
Полная версия:
Я иду искать…
Женщина заметила ее оторопь и, словно прочитав скачущие в голове мысли, понимающе кивнула.
– Ты не пугайся. Со мной все нормально. Послушай, Маша… Ведь мать твою звали Кирой? Да? Вот видишь… а наши с Кирой матери были родными сестрами. Стало быть, мы с Кирой считались двоюродными.
– Значит, вы маму мою знали? Господи, как же это? – Маруся закрыла ладошкой рот, чтобы не вскрикнуть и не заплакать.
– Да какой мне резон тебе врать? Ты держись. Я и сама-то едва не умерла, когда ты в дом вошла.
– Но я ничего о вас не слышала. Никогда.
– Говорю же, это неудивительно. Откуда тебе знать-то? Зато я тебя сразу узнала. Ты – копия твоей матери. Наши гены в тебе верх взяли: такая же рыжая, кудрявая, веснушчатая, тонкая, как былинка. Все материнское в тебе: и нос, и губы, и взгляд… Надо же, как жестоко природа пошутила – создала копию утраченного оригинала.
Маруся совсем растерялась. Она взволнованно пыталась сложить в голове полученные знания, выстроить какую-то родственную пирамиду, но одно с другим не складывалось.
Все же это выглядело очень странно.
«Как здесь могли оказаться мои родственники? Почему я вообще не знала о них? Почему мы столько лет не общались с ними? Почему отец молчал?» – от этих нескончаемых «зачем» и «почему» стучало в висках и пересыхало в горле.
– Это невероятно… Я не могу поверить! Как такое может быть?
Варвара Ильинична, так не дождавшись ее объятий, прихрамывая вернулась на диван.
– Ты, Мария Павловна, меня не бойся, я тебе не враг. Ты сейчас даже не пытайся все осмыслить. Не надо торопиться. Ты с отцом поговори. А уж если захочешь, приезжай ко мне еще, и я отвечу на твои вопросы.
– Какие вопросы? – прошептала оробевшая от ее проницательности Маруся.
– Любые. А вопросы появятся. Обязательно появятся. Немного придешь в себя, и посыплются вопросы. А если они будут, значит, надо искать ответы, иначе жить трудно будет, – Варвара улыбнулась краешком губ. – И не страшись меня, я ж понимаю, что насильно мил не будешь. Подожду.
– Чего? – еле слышно спросила ошарашенная Маруся.
– Чего? Часу своего. Настанет и мое время. Обязательно настанет.
За окном раздался звук подъехавшего автобуса. Обрадованная Маруся облегченно выдохнула, опять подхватила свой саквояж и, не глядя на Варвару, ринулась к двери.
– Мне пора. За мной приехали. Мне нужно идти. Извините, – не дожидаясь ответа, она опрометью кинулась вон из странного дома.
Как добежала до автобуса, как упала на кресло, что говорила – почти не помнила, находясь в каком-то странном угаре. Непонятное возбуждение, очень похожее на опьянение или болезненную лихорадку, охватило ее. Пытаясь успокоиться, Маруся сжала кулаки и, сдерживая дрожь, перевела дух.
Выехав из деревни, автобус нырнул в абсолютную тьму сентябрьского леса. Густая темнота деревни, разбавленная желтым электрическим светом, льющимся из окон домов, теперь казалась спасительной. А здесь, в самой лесной чаще, было жутко. Слышалось, что совсем рядом глухо ухал филин, ветви деревьев били по окнам, словно хотели задержать крошечный автобус с уставшими врачами. И чудилось им, что плотная тьма поглотила весь мир, и этот непроницаемый тяжелый сумрак, разбавляемый только скудным светом автобусных фар, грозно обступал их со всех сторон.
Маруся, потрясенная и измученная, обессиленно лежала на автобусном кресле, закрыв глаза и привалившись головой к окну. Не спала. Но и не бодрствовала. Все произошедшее казалось ей дурным сном. Кошмаром, привидевшимся наяву.
