Змеится Хиддекель

Тёплая древесина сменилась холодным гладким камнем садовых тропинок. В сумке Ноэмы звенела бутылка вина, купленная на медине, рядом с которой лежали склянки с ароматными маслами и косметикой для Аны, которая не могла найти время на поездки в город, переписывая и без того бесконечные книги в библиотеке.

Ноэма поднялась из сада во внутренний двор, залитый теплым вечерним светом газовых сфер. Искусство создания этих огоньков много лет назад принесла в город верховная жрица, и по сей день город нуждался в мастерстве послушников, которых она обучила. Вечером сферы меняли свет с бело-голубого на успокаивающий желтый, чтобы было легче засыпать. Под их согревающим светом расцветали сады, выведенные из хилых подземных растений. Когда-то давно в городе нельзя было найти никакой пищи, помимо грибов и рыбы, и это было трудное время. С появлением сфер горожане научились выращивать плоды и коренья. Сложно представить, что до Геллы в мире был только скудный свет факелов и звезд.

Девушка не спеша шла к библиотеке по краю круглого двора, мимо опоясывающей его черной колоннады, и скользила пальцами левой руки по холодной поверхности колонн. Где-то вдалеке слышались голоса людей, крики морских птиц, шелест широких листьев. Вечером было легче уловить ненавязчивую живость этого места.

Впереди, между колонн, мелькнул силуэт. Волнение накрыло Ноэму быстрее, чем она сообразила, в чем дело. Он двигался навстречу ей, но параллельно, позади колоннады. Черный плащ развевался за его спиной. Серебристая отделка дублета и серьги сверкали в темноте. Она отдернула руку от колонн, цепенея, и продолжила идти, смотря перед собой и ускоряясь. Ноги стали предательски ватными. Она пыталась не смотреть на фигуру в темноте, но не справилась, и скользила взглядом по колоннам, не поворачивая головы. Он шел почти беззвучно. Колонна, серые глаза, колонна. Не спускал с нее взгляда. Дыхание перехватило.

Хирам сверлил ее глазами вплоть до того момента, как они разминулись. Ноэма уже почти бежала, сердце бешено колотилось. Миновав библиотеку, она ввалилась в комнату, захлопнула дверь, и наконец начала дышать.

– Что за спешка?

Ана лежала на полу, окруженная свечами и благовониями, полностью обнаженная, хотя, если сказать точнее, была слегка прикрыта томиком очередного сакрального откровения, лежащим страницами вниз у нее на животе. Она вопросительно смотрела на Ноэму, повернув голову к двери. Золотистые волосы собраны в небрежный узел. Самый обычный вечер. Ноэма облегченно рассмеялась. Ана поднялась на локтях.

– Стащила для меня пирожное с кухни и пыталась скрыться от кухарки?

– Отбивалась от твоих поклонников. По кустам прячутся, бедняги.

Раскидав по террасе подушки, они лежали на них до глубокой ночи. Ана, под завязку забив голову священными писаниями, потягивала вино и устало возмущалась орденским образовательным стандартам. Большую часть времени обучение базировалось на чтении жизнеописаний мифических старцев, возомнивших себя то истинными ангелами, то идеальными аскетами. Было сложно сказать, какую мораль из плоских историй победившей добродетели могли вынести для себя зрелые люди, давно позабывшие детскую наивность, также учитывая тот нюанс, что добродетель не являлась приоритетом в Ми Нэбикийе – в первую очередь была важна сила.

Ноэма лежала с закрытыми глазами. Она мысленно металась от желания ворваться в покои Хирама и стащить с него элегантный дублет до ощущения своей ничтожности перед ним. Она давно не чувствовала ничего подобного. Его недосягаемость дразнила ее. Как бы они смотрелись вместе? Грозная чета наследников Калана, о которых знал бы весь город? Вот они, красивые, стоят во главе собрания: он впереди, она чуть поодаль, за его правым плечом. Весь мир у их ног, но мечтают они только об одном – оказаться наедине и утолить голод плоти. Мало кто знал, что у нынешнего Яхбулона вообще есть приемная дочь. А под руку с энаром Хирамом она наконец стала бы заметной?

–…36 пар крыльев и 365 тысяч глаз. На кой черт ему столько нужно вообще? Если крылья распределены по парам, то никакая наука не объяснит, как они должны расти из одной точки, я могу себе представить разве что крылатую гусеницу, но и она явно будет куда менее поворотливой, чем обычная двукрылая птица. – Ана задумчиво грызла ногти.

