Полная версия:
Темные числа
– Я хотел сделать сюрприз.
Профессор Малюткин выхватил у него дворец.
– Экзамен – это вам не шутки.
Держа Дворец культуры за крышу, как вафельный рожок с мороженым, Малюткин задумчиво рассматривал цокольный этаж, и Дмитрий решил, что профессор оценивает встроенный механизм.
– Номинальная величина аш-ноль. Детали для макета железной дороги мне брат привез, из ГДР…
Дворец со стуком упал на стол, и Дмитрий вздрогнул, со страхом подумав, не сломалась ли конструкция.
– Вы что, не понимаете, какую кашу заварили? – Профессор Малюткин ткнул Дмитрия указательным пальцем в грудь. – Скажут, что семинар Малюткина деградировал, превратился в оплот техницизма. Что профессор Малюткин привлек к работе пижона, который забавляется декадентскими игрушками и высмеивает директивы партии. А потом добавят: пусть трухлявый сук отправляется вслед за гнилым яблочком!
– Но ведь считается, что наше общество неуклонно движется к коммунизму…
– Что значит «считается»?
– Я хотел сказать… Так как, меняя окружающий мир, мы меняемся сами, архитекторам следовало бы при городском планировании предвосхищать прогресс.
– Хватит, Дмитрий. Вы все больше запутываетесь, – простонал Малюткин.
Он повертел в дрожащих пальцах папиросу, два раза глубоко затянулся и взял себя в руки.
– Партия адаптирует план к общественной динамике, и архитекторы должны следовать этим решениям. До чего мы докатимся, если все можно будет двигать как заблагорассудится?
– Но ведь рельсы прокладывались бы в соответствии с генеральным планом застройки.
Дмитрию удалось наконец дотянуться до Дворца культуры; механизм действительно вылетел из крепления. Чуть не плача, он воскликнул:
– Мне вообще впервые пришла в голову эта идея, когда я услышал ваш доклад о расширении улицы Горького. Вы рассказывали, что если здание Моссовета поставить на рельсы…
Малюткин отмахнулся и помрачнел еще сильнее:
– Ну и что теперь делать? Если комсомол пронюхает о вашей политической незрелости, даже бабушка не вытащит вас из передряги. И куда вы пойдете?
– Я буду работать там, где понадобятся мои знания, – упрямо заявил Дмитрий.
Малюткин внезапно расслабился и снова ткнул указательным пальцем в пластиковую лысину вождя.
•Железнодорожный, 1951–1953 годы
Высоко поднимая, как аист, ноги в недавно выпавшем и доходящем до колен снегу, Дмитрий пробивал кратчайший путь к дому директора завода. Он думал, что в столь поздний час на улице больше никого нет, и это стало очередным звеном в цепочке заблуждений.
Звено 1: Железнодорожный – вовсе не город под Москвой, где Анна Каренина бросилась под товарный поезд, а один из многих городков у железной дороги на бескрайних просторах северной части России. Во времена Толстого здесь даже в самых крупных населенных пунктах можно было броситься разве что под телегу или падающую ель. Железнодорожный, куда занесло Дмитрия, возник всего одиннадцать с половиной лет назад. Стремясь отличать этот городок от прочих с таким наименованием, соседи, железнодорожники и переселенцы называли его обычно «дыра», и в радиусе девяноста девяти километров все понимали, о чем речь.
Звено 2: Строительная бригада, к которой Дмитрия прикрепили по ходатайству Малюткина, вовсе не собиралась возводить современный фабричный поселок. Начальник участка вообще не понимал, о чем говорит новый помощник и почему он так расстроился, увидев давно возведенные типовые здания, которые предполагалось отремонтировать. Некоторые многоквартирные дома вследствие рекордных сроков постройки, нехватки материалов, погодных условий и использования не по назначению уже стали полностью непригодными для проживания, что, впрочем, не мешало бывшим жильцам и оставшимся соседям держать там зимой скот.