Покачиваясь в такт движения автобуса, Маруся старательно восстанавливала по секундам нечаянную встречу с Варварой. Она то верила, то не верила ее словам и все никак не могла разобраться в хитросплетениях судьбы, не понимала, откуда взялось это странное родство.
Еще в детстве она, конечно, читала в книгах о семейных тайнах и загадках, но никогда не думала, что и ее это когда-нибудь коснется. Не будучи мистиком по натуре, Маруся все же всегда считала, что ничего просто так не случается. Ничего! Нет в жизни никаких случайностей.
Ведь мог отправиться в командировку и другой терапевт, и тогда они с Варварой никогда бы не встретились. Но нет. Судьба словно специально подтолкнула ее, подарила ей этот шанс! Именно ее послали в эту поездку, в эту деревню, в этот дом.
Устав от своих переживаний, Маруся, наконец, незаметно уснула. И снилась ей мать. Лица ее Маруся не видела, но отчего-то точно знала, что эта женщина, раскинувшая навстречу ей руки, ее погибшая мама. Так бывает…
Вещие сны обладают удивительной силой. Они не приносят облегчения, но всегда несут сокровенный смысл.
Вещие сны – подсказка. Пророческое указание, мудрый и порою очень красноречивый намек.
Надо только заметить его, уловить. Присмотреться, прислушаться, насторожиться…
Глава 9
Дома Марусю, которая появилась там около трех ночи, ждал сюрприз. Скорее неприятный, чем радостный.
Маруся вообще сюрпризы не любила, старалась избегать всяческих подвохов и неожиданностей, обходила стороной интриги и загадки, и потому ужасно огорчилась.
В прихожей на тумбе лежала записка от отца: «Муся, я улетел в срочную командировку в Новосибирск. Скорее всего, на неделю. Звонил тебе, рыжая бестия, раз двадцать, чтобы предупредить, но твой аппарат всегда вне зоны доступа. Надеюсь, ты в порядке. Утром позвоню, и попробуй только не ответить – вернусь и устрою грандиозный скандал! Люблю тебя, Муська. Береги себя. И да… Позвони, наконец, бабушке, она, по-моему, сердится…».
Прочитав отцовское послание, Маруся расстроенно плюхнулась на пуфик.
– Вот так всегда! Именно тогда, когда мне срочно нужно с ним поговорить, он отправляется за тридевять земель. Вот и не верь после этого в случай и судьбу!
Утром, с трудом проснувшись, Маруся долго лежала без движения и бездумно глядела в потолок. Она уже давно привыкла, что организм всегда одинаково реагирует на стресс: она не может ни с кем говорить, не хочет никого видеть и у нее совсем нет сил двигаться.
Хочется обессиленно нежиться, лежать в кровати, бесцельно бродить по комнатам и упиваться своими горькими мыслями. Можно, конечно, еще и всплакнуть, пожалеть себя, но это уже зависело от силы неприятностей, рухнувших на ее голову.
Сегодня она, даже не переодеваясь, понуро слонялась по квартире в пижаме, долго лениво смотрела в окно, ни на чем не концентрируясь. Лежала, уткнувшись в подушку носом, уныло глядела в потолок. Даже не пыталась включиться в жизненный поток, о чем-то поразмышлять или что-то съесть.
Маруся себя знала и не пыталась форсировать события. Только таким необычным образом она восстанавливалась, медленно приходила в тонус, перерабатывала стресс и накапливала силы для возвращения в привычную жизнь. Обычно для исцеления ей требовалось день-два, но сегодня даже этой малости ее лишили.
Где-то часа через три после ее пробуждения в дверь решительно позвонили. Звонок, противный, громкий и требовательный, разорвал тишину, безжалостно ударив по натянутым нервам. Маруся, недовольно приподняла голову, обернулась в сторону двери, подумала и опять зарылась лицом в подушку, натянув на голову одеяло.
– Отстаньте. Не нужно мне здесь никого.
