Наизнанку

– Почему ты холост?

Дым застрял в горле, обжигая слизистую. Она застала меня врасплох. Из-за собственных мыслей не слышал, как она подкралась сзади. Капли воды стекали с длинных прядей и падали на тонкую ткань рубашки.

– Почему ты спрашиваешь?

– Ответь! – Яна нахмурилась и сложила руки на груди. Намокшая тонкая ткань стала просвечивать, облепляя аппетитную форму.

– Я не холостой, а свободный.

– Ответь!

– Потому что не нашел ту, которая не бросится в первый же день переделывать меня. Ту, которая пойдет вместе со мной по моему пути. Которая примет его, понимая, что другого пути не будет. Которая оставит семью и станет только моей. Которая вывернет свой мир наизнанку и примет меня таким, какой я есть. Которая не будет жить в иллюзиях, думая, что я изменюсь… Ясно? – сказал все это на выдохе, не отводя от нее глаз. Видел, как меняется ее лицо. На белоснежной коже промчалось миллион эмоций. От гнева до растерянности. Румянец сменялся бледностью, губы то смыкались в плотную линию, то открывались.

– Предельно! А ты? Ты что дашь взамен?

– Взамен я выверну себя наизнанку, отбросив все принципы, лелеющие собственную свободу.

– А что такое свобода?

– Тебя интерес…

– Что ты называешь свободой? – она резко перебила меня, не дав возможности увильнуть.

– Ни о чем не просить, ни на что не надеяться, ни от чего не зависеть!

– Ты свободен?

– Не совсем.

– Что из этого мешает твоему ощущению свободы?

– Ян, я и так сказал больше, чем был должен. И запомни, что все жизненные убеждения рано или поздно меняются. Нет ничего постоянного. Все временное. Друзья, враги, власть, машины, квартиры – все в жизни временное. Я скажу больше, мы с тобой тоже временные. У нас с тобой разные отрезки этого «временного», не укорачивай свой отрезок. Держись от меня подальше!

– Меня не устраивает понятие «временное». Я не хочу быть гостьей. Никогда не буду временной! Слышишь? Тогда вообще не впускай меня! Я никогда не буду для тебя удобной. Со мной не получится составить график. Я не буду Кроликом 1,3,5. Я буду Яной– 1,2,3,4,5,6,7! Я буду занозой в самом сердце! Слышишь? Я уже заноза!

– Чего ты ждешь?

– Хочу знать, чего хочешь ТЫ!

– Я хочу тебя! Но не могу себе позволить. Ты – слабость. А мне нельзя, слышишь?

– Ты можешь сопротивляться, но я вижу, что твои глаза перестали быть стеклянными. Ты смотришь на МЕНЯ, видишь МЕНЯ. Тебе нравились мои смс?

– Да, – почти застонал я, понимая, что сам позволил загнать себя в угол.

– Ты мог бы соврать.

– Мог… – впервые пожалел, что не соврал. Не понимаю, что на меня так действует? Ее серьезный вид или напрягшиеся соски. Влажную ткань обдувало холодным воздухом из открытого окна. Мягкая кожа стала сжиматься, превращаясь в крохотные бусинки.

– Даже если ты будешь сопротивляться, я останусь твоей слабостью, потому что от этого еще не придумали лекарства. С каждым днем я буду проникать в твою кровь все глубже. Даже придерживая на расстоянии, будешь помнить меня. Я «отравлю» сначала твое тело, а потом и душу! – Янка опустила руки, открывая моему взгляду рубашку, которая почти полностью намокла.

– Ты упускаешь только одну деталь, – голос стал хриплым настолько, что каждое слово приносило боль в горле.

– Какую?

– Я не спорю, что физически ты близка к моей полной капитуляции. Но душа? Детка, ты погорячилась! У меня ее просто нет.

– Есть! – она вытянула руку, ударяя указательным пальцем в мою грудь. – Ты просто с ней еще не знаком, но не переживай, я вас познакомлю.