Звенья 3–5: В обязанности Дмитрия как помощника начальника участка входила забота об оренбургских козах, орловских курах и их недоверчивых хозяевах. Помимо этого, он должен был подбадривать норовящих сделать ноги кровельщиков, электриков и плотников. Постоянно стремясь проявить инициативу, Дмитрий продемонстрировал неплохие способности к работе с чертежами и листовыми ножницами. Кроме того, он успешно справлялся с усадкой материала и нападениями куниц. Это заметили директор завода и председатель поселкового совета, и Виктор Светляченко лично повысил Дмитрия, назначив прорабом по особым поручениям (на этом цепочка заблуждений начала складываться не только из просчетов самого Дмитрия).
Звено 6: Когда Виктор Светляченко заказал проект перестройки своего дома, Дмитрий наточил карандаши и взял в руки лист и лобзик. Задача состояла в увеличении жилой площади минимум в два раза. Дом должен был отличаться от других, но выглядеть скромно. В марте Дмитрий продемонстрировал заказчику проект и торжественно заверил, что можно будет вселиться к зиме. Незаметно наступил апрель, и Дмитрий протер очки от копоти. Теплый фронт с востока накрыл холмы и выманил леммингов из рулонов изоляционной шерсти, использовавшихся не по назначению, из оттаявших клубней проклюнулись седмичники, люди и машины потонули в грязи. Очередной затяжной дождь сделал свое дело, и молодой прораб обнаружил, что впутался в роман с супругой заказчика. Евгения Светляченко, которая (без видимых усилий) оказалась гораздо требовательнее супруга, отныне не оставляла Дмитрия в покое. Она была неплохо осведомлена о партийном распорядке и ежемесячных циклах социалистического производства: знала, какие дни самые загруженные и муж до рассвета расхаживает среди станков; когда выдают получку и муж празднует с инженерами и бригадирами; когда целый вечер длятся заседания в поселковом совете. Когда и насколько муж уедет на особые партийные мероприятия, Евгения обычно тоже узнавала первой.
Но в этот день ей пришлось так быстро выставить Дмитрия, что у того по пути домой сперма примерзла к ширинке. Через несколько часов затрезвонил телефон, и вот Дмитрий, как аист, ковылял по поселку. Когда он потряс калитку, с ворот дома Светляченко сорвались пять сугробиков. Выточенные штакетины так скрипели, что Дмитрий не услышал шаги за спиной, а в следующий миг двое мужчин схватили его сзади за плечи.
•Северные Увалы, 1953 год
Локомотив прибывал к станции, на платформу сыпались смешанные с копотью снежинки. Мимо Дмитрия и его молчаливых спутников медленно тянулись вагоны-платформы, и когда крещендо тормозов достигло наивысшей точки, перед ними остановился пассажирский вагон. Дмитрия ловко втолкнули в общий вагон, громыхнула железная задвижка. Поезд сразу тронулся, миновал, покачиваясь, сигнальные огни. Последний скудный отблеск Железнодорожного пробивался сквозь вьюгу и облака пара, а потом его поглотила темнота леса. В зарешеченных окнах, как в расчерченных на одинаковые клетки зеркалах, отражалось посеревшее лицо пассажира, оказавшегося здесь не по своей воле. Посреди вагона стучала «буржуйка», на ней стояли чайник и миска с кашей. На скамейке Дмитрий обнаружил ломоть хлеба толщиной с большой палец и три папиросы. Он не знал, на какое время рассчитан паек и вообще предназначен ли он для него. Но пока от мысли «почему?» сводило челюсти, от мысли «куда?» сдавливало горло и от мысли «что?» выворачивало желудок, вопрос о еде оставался второстепенным. В итоге, когда в предрассветных сумерках поезд остановился на перегоне и Дмитрию приказали выйти, паек остался нетронутым. Вслед за сиволапым сержантом МВД он заскользил вниз по насыпи к «газику», стоявшему на опушке леса с работающим двигателем. Когда сержант приказал ему залезать в кузов, Дмитрий, стуча зубами, выдавил:
– Скажите хоть, куда повезете. Пожалуйста!
– Не болтай! Залезай, пока у меня пальцы не примерзли, – ответил сиволапый и выплюнул окурок. Усевшись над колесом, Дмитрий еще раз попытал счастья, но мотор взревел, и машина затряслась по сугробам, замерзшим выбоинам и ямам на лесной дороге.
– Вы не можете просто увезти меня. Без обвинения, без приговора, – задыхаясь, выговорил Дмитрий, которого безжалостно трясло в кузове.
