Семнадцать рассказов

Внутри были люди, четверо мужчин в неопределённой униформе. Взрослых здесь я ещё не встречал. Похожие на дембелей. Достаточно молодые. В чём-то хаки-зелёном и песочном, сидели полукругом возле костра. Огонь был совсем небольшой, однако искры его высоко под- нимались и таяли о лбы святых. Мужики сидели не в центре, у трупа дуба, а дальше, в глубине, где, наверное, был алтарь. Более того, они набросали земли и песка, полоской, между костром и разломанным ду- бом, чтобы тот не загорелся. Жгли они также не куски коры, как иногда делали мы с ребятами, а какие-то дощечки. Там и тут внутрь падал свет и перемешивался с дымком, дыханием людей, летящей мимо пылью и семенами-носиками. Сидящие сразу меня заметили, но виду не пода- ли. Продолжали свой разговор. Мне было неприятно, что кто-то сидел в «моём» месте, но сделать я ничего не мог и теперь думал, как мне уйти, чтобы это не выглядело неловко или испуганно. Поэтому я во- шёл внутрь, сделал десяток шагов вдоль стены к следующему разлому- двери в стене и собирался через неё неспешно выйти. Вроде как, я так и планировал, просто гуляю. Когда я уже повернулся спиной к нутру

церкви и хотел выйти, меня окликнули. Всё-таки храм был старинным, небольшим, я оказался слишком близко к компании.

–

Парень,

эй!

–

сказал

кто-то

из

незнакомцев

и

мне

стало

прият- но, что я не «мальчик» и не «эй, ты», парнем меня отчего-то называли

редко.

–

Парень, можно попросить принести каких-нибудь досок ещё. Нам для огня, посидим немного здесь.

Не дождавшись моего быстрого ответа, тот же голос сказал:

–

Мы

тебе

пива

нальём.

–

Отломайте от дуба кусок, вон там, где расколото, торчит из под- вала,

–

я

неточно

показал

рукой куда-то,

–

все

так

делают.

–

Все так делают, а мы не будем, – вступил в разговор второй го-

лос, – принеси, пожалуйста, только не пластик, не газеты, деревяшек

сухих.

Я вышел в проём, как и планировал и зашагал от здания. С чего это я буду им палки приносить? Но я представил какая тоска сейчас дома, с родителями и новостями по выпуклому телевизору. Не дай бог, ещё соседка зайдёт трепаться на кухне. Мне и угла нет посидеть спокой- но. Жарко ещё дома, не то что здесь под куполом. Такая прохлада, что огонёк кстати. Особенно если до вечера сидеть. Я направлялся будто домой, но руки мои сами подбирали что-то с земли. Когда мне было уже тяжело нести, я остановился с полной охапкой прутьев и корот- ких досок от ящиков. Развернулся и пошёл к мужикам. Они встретили меня подбадривая. Ясное дело, что они могли сами принести в сто раз больше, отчего-то им хотелось, чтобы нашёлся младший. Кажется, это называется дедовщиной. Мои дрова сразу пошли в дело. Огонь ожил и заговорил, зашипел. Далее стали происходить непривычные для меня вещи. Вместо того чтобы забыть о моём существовании, как сделал бы любой нормальный взрослый после выполнения его просьбы, мужчины расселились шире и пригласили меня в круг. Предлагали пиво, я от- казался, похвалили и молчали, ожидая от меня что-то. Я на автомате потянулся к большому куску коры, висящему на мёртвом остатке дуба, потянул его с треском и хотел добавить к трофеям-палкам.

–

А-ну, не тронь его, – жёстко, но без злобы сказал усатый дядька, старше других на вид.

–

Это дерево никогда не трогай, а ещё лучше, следи чтобы и другие

не трогали. Сможешь? Можно тебе такое поручить?

–

Не грузи, парня, отстань, – вставил тот, кто попросил принести дрова. Сноп иск от новых деревяшек полетел вслед за треском под по-

толок.

–

Оставь

дуб,

серьёзно.

–

Да

я

просто…

Ладно,

–

я

скрестил

руки

на

груди

и

смотрел

как они передают бутылку пива.

–

Ты же местный, паренёк? – усатый смотрел прямо мне в глаза, необычно и неприятно.

–

Местный.

Родился

здесь.

Живу.

