Распутье

скачать книгу бесплатно


– Спасибо, мама делала.

– И не пытайтесь, «культурнопитейщики», – с деланной серьезностью сказала Мила, – нет вам оправдания! И вообще, вы не «культурнопитейщики», а апологеты пьянства и алкоголизма!

– Ну, вот, здр-а-а-сте-приехали, – в притворной обиде развел руками Сергей, общаться стало проще, стеснение улетучилось, – припечатала, так припечатала. Апологеты! Слово-то, какое нашла, – он сделал глоток из стакана, сменил тон с обиженного на рассудительный. – Мы, между прочим, никакие не апологеты, а жертвы воспитания и образования. Судите сами. Начать можно с Владимира Красно Солнышко, которого коллега, – он наклонил голову в сторону Петра, тот ответил также степенным наклоном головы, – цитировал совсем недавно. Дальше все эти гаудеамусы и ин вино веретусы, которыми он здесь разбрасывается, показывают, что студиозы испокон веков употребляли горячительные напитки «веселья для». Стало быть, это не пьянство и алкоголизм, в чем нас обвиняют, а как минимум дань традиции. Дальше, что можно ждать от людей, воспитанных на книге о похождениях четырех, как бы это помягче сказать, … – он посмотрел в потолок, ища подходящее слово, – … шалопаев, которые на протяжении всего романа только и делают, что пьют, дерутся и ищут приключений на одно место. При этом считаются положительными персонажами и их ставят в пример.

Мила глядя на Сергея вопросительно наклонила голову, остальные девушки тоже смотрели на него, ожидая пояснений. Тот молчал, держал интригующую паузу.

– Это он про мушкетеров, – Петр с улыбкой снял, повисший в воздухе вопрос.

– Или взять Хемингуэя. Вспомните хотя бы «Фиесту» или «Праздник, который всегда с тобой». На каждой странице, … ну буквально на каждой: зашли в такое-то кафе выпили то-то. Цитировать не буду, дословно не помню. Или вы имеете что-нибудь против Хэма? – он вопрошающе обвел взглядом девушек, начиная с сидевшей слева по диагонали от него Лены, заканчивая сидевшей справа именинницей. – Да, и в конце концов, вы же все советские девушки, не сомневаюсь, что были правильными пионерками, а теперь, конечно примерные комсомолки. А с кого примерные комсомолки должны, извиняюсь за тавтологию, брать пример? Правильно, с Владимира Ильича. Что читаем у Горького? На обед Ленин ест яичницу с ветчиной и выпивает кружку густого тёмного пива. Вот так, пиво на обед и, как я понимаю, ежедневно. А мы в честь Дня рождения Маши, кой-то раз в веки, и сразу пьянство, алкоголизм! – последнюю фразу Сергей вновь произнес обиженным тоном.

– Полностью согласен с коллегой! – торжественно заявил Петька.

– Надо же, какую теорию подвел! – засмеялась Мила, – я же говорю – апологеты!

– Вам нравиться Хемингуэй? – Сергей поймал на себе серьезный взгляд серых глаз, сидящей напротив Кати.

– Не встречал человека, которому бы не нравился Хемингуэй, точнее, который признался, что ему не нравится, – усмехнулся Сергей, – Мне, если честно, да, нравится. На его книгах, как говорится, выросло не одно поколение. Вы знаете, что хиппи даже называли его «папа Хэм»?

– Нет. Я не застала время хиппи, это же, кажется, шестидесятые? – утвердительно спросила Катя.

– А вы, что были хиппи? – с нескрываемым любопытством, чуть не с восхищением, вступила в разговор Лена.

– Да нет, что ты Лен, мы что, так похожи на динозавров? – опередил приятеля Петька, – мы тогда еще совсем мелкие были. Нас эти «дети цветов» так, только на излете зацепили, клешами, музыкой да длинными волосами.

– Я не хотела вам, … вас …, – смущенно потупившись начала оправдываться Лена.