Однако, тот, кто стоял за дверью, думал по-другому и отличался завидной смелостью, и настырностью. И хотя Маруся не подавала никаких признаков жизни, звонок упрямо повторился. Потом еще раз… Еще…
Когда в дверь стали звонить без остановки, и раздражающий звук полился не только по квартире, но и, наверное, по всей лестничной площадке, Маруся вскочила с кровати, досадливо прикусила губы и пошаркала в коридор выяснять, кому там неймется.
За дверью кипела от негодования Зинаида. Она уже держала наготове кулак, намереваясь колотить в дверь. Маруся, встав на пороге, выразительно глянула на подругу.
– Ну? Чего хулиганишь?
Но подруга не была настроена шутить. Сдвинув брови, она свирепо вращала глазами и пыхтела, как паровоз.
– Если не открывают, значит, никого нет дома, – недовольно пробурчала Маруся.
Зинаида, не реагируя, молча втолкнула Марусю в квартиру, перешагнула порог, захлопнула за собой дверь.
– Ты что творишь? – гневно завопила она. – Спятила? Где мозги растеряла, а? Может, оглохла или вовсе уже умерла?
– Да что такое? Чего ты бесишься? – изумленно отшатнулась Маруся.
– А ты чего трубку не берешь?
– А ты звонила? Да? – Маруся пошла в гостиную, взяла телефон – и впрямь пятьдесят три не отвеченных вызова. – Ого!
– Что – ого? – Зина, бушуя и кипя, последовала за ней. – Ты ненормальная? Издеваешься над нами?
– Да, что случилось-то? – Маруся изобразила недоумение. – Что за кипеж? Ну, не ответила, и что? Видно, звук забыла включить, подумаешь… Вчера в деревне отключила, чтобы не мешал принимать пациентов, вернулась домой глубокой ночью, забыла включить. Ну, а утром и вовсе не до того было…
– Как это не до того? – Зина просто лопалась от ярости. – А мозги свои ты не забыла включить?
– Ну, прости, прости, – Маруся виновато шагнула к ней. – Хватит уже буянить!
– Отстань, бесстыжая! Не подходи! – Зина, сгорая от злости, пошла на кухню. – Как это можно? А? Можно так по-свински относиться к близким?
– Да почему по-свински? Господи! Просто забыла звук включить. Эка невидаль. С каждым может случиться.
Зинаида, убедившись, что дорогая подруга жива-здорова, немного оттаяла. Плюхнувшись на диван, указала на чайник.
– Если ты живая, хоть чаю налей подруге.
Однако, Маруся, еще не отошедшая от вчерашнего стресса, обессиленно упала рядом.
– Зинуль, не могу. Может, сама заваришь? И меня заодно напоишь.
– Ты вчера напилась, что ли? – Зина подозрительно оглядела подругу.
– Где? В деревне?
– Что-то ты мне не нравишься.
– Угу. Я и сама себе не нравлюсь.
– Это что-то новое. Ну, выкладывай, – Зина выжидающе замерла.
– Я сейчас не могу. Потом как-нибудь.
– Ты мне зубы не заговаривай! Ты на часы посмотри. Двенадцать дня! Ты не завтракала еще что ли?
– Нет, – Маруся подложила ладошку под щеку и жалобно всхлипнула. – Зин… Ну, правда. У меня нет сил. Мне плохо.
– Да что такое, Муся? – насторожилась подруга. – С чего тебе плохо? Может, случилось что-то, о чем мы не знаем?
Маруся подавленно молчала, и Зинаида, запаниковав, пошла на нее приступом.
– Да говори уже! Вот не зря мне Римка все утро талдычила, что сон плохой видела. Вот тебе и сон в руку! Ну?
– А вы уже сегодня виделись с Римкой что ли? – попыталась оттянуть неприятный момент Маруся.
– Виделись, но ты не увиливай!
– А где виделись?