Ноэма воображала, как она рожает Хираму детей. С его занятостью легче было бы говорить детям, что их отец давно пропал в горах. Интересно, хочет ли он вообще становиться отцом. Кстати, как он пахнет? Холодной мужественностью? Густым теплым мускусом? А вдруг он из тех, кто не моет за ушами?

–…Мельхиседек же просто пришел, показал всем какой он безупречный, всемогущий мудрец, и растворился. Никого ничему не учил. Зачем это было нужно? Без понятия, абсолютно никакой причины, я чувствую себя даже не обманутой, эти тексты будто просто держат меня за дуру…

Ана недовольно ерзала на плече Ноэмы, и та положила ей руку на горячий лоб. Подруга замолкла и расслабилась. Ноэма бережно хранила эти отблески гармонии. Ана шутила, что в момент встречи им без лишних слов вручили связки ключей друг от друга, и потому им нельзя разлучаться надолго. Баланс в природе разрушится, придет ужасный шторм и хлынет на печальный город, смывая бессмысленную пустоту. Это было лукавство, конечно, ведь частенько она капризничала и позволяла себе искусные колкости, пытаясь получить то, что ей было нужно. Ноэма была согласна платить эту цену, потому что сегодня на террасе она чувствовала себя спокойной водной гладью под звездами. И если мыслить рационально, никогда и ни с каким мужчиной она не будет так же свободна, как сейчас. Но водная гладь без ветра пуста и недвижима, и едва ли может вспомнить, чем отличается сегодня от вчера. Как дуновение ветра над водой рождает волны, так и человека по жизни ведут желания, и желание Ноэмы было где-то рядом, в своих хозяйских покоях, может в раздумьях, а может в вине и женских телах, и от попыток игнорировать влечение вскипала кровь.

Что-то сжалось в груди, вытягивая ее обратно в реальность. Дыхание Аны стало медленным и глубоким. Ноэма аккуратно высвободила руку, которой обнимала засыпающую подругу, и поднялась на ноги. Очень кстати на скамье нашлось шерстяное покрывало, густо расшитое голубыми цветами. Она накрыла им безмятежную Ану и проскользнула в комнату. Набросив плотную черную накидку и стараясь наступать на стыки половиц, Ноэма прокралась к двери во внутренний двор.

***

Ночь встретила ее тишиной и приглушенным светом. Дворник медитативно чиркал метлой по мраморным плитам под колоннами. Со стороны кухни доносилось журчание воды и звон посуды, которую тщательно драили золой. Восковые листья плющей покачивались на еле ощутимом ветру. Кто-то поскуливал в псарне – или сами собаки, или пьяный псарь, кто ж их разберет.

Ноэма пробралась к выходу в сад. Путь направо вел к бане и горячим источникам, поэтому она пошла налево, вниз по крутым каменным ступеням. Ступени упирались в круглую площадку с развилкой, и теперь девушка побежала направо, в густые заросли деревьев, где почти не было светильников.

Она подошла к узловатому дереву с толстыми кожистыми листьями, под которым стояла забытая мраморная скамья. Со скамьи она ловко вскарабкалась по бугристому стволу и устроилась на ветке, скрытая кроной дерева и темнотой. Отсюда открывался отличный вид на балкон Хирама.

Ноэма сидела здесь, в этой импровизированной засаде, уже несколько раз за последние дни, но безуспешно. Она даже начала сомневаться, возвращается ли энар в Хиддекель хоть иногда, ведь окна оставались темными. Но сегодня она точно знала, что он дома. Из окон лился призрачный розоватый свет.

Пока Ноэма сидела на ветке, пытаясь уловить в окнах силуэт возлюбленного, прошло немало времени. По стенам покоев плясали мутные тени, и из окон доносились тихие голоса. Девушка размяла напрочь онемевшие руки и ноги, зевнула, потерла глаза, и тут же заметила движение.

Из спальни на балкон, пошатываясь, выползла многорукая тень. Она привалилась к каменным перилам, и свет уличных сфер выхватил из темноты очертания двух обнимающихся людей. На шее Хирама повисла потрепанного вида девица с диким взглядом и спутанными волосами. Он посмеивался, придерживая ее за талию. Ноэма замерла.