– Слышал, Глебка? Совесть у него явно не чиста, а то не требовал бы суда.
– Бабе-яге это не понравится, – бросил водитель и тут же получил от сиволапого подзатыльник.
«Газик» остановился у дровяного склада, и сержант приказал Дмитрию вылезти. Когда милиционеры вели его вдоль уложенных в штабеля стволов деревьев выше человеческого роста, колени у него так тряслись, что он поскользнулся, и конвоирам пришлось поддержать его за воротник. За последним штабелем открылся вид на окутанную дымкой долину, которую пересекала река – незамерзшая, несмотря на то что уже несколько недель стоял мороз. У Дмитрия мелькнула мысль, неужели он оказался за Уралом, неподалеку от легендарной фабрики «Папанин», производящей средства против замерзания, – да нет же, это невозможно за одну ночь. От противоположного берега отделился паром и легко заскользил по течению на тросах. Еще не пристав к берегу, белобородый паромщик прокричал сержанту:
– Это еще кто? Вы же знаете, я не обязан перевозить заключенных.
– Будто не понимает, какая холодрыга, не делать же нам крюк, – пробормотал шофер в поднятый воротник пальто.
– Не волнуйся, Мракович: приказ сверху, – ответил сержант паромщику. Дмитрий заметил в выражении лица старика недовольство, но все же тот посторонился, и вскоре они уже очутились на другой стороне.
Посыпанная золой дорога вела вверх по крутому берегу, и когда они достигли верхней речной террасы, перед ними открылась просека, на километры уходящая в тайгу. Под низким солнцем казалось, будто вырубленная полоса покрылась мурашками – это тысячи пней вздымались под снегом холмиками. По утрамбованной снегоступами тропке сержант двигался к деревянной постройке, напоминавшей избушку на курьих ножках. Дмитрий следовал за ним под присмотром шофера. Издалека доносился собачий лай.
•ЛОН-101, 1953 год
– Я рад, что вы так оперативно откликнулись на наше приглашение, – поприветствовал Дмитрия начальник лагеря Ногов, представившийся инженером-майором. Из-за дефекта зрения он смотрел мимо Дмитрия, и создавалось впечатление, что обращается он к генералиссимусу, чей портрет висел в красном углу. Переведя взгляд к изразцовой печи, Ногов продолжил:
– А это секретарь райкома комсомола Кедрин. Хотя сейчас он единственный комсомолец на весь район. Верно, Валя?
– Ни в коем случае нельзя представлять ситуацию таким образом, Константин Иванович. До завершения строительства плотины нас было более семи тысяч, – возразил секретарь.
Ногов проигнорировал его реплику и снова перевел взгляд на генералиссимуса.
– Надеюсь, вы нагуляли аппетит.
Тут же из тени шкафов с раздвижными дверями выступил худой паренек, бесшумно отодвинул стулья от стола и приподнял крышку, под которой обнаружились тарелка дымящихся щей со сметаной и пирожки.
– Я все еще не понимаю, – начал было Дмитрий, жадно опустошив тарелку, но отвлекся на ватрушку, которую худой парнишка предложил на десерт. Ногов извлек из кожаной папки тетрадь и лизнул костлявый палец. Быстро пролистав несколько страниц, он нашел нужную:
– Малютин… Нет, вот: Малюткин Семён Вольфович.
– Оффессо Аюткин? – проговорил Дмитрий с набитым ртом.
– Именно, – сказал Ногов. – Но довольно об этом. Сейчас вы должны сосредоточиться. И помните о клятве, которую дали.
По знаку начальника лагеря Кедрин и худой парнишка вкатили стол на колесах. На нем высился макет, над которым, как с первого взгляда определил Дмитрий, трудились сотни часов. По контурам высокого берега и лесным просекам он узнал лагерь, куда его доставили. Доски в двойном заборе были тоньше спичек, для колючей проволоки, похоже, использовали свиную щетину. На полосе опилок между заборами несли караул искусно вырезанные охранники с собаками, а по направлению к лагерным воротам двигалась колонна заключенных. Вышки, которые Дмитрий заметил в лагере в первую очередь, тоже были выполнены скрупулезно, равно как и административное здание, и общежитие для караульных – вплоть до флюгера на коньке. Даже баню покрыли крохотными дранками, обшив наружные стены корой. На мастерские и бараки приклеили полоски просмоленного картона. За собачьим питомником лежали горкой фигуры, которые, видимо, еще не приделали или сняли.
