Небо ждёт. Притча о будущем

– Анастасия, а знаешь ли ты, какое самое большое счастье на Земле?

– Нет! – воскликнула она, и её лицо всё засветилось интересом. – Пожалуйста, расскажите!

– Самое большое счастье на Земле – видеть, как дух человека, согретый любовью Христа, воскресает, восстаёт из пепла как птица Феникс! Я радуюсь очень, когда вижу это в тебе, дорогая Анастасия!

– Я живая!! Я воскресаю!! – вдруг закричала Настя, раскинула руки и остановилась, подставляя лицо солнцу и ветру.

Пёр тоже остановился, наклонил голову, прижав руки к груди. Он беззвучно стоял и молился. И тут меня накрыло тишиной. Время остановилось. Не было прошлого. Не было будущего. Было только настоящее, и оно длилось вечно. Оказывается, настоящее существует, и в нём можно быть, это и было самой настоящей реальностью! Если бы меня сейчас спросили, где бы я хотел оказаться, я бы ответил: в настоящем! Не зря же оно называется настоящим! Только оно, настоящее, и есть по-настоящему настоящее! Мы тихо двинулись дальше, но настоящее оставалось настоящим, хотя я и шёл вперёд.

Мы достигли окраины посёлка и пошли по улочке. Пётр уверенно шагал впереди, казалось, он это место хорошо знает. Мы остановились рядом с одним из домов, окружённого невысоким забором с красивой ажурной калиткой. Пётр пошарил рукой с обратной стороны калитки, открыл внутренний засов и пригласил нас войти.

Мы вошли на большой участок с яблонями и с огородами. Пётр подошёл к розовому дому с мансардой и постучал в окно. Было тихо. Тогда он постучал ещё раз. В окно выглянула пожилая, полная, но подвижная женщина. Увидев Петра, она ахнула и бросилась нам открывать. Сбежав с крыльца, кинулась в объятия к Петру, и они обнялись так горячо и крепко, как будто не виделись полжизни.

– Сынок! Миленький ты мой мальчик! – прошептала женщина.

Я обомлел. Мы приехали к маме Петра? Хотя он же говорил, что у неё нет детей!

– Вернулся, сыночек, – сквозь слёзы радости говорила женщина.

– Да, Марфа Ильинична! И друзей привёл! – Он немного отстранил её от себя и повернул к нам. – Знакомься: брат Андрей и сестра Анастасия.

– Заходите, заходите! – замахала она нам своими мощным руками.

В доме нас сразу же усадила за стол. Радостно причитая, налила по кружке молока и поставила на стол яблочный пирог.

– Кушайте, милые птенчики мои. Сыночек, возьми кусочек побольше! Каким же худеньким ты стал, бедненький мальчик мой…

И она всплакнула. Пётр жестом пригласил её сесть за стол. Женщина скромно опустилась на табурет, и Пётр спросил:

– Помолимся? Марфа Ильинична?

А она замахала на него рукой и почему-то тихо заплакала, утираясь краешком повязанного на голове платочка. Пётр обнял её рукой, притянул к себе и сказал:

– Господь наш! Благодарим Тебя, что Ты привёл нас в этот благословенный дом! Благодарим Тебя за здравие хозяюшки Марфы Ильиничны! Просим Тебя, благослови же нашу трапезу…

– …и общение! – закончил вместе с ним я и добавил: – Да будет так!

– Аминь! – вдруг ответила Настя.

Женщина тоже сказала «аминь» и добавила:

– Как же я люблю твою молитву! Как же давно я не слышала её! Ну, рассказывай, какими же судьбами ты в наших краях? Надолго ли?

– Мы тут проездом, – сказал Пётр. – И с сюрпризом.

– Как? – рассмеялась женщина. – Разве сюрпризы не закончились?

Пётр посмотрел на Анастасию, та опустила голову и покрылась румянцем.

– Марфа Ильинична, мы тут недавно познакомились с одной милой девушкой, очень хорошей, с чистой и доброй душой. И я подумал: ну кто же тебе по хозяйству в саду-то да в огороде поможет, если не она? Примешь в свой дом дочурку?

Настя пылала. Женщина ахнула, повернулась к Насте. Та робко подняла на неё глаза.