Аккуратно отодвинув девицу, энар поднес к губам трубку и затянулся густым молочным дымом. Затем шумно выдохнул, откашливаясь, и передал трубку своей спутнице. Девица с усилием приподняла тяжелые веки и оскалилась. С лицом, полным блаженства, она вдохнула дым и притянула Хирама к себе за подбородок, передавая ему дым в поцелуе.

Что-то горело под ребрами у Ноэмы. В замешательстве цепляясь за кору и боясь пошевелиться, она наблюдала, как парочка заходит обратно в спальню. Затем неуклюже спрыгнула на скамейку и побежала назад, к Ане. На каменных ступеньках она без конца спотыкалась, больно ударилась коленкой и поцарапала ладонь. Ей было невыносимо стыдно. За свою нетерпеливость, за слежку, за уверенность в том, что энар заметил ее. Она жмурилась в ужасе, вспоминая как соприкасаются их губы и закатываются пьяные глаза. Одно дело знать о том, что его развлечения могут быть похожими на это. Другое – видеть своими глазами.

Ветер крепчал. Огни светильников во дворе, куда юркнула Ноэма, синхронно вспыхнули синевой. Ночь сменилась утром.

***

Высокая смуглая женщина с величественной осанкой плыла сквозь толпу. За ней, будто вереница робких утят, следовала стайка подростков в остроконечных красных колпаках. Люди с интересом поглядывали им вслед, но быстро возвращались к своим делам. Храмовые птенцы на выгуле – явление нередкое.

Они петляли по узким улочками, спускаясь с холма через гущу низких жилых домов. Пересекли бурлящую медину, спустились по широкой центральной улице и свернули ко входу в подземные сады.

Оттуда по лестнице тянулся, закручивался и поднимался в черное небо густой белый пар. У широкой арки, венчающей вход, стоял крепкий бородатый мужчина. Он коротко кивнул жрице и присоединился к процессии.

Послушники испуганно косились на рукоять меча под рукой мужчины, его пластинчатый панцирь и бронзовую брошку на груди. Синзир заметил дюжину настороженных взглядов, но виду не подавал, незаметно ухмыляясь в косматую бороду.

Стражник обогнал Геллу, сделал ей знак рукой и повел их по узкой лестнице на следующий уровень подземелья. Лестница была длинной, навстречу им то и дело поднимались люди, прижимаясь к каменной ограде. Над их головами с края ограды свешивались сочные листья фруктовых кустов и деревьев. Кудрявыми усами вились ползучие бахчи. В лицо дул мокрый теплый ветер, покрывая лица испариной.

– Мы все ближе к лавовой реке, – шепнул Адаль друзьям через плечо. – И даже сейчас ее от нас отделяет толща камня в десятки локтей, если не в сотни.

Лестница привела их в огромный зал, обставленный длинными глиняными клумбами. Ряды, казалось, уходили в туманную бесконечность. Пройдя чуть дальше, послушники заметили, что становится темно. Световые сферы у дальних грядок были совсем прозрачными, некоторые печально мерцали, готовые в любой момент окончательно погаснуть.

Гелла остановилась и развернулась, взмахнув шлейфом шелкового платья. Послушники торопливо выстроились перед ней.

– Мы начнем здесь, – торжественно возвестила жрица. – Адаль, подай мне нить.

Мальчишка побелел и шумно сглотнул. По его веснушчатому носу скатилась капля пота.

– Я не успел. Заготовить нить. Я забыл, – глухо выпалил он.

Жрица помрачнела и выдержала долгую паузу, рассматривая его из-под насупленных бровей.

– Послушники, – наконец отчеканила она, – снабдите старшего послушника Адаля нитью, которую мы с вами плели на прошлом занятии.

Испуганная девочка в помятом колпачке протянула парню маленький неровный моток. Адаль отер лоб рукавом, взял нить и подошел к ближайшей умирающей сфере. Жрица вновь заговорила:

– Мы плетем нити из невесомой паутины и теплого ветра, тонкие и легкие, чтобы они не тянули сферы к земле, но достаточно материальные, чтобы наши пальцы были способны их держать. Тем не менее, именно эта материальность подвергает их износу и нестабильности. Такой вот компромисс.

Адаль отмерил нить, ловко обмотал ее вокруг двух пальцев, убрал моток в складки мантии и начал делать пассы ладонями, нагнетая светящийся газ.

– Поэтому работы у нас всегда много. Наиболее искусно созданные сферы могут держаться годами. Но в большинстве случаев срок их работы сводится к сотне дней, если не меньше. Покажи нам узел, Адаль.