– Пи*дец! Всю жизнь мечтал познакомиться, где ты раньше была? Ян, прекрати. Это ни к чему не приведет.

– Это приведет к сексу, – шепотом сказала Яна, облизнув пересохшие губы.

– Хорошо… – я запрокинул голову, уткнувшись взглядом в глянцевый потолок. Внутреннее сопротивление превратилось в настоящую войну. Даже на расстоянии метра ощущал то девичье тепло, к которому тянешься, от него чувствуешь опьяняющее головокружение. По другую сторону баррикады стоял разум, он развернул транспаранты, призывающие защитить девчонку. – Черт с тобой.

Издав гортанный рык, я дернул футболку за ворот, повернувшись к ней спиной.

– Смотри! – закинув руку за спину, прикоснулся к выпуклому шраму, который тянулся от самого позвоночника, скрываясь под ребрами. – Это семь лет назад. Меня вытащили с того света. Этот – лет шесть назад. – я отогнул пояс джинс, обнажая круглый уродливый шрам. Затем просто стал поворачиваться, указывая на бесчисленное количество шрамов на своем теле. – А вот этот два года назад, пуля задела сердце, но я выжил. Эти шрамы – моя история. Их сорок девять, следующий будет юбилейным. При взгляде на любой из них погружаюсь в прошлое, испытывая ту боль. Она не проходит. Она остается в голове. Знаешь, почему меня называют Призрак?

– Потому что никто не может поймать тебя!

– Нет! – я рассмеялся, глядя на абсолютно бледное лицо Янки. – Это сказка, которую придумали окружающие, потому что я никогда не оставляю свидетелей, способных поведать подробности. Нет, меня так прозвали, потому что на моем теле нет ни единого органа, который бы не был прострелен или порезан. В меня стреляли, резали, душили, взрывали, поджигали! Я всегда выкарабкиваюсь, потому что не умею прощать. Возвращаюсь с того света, распинывая чертей, утаскивающих меня в огненный котел. Возвращаюсь, чтобы отомстить, потому что не страшно. Некого терять. Ничего не держит!

– Боже! – по бледной щеке скатилась слеза. Такая большая и чистая. – Олег!

Снова! Она снова сказала это и подняла на меня свои глаза. Там не было жалости, страха, там была боль. Она словно ощутила то, через что раз за разом проходил я. Тонкая рука поднялась, остановившись от моей груди в паре миллиметров. Яна выдохнула и слегка дотронулась до меня в том месте, где был главный шрам, на самом сердце. Под уродливой вмятиной была татуировка. Она была сделана с той кардиограммы, когда врачи перезапустили мое кровоточащее сердце. Выписавшись из больницы, я решил сделать татуировку, вдруг сердце снова забудет, как биться правильно. Тонкая черная линия то взмывала вверх, едва касаясь контура шрама, выписывая пик удара, то падала вниз, расслабляя мышцу.

Я снова ощутил, как сердце сжалось, как только нежная кожа пальцев коснулась бугристой кожи. Янка опустила глаза, закусывая губу, прошлась взглядом по татуировке, которая начиналась от солнечного сплетения, уходя под рукой за спину. И длинным ногтем указательного пальца стала повторять линию кардиограммы, вдавливая его в кожу, оставляя еще один след на моем теле.

– Олег!

– Ян, поверь, так будет лучше, – я сделал шаг назад и снова надел футболку, отгораживаясь от ее рентгеновского взгляда. Звонок в дверь заставил ее вздрогнуть, а меня выдохнуть. – Открой.

– Я?

– Ты.

– А как же никогда не открывать?

– Открой! Женщина, ты научишься выполнять указания? – я толкнул ее в спину. – Давай!

Янка нахмурилась и вышла в коридор на цыпочках. Тишина немного напугала, поэтому я пошел за ней. Она рассматривала лестничную площадку в экране видеодомофона.