Я вдруг увидел у одного из дембелей косу. Реально толстую косу волос, спускающуюся с затылка на спину, наверное, до лопаток. Я аж рот раскрыл. В тот же миг у четвёртого сидящего, поймала солнечный зайчик серьга в ухе. Такого я никогда раньше не видел.

–

Знаешь, местный, отчего дуб трогать здесь нельзя? – спрашивал,

как раз тот с серьгой. Он был лысый и то ли татуировка, то ли родимое пятно было на его лице.

Я осмелел и стал рассматривать мужиков, находя всё больше не- обычного. Почти у всех из-под ворота или длинного рукава на коже выступали рисунки-татуировки. Не тюремные, не надписи, а-ля смерть легавым от ножа, а какие-то сказочные части растений и животных, волны, лапы. Усатый имел тату на одной стороне шеи, неопределённый узор, обезображенный звёздчатым белым рубцом. Я видел такой у дядь- ки после ожога пламенем.

–

Слышишь

меня,

парень,

как

зовут-

то?

–

Он тобой очаровался, татуировки рассматривает, – говорил му-

жик-коса.

–

Дуб

мёртвый,

что

его

жалеть.

А

костёр

лучше

не

палить,

пепел и жар разрушит фрески, – я не сказал своё имя почему-то и посмотрел наверх, показывая подбородком на особенно тощего монаха в капюшоне

с крестом.

Мужики разом засмеялись.

–

Эти-то?

Святые?

Им

дела

до

тебя

нет,

парень.

–

Они же только на-ри-со-ван-ны-е, – сказал ближний мужик, самый мощный,

с

огромными

бицепсами

под

рубашкой,

он

говорил

с

такой интонацией,

словно

я

ребёнок-даун

и

мне

захотелось

уйти.

Ни

о

чём кроме меня и дуба, гости разговаривать не собирались. Мне было не по себе.

Бутылка

путешествовала

по

кругу

обходя

меня.

Опустев

она

не была

разбита

о

стену,

а

аккуратно

сложена

в

рюкзак

мужика

с

серьгой.

–

Они просто выдуманные, – глядя наверх произнёс он, достал но- вую бутылку.

Я встал, сделал пару шагов назад, что-то сказал вроде «мне пора», повернулся, шагнул к ближайшей дыре в стене. «Сами-то, кто такие», – подумал я уже у самого выхода, – «солдаты в самоволке».

– Солдаты мы, знаешь, сами себе на уме, приходи ещё посидеть, не обидим, – мне в спину громко сказал, по-моему, усатый. И это было очень странно. Я повернулся и злобно посмотрел на всех них. Но дым потянуло в мою сторону в эту самую секунду, он густо бросил в лицо сгоревшие ящики от овощей. Дым попал в глаза. Я не различил четыре фигуры, а вместо того, увидел, как луч солнца упал и подсветил на скрю- ченном стволе, когда-то росшего дуба, молодой побег. Прямой, с локоть высотой, он торчал прямо там, где я только что сидел. Несколько его листочков светились под лучом, проходившим через чью-то большую голову, нарисованную по центру единственного купола.

Утром следующего пустого дня я не пошёл проведать дуб, а про- должая анализировать свои мысли, поехал на трамвае в библиотеку. Там попросил скучающих и добрых тётенек-библиотекаш дать мне материал по истории города, про старые церкви. Я желал отыскать, что за храм является развалиной на нашей древней улице. Очень помогали гравюры. Довольно быстро я нашёл и ту церковь, и её историю. Переходя от книги к книге, как по цепочке, я выписывал основные моменты чтобы не потерять след. Сама церковь носила имя Спиридона, какого именно Спиридона я не понял, их жило немало, оказалась невероятно старой. Построенной на месте прежней деревянной и всегда бывшей внутри огороженного участ- ка Винтергарда. Самая маленькая из самых старых каменных построек города, она была радикально перестроена и заново покрыта фресками в семнадцатом веке. Так что, можно сказать, что от той исходной старины мы имели сейчас только её место и размер. Спиридон, вероятно, утратил свою популярность, потому что церковь к двадцатому веку пришла в за- пустение сама собой. Её даже не пришлось взрывать при новой власти. Я вычислил примерно, что дуб мог начать расти в ней в двадцатых годах и перешёл после этого к книгам про деревья. Здесь меня ждали некото- рые трудности поскольку конкретно про дубы книг не оказалось. Тёти искренне ходили в глубину зала, двигали там тяжёлые дверцы шкафов, но передо мной появлялись лишь энциклопедии и учебники с краткими описаниями, ненужной латынью или чёрно-белыми картинками дуба. Не- красивыми и неинформативными. Как быстро растёт дуб? Может ли он вырасти внутри дома? Отчего гибнет? Как определить возраст мёртвого дерева? Ничего из этого мне не удалось понять. А когда я наткнулся в журнале «Наука и жизнь» на описание дубов английского Ноттингема, запутался полностью. Если верить статье, мой церковный дуб, должен был быть значительно старше, чем 1920-е, так как его ствол превосходил почти все фотографии дубов, где якобы прятался Робин Гуд. Те дубы име- ли точную датировку, а британским учёным я отчаянно доверял.

