу повторить! – Олег схватил меня за затылок, притягивая к себе ближе. Мы едва касались губами. Его дыхание сильным потоком врывалось в мой рот, осушая слизистую. Я облизала губы, чуть высунув язык. – Кто такой Марат? И где его найти?

– Олег… – выдохнула я, пытаясь сосредоточиться. Но мысли улетели, не оставив и намека на ясность рассудка. Он, как гипнотизер смотрел прямо в глаза, чуть прищурившись. Сделав небольшую паузу, вновь вернулся к моим губам, терзая их с большей силой. Я вцепилась пальцами в кожаную спинку стула, чтобы не рухнуть на пол. Потому что сил не осталось. Меня будто вытряхнули, осушив эмоционально до дна. Когда Олег отрывался, чтобы дать возможность вдохнуть немного воздуха, видела его самодовольную неприкрытую улыбку. Он немного медлил, а потом вновь продолжал. Он даже целовался не как все. Чуть напряженные губы, властно обхватывающие мои. Он не касался, нет. Левой рукой жестко удерживал затылок так, как ему было нужно, а правая расслабленно лежала на подлокотнике стула. Взгляд сверкал, как огни на новогодней елке, меняя оттенки от нежности до какого-то разрывающего душу пламени.

– Говори, детка… Говори…

– Одноклассник. Мы встретились в универе. – Слова лились неконтролируемым потоком. Его лицо становилось мягче. – Прекрати…

И он прекратил. Так прекратил, что мое сердце ухнуло в пятки. Его горячие, чуть солоноватые губы вновь обрушились на меня, вбирая остатки кислорода. Я уже не могла ни думать, ни сопротивляться. Да и зачем сопротивляться? Черт! Скатерть черная, а так хотелось выкинуть белый флаг, распластавшись на столе. Ладони чесались от желания сорвать одежду, чтобы утонуть в тягучем взгляде, наполненном только желанием. Кожа горела, предвкушая его касания, но он не спешил. Смотрел так, будто всей целью его существования было доводить меня до полного исступления. В то время как я сотрясалась от переполняющих меня эмоций, его дыхание было ровным, движения спокойными и слишком медлительными.

– И много у тебя одноклассников, которые влезали в твое окно? – Олег бросил быстрый взгляд на часы.

– Прекрати! Он был первым, кому я понравилась…

– Не первым, Ян. Далеко не первым… Потом поговорим. – Он резко отстранился и встал, убрав руки в карманы джинсов. – Куранов ждет. Он отвезет тебя в квартиру.

– А ты?

– Что я? – он обернулся уже в пороге, даже не скрывая своей насмешки.

– Ты придешь?

– Да… Как только найду твоего Марата....

Глава 30

Олег

– Каково это – дружить с дочкой Моисея? Я надеюсь, что ты не станешь отрицать очевидное? – голос Мары раздался где-то за спиной. Но я не мог оторвать глаз от незашторенного окна. Янка стояла посреди заснеженного газона, руководя процессом украшения уличной елки, мирно растущей последние двадцать лет у центрального входа загородного дома Мартыновых.

Когда я заехал за ней, то почти не удивился, обнаружив хрупкую фигурку, вытаскивающую довольно массивную коробку из гаража. Даже не стал пытаться отговорить ее не брать новогодние украшения, потому что по одному только блеску ее глаз стало понятно, что настроена она весьма категорично. А спорить хотелось, не будь рядом посторонних глаз, выкинул бы эту коробку, приготовившись к атомному взрыву. Хотелось напиться яркими вспышками ее взгляда, насладиться преображением пухлых губ в две тонкие линии. Она словно атомный реактор, приносящий в мое сухое бездушное тело желание жить и чувствовать. Но Мартынов молча убрал коробку в багажник внедорожника, лишив меня «доброго утра».

– Дружить… – не смог сдержать улыбку. – Я даже был готов поверить, что способен подружиться с этой непокорной девчонкой, пока не начал ревновать.