– Тут никого нет, – она обернулась. Ее нос был сморщен, отчего верхняя губа вздернулась, обнажая передние зубы. Точно, кролик.

– Открывай, Кролик!

Она топнула ногой и стала отпирать замки.

– Что это? – на полу лестничной клетки стояла большая корзина с крышкой. – Олег?

– Ян? Может, ты Кролик, потому что боишься всего на свете?

– Придурок! Я иногда об этом забываю, но ты мастерски напоминаешь мне. – Она наклонилась. Короткая рубаха задралась, оголяя круглую попку. Черт! Отсутствие белья почему-то меня совсем не удивило. Мои глаза прилипли к аккуратной заднице, на правой ягодице которой был длинный тонкий шрам.

– Олег!!!!!!!!!!!!!! – Янка откинула крышку корзины, откуда донесся едва уловимый писк. – Это щенок!

– Да, самый настоящий, живой и ручной. У него есть паспорт, нет блох, и ты можешь таскать его везде.

Янка достала из недр огромной корзины крохотный белоснежный комок. Он пищал и жался к ее рукам в поисках тепла.

– Это померан. Белый, как снег!

– Да, белый, как снег. – я откинулся на дверной косяк, наблюдая, как Кролик прижимает крохотный комок, помещающийся на ее ладошке, к сердцу.

Не мог уснуть, вспоминая боль в ее глазах при прощании со Скуби. Не знаю, что меня подтолкнуло, но не успокоился, пока не нашел белого щенка, напоминающего сугроб. На фотографии он был очень похож на снежок, только если присмотреться можно было рассмотреть глазки и черный носик.

– Это снежок! Олег, посмотри! Это Снежок!– Янка подскочила, поднося пищащее создание прямо к лицу.

– Называй, как хочешь. Но по паспорту он, кажется, Вулкан.

– Э! Назовите его Лазарь! – в открытую дверь вошел Серега, увешанный пакетами. – Что я, зря за ним катался к черту на кулички?

– Привет, – я похлопал парня по плечу, забирая пакеты. – Держи, Кролик, это приданое твоего Снежного барсика.

– Боже! Мальчики! – Янка заходилась слезами, не пытаясь их утирать, потому что не могла оторвать рук от щенка, который пропищался и теперь сладко спал на ее груди.

– Я принес завтрак, поэтому давайте есть? Прошу! – Лазарев сбросил пальто на пол и промчался на кухню, шурша бумажными пакетами. – Кролик! Жрать хочу!

– Я тебе не Кролик! – взвизгнула она, поднимая на меня свои глаза. Они снова блестели счастьем, напоминая теплое и ласковое море. – Спасибо!

– Оденься, – с огромным трудом отвернулся. – Мы сегодня будем есть?

– Пирожки! Обожаю пирожки, – с набитым ртом кричал Лазарь.

– Лазарь, не в пирогах счастье, – вдруг вспомнился старый добрый мультфильм.

– Ты что? С ума сошел? А в чем же еще?

Глава 21

Олег

– Давай на **й всех перестреляем? Соберем их в одном месте и шлепнем? – Лазарев вскочил с кожаного дивана. В один прыжок очутился у противоположной стены и крепко приложился кулаком в поверхность, отделанную шпоном канадского ореха. – Это невозможно смотреть на людей и гадать, кто из них готов в любой момент приставить пушку к твоему виску. Козырев их собирал по деревням, подбирал с улиц. Отправлял в институты, армию.

– И что ты потом будешь делать? Лазарев, ты мозг во Владике отморозил? Мне срать на крыс, мне нужна «голова». Нужен тот, кто все это затеял. Тот, кто запустил маятник.

– Ты знаешь, да? Б**дь! Ты знаешь его? – Серега замер и резко развернулся в мою сторону.

– Лазарь, знать и догадываться – совершенно разные вещи. Я не могу знать, пока не увижу доказательства. И крысы мне нужны для того, чтобы получить причину, по которой я заставлю этого мудака подавиться собственной кровью!