Будучи единственным посетителем читального зала во вторник лет- них каникул, я собрал на себя заботу всех женщин этажа. К часу дня у меня стоял чай с печеньем, а книги не нужно было приносить и уно- сить. Всё делали проходящие мимо библиотекарши. Фыркнувшую на меня уборщицу осадили и выпроводили «чтобы мальчик не отвлекал- ся». Я уже жалел, что не продолжал читать про убийц или нашествия врагов на город. Тема дуба в церкви не раскрывалась. В предыдущие мои походы, я так не уставал и уходил подпрыгивая, от того, что уз- нал очередную жёсткую правду о людях и нашем городе. А здесь… Спиридон… Старый дуб… С собой по билету я впервые взял книгу о знаменитых деревьях мира и пошёл домой через круг по трамвайному маршруту номер четыре. Спускаясь по лестнице всё-таки подпрыгнул разок. Доволен я был не своим поиском, а тем, что несколько женщин в библиотеке видели во мне что-то нужное и важное, были готовы по- могать и делиться добротой. За таких и шли в битву мои предки.

Уже в вагоне, громыхая вниз по Борцам за революцию, собственно тем же убийцам, как на других улицах, я открыл книгу. Кстати. Всегда меня трогал такой вопрос. Отчего все эти борцы и партизаны, террори- сты и палачи выглядят на фото довольно солидными людьми. Я имею ввиду солидного возраста. В то время как табличка под их ФИО сооб- щает, что умерли они молодыми, многие чуть старше меня. Почему так? У них украли эту молодость, этот моложавый вид лица? Они променяли его на войну, на свой статус героя? Убийцы улиц были молоды только датами, но не имели этой середины жизни между геройской юностью и увесистым профилем на картине. Вряд есть определённый приказ ста- рить изображения героев на портретах. Эта середина жизни сгорела в их делах… К книге, к чему-то по-настоящему новому, я обратился, как только закрылась дверь транспорта. По мнению автора, самыми зна- менитыми деревьями на планете были гигантские кактусы в Мексике, баобабы Мадагаскара и секвойи Калифорнии. Только эти главы были написаны с чувством, богато иллюстрированы и снабжены ссылками. Остальные, десятки разделов, были краткими, как школьная энциклопе- дия. Они даже располагались в отталкивающем официозом алфавитном порядке. Я посмотрел буквы Р, Б, Ц, Х, в надежде найти что-либо про связь деревьев и «религии», «бога», «церкви», «храма». Пару раз открыл толстую книгу наугад и удивлялся тропическим растениям, пару раз с грохотом закрывал том, получая от этого удовольствия. Затем я вовсе утомился и стал ставить книгу на коленях вертикально, на её широ- кий корешок и ждать пока от прыжка трамвая она сама не раскроется в случайном месте. Я прочитывал, а иногда и нет, статью, что выходила

после этого. Место про вяз из которого строят мосты потому что он не гниёт открылось три раза… На Героях панфиловцах в вагон зашёл наш завуч и я, не желая пересечься с ним взглядом, тут же наклонился и уставился в книгу, в случайном месте. Одновременно пытаясь боковым зрением увидеть где тот сел или встал. Эта зараза, прошёл по салону и похоже встал за моей спиной. Наверняка специально чтобы посмотреть, чем я занимаюсь или где выйду. В этот момент я был очень далеко от нашего района. Мне пришлось перевернуть страницу и начать читать, дожидаться своей остановки. Просто так смотреть в книгу не получа- лось. Только чтение помогло убить время.