– Посмотрите сюда, – сказал Ногов и поднял крышу одной мастерской. Дмитрий увидел большое конторское помещение. Там стояли десятью рядами письменные столы, по десять в каждом ряду. За столами, склонившись над крохотными листочками, сидели заключенные.
– Здесь, в подсобном лагере, мы не валим лес и не затапливаем долины. Этим занимаются заключенные главного лагеря и добровольцы Кедрина. Мы снабжаем страну другим ресурсом – числами. Мы проводим масштабные математические операции в интересах науки, производства и управления, а во время войны рассчитывали баллистические траектории для ракет.
– За это Константин Иванович получил орден Отечественной войны первой степени, – вставил Кедрин, но начальник лагеря и эту реплику пропустил мимо ушей. Мундштуком трубки он указал на конторское помещение:
– Тут, за столами в первом ряду, сидят самые светлые головы. Они создают алгоритмы, которые во втором и третьем рядах раскладываются на простейшие вычисления. В рядах с четвертого по десятый виртуозы арифметики их решают, контролируют и, наконец, сводят к итоговому результату.
– Десять групп работают в пять смен, по два часа каждая, – добавил Кедрин. Ногов кивнул, и секретарь снова скрылся в соседней комнате.
– Однако, – продолжил начальник лагеря, – скоро этому придет конец, подобными вычислениями займутся машины. Следовательно, наш лагерь должен переключиться на решение новых задач.
Кедрин и худой парнишка внесли другой макет. Когда они водрузили его на буфет, Дмитрий побелел:
– Откуда?
– Этот шедевр конфисковали у Малюткина во время ареста, – хохотнул Ногов. Он ткнул указательным пальцем в потертую лысину Ленина, но реле в постаменте не включилось.
– Товарищ начальник лагеря, не надо так сильно: трансформатор сломан, – тут же донеслось из темного угла, и Ногов одарил письменный стол рассерженным взглядом. Худой парнишка осторожно выступил на свет и доложил:
– Я на прошлой неделе отнес макет в мастерскую, но поставка медной проволоки… – Ногов взмахом руки отправил его обратно в темноту.
– Наша новая цель намного превосходит возможности любой вычислительной машины. Говоря кратко, мы создадим экспериментальный лагерь, положив в основу главную идею вашего макета. Это будет лагерь, который легко приспособить к любым формам работы и размещения. С помощью него – своего рода экспериментального города – мы сможем с научной точностью определить, какое пространственное расположение позволяет оптимально достичь желаемых результатов. Только в повседневной практике раскрывается потенциал управления социальным пространством. Таким образом, наши заключенные на пути к исправлению будут способствовать оптимизации управления общественными процессами.
– Но ведь городское планирование должно соответствовать положениям…
– Прямо лучший ученик Паукера[4], а, Кедрин?
– И правда, Константин Иванович, иногда я удивляюсь, как вообще возможен прогресс.
Ногов пропустил и это дерзкое высказывание мимо ушей, зажег трубку и выпустил несколько колец. Сквозь дым он посмотрел прямо в глаза Дмитрию:
– Вопрос, на который необходимо ответить здесь и сейчас: когда вы сможете закончить разработку планов строительства? Над всем остальным будут ломать голову люди поумнее.
•Бетпак-Дала, 1957 год
На вопрос, вызвало ли бурю почти одновременное снятие тысяч сталинских портретов, уже можно было ответить отрицательно. Вместе с тем удаление отдельных экземпляров, высота которых превышала человеческий рост, в отдельных советских учреждениях привело к несчастным случаям на производстве; к прочим побочным эффектам можно было отнести скоропостижную кончину заместителя председателя Совета министров, безрезультатные народные восстания и бесчисленные мелкие сокращения и казусы, не вошедшие в учебники истории.
– Это отбросит нас назад на несколько десятилетий, – констатировал инженер-подполковник Ногов, который не знал теперь, куда направить взгляд. Сотни заключенных, необходимых для бесперебойного функционирования ЛОН-101, освободили на основании указа об амнистии.