Сказал и, набросив теплую куртку, вышел через стеклянную дверь на летнюю веранду. Рука машинально достала сигарету, чтобы затянуться успокоительным «лекарством». Не мог не смотреть, не слушать, не оглядываться. Необходимо было проверять, перепроверять тишину и спокойствие вокруг нее. Янка держала на руках маленького ребенка. Комочек весом в несколько килограмм занимал все ее внимание. Янка была в спортивном костюме яркого зеленого цвета, белой шапке с огромным помпоном. Как только она взяла на руки заснувшую девочку, то потеряла интерес ко всему происходящему. Не поднимала глаз на елку, даже не замечала начинающийся снегопад. Размеренное покачивание всего корпуса было таким осторожным, неуверенным, но руки, обнимающие детскую фигуру, были напряжены. Реагировала не на слова, а на громкость, будто всей ее целью стало уберечь и сохранить покой ребенка. Прижимала к себе, периодически прикасаясь тыльной стороной ладони к крохотному носу- пуговке.

– Неужели так затянуло? – Мартынов был явно в ударе. Я уже приготовился к тому, что проведу сутки, отвечая на многочисленные вопросы. Только Бояра молчал и неоднозначно морщил лоб, наблюдая за нами. Казалось, что все собрались не для встречи Нового года, а посмотреть, как когда-то твердая скала дала трещину.

– Затянуло что?

– Не прикидывайся идиотом. Я не интеллигентный Бояра, молчать не стану.

– Лучше бы тебе помолчать.

– Значит, колоться не собираешься?

– Почему это? – докурил и щелчком отправил окурок в засыпанную снегом урну. – Как раз собирался вечером составить подробный отчет о своей личной жизни. – Ты все сделал, что я просил?

– Убери свои иголки. Просто нам тоже нужно понять, как к вам относиться? Не меняй тему.

– Относись проще, Мара… Как можно проще. Проще… – похлопал друга по плечу и, накинув капюшон, двинулся к толпе, собравшейся вокруг елки. Куранов с Лазаревым стояли на стремянках, а Бояра подавал странные елочные игрушки. Янка с женой Куранова руководили творческим процессом.

– Наташа, не бегай! – Маша, раскачивая коляску, то и дело подхватывала быстрого гномика, снующего между стремянками. – Сейчас уронишь папу, тогда точно не получишь свой подарок на Новый год.

– Хм… Это же непедагогично, – встал между стремянками, положив обе руки на металлические ступени. – Нельзя заставлять ребенка делать то, что ты хочешь, путем шантажа. Маня… Как тебе не стыдно.

– Посмотрю я на тебя, когда родишь себе троих девчонок. Будешь пользоваться всеми доступными методами, чтобы хоть немного успокоить их. Поверь! – Маша прищурилась, пытаясь придать своему взгляду, как можно больше серьезности. Почувствовал вибрацию правой рукой. Куранов явно напрягся, развернувшись, чтобы оценить обстановку. И лишь убедившись в мирности нашего разговора, улыбнулся.

– Какие девчонки? – сморщил нос и медленно повернул голову к Янке, тихо покачивающей ребенка на руках. Она подняла голову, округлив глаза. – Никаких девчонок. Только парни. Мне не нужны розовые сопли и разговоры о красивых платьях!

– Фу… Дядя! Ты тоже терпеть не можешь платья? А мама постоянно одевает меня в облако кружева! – быстро бегающий гномик замер прямо передо мной, скинув капюшон. На плечи тут же высыпала копна черных упругих кудряшек. Розовая атласная лента почти съехала, цепляясь за последний волосок.

– Наташа, не приставай ко взрослым! – сквозь смех шикнул Куранов, нагнувшись, чтобы попытаться ухватить дочь за капюшон.

– Ната, и правда, не встревай в разговоры. – Маша рассмеялась, наблюдая за удаляющейся фигуркой дочери. – А вообще, Олег, у Бога очень трудно заказать пол ребенка.

– У них и с третьего раза не получилось! – Лазарев не смог и дальше держать нейтралитет, сорвавшись на язвительную подколку. Но за Курановым не заржавеет, поэтому он, подхватив хоккейную клюшку, с помощью которой они развешивали игрушки, огрел хохочущего парня прямо по хребтине.

– Андрей! Успокойся! – взвизгнула Маня и бросилась разнимать сцепившихся парней. – Вы же рухнете! Куранов, только попробуй убиться! Не посмеешь оставить меня одну с оравой девок! Лазарь, вот только слезь, я лично промою твой рот с хозяйственным мылом.