Мы сидели в моем кабинете, снова и снова просматривая запись таможенного пункта на границе. В объектив единственной камеры попал правый борт фуры. Номер был различим только частично, да и неважно это, потому что машина уже год числится в угоне. При досмотре грузовика из кабины вылезли трое мужиков. Они выстроились в ряд, повернувшись спиной к единственной камере, будто знали. Конечно, знали. Огромные панамы, закрывающие не только лицо, но и шею, смотрелись абсолютно нелепо среди других людей, пересекающих границу двух государств. Сотрудник таможни бегло осмотрел фуру. Вся процедура оформления заняла не более пяти минут, после чего сопровождающие груза быстро сели в фуру и скрылись. Все так складно. Без осечек, словно это была отточенная операция. Но я-то знал, что эта партия была, скорее всего, чистым экспериментом, который удался.

Наблюдая боковым зрением за мечущимся по комнате Серегой, перематывал четырехминутный ролик снова и снова.

– С Козыревым тоже все неладно. Это череда каких-то невообразимых совпадений. Мы столько лет жили спокойно. Все проблемы решались на уровне переговоров. Моисей вел политику сдерживания, не давая возможности залить город кровью! – Серега закуривал и, делая пару затяжек, тушил сигарету в пепельнице. – Скала?

– Сядь, не мельтеши! Мешаешь думать. Что мы имеем?

– Что?

– Деньги.

– В смысле?

– В прямом. Тот, кто ввез «афганку», вложил туда много денег. Очень много, Лазарь. Либо он придурок, у которого несколько лямов зелени жгли карман, либо у него была гарантия того, что получится! Нет, даже не так. Он готов был пожертвовать деньгами, чтобы расшатать город в нужном ему направлении. Все это время мы отталкивались от похищения Яны, но ошиблись. Как бы не ошибиться сейчас.

– Значит, нужно изменить тактику, – Лазарев снова подскочил с дивана, схватившись за сигареты.

– Сядь, я сказал! – перехватил его запястье, чуть вывернув его, чтобы обездвижить руку. – Успокойся. Все это время мы плясали от произошедшего, а теперь пойдем другим путем… У Кирилла, несмотря на годы тренировок, не хватило бы ума создать этот коридор, да и бабок он таких в глаза не видел. Я проверил счета. Он в основном переписывал недвижимость, словно готовился к отходу.

– То есть?

– Из этого следует, что он был одним из стукачей. Сливал информацию, чтобы подвинуть Моисея.

– Моисея? – успокоившийся было Серега вновь вскочил на ноги.

– Ну, это единственный вариант.

– Это нелогично.

– Не путай нелогичное с невозможным. Это как раз возможно. Мы живем в мире, где деньги помогают ощутить себя непросто одним из… Бабки делают твой характер жестче, а х*й толще.

– Ты о чем?

– Я решил зайти с другой стороны. Есть у меня один корешок в Афгане. Все, что мне нужно – определить связного. Рыться в «своих» бессмысленно. Именно этого они и ждут. Надо ехать в Казахстан и искать лица. Фото, камеры. Да все, что угодно! Их много, Лазарев. Крыс, как минимум три, не считая главного! Кирилл – первый неизвестный. Он, будучи приближенным, сливал важную информацию. Второй неизвестный должен быть в средней прослойке. У него есть авторитет, но неявный, чтобы в глаза не бросаться. Третий неизвестный – мелкий, жадный придурок, у которого нет цели подняться, он, скорее, просто хочет денег! Именно с него и начнем. Такие рвачи очень часто ошибаются, потому что спят и видят «зелень».

Иногда жалею, что поспешил «убрать» Кирилла, потому что мог «поговорить» с ним. Поспешил.

– Поехали к Моисею, – я посмотрел на вспыхнувший экран телефона. – Ждет нас.

– Зачем?

– Удовольствие, наверное, доставлять будет, – я пожал плечами, наслаждаясь растерянностью на лице Сереги. – Тебе. Я-то на него не работаю.