Оттепель ударила и по архитектору-экспериментатору, заместителю секретаря райкома комсомола Дмитрию Фроловичу Совакову. Заблуждения прошедших лет все же кое-чему научили, для него не стало неожиданностью, что Железнодорожный, куда его направили в этот раз, находился не в Московской области и не на просторах Русского Севера, а в Бетпак-Дала, так называемой Голодной степи. На картах Казахской ССР упомянутое место никак не выделялось на расплывчатом фоне цвета охры, в справочниках тоже не было упоминаний. И даже когда Дмитрий приблизился к нужной станции на девяносто девять километров, в поезде ни один проводник или попутчик ничего не слышал про здешний Железнодорожный.
– Ничего удивительного, – заметил младший сержант, который встречал Дмитрия на перегоне у одинокой трансформаторной башенки, – место назначения находится в закрытой зоне.
Он поведал, что временные жители предпочитают называть город «Центрнигде» или «Гделибоград», что имеет больше смысла, нежели наименование «Железнодорожный», населенный пункт не связан с сетью железных дорог и даже с близлежащими магистралями. Словно в подтверждение сказанного внедорожник свернул в направлении, на которое указывал лишь компас, и два часа они ехали мимо кустарников, камней и русел талых вод к горизонту. Дмитрий тщетно пытался принять удобное или хотя бы устойчивое положение на сиденье. Заменив пробитое колесо, они ехали еще час по направлению к гряде пологих холмов. На фоне закатного неба вырисовывались силуэты сайгаков, которые бродили по степи в поисках корма и временами поднимали к небу хоботки.
Когда опустилась темнота, за холмами вырос колокол света, озарив перистые облака. Это не может быть лунной радугой, подумал Дмитрий… и действительно: когда они перевалили через гребень холма, в открывшейся перед ними низине раскинулось озеро электрических огней. Нет, не озеро – постепенно вырисовывались контуры улиц в окружении фонарей. Там сияла огнями – Дмитрий изумленно протер глаза – Москва.
Да, это московские улицы, которые он в годы учебы изо дня в день видел на картах, схемах, моделях и с которыми сроднился: паутина, окружавшая Кремль, на нитях мерцали тысячи капель росы. Нити огней густой сетью тянулись над бульварами и сходились у широкого Садового кольца. Только радиальные улицы, как затяжки на полотне, километр за километром устремлялись к пригородам. Отдельные ячейки сети тонули в темноте, словно там пролегали железнодорожные линии, излучины Москвы-реки или лесопарки. А вот там, на берегу, ниже предполагаемого места впадения в реку Водоотводного канала, помигивал, как запутавшийся в сети светлячок, его любимый парк Горького. И все это в размерах оригинала; напоминает, конечно, эскиз, но все равно: Москва. Внедорожник тем временем остановился в темноте, по подсчетам Дмитрия, на Ленинских горах, у башни главного здания МГУ.
Младший сержант глотнул из фляжки, прополоскал горло от пыли и только потом сказал:
– Добро пожаловать в Систему М, Дмитрий Фролович. И помните о клятве, которую дали.
Дмитрий воздержался от вопросов, поскольку (это он тоже усвоил за прошедшие годы) бесполезно надеяться на ответы, когда момент неподходящий. А сейчас момент, несомненно, был неподходящим, младший сержант напряженно смотрел на часы и тихо вел обратный отсчет секундам. Когда он дошел до нуля, все огни резко погасли, и от Москвы остался лишь размытый отпечаток на сетчатке глаз. Через несколько секунд исчез и он.
Темное число
Темный (прил.) – лишенный света, мрачный, сумрачный, затемненный, близкий по цвету к черному, печальный, смутный, подозрительный, неизвестный.