– Издеваешься? – Зина устрашающе округлила глаза, теряя терпение. – Римка завозила книгу в библиотеку. Хотела со мной ехать к тебе, да у нее примерка для одной высокопоставленной жены назначилась неожиданно. Тебе, кстати, повезло, что она не приехала, потому что Римка не стала бы слова сейчас подбирать, а назвала бы вещи своими именами, не всегда приличными, – Зинаида выразительно глянула на поникшую Марусю. – Я ответила на твои вопросы? Теперь твоя очередь. Так что случилось?
– Случилось. Такое, Зинуль, случилось, что не знаю, как и сказать. То, чего объяснить не могу…
– Господи! Ты инопланетян там встретила что ли? Или ковер-самолет в деревенской глуши обнаружила? – Зина нетерпеливо схватила подругу за руку. – Да не тяни ты! Прямо с ума сведешь!
– Сделай чайку, – Маруся жалобно всхлипнула.
– Видно, и впрямь дело плохо, – Зинаида, испуганно вскочив, расстроенно покачала головой. – Ну, ладно. Тогда сделаем так. Иди-ка переоденься, умойся, я тут пока похозяйничаю, завтрак приготовлю. И тогда все расскажешь по порядку. А где, кстати, Павел Петрович? На работе?
– Нет, он, как оказалось, в командировку укатил. В самый неподходящий момент!
– Насчет момента мы сейчас тоже поговорим. Ну, иди, не стой над душой!
Когда Маруся, умывшись и переодевшись, вернулась на кухню, ее дожидался свежезаваренный чай и бутерброды, которые Зинка соорудила из всего, что нашла в холодильнике.
– Давай… Сначала и подробно, – налив подруге чаю, Зинаида устроилась напротив.
– Да подробно, в общем-то, и рассказывать не о чем, – Маруся растерянно развела руками. – История запутанная.
– Ну?
– Представляешь, Зин… Я в Сретенке случайно заехала к больной, чтобы осмотреть ее, а она вдруг меня узнала!
– Подожди. Сретенка – это деревня?
– Село.
– В смысле – узнала?
– В прямом. Узнала во мне свою родственницу.
– Какую родственницу?
– Свою!
– Как это? – Зинаида хмуро уставилась на Марусю.
– Да не перебивай же ты! Откуда я знаю, как. Сказала, что моя мать, которая погибла, была ее двоюродной сестрой.
– Да ты что? – ахнула Зинка. – Постой, а откуда она взялась?
– Зина! Я знаю ровно столько же, сколько и ты. Это не она, это я взялась! А она там всю жизнь живет. Я сама в таком шоке сейчас, что даже дышать трудно! У меня одни вопросы в голове и ни одного ответа! И папа, как назло, укатил.
Ошарашенная Зинаида молча взяла тарелку с бутербродами, которые приготовила для Маруси, подвинула к себе и стала автоматически жевать один за другим, размышляя вслух…
– Во дела! Столько лет утверждали, что у вас нет родственников. А они, оказывается, есть. Ничего не понимаю. Скрывали что ли?
– Ты сначала прожуй, а потом говори, – Маруся нервно сжала пальцы. – Я и сама не понимаю, почему ни папа, ни бабушка мне никогда не говорили, что у меня есть мамины родственники. Ведь двоюродные – это близкое родство? А если скрывали, то почему? Зачем обманывали? Что-то утаить хотели?
Зинаида отодвинула опустевшую тарелку, смахнула в руку хлебные крошки.
– Так что мы сидим? Звони отцу.
– Понимаешь, Зинка, я хотела бы спросить, глядя в глаза. Мне кажется, по телефону это обсуждать не очень правильно.
– А бабушке? Тоже неправильно позвонить?
– Тоже звонить не стану. Вот сейчас приду в себя, и сама к ней поеду.
– А можно я с тобой? Ну, пожалуйста, – встрепенулась Зинаида.
– Нет, – подумав, отмахнулась Маруся, – поеду сама. Так будет лучше.
– Тогда я останусь здесь тебя ждать.
– Если хочешь, оставайся, – кивнула Маруся равнодушно. – Папа в командировке. Только тогда в магазин сходи, купи чего-нибудь на ужин. Ключи на полке возьми.