– Придурок!

– Взаимно.

***

– Мне тут слили, что Маков нарыл что-то на Коновалова! – Моисей затянулся сигарой и выпустил облако пряного дыма в воздух. Затем развернулся на кожаном кресле в сторону брата Миши. Мужичок снял очки и стал старательно протирать стекла своим галстуком.

– Предупредим? Коновалов сговорчивый, проблем не доставляет, деньги отчисляет исправно. – Миша надел очки и обвел взглядом кабинет.

– Зачем Макову нужен Конь? Он занимается автомобилями. Весь город держит. И салоны, и эти, как их… – Лазарев, все это время смотрящий в окно, обернулся.

– Автосервисы, Сереженька, – Моисей прищурился. –Автосервисы…

– Ага, точно. Маков обнищал, что ли? Зачем ему это? Ведь не потянет. Не по Сеньке шапка. Народу у него мало, мозгов, к слову, еще меньше, а амбиций море.

– Выслуживается, наверное. – Миша помешивал кофе в фарфоровой чашечке с золотым узором, противно брякая ложкой.

Моисей вызвал нас в главный офис, который находился в ресторане «Белый лотос». Кабинет находился в подвальном помещении, у единственного входа в который стоял целый кордон охраны с металлоискателями. Бордовые, почти черные стены, обтянутые бархатной тканью, темный деревянный пол, замысловатая мебель из красного дерева. У единственного окна, находящегося под самым потолком, сидел Лазарев. Вдоль стены была расположена библиотека, ровные стеллажи которой заставлены книгами в кожаных переплетах, а прислоненная к полкам лестница служила Лазареву креслом. Взобравшись на самый верх, он вытянулся во весь рост, рассматривая что-то за окном, крутя меж пальцев золотую зажигалку.

В углу кабинета стоял кожаный угловой диван, где сидели Ворон, Сизый, Буба и Веселков. Они играли в нарды, тихо переговариваясь между собой.

Моисей сидел в центре кабинета в огромном кожаном кресле. Внешне выглядел весьма расслабленно, только правый уголок губ изредка подергивался. В целом спокойная обстановка казалась какой-то угнетающей, может, сказывался мрачный интерьер, а может, тяготило молчание, нависшее над нами. Каждый думал о своем, и только беззаботные парни тихо матюгались, передвигая деревянные пешки. Моисей монотонно постукивал перьевой ручкой по поверхности стола.

– Ну, что решим? – Моисей хлопнул в ладоши, и в кабинет тихо вошла официантка, заменившая уже остывший кофейник.

– Нужно поделиться информацией. – Миша закинул ногу на ногу и откинулся в кресле. Весь его вид выражал скуку, такую густую, тягучую. Он без конца протирал очки и смотрел на дверь, словно ожидал кого-то. Было видно, что все эти разговоры его не интересуют, он и появлялся-то только из уважения к брату, потому что привык тихо заниматься бумажной работой, не вылезая из своей квартиры.

– Скала? У тебя есть другое мнение? – Моисей сидел ко мне боком, но, заметив мою улыбку, повернулся, впиваясь прозрачно-голубыми глазами. – Поделишься, что конкретно развеселило тебя?

– Виктор Викторович, с чего вы взяли, что у меня есть мнение? Я человек в городе новый, многого не знаю…

– Но?

– Но даже мне понятно, что развелось таких, как Коновалов, слишком много. А это чревато объединениями. Коммерсанты готовы на многое, лишь бы недоплатить, сэкономить. Жмут каждую копейку. А вы им позволили плодиться. – Я закурил, чтобы еще раз прокрутить в голове то, что хотел сказать. Обвел взглядом присутствующих и, убедившись, что все меня слушают, продолжил. – Кто такой Маков-старший? Старый знакомый. Пусть «отобедает» крупной рыбкой, зато вам не придется руки пачкать. Пусть развлекается дяденька.