– Ничего, Лен, вон, – Сергей с улыбкой кивнул на Петра, – кто-то до сих пор хиппует.

– Но-но, я попросил-бы – театрально вскинулся Петька, – длинные волосы, между прочим, на Руси были привилегией дворян, – он провел рукой по своей рыжей шевелюре, с прищуром посмотрел на приятеля, – а коротко там стригли всяких плебеев.

– А за плебея ответишь, – не глядя на товарища, перефразируя расхожую фразу[7 - Выражение: «А за козла ответишь» – как шуточная угроза было в то время на слуху, гуляло по анекдотам и фильмам.], сказал Сергей, помолчав, добавил: – Попозже, – указал глазами на опустевшие стаканы. – Как насчет повторить?

– Запросто, – Петька потянулся к бутылке.

– Девушки, вы как, не надумали? – спросил Сергей, взглядом приглашая присоединиться к ним с Петром.

– Нет, нет, спасибо, – спешно замотали головами Катя, Лена и молчаливая Маша.

Мила задумчиво посмотрела на Сергея.

– После такой Сережкиной лекции я, пожалуй, попробую ваш, как там? Коктейль? – она допила компот в стакане и перевела взгляд на мужа, – мне чуть-чуть.

– И это правильно, – Петька уже потянувшийся налить Сергею, по плавной дуге перевел руку к стакану Милы.

– Стой-стой, хватит – Мила приподняла руку мужа, которой тот держал бутылку, едва тонкая струйка коснулась дна ее стакана, – ты мне лучше компота побольше налей.

Петька наполнил стакан жены. Посмотрел на хозяйку дома, приглашающе спросил:

– Маш?

– Ну ладно, давайте и я, за компанию с Милой, не бросать же ее одну с вами. Только тоже чуть-чуть, – улыбнувшись, сдалась именинница.

– Вот это – другое дело! – Петька плеснул немного водки в стакан Маши, долил компотом, наполнил стаканы свой и Сергея. – Вы тоже присоединяйтесь, пожалуйста, хоть компотом, – обратился он к троим отказавшимся от «коктейля» девушкам.

– У всех, как говорится, но?лито? – последнее слово Петр, пародируя руководителя страны, произнес с ударением, обвел глазами сидящих за столом. – Итак, – он встал с поднятым в руке стаканом.

– Еще раз, предлагаю, за хозяйку торжества! – поднял стакан выше, перевел взгляд на именинницу. – Машенька, я не люблю говорить длинные тосты. Скромно о себе замечу – краткость сестра таланта. Так что, скажу, так сказать, лапидарно: пускай жизнь твоя будет солнечной и безоблачной, как сегодняшний день!

Все встали следом за Петром.

– Сказал, лапидарный ты мой, – хмыкнула Людмила, – долго думал?

Встретившись, звякнули стаканы.

– Кстати, – пригубив «коктейль» и садясь на место, обратился к Кате Сергей, – по поводу Хемингуэя. Как вам, читали-не читали, нравится-не нравится?

– Конечно читала, – словно удивившись такому вопросу, пожала плечом Катя. – А нравится или нет…

– Кто же сознается, если не нравится? – с улыбкой глядя на подругу, опередила ее Лена.

– Перебивать, неприлично, – тоном строгой учительницы, заметила ей Катя, затем спокойно уже Сергею: – На самом деле, нравится, конечно. Не все может быть ровно, что-то лично мне ближе, что-то совсем не цепляет, но в общем да, вполне.

В голосе девушки зазвучали нотки откровения, или это показалось Сергею? Он вдруг понял, что разговор за столом стал ему интересен, что тонкая грань отчуждения пройдена, почувствовал себя внутри компании.

– А что больше всего? – спросил он. – Что отложилось в памяти?

– Если говорить в общем, нравится то, что он не навязывает своего мнения, – сказала Катя, взгляд ее потерял остроту, она словно направила его внутрь, ища ответ в себе, – он как художник рисует картину, а зритель, то есть читатель, уже сам решает кто прав, а кто нет…

– Э-это точно, это вам не наш родной, так сказать. соцреализм, – деловито орудуя вилкой в тарелке поддержал Катю Петр. – Там все строится на теории классовой борьбы. Воспитание, так сказать, – он выразительно поднял вверх вилку с насаженным на нее кольцом огурца, – в духе коммунизма.