– Я подержу этого умника, Мань, пока ты будешь проводить чистку его рта. Давно пора было! – Мартынов хлебал виски прямо из бутылки, наблюдая за разворачивающимися боевыми действиями.

– Э… Нарик, а тебе кто пить-то разрешил? – Бояра выхватил бутылку, приложившись к горлышку. – Кажется, мы все обговорили заранее. Да? Или повторим разговор?

– Что ты молчишь? – я почти не слышал, воспринимая громкие визги и перекрикивания, как шум. – Заболела?

– Нет, здорова. – Хриплый шепот, наконец, покинул пересохшее горло. Янка крепче обняла девчонку, завернутую в розовый плюшевый плед.

– Тогда идем… – чуть замешкался, взявшись за хрупкое тельце размером с «калаш». – Дядя Илья присмотрит за ребенком.

Недолго думая, передал «комок розовых соплей» растерявшемуся Мартынову и подхватил Янку.

– Олег… – тихо выдохнула она, обхватывая меня ногами за талию. Тонкие руки обвили шею, протискиваясь под капюшон. Замерзшие пальчики быстро пробежались по шее, зарывшись в волосах. – Я могу сама ходить.

– Да? А я, было, подумал, что ты приросла к этой девчонке! – понимал, что это глупо, но не мог ничего с собой поделать. – Решил, что пора тебя спасать.

– Черт… Наскалов? Ты… Ты… – Янка откинулась, усилив хватку ног. На румяном лице расплылась улыбка. – Ты ревнуешь? Да?

– Не говори ерунды. – Одним движением руки прижал ее к себе, только бы спрятаться от ее взгляда, пронизывающего насквозь. Он как старое привидение, знающее все укромные уголки родного дома. Скользила глазами, заглядывая во все запертые комнаты абсолютно по-хозяйски, открывая бронированные двери, срывая амбарные замки.

Прижимал вырывающуюся Янку к себе, ускоряя шаг. Нужно было уйти подальше от дома, скрыться от глаз, то и дело пытающихся просканировать, разобраться, спросить или дать совет. Не хотелось хамить, напоминая, что не давал объявление о необходимости совета. Нет! Не нужны мне их советы, потому что собираюсь делать только то, что хочу…

– Помнишь ты сказал, что я лживая? – устав сопротивляться, она расслабилась и прижалась к плечу, обжигая шею своим дыханием. Тонкие пальчики скользили по коже, замедляясь на границе с щетиной. Длинным ногтем она вырисовывала четкую границу. – Только это не я лживая. А ты. Как только я подбираюсь слишком близко, ты группируешься, превращаясь в сплошную броню. Твой голос становится ледяным и трескучим, как сибирский мороз, движения резкими, как порывы ветра, глаза пустыми, слова больно обжигают, оставляя уродливые шрамы в душе, пронзая до боли и без того обескровленное сердце. А поцелуи… Они становятся грубыми и резкими, как волны океана. Настоящие только мурашки, которые пронизывают меня, как электрический ток. Я забываю дышать, не вижу окружающих, не слышу их слов, потому что всё моё внимание приковано к тебе. Ты магнит для меня. Ты стихия, Наскалов. А я ощущаю себя хрупким плотом последи ледяного океана. Меня окружают крейсеры и ледоколы, поражающие своей мощью и силой. Но ты… Ты везде. Обнимаешь волнами, а мне жарко, целуешь, щекоча ледяными брызгами, а я горю… Мою грудь сдавливает, потому что я не понимаю, что мне делать? Плыть к берегу или утонуть, похоронив себя навсегда в тебе. Страшно разжать руки, крепко цепляющиеся за край плота. Очень страшно. Ты сила, от которой подгибаются колени, но в тебе нет цели. Вот ты смотришь, а я не понимаю, чего ты хочешь?

– Я хочу жить так, как хочу… – только и мог выдавить из себя. Остановился у старого амбара, прижав Янку спиной к деревянным дверям. – Не думай, детка. Оставь это мне. Просто дыши. Просто будь рядом, наполняя мою жизнь многочисленными оттенками бессмысленности!