Сказал и снова окинул кабинет взглядом. Моисей сложил руки на груди, испепеляя меня взглядом, Миша по второму кругу протирал свои окуляры, а Лазарев отвернулся к окну, сжав зажигалку до белизны костяшек.

– Ладно, не будем вмешиваться. – старик потер рукой щетину на подбородке, не сводя с меня пристального взгляда.

– Моисей, мне нужны записи видеокамер с территории твоего дома за сентябрь и октябрь. – я налил себе кофе.

– Зачем тебе? – Моисей поднял брови, отчего поперечные морщины стали похожи на каньоны.

– Ребят посмотрю. Интересно, как общаются между собой, пока никто не наблюдает. Именно для этого ты меня нанял, да?

– Хм… ну, ладно.

– Я могу помочь, – Веселков поднялся с дивана, разглаживая черные брюки.

– Что он, без тебя не справится, что ли? Малыша нашли… – бурчание Сизова было едва различимо. Он закурил, не поворачивая головы в мою сторону.

– Сизый, ты опять накопил ненужную энергию? Да? Значит, едем в зал!

– Нет, Скала, завязывай. У меня с е**льника только фингал сполз! – Сизов подскочил, грубо оттолкнув Веселкова. – Ни телку цепануть, ни дома появиться!

– Заткнись, Сизый! – Ворон со звонким щелчком отвесил подзатыльник другу. – В зал, значит в зал. Все? Еще распоряжения будут?

– Нет, свободны. Ворон, ты понял, что нужно усилить охрану дома? – Моисей встал, давая понять, что встреча подошла к концу.

– Да, Босс! – Ворон почти пинком выгнал бурчащего Сизова.

– Олег, останься, я дам тебе номер спеца, у которого нужно забрать записи, – Моисей открыл неприметную дверь за рабочим столом и скрылся за ней.

– Ты что задумал? – Лазарев еле дотерпел, пока кабинет опустеет и подскочил. – Какой тебе Маков знакомый? Опять играешь втемную?

– Да, поясни! – Моисей стоял, прислонившись к дверному косяку.

– Я принесу тебе бизнес Макова и Коновалова на блюдечке. – Я затушил сигарету и надел пальто, висевшее на спинке кресла. – Моисей, я прошу, не лезь. Мы сами разберемся. Веди себя как можно естественней. Побольше появляйся на людях. Встреться со старшими, напомни о себе! Ответом на все вопросы я тебя обеспечил. Вали все на Кирилла.

– Хм… – Моисей достал бутылку коньяка и щедро плеснул себе в чашку с кофе. – У тебя хватит изоленты, чтобы изолировать меня от происходящего? Е*ом не торкнет, как говорит мой друг?

– Нет, не торкнет. Если ты забудешь про нас.

– Лазаря тоже забираешь? Ладно, только помни, что мне деньги не нужны. Ты мне крысу найди, – Моисеев залпом осушил кофе.

– Деньги нужны всем, не ври. Только помни, что помимо шуршащих купюр, они означают власть. А твое место кому-то приглянулось. Пора напомнить, кто в регионе главный!

– Скала, мне не нужна война!

– Тогда снимай перстень и вали из города, потому что тебя скоро раздавят, как муху, – я усмехнулся, наблюдая, как краснеет лицо старика.

– Ты забываешься, щенок! – он резким движением схватил меня за шею, сомкнув пальцы.

– Вот! Вспомни, что иногда нужно отвечать! Почувствуй, как пульсирует кровь. Ощути власть над моей жизнью! И очнись! – с этими словами резко шагнул на Моисея, от неожиданности он разжал руку. – Очнись! У тебя есть дочь!

Лазарев надел пальто и вышел из кабинета. Его обычно непроницаемое лицо сейчас вообще превратилось в камень. Он двигался медленно, словно боялся пропустить какой-то важный пункт.

– Олег? – старик губами приложился к бутылке.

– Моисей, тебя убьют. – на выдохе сказал я, прогоняя возможные варианты.