– Ой, Муська, волнуюсь я что-то, – Зинаида схватилась за голову. – Чувствую, здесь не все просто. Какие-то тайны мадридского двора… Ты уж поскорее возвращайся, а то я умру от любопытства!
Маруся долго и старательно собиралась, словно специально оттягивала время, но, уже открыв входную дверь, внезапно захлопнула ее и, прижавшись к двери спиной, закрыла глаза.
– Ты чего? – почему-то шепотом спросила Зинка. – Зачем вернулась?
– Не знаю, – тоже шепотом ответила Маруся. – Но ведь надо доверять своей интуиции, правда?
– Ну?
– А она мне говорит, что не нужно сегодня искушать судьбу.
– Что за ерунда! Боишься, так и скажи.
– Не боюсь. Но что-то подсказывает мне, что лучше не ехать сейчас.
– Но ведь завтра ничего не изменится? – Зинаида покрутила пальцем у виска. – Ты же нормальный человек, понимаешь, что все равно этот разговор состоится, рано или поздно.
– Да, но прежде пообщаюсь с папой. И кто знает, быть может, и не понадобится комментарий бабушки, – Маруся задумчиво хмыкнула. – Хотя, кажется мне, что в ее молчании есть что-то крамольное.
– Ой, Муся, что-то мне тревожно, – Зинаида взволнованно переступила с ноги на ногу. – Почему-то я думаю, что ты опять вляпалась в какую-то невообразимую историю…
– Опять? – фыркнула нервно Маруся. – Как это опять? Разве такое уже случалось?
– Здравствуйте, – Зинка возмущенно хлопнула себя по круглым бокам. – Это ты у меня спрашиваешь? А придурок, который полгода ходил к тебе на прием поговорить? Помнишь? А военный с розами, которого охрана выводила? Забыла? А кардиолог, муж министерской мыши, на которого ты столько времени потратила?
– Ну, ладно, ладно. Но ведь все, что нас не убивает, делает нас сильнее, правда?
– Это да. Но сколько нервов…
– Ну, вот, значит, я уже сильнее. Теперь начинается новая глава.
Звонок в дверь прервал их неспешную беседу.
– Это кто еще? – Маруся тревожно оглянулась. – Я никого не жду. А ты?
– А должна? – Зинаида усмехнулась. – Я, вообще-то, в твоей квартире.
– Точно. Значит, это ко мне.
– Уснули, что ли? – за дверью, прислонившись к стене, терпеливо стояла, глядя в телефон, Римма.
– И тебе здравствуй, – Маруся подозрительно прищурилась. – У вас здесь сходка, что ли, сегодня? Вы сговорились с Зинкой?
Римма, никогда не стесняющаяся в выражениях, посуровела.
– Не поняла… А просто так, без причины, приехать к подруге нельзя?
– Да можно, конечно, – махнула рукой Маруся.
– А ты чего одета? Уходишь?
– Нет. Собиралась уходить, но передумала. Проходи. Сразу предупреждаю: еды нет, Зинка все бутерброды слопала.
– Сейчас пиццу закажем, – Римма сбросила туфли.
Зинаида, выйдя в прихожую, умоляюще сложила руки.
– Девочки, зачем нам пицца? Может, картошечки нажарим? Муська, у тебя в холодильнике есть капуста квашеная и котлетки…
Я видела, когда бутерброды делала. Давайте, по картошке ударим? А то пиццей одной не наешься!
Римма с Марусей переглянулись и, не сговариваясь, дружно захохотали.
– Кому – что, а вшивому – баня!
– Вот дурехи-то, – обиделась Зинаида. – Я ж о вас переживаю, пицца-то вредна. Тесто! Вон Муська же всегда меня пилит, что мучное есть нельзя.
– А картошечку можно? – насмешливо передразнила ее Римма.
– Ну, пожалуйста! Мы ведь не так часто вместе дома ужинаем. Все в кафе да в кафе, а если дома, то по отдельности. А сегодня повод выдался. Ну, что? Нажарим картошечки?