– Боже… – она рассмеялась, закинув голову назад. На лицо стали падать мелкие снежинки, застревая в длинных ресницах. – Это сомнительный комплимент, Олег! Мне и в своей жизни хватает этого бессмыслия.

– Ян… – блуждал взглядом по тонкой шее. Объемный шерстяной шарф съехал, оголив кусочек бледной кожи. – Если бессмысленно одному, если плохо наедине с собой, то никогда не будет хорошо в бессмыслии и пустоте с кем-то. Две пустоты никогда не дадут ощущения наполненности. Запомни. А вообще, мы так много говорим… С тобой я ощущаю себя философом, а я мужик! И хочу говорить о сиськах, попках и тачках!

– Фи! – она опустила голову, впившись в меня самым мягким взглядом, ничего не ждущим, не требующим. Лишь отдающим всю себя, открывающим, распахивающим все настежь… Таким, от которого хочется поплыть, растаять. Розовые губы дрогнули, растянувшись в улыбке. – Поцелуй меня так, как вчера....

– Терпеть не могу целоваться....

****

– Что? Нет! Ни за что! – она вырывала свою ладонь, стараясь выскользнуть, но я стоял, не тронувшись с места. – Ты специально меня заговорил, чтобы я ничего не спрашивала! Да? Эти масляные глаза, тихий голос. Позволил поныть и задать кучу вопросов! Я почти поверила, что ты растаял, Наскалов! Это грязно!

– Да, детка… – как только она перестала вырываться, дернул, прижимая к себе. От нее исходило такое нежное тепло, окутывающее меня до самой макушки. Казалось, что, находясь с ней, действительно можно растаять и поплыть.

– Нет, Олег! – напыщенная злость слетела, остались только жалкие попытки отговорить меня.

– Да!

– Я сказала нет! – взвизгнула она, но не сделала ни одного шага, оставаясь прижатой. Тонкие пальцы сжимали куртку.

– А я сказал да… – снял с предохранителя пистолет и вложил в ее теплую ладонь. – Ты должна уметь все. Должна быть готова защищать себя, свою жизнь до последнего. Ты слышишь? До последней минуты. Знаешь, что такое жизнь? Это борьба. Ты должна вгрызаться зубами каждый час. Нет ничего ценнее кислорода и земли под ногами. Поэтому сейчас ты поднимешь ствол и будешь целиться туда, куда я тебе скажу.

– Олег…

– Яна. Ствол подними. – Подтолкнул ее под локоть.

– Я не буду!

– Нет, ты будешь, Яна! Ты должна уметь давать сдачи каждому!

– И тебе?

– А мне особенно, потому что пока ты больше походишь на мешок с пластилином, не способный позаботиться о себе. А это плохая ставка, Кролик. Нужно уметь все. – Обхватил ее правое запястье и поднял, выпрямляя дрожащую руку. – Ты станешь неудобной добычей. Будешь сопротивляться и бороться за собственную свободу. Никто не имеет права ограничивать ее, слышишь?

– А ты?

– И я не имею права. Никто. Поэтому ты должна сопротивляться, должна научиться ценить то, что имеешь.

– А как же «доброе слово»?

– Яна… – сжал ее подбородок, закинув голову, чтобы посмотреть в голубые глаза. – Запомни, с добрым словом и стволом, можно пройти куда дальше, чем просто с добрым словом.

– Но он же гигантский! – Янка опустила взгляд на «кольт», сжатый в ладони.

– Ни один враг не предоставит тебе удобное для тебя оружие. Скажи спасибо, что для начала я выбрал более компактный. – Нажал на мягкую подушечку под большим пальцем, чтобы она расслабила хватку. – Ян, то, что лежит в твоей ладони – шанс на выживание. Он любит уважение, не терпит страха. Не бойся, я научу....

Янка выдохнула, отпустив все чувство напряжения в теле. Плечи расслабились, а скрученные от ужаса пальцы разомкнулись. Развернул ее к себе спиной.