Ловко затянув нить привычным движением, мальчик вздохнул и вытер потные ладони об одежду.

– Пойдет. Выглядит стабильно. Вперед, цыплята, у нас тут сотня погасших сфер.

Ученики послушно потянулись за Адалем вглубь зала. Гелла вздохнула и присела на пыльную ступеньку лестницы. Синзир, побрякивая броней, устроился рядом. Он молча достал из кармана маленькое желтое яблоко и протянул жрице. Она с легкой улыбкой приняла дар и откусила кусочек.

Они сидели так пару минут, пока Гелла хрустела яблоком. Затем стражник прервал тишину и спросил:

– Почему ты водишь их сама? С этой работой любая жрица справится. Да может и Сида. Унылая рутина.

– Ага, главное таскать с собой нитки для Адаля, – усмехнулась женщина. – Вечно что-то идет не так, если меня нет рядом.

– Если постоянно делать работу самостоятельно, другие решат, что так и должно быть.

Жрица поморщилась.

– На самом деле, мне ужасно скучно сидеть в этой башне в одиночестве. Иногда нужен повод выйти и проветрить голову. А в последнее время я, как и Сария, скатываюсь в тревожные мысли о вечном.

– Кажется, это заразно. – Синзир печально посмотрел в туманную даль зала. – Не суть. Я давно хотел поинтересоваться. Как ты узнала, что нужно собирать невидимый газ и плести паутинные нити?

– Увидела во сне. – Поймав взгляд стражника, Гелла рассеянно улыбнулась. – Это наиболее вероятная теория. На самом деле, я ни черта не помню. Ни где научилась трюкам, ни детства, ни родителей – кромешная пустота.

Она закинула тонкий огрызок в ближайшую грядку.

– Я помню чувство полета. Напуганных людей во тьме пещер, костры, голодные глаза. Страх и жалость. Тень огромной белой звезды под закрытыми веками. Первую сферу я закрепила волосом со своей головы.

Стражник молчал, рассматривая неровные стыки плит в полу.

– Но это все секрет, Синзир. Никому не говори, иначе нашлю на тебя кишечную слабость. – Жрица игриво сузила глаза.

– Вот еще. Такие враги мне не нужны.

– Ты хороший человек. Когда уже Сария возьмет тебя в мужья?

Он смутился.

– Надеюсь до того, как нас погубит странная подземная музыка.

«Или сама Сария», – подумала Гелла. Озвучивать эту мысль перед влюбленным стражником, впрочем, не стала. Ей тоже хотелось выжить.

Горечь смолы

– Яхбулоном он назвал себя сам, между прочим, – шептала Ноэма на ухо Ане, – чтобы привязать свой образ к лику забытого бога.

Ана растерянно моргала.

– А в книгах пишут, что это древняя традиция.

– Скажешь тоже, – насмешливо щурилась Ноэма. – А я – старая рептилья королева. По ночам кусаю спящих детей за пятки.

– Я бы не удивилась.

С черного каменного пьедестала, возвышающегося над толпой адептов, которая тревожно мельтешила в круглом зале собраний, он мрачно оглядывал своих подопечных. Молодые, заносчивые, амбициозные, они пока не до конца понимали всю глубину ответственности друг за друга и за орден, но каждый слепо жаждал власти и признания. Ноэма иногда чувствовала себя чужой среди этих жестоких и эгоистичных людей, хотя и боялась признаться в этом и отцу, и себе. Беззаботная Ана повисла на ее локте. Хорошо, что она здесь.

Ноэма вновь наклонилась к уху подруги.

– Посмотри на них, на энаров. Он так и не назвал наследника, и они уже из кожи вон лезут, пытаясь выслужиться.

– Я даже рада, что мой отец давно отошел от дел. Безопаснее для семьи. Да и мы не интересуемся политикой.

– Как говорит высокочтимый Яхбулон, однажды она может заинтересоваться тобой. Не особо вдохновляет, если честно. – Ноэма склонила голову набок. – Я так и не поняла, откуда взялась вражда. Почему в городе нас не любят?

На самом деле, абстрактных причин было множество. Из кучки чернокнижников, затаившихся в Убежище, Орден Ми Нэбикийе, или Орден Темной Воды, вырос в силу, с которой в городе начали считаться. На городском совете Яхбулон говорил от имени всего преступного синдиката, включавшего в себя также все мелкие ордена и секты и прочие тайные формирования.