– Хорошо, обжора, – Маруся расплылась в улыбке. – Только чур, готовишь ты!
День пролетел незаметно, а вот вечер затянулся.
Даже когда город стал засыпать, отдавшись во власть ночной тишины, в квартире Маруси все горел и горел свет. Все было уже сто раз обговорено, пережито, разобрано по косточкам.
Но подруги не спали. Размышляли, обсуждали, строили планы.
Хотя, что их строить, зачем смешить судьбу? Она ведь заранее все решила. Сама все устроила, придумала и наметила. Просто мы об этом пока еще ничего не знаем…
Глава 10
Когда московские часы показали одиннадцать вечера, зазвонил, словно опомнившись, телефон.
– Приличные люди не звонят в такое время, – раздраженно хмыкнула Римма, утонувшая в мягком кресле с чашкой чая.
– Вот что ты за человек? – возмутилась сердобольная Зинаида. – А вдруг кому-то помощь нужна? Приспичит, и в полночь позвонишь!
– Да замолчите вы, сороки, тихо, – схватила телефон Маруся. – Это папа. Странно, в Новосибирске ведь уже три ночи.
Подруги, чтобы не мешать, поспешно ретировались на кухню, а Маруся, прижав трубку к уху, крикнула, напряженно вслушиваясь:
– Алло… Папа? Ты слышишь?
– Муся, привет, милая, – откликнулся на удивление бодрым голосом отец. – Конечно, слышу, я ж не глухой. Чего так кричать?
– У вас же три часа ночи. Ты почему не спишь?
– Да не до сна мне. У нас напряженный график, мы здесь не отдыхаем. Сегодня в университетской клинике консилиумы один за другим, потом «круглый стол» с коллегами, дискуссия с врачами отделения, позже встреча с ординаторами. Я недавно только в отель вернулся. Ну, как ты, доченька?
Маруся, уловив в его голосе радостное возбуждение и удовлетворение прожитым днем, решила не тянуть:
– Папа, у меня вопрос. Неотложный. Можно?
– Конечно, Мусенька, почему же не спросить, если что-то волнует? Давай, детка.
– Папа, – Маруся хлебнула воздуха, – у нас есть где-нибудь родственники со стороны мамы? Ну, хоть кто-нибудь?
Павел Петрович, к ее изумлению, не испугался вопроса, не растерялся и спокойно ответил:
– Ой, нашла о чем спрашивать. Я-то думал, что-то действительно серьезное.
– А все же, папа?
– Да ты сама все знаешь. Никого у нас нет со стороны Киры, совершенно никого. Да и с моей – только бабушка. Нас всего трое на этом свете кровных родственников. А с чего вдруг ты об этом спрашиваешь?
– Да так, пустяки, – почему-то соврала Маруся. – Просто подумалось: а вдруг где-нибудь, в каком-то захолустье, живет далекий родственник или родственница. Живет себе, а мы и думать о нем забыли.
– Да что ж тут забывать? Нет никого уже лет сто. Ну, не сто, конечно, а уж лет тридцать точно.
Они еще поболтали о всяких пустяках, не забыли, как и положено, про погоду, и тепло попрощались.
Положив трубку, Маруся долго сосредоточенно молчала, глядя куда-то в пустоту. Зинаида, на цыпочках выбравшаяся из кухни, не выдержала этого молчания первой.
– Муська, ну? Ты чего такая напряженная?
– Будешь тут напряженной, – спокойно заметила Римма. – Странно все это. Я бы сказала, абсурдно.
– Что же здесь абсурдного? – Зина недоуменно вытаращилась на Римму. – Вечно ты придумываешь какие-то конспирологические версии.
– Но Павел Петрович явно что-то не договаривает, – гнула свое Римма.
– Вот-вот, – кивнула Маруся. – Точно не договаривает. Я прямо нутром чую, здесь кроется какая-то тайна. Не пойму только, в чем она… Но все они что-то от меня скрывают.
– Слушай, – подозрительно прищурилась Римма, – а может, просто врет эта твоя нечаянная знакомая из Сретенки? Может, маньячка какая-нибудь?