«Мамврийский дуб. Дерево является последним из исчезнувшей дубравы Мамре и древнейшим свидетелем богоявления Аврааму на библейской земле. Дуб этот воспет в священных церковных канонах, в стихах и прозе, запечатленный на тысячах древних икон, гравюр и ри- сунков. Его засохшие ветви использовались для написания икон Святой Троицы и рассылались по всем уголкам царской России. Посещавшие дуб богомольцы собирали желуди и кусочки коры, срезали на память веточки, вырезали палки для посохов, а частички древесины хранились как священные реликвии. Из чернильных орешков (галлов) Мамврий- ского Дуба изготовляли черную краску, которую использовали исклю- чительно для написания имен бога и священных текстов…».

–

Внеклассное

чтение?

–

за

моей

спиной

поинтересовался

мужчина.

Конечно же то был завуч, – дома соседи мешают читать?

–

Здравствуйте,

Анатолий

Степанович,

хотите

сесть?

–

Нет, сиди, такая толстая книга у тебя, «Война и мир»? – он был в том же синем пиджаке, в каком ходил в школу.

–

Это

по

биологии,

про

роль

деревьев

в

истории.

–

Нина

Ивановна

такое

задаёт?

–

Нет, на практике была студентка, Олеся Сергеевна, но Нина Ива- новна тоже.

Завуч посмотрел на часы и в окно. Похоже, что ему скоро выходить.

–

Вы знаете церковь на спуске? – отчего-то я спросил завуча, – там внутри вырос огромный дуб. Я пытался найти в библиотеке примерно, когда церковь забросили чтобы понять сколько дубу лет.

Завуч действительно двинулся к выходу ещё раз посмотрев в окно. Он всё-таки был очень ограниченным человеком и преподавал матема- тику.

–

Читай-читай, это облагораживает. Там же кольца должны быть, годовые,

посчитай.

Может

сдаться,

что

церковь

построили

вокруг

дуба, а не дуб пророс внутри, хе-хе.

Он взялся за поручень у выхода. Да, такие толстые и придирчивые не защищали наш город. Этот завуч только если предателем мог быть в истории.

– Считай кольца! До свидания! Не забудь первого сентября прийти. Трамвай тряхануло перед торможением так, что старичок на первом сидении подпрыгнул и зашёлся кашлем. Завуч вышел на остановке и не посмотрел ни на меня, ни на транспорт, скоро зашагал по Ворошилова. Можно подумать я без него не знал про кольца. Там так сильно разломан ствол, и такой грязный от земли и пыли, что колец не видно. Максимум можно у ветки посчитать, есть там одна большая отпиленная. Возраст здания мне был теперь примерно известен, спасибо библиотекаршам, 1100 год, плюс минус. Домонгольская церковь перестраивалась много раз, возможно в ней не осталось ни одного кирпича той поры. Только если в фундаменте… Фундаменты вроде у них были из вертикальных сосновых столбов… Вдруг дубовых? Пророс один? Тогда и дуб может быть старше церкви. Удивительная идея завуча обрела смысл. Дуб Мам- врийский, религиозная вещь, может его из жёлудя прорастили после паломничества в Палестину? Говорят, где-то в Подмосковье есть храм – полная копия храма из Святой земли. Почему бы людям в то время не привезти кроме мощей и частиц креста, жёлуди, к примеру. Для них это было важно. Я закрыл книгу и захотел есть. Сидел и мечтал об «Остан- кинских» пельменях. Мимо нас с вагоном проносились тысячелетние места Винтергарда. С их загадками и костями во много рядов под мо- стовой. С семенами из Израиля, стрелами печенегов, мечами тевтонцев.

Такая богатая историей земля. Поем пельменей и пойду рассматривать подвал, где видно основание дуба.

Вооружённый фонариком и информацией, полученной от всезнаю- щего дяди Коли, я спускался по мостовой переулка к разрушенной церк- ви. То, что она не сползла ниже, к обрыву, к набережной, было особенно странно при взгляде от крутой дороги. Здание держалось очевидно на мощном глубоком фундаменте. Древние строители, а ведь действитель- но очень древние, знали соответствующие секреты. Не торопясь воз- водили на тысячелетие. Ради модной маковки с комиксами на голубых стенах они вбили в край холма сотни свай-стволов, может тысячи. Воз- можно прикрепили всё это снизу к какому-то скальному основанию. Храм-гвоздь держал от оползня и всю нашу улицу.