– Даже не в этом дело, – вступила в разговор Маша-именинница, все посмотрели на нее, – я думаю, Катя не это имела в виду. Просто там нет этой надоевшей занудной нравоучительности: это правильно – так можно или даже нужно, это неправильно – ни-ни, ни в коем случае. Читатель сам имеет право оценивать поступки персонажей. Так ведь Кать?

– А то же самое и у других американских писателей, – не дав подруге ответить, живо, с блеском в глазах, вмешалась Лена, – у Сэлинджера, там, Апдайка…

– А вы, матушка, однако, космополит, – вставил Петька.

Лена, несколько сбитая Петькиным замечанием, уже было набрала в легкие воздух, чтобы продолжить, но в разговор неожиданно вступила молчавшая до этого Маша-два:

– Вы читали «Жизнь и судьба», Г-г-гроссмана? – негромко, словно стесняясь, спросила она.

Неожиданно низкий голос субтильной кареглазой Маши звучал довольно приятно, мягко. При этом звук «г» она произносила непривычно размыто, словно боясь поцарапать им нёбо. Она явно стыдилась своего южнорусского диалекта. Филолог с говором? Как-то не вяжется.

В ответ на Машин вопрос послышалось нестройное некание вкупе с отрицательным мотанием головами. Лишь Мила как прилежная ученица, поставив локоть на стол, подняла руку, жестом показывая, что она книгу читала.

– Надо признаться, Маш, здесь у нас общая лакуна в образовании, – с апломбом сказал Петр. – А что у нас товарищ Гроссман?

Девушка с секунду смотрела на Петра, переваривая его вопрос, кивнула, уже увереннее сказала:

– Не удивительно, я сама читала в «самиздате», хотя сейчас, при нынешней «гласности», кажется, уже выпустили в нормальном виде. Так вот, о чем я хотела, … – Маша задумчиво сдвинула брови, отчего ее лоб прорезала вертикальная морщинка, – там, в общем, при обороне Сталинграда, в разрушенном доме, один из бойцов вспоминает какого-то американского писателя, фамилию которого он забыл. Говорит, что ему нравится в нем, в этом писателе, то, что он его не учит. Напился солдат – и все, – она раскрыла ладонь, показывая: «и все», – Или произошло там что-то у мужика с бабой – и все, – опять тот же жест рукой, Маша заметно увлеклась, от прежней зажатости не осталось следа. – Мне кажется это он как раз про Хемингуэя. Ты ведь это имела ввиду, Кать?

– Да, все правильно, – согласно кивнула Катя. – Но это если в общем, а в частности, …, – она на мгновенье задумалась, подняла глаза на Сергея продолжила: – взять, допустим, «Прощай оружие» или «И восходит солнце!», о котором, вы Сергей, говорили, у меня от них слезы наворачиваются, а вот, например, «Старик и море»…

Катя поделилась своим впечатлением от «Старика и море», затем разговор плавно перетек на мастерски описанную Хемингуэем ловлю форели в горных реках. «Да это особенно! – воскликнула Лена, захлебываясь от переполнявших ее эмоций, затараторила: – Как будто сама там, с ним. И эта река. Как ее? … Точно, Биг-Ривер. Вот, когда мы с родителями по Дубне…». Но в оживленном разговоре ее кто-то перебил, Лена сбилась, замолчала и переключилась на общую тему. А тема заняла всех. Вспомнили еще рассказ, и еще, и пошло-поехало. Петька авторитетно вещал, Лена скороговоркой вставляла замечания, не оставались в стороне и Мила с Машей-именинницей. Вторая Маша тоже не выпадала из разговора и, хотя больше молчала, изредка кидая реплики, в ее глазах читался живой интерес. Сергей, слушая других, говорил, в основном, когда обращались непосредственно к нему, но теперь он уже не был лишним за этим столом. У него появилось чувство единения со всеми присутствующими. Словно комната наполнилась проводящим мысли, чувства и эмоции веществом, связавшим всех общим интересом. Сергею было знакомо это ощущение, оно было близко ему. Оно было сродни возникавшему во время споров на семинарах по философии, их с Петькой «мировоззренческих дебатах» или конструкторских «мозговых штурмов». Когда рассуждения и мысли нескольких людей, сплетаясь вместе в общем увлечении, создают особую атмосферу взаимного притяжения. Как ни странно, но трое девушек-мышек, не прикасавшиеся к «расслабляющему» напитку, тоже стали вести себя свободнее. Словно легкий снимающий напряжение хмель каким-то образом передался им тоже.