– Нет. Человека сразу видно. Да и с чего ей выдумывать? Она же заранее не знала, что именно я приеду. В общем, ясно, что ничего не ясно. Завтра к бабушке поеду.
– Ой, девочки, как это интересно! Что будет-то, – Зинаида радостно потерла ладоши.
– Ты спятила? – Римма в сердцах хлопнула подругу чуть ниже спины. – Что тут интересного? Это ведь жизнь целой семьи! Может, тут семейная драма или тайна, а ты радуешься чужой беде.
– Но ведь Муська нам не чужая, – Зинка обиженно потерла занывшее место. – Потому и интересно. Это и нас касается. И не дерись, у тебя рука тяжелая.
– Ну, извини, извини, – Римма обняла покрасневшую Зину. – Не рассчитала силу. Очень надеюсь, что бабушка Маруськина ничего не знает, и тогда обо всем можно будет позабыть.
– Ну, уж нет, – Маруся, отличающаяся особенным упрямством и принципиальностью, строптиво поджала губы. – Если и бабуля мне ничего не скажет, я поеду назад.
– Куда назад? – опешила Римма.
– Назад, в Сретенку.
– Господи, час от часу не легче. Зачем тебя туда опять понесет?
– Пока еще не знаю, – Маруся невесело вздохнула. – Не знаю, не понимаю и не представляю, куда меня все это выведет, но чувствую, что все это неспроста.
– Что неспроста?
– Все! Вот все это: поездка в Сретенку, встреча с Варварой, разговор о маме…
– Ну, Муська, хватит, не волнуйся ты так, – Зина обняла подругу за плечи. – Все как-нибудь утрясется. Вот увидишь, все пройдет само собой.
Но Римма, привыкшая верховодить, и тут вставила свое слово:
– Зин, прекрати нести чушь! Как утрясется? Что ты выдумываешь? Надо просто забыть. Не забивать себе голову всякой ерундой. Подумаешь, кто-то что-то сказал. Да я тебе завтра, если нужно будет, и не такое придумаю! Время теперь такое, что все про всех все знают: интернет откроешь – и вот, пожалуйста! Все сведения как на ладони: когда и где родился, на ком женился и от чего помер. А ты, доверчивая дуреха, сразу всему веришь.
– Боже, что ты несешь, – Маруся сердито обернулась к Римме. – Ты совсем ничего не понимаешь? Эта женщина сто процентов знала мою мать. Она сказала, что я пошла в их породу: такая же рыжая, веснушчата и тонкая. Она назвала моего отца по имени и отчеству!
– И что? – своенравная Римма не сдавалась. – Да в любом медицинском справочнике есть фамилия профессора Ветрова!
Разговоры эти, затянувшиеся далеко за полночь, ничем не закончились. Римма уехала домой почти в половине второго, а Зина, оставшаяся ночевать, вплоть до четырех ворочалась и тяжело вздыхала. Маруся же, уставшая от бесполезных споров, уснула сразу, едва голова коснулась подушки.
Однако, сон ее, мгновенный и глубокий, был недолог. В пять она проснулась с ощущением странной обреченности.
Такое состояние бывает, наверное, у тяжело больных, у родственников внезапно погибших, у переживших пожары и наводнения. В общем, у тех, кто в результате чего-то необратимого потерял все, что у него было дорогого и ценного.
Маруся, зажмурившись, внимательно прислушивалась к себе, стараясь определить, отчего ее одолевает непонятное, совершенно чуждое ей ощущение фатальности происходящего.
Отбросив одеяло, она медленно встала и на цыпочках, чтобы не разбудить Зину, прошла в гостиную. Достала огромный семейный альбом, где хранились не только их с отцом фотографии, но и снимки, которые достались им от предыдущих поколений. Эти пожелтевшие, нечеткие фотографии с обломанными уголками, замятыми сторонами теперь казались самым драгоценным сокровищем, потому что именно они могли сохранить те лица, которые безжалостно стирались привередливой памятью.