Батареек могло хватить всего на полчаса, замены не было, так что я торопился спуститься до сумерек, чтобы дневной свет помогал мне на нижнем уровне. Пельменей во мне было предостаточно для долгой и физически отягощённой работы. Коля, который в среде моих родствен-

ников назывался «дядей», хотя вероятно им не был, рассказал мне о разных способах определения возраста деревьев. Один из них, показался мне особенно подходящим к ситуации. Нужно измерить диаметр ствола ближе к уровню земли, но не у самых корней и затем разделить на 1, 2 или 2,5 в зависимости от условий роста дерева. Дуб, как и другое круп- ное дерево, набирает до 2,5 сантиметров в ширину за год. При скромном освещении, питании, меньше, по 1 сантиметру, полтора или два. Зная ширину основания и примерный коэффициент роста можно умножив их получить возраст дерева. Верёвка, бывшая у меня также с собой, могла помочь при спуске, а могла и помочь измерить окружность ствола в подвале, у самых корней. Спасибо математике завуча, я мог вычислить диаметр зная окружность. Пи, квадрат, вот это всё. Поскольку выдви- гающегося сантиметра-рулетки у нас дома не было, я заранее отметил на верёвке фломастером метры. На втором метре – две полоски, на тре- тьем – три и так далее. Чувствуя себя искателем клада или Индианой Джонсом из фильма в видеосалоне, я легко дошёл до церкви и втиснулся через её низкое разрушенное окошко.

Сегодня свет падал из щелей стен и потолка под разными углами, в том числе, на искорёженное дерево почти в центре пола. Его серое и безжизненное тело как застывший динозавр выбиралось из недр земли и опершись на каменные плиты церкви, сдохло в незапамятные време- на. Могучий верх, крона, отсутствовали и я мог только фантазировать о прошлой высоте дуба. Всё же срезали этот верх не так давно. Сухие сморщенные дубовые листочки покрывали по щиколотку половину хра- ма. Они не успели сгнить или унестись с ветром. Сколько могли лежать листья в сухом скрытом от всего месте? Несколько лет? Дуб распили на дрова? Следов огня, кроме редких маленьких кострищ, на полу не было. Одна из ветвей, не самая крупная, была отпилена аккуратно. Осталь- ные отломаны то ли под собственным весом, то ли внешним насилием. Морщины глубоких складок покрывали всю площадь коры. Местами она вздыбилась и треснула, показывая свои огромные раны. В каждую можно было просунуть ногу. Я посчитал годовые кольца единственно- го опила. Это оказалось непросто. Расстояния между полосками были маленькими и ближе к коре вовсе становились неразличимы. Попро- бовав несколько раз я был уверен, что колец по меньшей мере сто. Это не дало мне особенно ценной информации, любой, кто посмотрел бы на изогнутый волной, гигантский остов дуба, ответил бы, что ему две- сти, триста, пятьсот лет. Мысль о ста годах не могла возникнуть при взгляде на остаток исполинского основания. Книга про мамврийский дуб и идея, что церковь построена ради этого дерева или дуб удачно

интегрирован в храм теперь крепла. Во всей этой истории несуразным гвоздём торчал один факт. На изгибе дерева зеленел росток и кажется он подрос с прошлого моего посещения. Это было более странно, чем увидеть одуванчик, проросший сквозь бетон. Настолько велика была разница между каменистостью мертвого ствола и юной зеленью побега. Сейчас мне некогда было рассматривать ожившее живое. Не терпелось включить фонарик и измерить дуб внизу. Я был уверен, что узнал что- то чего не знает ни один краевед и учитель истории Винтергарда. Что ж, оставалось только узнать ещё больше, и я полез в дыру. У кого-то в школе будет самый крутой рассказ, как он провёл это лето.