– Конечно! Вот так сюрприз! Вот так счастье! Откуда такая ко мне милость Божия?!

Она потянулась к Насте и обняла. Настя, утопая в телесах, также обняла её с блаженством на лице. Пётр же продолжал:

– Она не только красавица, она ещё любит Слово Божие и слушает Его. И ещё у Насти есть одна мечта. Скажи какая, Настенька!

Анастасия подняла наполненное радостью лицо и произнёсла:

– Я хочу креститься!

– В чём же дело? – спросила женщина и с укоризной посмотрела на Петра. Я не понял, почему.

– Нет, – с улыбкой покачал головой Пётр. – Не сейчас.

– Почему же?

– Для Бога нужно делать всё качественно и хорошо. Настя нам немного рассказала о своей жизни, она была не простой, и Насте долго не получалось из неё вырваться. Поэтому мне бы не хотелось крестить её без подготовки. Анастасии лучше дать какое-то время, чтобы совсем отвыкнуть от… «обычной жизни». Надо пропитаться Словом Божьим, обрести добрые плоды покаяния и изменения жизни. Поэтому, Марфа Ильинична, я оставляю это дело тебе. Тем более Священного Писания у меня больше нет: недавно оставил его одной замечательной семье. А у тебя, я знаю – есть! Время у вас тоже есть – потрудитесь годик, помолитесь, почитайте Писание. Потом поговорим о крещении.

– Для меня это будет большой радостью! – сказала Марфа Ильинична.

– Конечно, – подмигнул ей Пётр. – Ведь я знаю, как ты соскучилась по этому делу!

– Значит, Пётр, из твоих слов можно понять, что через год ты вернёшься?

Пётр смущённо улыбнулся и почему-то глянул на меня.

– Не могу сказать, но полагаюсь на Господа. В любом случае, через годик посмотрите, да креститесь в храме! Пусть её окрестит отец Николай! Представляю, как он этому будет рад!

Марфа Ильинична стала серьёзной.

– А ты ничего не знаешь? – спросила она Петра.

– Нет, – с улыбкой сказал Пётр. – Разве ещё что-то произошло?

– Отца Николая… твоего друга… сняли с должности настоятеля храма… Из-за того, что он не отказался от тебя… Говорят, его отправили в Козеозёрский монастырь…

Взгляд Петра похолодел. Они с Марфой Ильиничной долго смотрели друг другу в глаза, как будто глазами разговаривали. Наконец, Пётр спросил:

– Как давно это случилось?

– Совсем недавно, пару месяцев назад…

– Кто же сейчас настоятель?

– Некий отец Матфий.

– И что же он?

– Его перевёли из столицы. В первые дни он приходил и расспрашивал о тебе. Я сказала честно, что много лет не видела тебя.

Мы с Настей, затаив дыхание, следили за этим разговором. Пётр это увидел, улыбнулся нам и сказал:

– Я думаю, мы с Марфой Ильиничной потом обсудим наших общих знакомых. А пока, Настенька, иди, принимай хозяйство!

Марфа Ильинична обняла Настю и потянула за собой. Я увидел, как она дала ей примерить фартук и косынку, затем повела во двор.

Пётр был в глубокой молитве. Я сидел тихо, чтобы вдруг не помешать ему. Я готов был ждать столько, сколько нужно, хоть до вечера, хоть до утра, но Пётр открыл глаза и посмотрел на меня взглядом, полным сияния. Он заговорил. Но его слова не соотносились с его взглядом.

– Тяжёлые пришли времена. Но Бога всегда лучше видно из ада. Во тьме даже самый малый свет ослепителен… Господь не оставит моего друга и брата – отца Николая. Я знаю это. Господь всегда творит новую возможность даже в безвыходной ситуации.

– Что это за Козеозёрский монастырь? – с негодованием спросил я.

– Лучше тебе не знать об этом…

– Почему это?