Как и любое тайное (но, тем не менее, всем известное) общество, Орден обрастал домыслами и слухами, и самые инфернальные из них верхушка посвященных развенчивать не спешила, потому что мрачная аура запретного колдовства только играла им на руку. Истории про краденых детей, возможно, не имели под собой вообще никакого основания. Некоторые дикие слухи, впрочем, недалеко ушли от правды: мрачные оргии случались. Традиционные представления о приличиях были лишь очередным столпом общества, которому орден старался себя противопоставить.

Тем не менее, горожане суеверностью не отличались. Да и верой в целом. Если существует кто-то разумный там, в черном небе, то он бросил их во тьме, питаться грибами и корешками, пока не пришла жрица. А если нет всевышнего добра, то нет и чертей в тихом омуте. Зачем тогда бояться колдовства? Что-то не сходится.

Калан торжественно поднял руку, призывая к тишине. Ноэма неохотно подняла глаза на отца. Повисла напряженная тишина.

– Сегодня мы говорим не о наболевшем, к сожалению. Как вы все наверняка заметили, в городе происходят странные вещи, которым следует найти объяснение как можно скорее. И работать придется сообща.

Над толпой повис невысказанный протест. На некоторых лицах насупились брови, пролегли напряженные морщины, поджались губы.

– Мы не знаем ничего о природе звука, который вы все слышали. Но мы точно заинтересованы в том, чтобы его исследовать. Если это новая опасность – мы должны быть наготове. Если это новая возможность – мы заберем ее себе.

Ана оглянулась в поисках родителей, бесшумно скользнула в толпу и исчезла. Ноэма задумчиво крутила колечко на пальце. От рассуждений о всех этих новых шансах она чувствовала бесконечную усталость. Ей было очевидно, разумеется, что открытой душой орден не добудет себе место под звездами, и сейчас, когда весь город мечтает избавиться от них – обратного пути уже нет, отец будет делать все возможное. И ее тихое сожаление о том, что она выросла в этой беспокойной толпе самодовольных колдунов, и ее молчаливый стыд за свою бесполезность для них, все это настолько ничтожно в безумном вихре противостояния крупнейших сил города, что ей остается только наблюдать, как и к какому берегу ее прибьет этими волнами.

Девушка смотрела в пустоту, но внезапно осознала, что все это время не отрывала взгляда от лица Хирама, который точно так же смотрит на нее в ответ. В прозрачных серых глазах появился какой-то торжествующий вызов и веселое предвкушение, и она, вздрогнув, поспешно перевела взгляд на отца.

– Совет хочет создать независимую группу расследования, которая отправится распутывать все имеющиеся на руках зацепки. Процесс предстоит не быстрый, у меня есть время подумать, кого из вас я представлю совету. Сам я участвовать не могу, совет считает меня слишком предвзятой единицей. Небезосновательно, конечно. – Калан хрипло усмехнулся. – Сария ищет представителя от Стражи. Гелла, вероятно, захочет пойти сама. Потому нужно будет тщательно выбрать и кого-то из нас.

Среди энаров уже поднялся возбужденный гул. Яхбулон недовольно покосился на них и кашлянул.

– Приходите ко мне. Предлагайте кандидатуры, свои или просто по вашему мнению достойные. Последующее же решение я оставляю за собой, и обсуждаться оно не будет. Все свободны.

Когда он вот так прямо говорит, что в городе не все в порядке, становится действительно страшно. Радуясь возможности наконец размять гудящие ноги и двигаясь к выходу, Ноэма искала глазами Ану, но нигде в толпе не было отблеска ее золотистых волос. В дверях она внезапно налетела на чью-то широкую грудь и охнула, пытаясь отойти, но Хирам замер на мгновение, улыбнулся ей и пропустил вперед себя, едва заметным движением скользнув рукой по ее талии. Ноэма мгновенно забыла как нужно ходить. На негнущихся ногах она рванула прочь из зала совещаний, молясь, чтобы он не заметил густую волну румянца, накрывшую ее лицо.

***

Прибой катал гальку по берегу. Сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться, Ноэма посмотрела на тёмные воды бухты. Сгущались серые тучи. Редкие вспышки розовых молний освещали едва различимый силуэт статуи Аван на скале. Тревога накрывала Ноэму холодными волнами. С одной стороны, совместная работа Ордена, Храма и Стражи после стольких лет вражды заряжала надеждой. С другой – Ноэма привыкла, что сюрпризы бывают только неприятными, а перемены несут кучу новых проблем.