Там, где квадратные каменные плиты церковного пола были разру- шены, имелось довольно большое многоугольное отверстие. Образова- лось оно скорее всего по совокупности причин. Растущее дерево могло поднять часть камней, дождевая вода сквозь лишённые стекол окна раз- мыть, вандалы и искатели сокровищ могли поднять часть пола. Так или иначе, держась за кору и ветки, мы с одноклассниками не раз спуска- лись на пару метров вниз, где начиналась темнота, сырая земля и камни. Здесь можно было спрятаться или спрятать свой секрет. Мы мечтали найти здесь клад, хотя бы дупло в стволе ниже уровня пола, но ничего этого не было. Ствол выпрямлялся и уходил в темноту, в дно холма. Ноги дальше не лезли и упирались в каменную крошку и многолетний слой мусора. Теперь же, с фонарём и своей решимостью, я выбрасы- вал наверх часть мусора, а другую утаптывал в стены дыры. Я видел возможность спуститься ниже. Значительный проход был скрыт просто старыми ветками и несколькими автомобильными покрышками. С по- следними пришлось повозиться, они сужали путь, мне приходилось вы- таскивать их по одной в церковь. И вот, спустя, шесть-семь ходок, я смог сползти на корточках ещё на один свой рост ниже, вдоль ствола. Полость в земле вокруг дуба немного расширилась и его можно было обойти кругом по новому нижнему ярусу. Однако оказалось, что ни фундамента из сосен, ни корней дерева я не нахожу. За стволом, ширина которого была здесь не менее четырёх метров, напротив того лаза, которым я спускался, был новый горизонтальный проход. В нём также был мусор. Фонарик выхватывал за горой скатившихся сюда бутылок и банок лаз ниже. Мне было неприятно, что теперь я не вижу свет от входа через пол над собой. Кроме того, было одно узкое место, в котором я пачкался о земляную стенку, цеплялся верёвкой. Выносить мусор было неудобно, приходилось прижиматься к коре, и я был весь в мелких царапинах. После второго рейса наверх, я уже не так охотно спустился в дальнюю точку, поскольку увидел, как осыпается вслед за мной моя дорожка по

земляной стенке. Надёжнее всё-таки упираться спиной в дуб и подни- маться отталкиваясь от стены лаза обувью. Не привязать ли мне наверху верёвку чтобы помогать себе подниматься, держась за неё? Я откинул несколько бутылок и стал тащить большую ветку, которая зигзагом за- стряла в новом проходе и её было ни перешагнуть, ни подлезть под ней. Когда я особенно сильно взялся за неё у меня выпал из-под подмышки фонарик и счастливо для меня упал к ногам, ровно лёг на «пол» прохода и осветил, не разбившись, ту глубокую часть, из которой я тянул ветку. Точно в свете луча, передо мной стояла белка. Я никогда не видел белок так близко. Она была красивой и крупной, с рыжим телом и тём- но-рыжим, почти коричневым хвостом, и, она именно стояла. На задних лапках, подобрав передние к светлому животу, пялилась на меня чёр- ными глазами-бусинами, принюхивалась. Я замер и смотрел на зверька сверху вниз, мог дотянуться до него ботинком. В свете фонаря белка казалась размером с кошку и отбрасывала тень в проход. Нет, она опре- делённо была больше белок в зоопарке, это была крыса? Енот? Нет же, белка. Уши с кисточками, конечно, белка. Хвост её дёрнулся, дёрнулась и мордочка и она прыгнула прямо на меня. От неожиданности я отпу- стил ветку, вскрикнул, закрыл ладонями лицо, защищая себя и втянул голову в плечи. Белка, ощутимо тяжёлая, с острыми когтями, пробежала по мне отталкиваясь от колена, плеча и моей головы и через секунду исчезла где-то вверху. Оттуда, где ствол выходил наружу, струйка земли или песка скатилась мне за шиворот. Я стал вылезать, чуть не забыв фонарь, который погас, как только я взял его в руку. Ускоряясь от стра- ха, желая осмотреть себя, нет ли на мне крови, белки или ещё чего я проворно поднимался. Только на секунду перед самым светом я остано- вился, поскольку стирал что-то с лица. Эта была капля крови. От ранки, оставленной взбежавшей по мне белкой или я оцарапался при подъёме. Свет попал мне в глаза, и я увидел… Сначала огромное грустное лицо под куполом, а затем протянутую мне руку. Я взялся за мощную ладонь,

которая помогла мне вылезти.

Я машинально отряхивал свою одежду и немного повертел головой вокруг. Около меня стояли вчерашние мужики.

–

Вы

не

видели

большую

белку?

Она

должна

была

пробежать

мимо

вас.

–

Белку?

–

высокий

усатый

дядька

в

выцветшей

солдатской

форме

ухмыльнулся, – народ, вы белок здесь не встречали? – он обернулся к трём товарищам, всё тем же странным полудембелям, которых я встре- тил накануне. Те, каждый по-своему, весело отреагировали. Мужчина с косой так просто откровенно заржал.