– Ты это знаешь? – он вытер рот тыльной стороной ладони.

– Да.

– Откуда?

– Моисей, либо мы идем до последнего, либо через неделю нас тут не будет, независимо от того, что именно мы знаем. Либо я убираю Корнея, либо ты труп… Если ты хочешь жить, то не пытайся контролировать меня. Мне нужна помощь, поэтому я забираю Лазарева. Тебе нужно говорить, что крыса сдохла. Это все, что от тебя требуется на данный момент.

– Я могу прострелить твою башку прямо здесь! – Моисей дернул рукой и, достав пистолет из-за пояса брюк, направил на меня.

– Знаешь, сколько раз я это видел? Ты сейчас прищуришься, потому что почувствуешь бурление крови. Адреналин начнет бить, отчего задергается рука. Ты смотришь мне прямо в лоб, стараясь не встречаться взглядами, потому что отвык быть готовым на все, чтобы отвоевать место под солнцем. Только я скажу тебе, что твой лежак давно занят, а ты ничего не заметил. Давай! – я сделал шаг навстречу и, обхватив холодный металлический ствол, приставил к своему лбу, наклонив голову, чтобы Моисей чувствовал давление. – Давай, я жду. Еще раз повторяю, что не живу, потому что люблю жизнь. Существую, потому что еще не нашелся тот, кто перехитрит меня. Я вижу тебя насквозь. Смотришь на меня, а перед глазами стоит Янка, да? Позволил выйти замуж, чтобы в случае чего она не осталась одна? Знал, что Кирилл продажный, что за бабки будет пылинки сдувать с дочери. Да? Да? Думал, сможешь купить ее спокойствие?

– Да! – заорал Моисей и убрал предохранитель. – Думал! И сейчас думаю. Любви нет, найду того, кто сможет обеспечить ей безопасность, когда меня не станет. Пусть и за деньги!

– А теперь подумай, что сделают с ней, как только тебя не станет? Ее не спасут твои деньги. Ее ничего не спасет. Надеешься на своих быков, которые крысятничают? Нет, уже не надеешься. А я тут. Потому что у меня есть цель. Своя цель. И я расшибусь, но доведу дело до конца. Выбирай, «папа»!

– Что? Что тебе нужно?

– Проснись, Моисей. Хватит защищаться, пора нападать! Инструкции получишь от Лазарева. – с этими словами я вышел из кабинета.

– О! Сизый! – у крыльца стояли Сизов и Ворон, они курили и о чем-то бурно беседовали.

– Чего опять Сизый? Другой фамилии не знаешь? – парень бросил сигарету и сделал шаг навстречу. – Скала, ты меня изрядно ****ал! Отвали от меня!

– Держи. – я протянул ему листок с номером телефона. – Это специалист, который привезет тебе записи. Ты должен все пересмотреть и выписать на листочке тех, кого не было в период с четырнадцатого по восемнадцатое сентября. Пиши аккуратно, приеду – проверю!

– Ладно.

***

– Зачем ты Моисея отдаляешь? – мы уже час стояли в пробке, направляясь в спортивный клуб, но это были его первые слова. Он хранил молчание, натянув на лицо маску равнодушия.

– Я думал, что они клюнут на него, когда отправил из города. Но нет. Эти крысы настолько уверены в своей неприкосновенности, что никто не дернулся, – меня рвало от злости. Бесило то, что все залегли на дно. Хотел избежать крови. – Лазарев, ты все запомнил?

– Не маленький. – огрызнулся он и, открыв окно, высунул голову. Ледяной воздух ворвался в нагретый салон авто, проветривая закипающий мозг.

– Тогда дерзай. Чем больше шума, тем лучше…

– Привет, – в динамиках авто раздался приторно-ласковый голос Янки.

– Говори, – я вздрогнул не от испуга, а потому, что сердце, которое до этого билось медленно, смакуя план мести, ускорилось только от одного звука ее голоса.