Орденская роба сегодня особенным образом мучала ее, казалась колючей и инородной, давила на шею и стягивала руки в локтях. Дрожащими руками она расстегнула все крючки и выбралась из неприятной ткани, оставив лишь полупрозрачный слой нижнего платья. Сняла обувь, подвязала юбку. Затем вошла в морскую воду, нагретую течением Хиддекели. Соленый ветер охладил мокрую кожу. Присев на первую сухую ступеньку, оставляя ноги в воде, Ноэма подняла голову, закрыла глаза и обреченно выдохнула. – А, к черту, – прошептала она и стянула с себя тонкую ткань.

Всплески морской воды раздавались эхом по каменной пристани. Она отплыла чуть дальше, чтобы видеть огни засыпающего города. Звезды сияли спокойно и тихо, будто ничего под ними и не происходило. Девушка легла на воду и качалась на волнах, высматривая в небе знакомые созвездия, пока ее медитацию не прервал всплеск около пирса и кто-то не поплыл в ее сторону. Ана, наверное. Опять не могла без нее уснуть.

Приближение плывущего пустило рябь по спокойной глади залива, и Ноэма развернулась, чтобы плеснуть соленой водой Ане в лицо, но встретилась глазами с Хирамом. Девушка оцепенела. Он лукаво улыбнулся, обнажая красивые ровные зубы, и нырнул. Ноэма испуганно поплыла к ступеням, но на середине пути Хирам дернул ее за ногу и утащил под воду, где поймал в объятия, прижавшись сзади обнаженным телом. Какое-то мгновение они были застывшим хитросплетением тел и конечностей, дрейфующим в отблесках искаженного света. Волна адреналина ударила по телу тревогой. Девушка вывернулась и выплыла на поверхность у скал, кашляя и отплевываясь.

Хирам, тяжело дыша, вышел из воды по ступеням, после чего устроился на них полулежа, опираясь на локти. Он не стеснялся своей наготы и искренне наслаждался смущением Ноэмы. Она одернула себя и решила не уступать – устроилась рядом с ним, изо всех сил пытаясь сохранить лицо. Отдышавшись, он наклонился к ее уху и прошептал:

– Ну и денек, да? Дикий.

Его дыхание обдавало смрадом крепленого вина и курительных порошков. Немного помолчав, он добавил:

– Ты меня поймала.

Ноэме так не показалось.

Наставник игриво улыбнулся, на его щеках заиграли ямочки. Его влажная кожа поблескивала в теплом ночном свете. Он коснулся ее колена, повел рукой вверх по ее обнаженному бедру, затем по животу, груди и властно обхватил за шею сзади. Девушка застыла, чувствуя след мурашек на коже. Он нетерпеливо вцепился в ее губы, совершенно бесцеремонно руками хватаясь за все части ее тела, до которых мог дотянуться. Затем он резко развернул ее, положив животом на мокрую лестницу, и без лишних предисловий пристроился сзади. Ноэма озадаченно хваталась за ступени, пытаясь удержаться на скользких камнях и царапая ладони. Тянущая боль. Он похрипывает над ее ухом. Было сложно нащупать, что она вообще чувствует помимо дискомфорта. В этом конфузе она барахталась несколько минут, после чего Хирам задергался и взвыл, впиваясь пальцами в ее предплечье.

Он неуклюже скатился с девушки, пытаясь отдышаться. Спустя несколько долгих мгновений он снова повернулся к ней, взял за подбородок и молча поцеловал ее в лоб, после чего поднялся на ноги, пошатываясь, и расслабленно побрел в сторону своих комнат. Ноэма зажмурилась, сворачиваясь в комок и обнимая колени. Она слышала, как он шлепал босыми мокрыми ногами по каменным плитам, но не смотрела ему вслед. Морской прибой все так же безразлично играл камнями, а ветер стал ледяным и беспощадным. Девушка еще долго лежала на ступенях, слушая свое дыхание и раскаты грома. На губах оставалась горечь смолистых курительных смесей. Низ живота, кажется, ныл. На боках и шее горели назревающие синяки. Было сложно понять, находится ли она еще в своем теле, или смотрит на себя со стороны, будто безвольный наблюдатель. Теперь, стало быть, они с Хирамом близки.

Первые крупные капли дождя вернули ее в реальность. Ноэма чувствовала запах. Надо войти в воду и смыть с себя его присутствие, стекающее по внутренней части бедра.