– Прижмись. Я буду твоей опорой. Рука должна быть сосредоточена. Нужно найти золотую середину между напряжением и ощущением полной расслабленности всего плечевого сустава. Почувствуй каждую мышцу. Ощути свое дыхание, привыкни к шероховатости рукоятки. Ты должна чувствовать его. Но также должна осознавать всю серьезность совершаемого шага…

Яна

– Как думаешь, а папа знает… О нас… – долго не могла начать этот разговор. Как только я высадила несколько магазинов, попав в цель всего несколько раз, мы вернулись в дом, где уже вовсю шла подготовка к вечернему застолью. В гостиной почти пьяные парни собирали искусственную елку высотой под самый потолок. Мара взял на себя роль руководителя, ну, как взял. Просто никто не мог связно давать указания, кроме детей, конечно.

Маша крутилась на кухне, распаковывая ресторанную еду на позолоченные блюда, по пути качая детскую коляску. А младшие Курановы осваивали лестницу, ползая по ней вверх-вниз под чутким присмотром дяди Паши. Пролетая мимо, девчонки дергали его за бороду, заливаясь звонким смехом.

– Знает, Ян. Определенно знает! – Олег помог снять пуховик и убрал вещи в гардеробную, чуть задержавшись взглядом на мне.

– А чего тогда молчит?

– А вот с этим мы потом разберемся, а пока я помогу этим придуркам и мажору-руководителю, а то макушка елки оказалась почему-то у самого основания! – он рассмеялся, удаляясь в сторону шумной компании.

– Тебе помочь? – быстро вымыла руки и, оторвав бумажное полотенце, подошла к Маше.

– Нет, все нормально. Я привыкла, – девушка перекинула длинную косу через плечо и быстро обвела просторное помещение пристальным взглядом. Убедившись, что все в норме, повернулась. Зафиксировав свой взгляд на мне, выдохнула. – Знаешь, я сначала очень обрадовалась хоть малейшей возможности вырваться из дома, а теперь уже и не знаю. На своей территории проще. Знаешь все острые углы, можешь привлечь внимание дочерей только одним взмахом пульта. А тут все иначе. Огромный дом, елки, новые люди. Не могу собрать ни одну девчонку. Вот бы еще накормить их…

– Накормим, не переживай, – не могла оторваться от настоящей красоты. Маша была так красива, что казалось, она только что сошла с обложки модного журнала, а не с улицы, где ловила неуемную Наташку. Высокая стройная брюнетка с черными как смоль волосами, скрученными в аккуратные кудряшки, не производила впечатления многодетной мамочки. Яркие карие глаза в обрамлении черных ресниц завораживали своей красотой. Рваные на коленях черные джинсы, светлый свитер крупной вязки, спущенный с одного плеча. По линии ключицы тянулась милая татуировка на латыни. Она крутила в руках бутылочку, постукивая длинным пальцами по пластику.

– Я? Совершенно не переживаю, потому что по вечерам их кормит Андрей. Так сказать, складываю все свои полномочия на эти мощные плечи. Ровно в восемнадцать часов я открою бутылочку белого вина и закрою глаза, перестав контролировать сухость подгузников, не буду прислушиваться к быстрому топоту, машинально пересчитывая количество ножек! – Маша обернулась в сторону гостиной, где трудились парни. – Боже! Что я несу? Ведь это просто вечерняя усталость. Завтра я снова проснусь рано, чтобы приготовить любимым завтрак, потом сяду возле их кроваток и буду ждать, пока мои курносики проснутся. Затем придет Андрей, обнимет и громко кашлянет, чтобы разбудить их скорее. Не слушай меня, Ян!

– Боже, Манечка! Ты такая счастливая!

– Да. Иногда об этом забываешь, взгляд замыливается. Слабость и усталость берут верх, погружая в дым истерики. Но все проходит. Запомни, Ян. Лучше истерить с любимым, чем биться в эйфории одиночества. Олег хороший. Надежный. – Маша вздрогнула от громкого рева, доносящегося со стороны лестницы, и выбежала.

Стало так важно увидеть его. Нужно было посмотреть, напомнив самой себе, что это не сказка, не сон. Олег разжигал камин, раскладывая дрова в стеклянном кубе. Но вдруг перестал шевелиться и замер, словно почувствовал мой взгляд. Захлопнул толстую стеклянную дверцу и встал, чуть потянувшись. Абсолютно идеальное тело, обтянутое только белой футболкой, которая просвечивала темную графичную татуировку, пересекающую всю спину. Он обернулся, осматривая комнату. Остановился лишь тогда, когда столкнулся с моим взглядом....