Прошлись по творчеству Хемингуэя и «по нему лично». Заметили, что действие большинства его книг происходит не в «штатах», а в Испании, Франции и в Африке. Перескочили на то, как хотелось бы там побывать, на то, что жалко, что из Союза почти невозможно выбраться куда-нибудь за рубеж, особенно в страны «каплагеря». Мила сказала, что слышала, будто бы совсем недавно, где-то в конце мая вышел закон, вроде бы облегчающий выезд из страны, что «может быть перестройка, все-таки приведет к падению „железного занавеса“ не только для Восточной и Западной Германии, но, в конце концов, и для нас». В этом вопросе ее авторитет не подвергался сомнению – родители Милы периодически выезжали за границу на различные научные симпозиумы и конференции и она, как никто другой здесь, могла быть в курсе дела. Все согласились, что это было бы здорово, что может быть, когда-нибудь все-таки удастся увидеть «снега Килиманджаро». Тема странствий постепенно перевела разговор на тему отдыха вообще и грядущих каникул в частности.

– Вот вы сейчас студенты, завидую. Сдадите сессию, начнутся каникулы. … Я вот, только недавно понял, … – Сергей замолчал, обвел взглядом присутствующих, с чувством сказал: – Как же летом не хочется работать! Когда был студентом, я этого не замечал, – он остановился, что-то вспоминая, продолжил: – В начале лета, как-то особенно остро начинаешь понимать, что оно создано для отдыха. Солнце светит, все зеленное и, на уровне организма, рефлексов что ли, срабатывает: «не хочу работать!». Может быть это привычка, резвившаяся с детства? Вот смотрите. Невинный возраст брать не будем, а дальше, десять лет в школе, лето – каникулы, – он начал загибать пальцы. – Пять лет в институте, каждый год то же самое. Пришли на КБ, нас, молодых специалистов пинками в пионерский лагерь вожатыми.

– Прямо так и пинками? – искренне удивилась Катя. – За что же вас так?

– Не за что, просто …. Для КБ лагерь – обязаловка, а «старики» ехать не хотят, – махнул рукой Сергей. – С другой стороны, тоже неплохо, местами даже весело, – он улыбнулся, каким-то своим мыслям, – пару смен в лагере пионеров строишь, потом отпуск полтора месяца. То есть, по большому счету, тоже все лето гуляешь. И так два года подряд. В этом году вожатым не поехал, лето начинается и чего-то не то, нет ощущения праздника что ли, – Сергей разжал ладонь, изобразив взглядом грусть, уставился на нее, словно пытаясь отыскать что-то упущенное. – С утра на работу, вечером с работы, пока до дома доедешь, пора спать.…

– Может быть это просто дело времени? – с сочувствием спросила Лена. – Мои родители, всю жизнь так работают.

– Мои тоже, – Сергей вздохнул. – Все понимаю, а на уровне ощущений все-равно что-то не так. Наверное, пройдет лет пять-десять, привыкну. Или скорее сотрется та привычка из детства, не знаю. Одно облегчение – отпуск в августе.

– Ты говоришь, сессию сдали и все, каникулы? Ага, если бы! – возразил Петька. – Нам в июле еще на две недели фольклорная экспедиция светит.

Девушки дружно зашумели, соглашаясь с ним.

– Кстати, – вдруг оживилась Мила, – девчонки, никто не смотрел на кафедре объявления по поводу летних лагерей?

– По-моему, что-то уже вывесили, – за всех ответила именинница, – я видела мельком. А что?

– Сережка сказал про отпуск в августе, и мы вспомнили, – ответила Мила, сказав «мы» она имела в виду себя и Петра. Женщинам свойственно после выхода замуж отождествлять себя со всей семьей. Сначала только с мужем, потом еще и с детьми: «мы сегодня кушали и все измазались», «мы сегодня на животике ползали», «нас сегодня комарик покусал». – Мы решили наконец организовать себе медовый месяц, правда, Петь?

Петр подтвердил слова жены, сказав, что «раньше было недосуг, а теперь самое оно», после чего спросил Сергея о его планах на отпуск.

– Мы с Женькой не решили еще, может быть опять махнем в «Буревестник», – он заметил вопросительные взгляды девушек напротив, пояснил: – это университетский лагерь под Туапсе, – с улыбкой посмотрел на Петра. – Помнишь?

– А, то!

– Как-же, как-же, на-а-аслышана о ваших похождениях, – тоном сварливой жены, растягивая слова, сказала Мила, – муженек мне мно-о-ого чего понарассказывал.

– Я ни в чем не участвовал, ни в чем предосудительном замечен не был, – оправдываясь, скороговоркой выпалил Петька.

– А ничего такого и не было, – сказал Сергей, сосредоточено изучая потолок. – Он все придумал, чтобы заинтриговать будущую жену. Так ведь? – взглянул на приятеля.

– Точно, так оно и было, – быстро ответил тот, – то есть, ничего не было, все придумал!

– «Ох, уж эти сказочки. Ох, уж эти сказочники![8 - Из растащенного на цитаты мультфильма «Шел прошлогодний снег».]», – засмеялась Мила, переводя взгляд с одного на другого, те сидели с отрешенными лицами, на которых было написано: «мы здесь ни при чем, ничего не знаем, это не про нас».

Мила на секунду задумалась, словно поймав какую-то мысль, посмотрела на Сергея смеющимися глазами и предложила ему с другом Женей присоединиться к ним – «вместе все веселее». Как это часто случалось с ней, да и не только с ней, собственная идея показалась Миле очень интересной, она моментально все обдумала и за всех решила. Она даже не стала убеждать или уговаривать Сергея, просто говорила тоном, в котором не звучало даже тени сомнения в том, что Сергей и Женя отправятся к морю с ними. О самом лагере Мила слышала много хороших отзывов. Правда, на путевки от университета Сергею с другом рассчитывать не приходилось – они оформлялись только на студентов и аспирантов. Последовавшее от Петра предложение оформить путевки на кого-нибудь с курса, Мила свела на нет, заметив, что путевки именные и могут быть неприятности. «Но, – заметила она, – частный сектор никто не отменял, а вам, „дикарям“ со стажем, не привыкать». Лагерь, куда собирались молодожены, находился недалеко от Пицунды и назывался «не то „Солнце“, не то „Солнышко“, не то что-то вроде».

– Кстати, про дикарей – улыбнувшись своим мыслям, начал рассказывать Сергей, – можно сказать, про диких дикарей. Дикарей в квадрате. Мы тогда еще в институте учились. Ребята из группы решили поехать в палаточный лагерь на берегу моря. Мы с Женькой в Судак, а они туда. Короче, приезжаем к ним в гости, сидят они на песке, возле своей палатки, загоревшие как негры, – Сергей хмыкнул, – Сидят и все. И так целый день. Ну может макнутся в море раз-другой чтобы совсем не спечься ….

– Прямо-так и целый день, – с сомнением спросила Мила.

– Ага, – подтвердил Сергей, – даже в карты не играют, надоело говорят. Оказалось, приезжают туда только барды-фанаты бородатые, или семьи, или и то и другое «в одном флаконе». Дискотек нет, магазинов нет, туалет, извиняюсь, где-то на краю лагеря. За продуктами ходили километра за два-три в город, а есть готовили прямо здесь, рядом с палаткой на примусе. Мы купнулись, посидели с ними полчаса, чтобы обсохнуть, и обратно в Судак, в лоно цивилизации. Мы так и не поняли их романтики. Тоска смертная. Уж мы-то всегда «дикарями» ездим, а это «дикари» в квадрате… нет, в кубе.

– Ну, зачем же так, – вступилась за «дикарей» в степени, Катя. – Каждый отдыхает по-своему.

– Они, наверное, с соседями дружили, вечерами песни под гитару у костра, – поддержала ее Лена, – в этом, правильно, есть своя романтика, – в голосе девушки будто бы даже проскочили нотки обиды за тех ребят. – Я, например, люблю в походы ходить. Прошлым летом с родителями сплавлялись на байдарках по Дубне, мне очень понравилось. …, – А что эти дискотеки? Музыка гремит, все дергаются. Не танцы, а не пойми что…

– Если песни у костра, тогда, наверное, … – Сергей пожал плечом, – может быть. … Но ребята нам сами сказали, с соседями у них было только на уровне: «у вас соль, спички есть?». Ни костров, ни гитар, вечером поели, что сварили и спать.

– Ну и что, все равно, – не собиралась сдаваться Лена, – просто быть на природе, … с природой, … это надо понять, почувствовать …, – она глотнула воздух и остановилась, подбирая аргументы.

– Значит им так нравится, – резонно заметила Катя.

– Им же, наверное, понравилось? – поддержала подруг молчаливая Маша. – Они, сами-то, что сказали?

– Все, все, не хочу спорить, – Сергей поднял перед собой руки ладонями вперед. – Нравится им так и ладно, … но это не мое, это точно, – он опустил руки, повернулся к Миле. – А за предложение спасибо. Понял, подумаем. Новое место, оно всегда…, – уже вставая сказал: – Это дело надо перекурить! – посмотрел на именинницу. – Можно?

– Я пас, – вставил Петька.

– Конечно можно, – ответила Маша, тоже поднимаясь из-за стола. – Я с вами, если вы не против. Не курить, – ответила она на вопросительные взгляды сидевших за столом, – хочу подышать, – пояснила, словно чего-то смутившись: – Что-то от «коктейля» мне жарко стало.

– Как я могу быть против? – улыбнувшись, удивился Сергей. – Вы же здесь хозяйка, да и вообще.

Сергей чиркнул зажигалкой, закурил. Стараясь не выглядеть слишком любопытным, незаметно осмотрелся. В прошлый раз, когда он выходил сюда с Петькой, было не до того. Балкон был небольшой, один шаг от стены до перил и четыре-пять шагов в длину. Домашнего скарба, как правило, захламляющего подобные дополнения к жилплощади, на нем не наблюдалось. Сбоку стояла табуретка, на подоконнике выходящего на балкон окна пустая вымытая стеклянная пепельница-башмачок. Окурка, который оставил Сергей, в ней уже не было, не было даже следов пепла. Решетчатые перила снаружи обшиты бежевым волнистым пластиком. Сверху, над головой, висели веревки для сушки белья. Некоторое время стояли молча, он – облокотившись на перила, глядя вниз во двор сквозь мерно раскачивающуюся листву растущих возле дома тополей. Она, скрестив руки сзади, прислонившись к стене дома. Во дворе бегали неугомонные дети, сбивая палками пух с одуванчиков.

– Чем им одуваны-то не угодили? – усмехнулся Сергей.

– А ведь вы не за сигаретами ходили? – словно не услышав его, спросила Маша.