Число (сущ.) – происходит от древнейшего основного корня *kwei- («чета, пара») и дополнительного (суффиксального) древнего корня *lъ, придающего именам существительным значение «орудие для совершения действий, названных основным корнем», к примеру, «точило, сверло». Такие русские слова, как «чет», «четыре», «квадрат», «читать», «считать», «сочетать», «чтить», «честь», этимологически однокоренные с «число». В близком родстве с числом и другими многочисленными словами этого корня находятся местоимения «кто», «который», «что», «чей». В санскрите – однокоренное слово चेतति /четати/ («думать»; ср. русские синонимы «я так считаю» = «я так думаю»). В латинском языке – однокоренное вопросительное слово quantus («сколько»); в английском – quantity («количество»). Сейчас обозначает понятие, служащее выражением количества, то, при помощи чего производится счет предметов и явлений (математ.); знак для обозначения числа; тот или иной день месяца; совокупность, ряд известного количества чего-либо.
Темное число – I. фразеологизм, встречающийся в языках индоевропейской группы. Логика: чем больше число, тем недоступнее оно пониманию. Происходит от древнецерковнослав. *tьma, от которого в том числе произошли: др. – русск., ст. – слав. «тьма» (греч. σκότος), русск. «тьма», укр. «тьма», белор. «цьма», болг. «тъма», «тма», сербохорв. «та́ма» («мрак, туман»), словенск. tǝmá, tmà, чешск., словацк. tma, польск. ma и т. д. и которое обозначает большое количество (тысяча или сто тысяч), а также бессчетное, несметное количество, огромное множество (например, капель воды в облаке или зерен на поле).
II. В статистике: а) в эмпирической и математической статистике часто выступает синонимом термина «статистическая погрешность»; б) в криминальной статистике (от англ. dark number) отражает проблему соотношения статистических данных о совершенных преступлениях и социальной реальности; в) в некоторых областях науки (например, эпидемиология, транспортные перевозки и др.) понятие «темное число» необходимо для разграничения статистических и зарегистрированных случаев.
III. В теории игр: событие, вероятность которого с точки зрения одного из игроков ниже средней, «никогда не выпадающий номер». Несовпадение между расчетной вероятностью наступления и интуитивно воспринимаемой вероятностью наступления характеризуется как «темная разница».
IV. В психологии: трискайдекафобия (см. VII).
V. В психолингвистике: числа, которые в связи со звуковым сходством может путать ребенок в процессе языкового развития или взрослый при освоении нового языка (ср. англ. thirteen и thirty), либо которые на определенной стадии развития не могут быть дифференцированы («девять, десять, много»).
VI. В исследованиях в области синестезии: собирательное понятие для чисел, которые ассоциируются с цветовыми оттенками. В отдельных исследованиях (см.: Haleine. Le Langage de Synopsie) выделяются также «бледные, горькие и брюзгливые числа».
VII. В нумерологии: числа, ассоциируемые с так называемыми темными силами и смертью (например, 40, 666). Особое значение придается числу 13, которое по причине суеверного страха (трискайдекафобия) часто пропускают при нумерации этажей, мест в самолете, лошадиных стойл и т. п.
VIII. В системе индикации: а) нечитабельные дигитальные знаки неисправного вакуумно-флуоресцентного дисплея (неточный перевод англ. dark digit); б) в отдельных случаях также временные пробелы исправных сегментных и автоматических индикаторов; в) находящиеся не под напряжением, то есть не светящиеся цифровые катоды трубок Никса.
IX. В компьютерных технологиях: а) в устройствах для обработки данных значения, которые ниже минимальных запоминаемых значений, автоматически округляются до нуля. При выполнении определенных функций начинается дивергенция последующих значений, но только ниже данного порога. В этих случаях в машинном нуле скрывается неограниченное множество темных чисел; б) временные неисправности логической ячейки могут обуславливать неверную двоичную последовательность; утерянное при этом (верное) расчетное значение, равно как и случайно возникшее (неверное) значение называются темными числами.
X. В лабораторном жаргоне: шутл. о результатах измерения темной материи и черных дыр.
Учеба и служба
Москва, 1954–1957
– Да кому надо обрабатывать эти анкеты и сличать с документами? Еще и в такие сроки… – задумчиво бормотал сидевший рядом с Леонидом бледный студент. – Ты только подумай, сколько по всей стране Морозовых и Птушковых. Наверняка несколько десятков тысяч.
Леонид промолчал. Он прекрасно знал, на что способны машины для сортировки перфокарт. Тем не менее он только что клятвенно заверил, что он и его ближайшие родственники: