Загадка кричащей мумии

Звон гонга вернул её к реальности.

– Вы что-нибудь видели? – спросила она у своего соседа.

– Нет, – мужчина пожал плечами, – ничего. Возможно, для этого надо быть впечатлительной юной леди, а не убелённым сединами старцем… А вам удалось что-то увидеть?.. Или почувствовать?

Дарья заговорила, удивляясь, что страх перед английским отступил сам собой. То ли потрясение, которое она только что пережила, оказалось настолько глубоким, то ли этот странный англичанин умел располагать к себе за несколько минут…

– Мне кажется, в этом есть что-то святотатственное, – вздохнула она, глядя в позолоченное лицо мумии. – Так надругаться над телом, оторвать от него голову и выставить напоказ.

– Я думаю, вы знаете, моя дорогая, как обходятся с мумиями сами египтяне. Жгут, толкут для снадобий и красок…

– Которыми потом рисуют наши художники, – подхватила Дарья.

– Может статься, оказаться в далёкой холодной Москве – не самая печальная участь для этой головы. Всё лучше, чем попасть в руки неразумных дикарей, не знающих цены своим сокровищам…

В прихожей, когда Дарья крючком шнуровала свои высокие сапожки, господин в чёрной визитке протянул ей карточку:

– Послезавтра я читаю публичную лекцию. Думаю, вам будет полезно посетить её.

Дарья бросила на картонный прямоугольник быстрый взгляд: такого-то дня, такого-то числа в Музее прикладных знаний состоится лекция профессора Найджела Хэмптона на тему «Культ мёртвых в Древнем Египте» – и почувствовала, как изнутри её наполняет теплом и радостью, будто ей только что назначили свидание. Неужели она только что вот так запросто разговаривала с самим Хэмптоном? Ей показалось, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди от восторга.

– Я буду, профессор. Я обязательно буду!

ГЛАВА

II

Лондон, 1934 год

– Итак, мы отправились в путь, – задумчиво повторил сэр Генри и принялся перекладывать акварельные наброски, лежащие перед ним на столе.

– Вы знаете, почему профессор Хэмптон выбрал именно Южный оазис?

Учёный в задумчивости замер с листом в руке:

– В те годы все устремились на плато Гизы и в Долину Царей. Буквально просеивали там каждый дюйм через сито. Никто не знал тогда, что главные сокровища скрывались под лачугами древних строителей… – Он наконец положил набросок на стол так, чтобы Механикус мог его рассмотреть. – Получить концессию в тех местах было ой как непросто. И тогда профессор Хэмптон и предложил проект раскопок в Южном оазисе. Вы, наверно, знаете, лет за тридцать до нас там уже были раскрыты руины храма Амона. – Сэр Генри указал лист бумаги, где были изображены величественные колонны, похожие на гигантские пучки папируса, и остатки стен, поражающих своей высотой. – Конечно, по сравнению с Карнаком, Луксором или Эсной он кажется совсем небольшим, сельская церквушка по сравнению с собором Святого Павла. Но он очень интересен своими рельефами и надписями времён Персидских походов в Египет…

– Не кажется ли вам, что у профессора Хэмптона были и другие причины выбрать именно Южный оазис? – проскрипел Механикус.

По крайней мере, сейчас сэру Генри показалось, что голос кота звучал железом по стеклу. Он уже понимал, к чему клонит его собеседник, и, хотя был внутренне готов к непростым вопросам, сейчас испытывал беспокойство.

– Профессор Хэмптон был, без сомнения, великим учёным и большим профессионалом. Мало кто мог сравниться с ним в тонкостях понимания египетского похоронного обряда… Конечно, некоторые его идеи мне уже тогда казались несколько эзотеричными…

Кот прянул ушами и нажал невидимую кнопку у себя на груди. Лёгкое жужжание фонографа стихло, и в наступившей тишине тревожно зазвучал сигнал парохода.

– Сэр Генри, ваше желание оправдать наставника делает вам честь. И всё же недавно Географическому обществу стало известно, что почтенный профессор, скажу мягко, злоупотреблял своим положением.

Учёный удивлённо вскинул брови.

– А если говорить прямо, присваивал себе большую часть найденных древностей и продавал их избранным клиентам.

– И вы полагаете, он выбрал Южный оазис именно поэтому? Чушь. Вздор. Да и зачем ему, профессору с мировым именем, так рисковать своей репутацией?

– То есть вы отрицаете, что Найджел Хэмптон был как-то связан с чёрным рынком египетских древностей? – спросил кот, с лёгким треском выпуская и втягивая когти.

– Могу сказать одно: я не замечал за ним ничего подобного. Да, нам довелось проработать вместе всего один сезон, потом трагическая случайность оборвала жизнь профессора, но при мне… При мне таких случаев не было, – решительно заявил сэр Генри.

Механикус снова надавил себе на грудь, включая фонограф, и попросил:

– Расскажите про концессию, которую вы получили в Южном оазисе.

Если бы сэр Генри сейчас мог позволить себе такую роскошь, он бы вытер со лба невидимый пот. Кажется, в этот раз удалось пройти опасное место, не выдав себя ничем. Но и кот пока был довольно прямолинеен. Конечно же лучший агент Географического общества не обойдётся одним прямым вопросом. Впереди явно подготовлена ещё не одна ловушка…

– Нам достался участок некрополя эпохи Позднего царства. Многие знают коптское кладбище в Южном оазисе. Там сохранились удивительной красоты фрески, я даже сделал копии нескольких в свободное время. – Он протянул Механикусу ещё несколько листов с набросками. – А вот более древние захоронения только после нашей экспедиции стали входить в научный оборот, и теперь, изучив мумии и скелеты, обнаруженные там, мы можем многое рассказать об обитателях этих мест… – И сэр Генри пустился в увлекательное путешествие по волнам своих статей и монографий.

Он говорил увлечённо, пересыпая сухую теорию любопытными подробностями и наблюдениями, надеясь протянуть время разговора, тем более что на один восковой валик помещалось не так много информации… Механикус слушал его, едва заметно кивая большой мохнатой головой и пока что не задавая новых вопросов.

Москва, 1904 год

Дарья вернулась домой в смешанных чувствах, на все расспросы родных про Верочку и будущую свадьбу отвечала коротко и невпопад и наконец, сказавшись больной, отправилась в свою спальню. Там она ещё долго лежала без сна и вспоминала сегодняшний спиритический сеанс.

Она тайно посещала эти собрания больше месяца, но ещё ни разу не испытывала ничего подобного. Люди рядом с ней впадали в исступление, говорили о странных вздохах, шорохах и потусторонних стуках – знаках, которые подавали им духи. Дарья не чувствовала почти ничего и то упрекала себя за толстокожесть, то начинала подозревать хозяйку дома в обмане. Но в этот раз… В этот раз рядом с головой мумии она прикоснулась к чему-то настоящему, к чему-то сверхчувственному. Или скорее это оно коснулось Дарьи своими крыльями.

А потом ещё разговор с тем англичанином… Она снова повторила его имя. Профессор Найджел Хэмптон. Тогда, в прихожей, она оторопела от удивления и не смогла ответить ничего вразумительного. Годами встречать это имя в названиях статей и книг – и столкнуться с ним в Москве! Ну разве бывают такие совпадения? Не иначе как рука судьбы свела их на этом спиритическом сеансе. А значит, ей надо во что бы то ни стало попасть на лекцию!

После гимназии родители стали относиться к её увлечению настороженно. Книг покупать не запрещали, больше того, отец даже подарил ей на именины изящные корсетные часики с золотым скарабеем на крышке, но в остальном постепенно ограничивали, намекая, что негоже девушке на выданье выставлять себя этаким синим чулком.

– И так женихи в очереди не стоят, – вздыхала маменька. – Избаловал ты её, Савва.

Снова лгать о том, что она едет к подруге, Дарье не хотелось. Обман и так мог вскрыться в любой момент. А значит, требовалось применить хитрость и дипломатические уловки…

Так, размышляя о том, кого бы взять в союзники в этот раз, она медленно провалилась в сон. Ей снилась большая аудитория Музея прикладных знаний, заполненная людьми так, что яблоку негде было упасть. За лекторской кафедрой стоял профессор Хэмптон в белоснежном одеянии египетского жреца и, воздев к потолку руки, призывал богов снизойти к его молитвам и явиться на его зов.

Решение пришло наутро, и после обеда, на котором собрались все члены обширного семейства Глуховых, она улучила минутку и, затащив в угол брата Василия, взмолилась:

– Завтра в Музее прикладных знаний будет лекция. Приезжает профессор из Лондона! Мне очень надо там побывать, такое случается раз в жизни!

Брат для проформы немного поворчал, мол, прав батюшка, замуж тебе пора, там родишь пару детушек и выбросишь все эти глупости из головы, но под конец спросил:

– Так чего ты от меня хочешь?

Дарья, радостно сверкнув глазами, откликнулась:

– Хочу, чтобы ты туда поехал. И взял меня с собой. С тобой меня точно отпустят.

Василий поскрёб лоб:

– И два часа сидеть там, слушать про мертвецов и гробы повапленные?..

– Ну Васюшка, ну миленький, если ты мне не поможешь, никто не поможет! – быстро заговорила Дарья тем тоном, которым в детстве просила брата решить задачу по арифметике.

– Хорошо. Но только один раз, – сдался Василий.

Дарья захлопала в ладоши и бросилась ему на шею.

Амфитеатр Большой аудитории был полон народа. Были тут и почтенные учёные мужи, пришедшие послушать иностранного коллегу, и студенты, и несколько поэтов, известных Дарье по фотографиям, и дамы. Последние делились на два разряда – курсистки, будто сошедшие со знаменитого полотна, и модницы в баснословных шляпках, по последней моде украшенных цветами, перьями и едва ли не чучелами птиц. На курсисток Дарья взирала даже с некоторой завистью: сложись её жизнь иначе, она бы сейчас тоже штурмовала крепости исторической науки и на лекцию приехала бы без ухищрений и уговоров. Если бы у неё были деньги на билет, конечно.

Профессор Хэмптон стоял за кафедрой, благосклонно взирая на публику, собравшуюся послушать его. За спиной у него белел большой экран: в конце лекции зрителям были обещаны слайды. На длинном столе, накрытом чёрной тканью, явно лежали какие-то предметы, какие-то наглядные пособия. «Неужели и там мумия? – подумала Дарья. – Да нет, вряд ли…»

Лектор откашлялся и начал свой рассказ. Дарья сидела достаточно близко от кафедры и слышала всё хорошо, но его слова понимала с большим трудом, хоть и провела немало часов над его статьями. Вести с профессором светскую беседу было гораздо проще. Да ещё мешали шорохи, шумы и разговоры со всех сторон. Слушатели, приехавшие сюда только для того, чтобы потом рассказать, что побывали на таком событии, заскучали и понемногу начали болтать. Василий, человек практичного технического склада ума, далёкий от истории, сперва пытался отвлечь сестру, но получил в ответ тихую и строгую отповедь и заклевал носом.

– Итак, на основании вышеизложенного, – вещал профессор Хэмптон, – мы можем утверждать, что египтяне имели строгую и стройную картину загробной жизни. Отголоски этих представлений мы видим и сейчас в религиозной практике…

Василий громко всхрапнул. По аудитории прокатилась лёгкая волна смеха, впрочем, быстро стихшая под взглядом лектора.

Дарья толкнула брата в бок:

– Потерпи ещё немного. Сейчас будут слайды, потом вопросы – и ты свободен!

Василий кивнул, процедив сквозь зубы, что за такое она будет должна ему по гроб жизни, но сделал вид, что с увлечением слушает профессора.

Помощник лектора дал сигнал погасить свет и включил «волшебный фонарь». На большом белом экране, висевшем позади профессора, одна за другой стали сменяться картинки, изображающие разные этапы египетского погребального обряда: от момента, когда тело отдавали бальзамировщикам, до погребения в гробнице. Мумификацию показали так подробно, что Дарье стало не по себе, а одна особо чувствительная дама, сидевшая на галёрке, упала в обморок.

Показывал профессор и три души египтянина: Ка – иероглиф в виде двух поднятых рук, помещённых над головой, – крылатую Ба и белого хохлатого ибиса Ах.

– Но важнее всего для них было сохранить имя человека, ибо тот, кто лишён имени, не существует для богов. Если даже было утрачено тело и не сохранилось статуи или хотя бы портрета, куда могла бы войти душа, имя оставалось последним прибежищем умершего, – говорил Хэмптон. – И теперь, когда я вхожу в гробницы древних, я делаю для них то немногое, что могу: читаю их имена и поминальные формулы.

Дарья вдруг ясно представила позолоченную голову мумии с живыми мерцающими глазами. Как её звали, пока она была жива? Какое имя было написано на стенках её саркофага? Никому не было до этого дела. Теперь эта девушка или молодая женщина, которая тысячи лет назад дышала, смеялась, плакала, радовалась и страдала, превратилась в экзотический сувенир.

– При этом сами египтяне относились к чужим умершим без пиетета. До наших дней сохранились протоколы допроса расхитителей царских гробниц. Среди прочего в них было отмечено, что преступники сожгли мумии фараона и царицы, опасаясь их божественного гнева. Известны и случаи, когда саркофаги ранних эпох использовали для новых захоронений. Мумии прежних хозяев натурально выбрасывали в заброшенные шахты, где они истлевали в полной безвестности, – прокомментировал очередной слайд лектор. – И по сию пору египтяне относятся к своему наследию с удивительным прагматизмом. Они разбирают остатки древних построек, чтобы удобрять ими почву, а сокровища умерших и самые их тела выставляют на продажу, не видя в этом ничего предосудительного. И только нам, носителям культуры, известна настоящая ценность этих статуэток, черепков, амулетов и драгоценных останков. – Он подал знак помощнику, и в аудитории вновь загорелся свет. – А теперь я хотел бы представить вам подлинные находки, обнаруженные в минувшем сезоне во время раскопок в Южном оазисе.

Профессор Хэмптон театральным жестом сдёрнул ткань со стола, и взгляду слушателей открылись фрагменты расписных картонажей, которые прежде украшали мумии, облитые голубой краской статуэтки-ушебти и разбитые горшки, оставшиеся после бесчисленных возлияний вина, молока и масла.

– Южный оазис – место, поистине полное тайн и загадок, – продолжил лектор, когда поутихли возгласы и вздохи удивления, – и раскрыть их – великая честь и великая радость для каждого учёного. Но цена каждой такой экспедиции очень велика, и хотя Географическое общество оказывает всякое вспомоществование нашему делу…

– Денег, значит, просить будет, – заметил Василий.

Он немного оживился, когда начали показывать слайды, и даже отпустил по этому поводу пару едких комментариев, но темнота и тишина сделали своё дело, и он вскоре вновь задремал, оживившись, только когда профессор вновь попросил вернуть свет.

– …стать меценатом и тем самым внести своё имя на скрижали науки…

– Ну вот, я же говорил, – усмехнулся брат, а Дарья почувствовала, как приливает к лицу краска.

Ей разом хотелось провалиться сквозь землю от стыда за Географическое общество, которое вынуждает своих членов просить подачки у почтенной публики, и броситься к профессору Хэмптону с громким криком: «Я, я готова стать вашей покровительницей и меценаткой, я помогу вам снарядить экспедицию!»

Василий, слишком хорошо знавший свою сестру, схватил её за руку и, глядя в глаза, произнёс:

– Даже не думай. И не проси.

ГЛАВА

III

Лондон, 1934 год

– Расскажите о вашей работе с профессором Хэмптоном, – попросил Механикус.

Он только что сменил восковой валик у себя в груди, и сэр Генри понял, что быстро закончить эту беседу не удастся. Он бросил короткий взгляд в окно. Над Темзой висело марево смога, густо замешанного с осенними сумерками. На том берегу обозначились светящиеся шары фонарей.

Он скрестил руки перед собой, чуть наклонившись к собеседнику, и начал:

– Я уже говорил, мне довелось поработать с ним всего один сезон. Но я сразу понял, что профессор не только мудр и проницателен, как змей, он ещё и хитёр, как лис. Старый пустынный лис. Вот взять ту же историю с деньгами… Географическое общество в тот год выделило средства на исследования пирамид Мексики, и нам, египтологам, пришлось затягивать пояса и ужиматься в расходах. Суммы, которая была отведена нашей экспедиции, едва хватило, чтобы нанять рабочих и оплатить мои услуги. А я был не в том положении, чтобы требовать многого. И тогда Хэмптон отправился в тур по Европе. Он читал лекции, показывал картинки с помощью волшебного фонаря, очаровывал публику… Доехал до Петербурга и Москвы и даже собирался в Казань! Многие подданные Его Величества могут похвастаться такой смелостью и решимостью? Повторяю, я не знаю, как и чем ему удалось очаровать Дарью Глумову, но именно благодаря её покровительству у нас появилось всё необходимое, чтобы отправиться в Южный оазис.

Сэр Генри говорил оживлённо, даже с преувеличенным воодушевлением, надеясь, что за этим вопросом не последует очередная попытка завести разговор о тёмной стороне профессора Хэмптона.

– В начале 1905 года я получил от него телеграмму: «Вылетаю Каир. Буду …надцатого числа». В то время воздухоплавание только набирало обороты. Это сейчас мы понимаем, что лучше провести над землёй несколько часов или пару суток, чем трястись в вагоне поезда или плыть по воде. А тогда перелёты были в диковинку…

– И стоили баснословно дорого, – заметил кот. – А вы сами говорили, что у экспедиции не было лишних средств.

– Признаться, я никогда не задумывался, как профессор купил билет. Может быть, оплатил его из денег, выданных Дарьей? Мы и так безнадёжно опоздали к началу сезона, на счету был буквально каждый день. А Хэмптону пришлось сначала сражаться за каждый пенни, а потом обивать пороги крючкотворов в Географическом обществе и ждать, пока они согласуют нашу экспедицию с Департаментом древностей. Скажу честно, если в других областях я чувствую себя равным Хэмптону, то в умении обходить кабинеты и сражаться с бюрократами ему не было равных.

Сэр Генри умолк, ожидая, что Механикус сейчас спросит у него что-нибудь вроде: «Вы не думали, что на самом деле профессор встречался в Европе с будущими покупателями древностей?», но кот лизнул лапу и попросил:

– Продолжайте, пожалуйста, продолжайте!

– Я встретил его в аэропорту… До сих пор помню то удивительное чувство, когда дирижабль, похожий больше на огромную детскую игрушку, подошёл к причальной мачте, из гондолы выбросили канаты, это творение рук человеческих пришвартовалось, и из салона по винтовой лестнице заспешили пассажиры! Мне казалось тогда, что я попал в романы Жюля Верна и Герберта Уэллса. Потом-то и мне самому приходилось не раз летать по делам научным, но в первый раз…

Механикус, кажется, наконец понял, что сэр Генри тянет время, и, недовольно прянув ушами, сказал:

– В итоге вы прибыли в Южный оазис в середине января, так?

Сэр Генри молча кивнул.

– Как вас встретили?

– О, очень тепло! Вам ведь знакомо восточное гостеприимство! – широко улыбнулся сэр Генри, а механический кот дёрнул хвостом: похоже, ему было что возразить на этот счёт. – Не знаю уж, в чём было дело. В таланте профессора Хэмптона располагать людей к себе с первого взгляда, или в том, что мы привезли с собой работу, а значит, и деньги… – продолжил учёный, а про себя подумал: «Или в том, что местные были с Хэмптоном в доле?»

– Я слышал, египтяне не слишком любят трудиться…

– И всё же они построили Великие пирамиды и храмы в Луксоре, Карнаке, в Эсне и на острове Филэ. Не забывайте об этом! – всплеснул руками сэр Генри. – Но, так или иначе, нас встретили очень радушно, отвели лучшие номера в гостинице, и даже разрешили профессору пользоваться самодвижущимся экипажем одного из местных чиновников. На следующий день мы выехали осмотреть нашу концессию. И тут профессор поразил меня снова. Он великолепно владел арабским! Сам я к тому времени успел нахвататься разных словечек и вполне сносно изъяснялся с местными, но до Хэмптона мне было еще далеко. Он быстро объяснил рабочим, что им следует делать сегодня, перекинулся парой шуток с их старшим, раисом, и мы начали обустройство нашего лагеря. Как это принято, одну из ранее открытых гробниц, дом вечности писца Херемона, на входе в которую стояли тяжёлые железные решётки, мы отвели для хранения находок.