Не поднимая головы, лишь повернув ее, Сергей посмотрел на девушку. Глаза ее смеялись, в них вновь, как тогда в коридоре играли озорные искорки. Сейчас она показалась ему вовсе не «серой мышкой», а вполне симпатичной девушкой: рост немного выше среднего, вьющиеся каштановые волосы чуть выше плеч, тонкий нос, полные губы, а главное – смеющиеся ярко-зеленые глаза. Не портила впечатления даже складочка на верхней губе, появляющаяся у нее при улыбке.

– Если честно, нет, а как вы догадались.

– В табачных киосках водка не продается, магазин совсем в другой стороне.

– Логично.

– Маш, вы не против, если мы перейдем на «ты»? Как-то неправильно «выкать» молодой, симпатичной девушке, – Сергей выпрямился, повернулся к собеседнице оперся о перила.

– Ну, вы же старше меня, вы уже работаете, я студентка, мне как-то непривычно, как будто с преподавателем на «ты».

– Ради бога, не делайте из меня мастодонта! – воскликнул Сергей. – У нас разница в возрасте года два-три, представьте, что вы первокурсница, а я, скажем, третьекурсник. Так проще?

– Наверное, да, – опустив глаза, словно заглядывая в себя, ответила Маша, встряхнула головой. – На «ты» так на «ты»!

Она вдруг стала серьезной и посмотрела куда-то вдаль поверх деревьев и крыш.

– Сергей, хочу вас …, – Маша осеклась, покосилась на Сергея, смущенно улыбнулась, поправилась: – то есть тебя спросить, вот ты окончил институт, сейчас работаешь, и, как тебе, … какие ощущения? – она задумчиво уставилась вниз, на выложенные шахматкой желтые и коричневые квадратики балконной плитки. – Чтобы было понятней, почему спрашиваю. Через год я тоже окончу, пойду работать, … все поменяется. До сих пор все шло своим чередом – школа институт, хорошо учишься, значит, молодец, все правильно делаешь. А дальше? Пойду работать, новые люди, как они оценят меня, мою работу? Да и какие они, критерии оценки? – Маша перевела рассеянный взгляд на начинающееся над крышами домов небо, словно пытаясь увидеть в бескрайней голубизне будущее, недолго помолчав, продолжила: – Когда окончила школу, казалось, вот она, началась взрослая жизнь, но на самом деле сейчас понимаю, что ничего особенно не изменилось. В принципе та же учеба, а шаг во взрослую жизнь только впереди.

– Я тебя прекрасно понимаю, Маш, – Сергей погасил окурок в пепельнице, шагнул к перилам, проследив за взглядом девушки, остановился на росчерке прозрачных перьевых облаков, застывших над домом напротив, – у меня было примерно то же самое. Но ты знаешь, ничего особенного не произошло. После окончания института распределили в КБ, в котором писал диплом, впрочем, как и ожидалось, при этом в тот же отдел. Людей, как и они меня, уже более-менее знал, так что здесь проблем не было. Тем более я со своим дипломным проектом занял почетное второе место в нашем выпуске, хотя по уму должно было быть первое, но не важно. Моему куратору было чем гордиться, его поздравляли. Это, кстати и по поводу критериев оценки. Я так думаю: делай свое дело грамотно и все будет нормально, тебя будут уважать, – он обернулся, поймал внимательный взгляд Маши, убежденно продолжил: – Я вот стараюсь работать так, чтобы было не стыдно за то, что сделал, ну и плюс все же видят, что ты делаешь. А, к примеру, есть женщины в нашем отделе, им кроме как перерисовать чертеж детальки какой-нибудь, ничего не доверяют. Почему? Да просто их все устраивает: время идет, оклад капает. Меня это удивляет, вроде тоже окончили институт по инженерной специальности, а работу выполняют на уровне простого чертежника, и ничего, блин, как так и надо. Народ над ними посмеивается, а им все равно, служебный рост их не интересует, а уволить вроде как не за что, да и тетки вроде неплохие, дружат со всеми, печеньками угощают. А по поводу отношений, я просто стараюсь не лезть ни в какие дрязги, сплетни и все такое. Пока вроде получается, – он пожал плечом, – не знаю, потом может, затянет, конечно.