Работы начались. Я зарисовывал надписи и рельефы, папирусные картонажи, амулеты, расписные гробы и мумии. Сделаны они были безыскусно, где-то даже грубо. Впрочем, мы не ждём от сельской церкви того, что в ней будут скрыты полотна Леонардо и Рембрандта… – Сэр Генри протянул Механикусу ещё несколько зарисовок, сделанных акварелью. – Профессор Хэмптон раз в два-три дня отправлялся на телеграфную станцию сообщить нашей покровительнице о ходе раскопок. Сейчас мне стыдно об этом говорить, но до приезда в наш лагерь я представлял себе Дарью как… Представлял по-разному. Иногда как этакую эмансипэ, знаете, женщину с коротко остриженными волосами, вечной папироской в углу рта, циничную и думающую исключительно цитатами из Маркса. Иногда, – он сделал глубокий вдох, – как дебелую девку в сарафане на голове, с кокошником на груди и ручным медведем на привязи. И когда она дала телеграмму, что направляется к нам, я… Я повёл себя очень глупо…

Подбирать слова становилось всё труднее, но тут на помощь сэру Генри пришёл тот самый восковой валик. Он кончился, и Механикусу пришлось ставить в фонограф новый. За это время можно было сообразить, что рассказывать дальше.

Москва, 1904 год

После лекции Дарья подошла к профессору Хэмптону. Пробиться сквозь толпу, обступившую кафедру и стол с находками, было непросто, да ещё Василий стоял неподалёку, одним своим видом напоминая, что пора возвращаться домой.

Профессор, заметив её, радостно вскинул брови:

– Вы приехали, моя дорогая мисс…

– Мисс Глумова, – тихо проговорила Дарья, с ужасом понимая, что тогда, на сеансе, так и не представилась Хэмптону.

Впрочем, он тоже ей не представился. Ситуация выходила неловкая, но всё равно было приятно осознавать, что такой почтенный учёный муж запомнил её, Дарью, и узнал при новой встрече.

– И как вы находите лекцию, мисс Глумова? – поинтересовался профессор.

– Восхитительно! Потрясающе! Но… скажите, неужели Географическое общество и в самом деле не имеет средств, чтобы снарядить вашу экспедицию? Ведь это… Ведь это… – Дарье хотелось сказать «кощунственно», но она от волнения не смогла подобрать правильное слово.

– У совета Общества свои резоны, – вздохнул Хэмптон. – Сейчас их влекут пирамиды майя. Они думают, что тайны Египта могут и подождать. Подождать, пока их разграбят дикари и невежды! – Он грозно воздел перст к небу и погрозил кому-то незримому.

Дарья вздрогнула.

– Но не беспокойтесь, моя дорогая. Мы ещё поборемся за нашу экспедицию. Я верю, что истинные друзья науки поддержат нас.

– И сколько нужно, чтобы вы смогли начать?

Профессор Хэмптон лукаво посмотрел на неё – или это только показалось? – и назвал сумму в фунтах.

По пути домой Дарья молчала. Василий пробовал разговорить её, язвительно проходясь по слушателям лекции, но успеха не имел.

– Если б я не знал тебя, решил, что ты влюбилась в этого старикашку, – подытожил он.

– И ничего он не старикашка, – устало ответила Дарья, а сама подумала, что брат в чём-то прав.

Она и правда чувствовала себя как влюблённая, чей предмет воздыханий бросили в долговую яму. И теперь надо срочно вытащить его из этого бедственного положения. Только вот как?

Одна за другой потянулись бессонные ночи. Дарья лежала, прикрыв глаза, и думала, думала, думала. Побледнела, стала плохо есть и в считаные дни превратилась из полнокровной девушки, мечты купца первой гильдии, в собственную тень.

Идею с фиктивным браком она отмела в первую очередь. Приданого, несомненно богатого, хватит не только на экспедицию. Но как жить дальше? Раскопками профессора Хэмптона жизнь не кончится, надо будет как-то крутиться дальше. А ну как дело не выгорит, останется она, младшая дочь ситцевого короля, на бобах. Да и надо найти подходящего жениха, а это время, время…

Идея потребовать свою долю в наследстве уже сейчас была отвергнута по тем же соображениям.

Дарья в красках представила себе семейный совет. Бабушку, строгую и прямую, как натянутая струна, говорящую отцу: «Драть её надо было, Савва, как сидорову козу. Где это видано, чтоб купеческая дочка в её летах в девках сидела? Я в её годы уже тебя на коленях тетешкала». Мать, вздыхающую: «Вот, Савва, полюбуйся. Ты ей всё потакал, всё смеялся, мол, наша порода. И что теперь эта порода удумала?» Дядьёв и братьев, твердящих наперебой, что надо бы её окрутить с приличным человеком, чтобы всю дурь из головы выбить. А Иван ещё и своего любимого управляющего, лысоватого вдовца с тремя детьми, для этого предложит. Оч-чень перспективный жених, зря нос воротишь.