– Не сейчас…

– Пётр, – наконец решился я. – Я понимаю, что ты вправе мне не доверять, так как ты знаешь меня совсем недавно. И даже если я скажу, что умею хранить тайны – ты вправе мне не доверять…

– Дело не в недоверии, – мягко остановил он меня и, запинаясь, заговорил: – Андрей… Я спрашивал, любишь ли ты меня, и ты сказал, что меня полюбил. Но я ведь тоже за это время полюбил тебя и не хочу подвергнуть лишней опасности тебя и твоё будущее. Я хочу, чтобы ты имел каждую минуту свободу выбрать: остановиться или идти дальше. Ты всегда можешь сказать: «хватит» и вернуться домой. И я должен быть уверен, что у тебя не будет никаких неприятностей, связанных с нашей совместной поездкой.

Я, конечно, дослушал это всё до конца из уважения к Петру, чтобы не перебивать его. Но во мне вскипал гнев.

– А помнишь, ты мне сказал, что Бог тебе прислал Защитника? – излишне резко начал я. – Я это помню! И не хочу отказываться от своего призвания – это раз. Во-вторых… о какой свободе выбора идёт речь, когда ты мне не дал из чего выбирать?

Пётр вздохнул с такой силой, как будто, пока я говорил, не дышал. Его глаза увлажнились, и он произнёс:

– Мой Господь! Я не вправе даже ожидать такой милости от Тебя! С трепетом и благодарностью принимаю помощь брата Андрея, как Твой благословенный дар!

Он повернул меня к себе и крепко обнял. И время снова застыло, как будто меня обняла вечность.

Из окна послышался Настин смех. Пётр открыл створку рамы, и мы выглянули в окно. Прямо перед собой мы увидели такую картину: к яблоне была приставлена лестница, на ней в высоких сапогах до голых коленок стояла Настенька и собирала в фартук яблоки. Они, наверное, были очень спелые и осыпались, периодически попадая по Насте. Та морщилась от боли, но смеялась.

– Яблоня дерётся, – сообщала она Марфе Ильиничне, которая стояла внизу и придерживала лестницу.

– Совсем нет! Яблонька так ждала, чтобы кто-нибудь её облегчил, что непрерывно пытается помогать тебе!

– Тогда спасибо! – сказала Настя и погладила рукой веточку.

Она спустилась с лестницы и высыпала яблоки из подола в таз.

– Ловкая какая, – заметив Петра в окне, сказала Марфа Ильинична. – С такой скоростью мы вдвоём ещё до заката управимся! А я думала – буду собирать всю неделю!

– Так это же хорошо! – согласился Пётр. – В свободное время у вас будет чем заняться.

– Сходите теперь на речку, – сказала Марфа Ильинична. – День выдался сегодня тёплый, чудесный, прям как летний! Вода в заводи на мелководье поди прогрелась! Настю обязательно возьмите!

– Пойдём искупаемся? – спросил Пётр.

И как же это было так просто и обыкновенно, что я сказал:

– Нет, не могу. Я плавки дома забыл.

И мы с Петром рассмеялись.

К речке мы прибежали бегом. Если честно, то я давно уже так не веселился. Мы брызгались, окатывали друг друга залпами воды. Нарезвившись, мы легли просохнуть на тёплый песок. Я повернул голову к Насте и посмотрел на неё сквозь паутинку. Она пыталась дразнить паучка, нежно дёргая пальчиком за ниточку паутинки. Паучок нервничал, трясся вместе с паутинкой, но никуда не убегал. И Настя вдруг заговорила:

– Знаете, я всегда этого ждала. Я знала, что вы придёте. Поэтому и оставила оживлённую трассу, где предлагала себя в придорожных кафе. Я пришла на эту дорогу и шла по ней много дней. Я знала, что вы придёте за мной. Знала… но уже почти не верила. Я сказала себе, буду идти до вечера, а потом вернусь на трассу и навсегда запрещу себе глупую мечту… мечту встретить в этом мире, в котором от холода пробирает дрожь, живое слово. Простите, что я не сразу вам поверила! Я не поверила не вам, а себе! Боялась снова разочароваться, как уже со мной это однажды случилось. Не знаю, сколько бы потом мне удалось прожить без мечты.

Она улыбнулась Петру, который лежал на боку, подперев голову рукой, и смотрел на неё, держа в уголке улыбающихся губ сухую травинку.

– Спасибо вам, Пётр, – сказала она ему, – за исцеляющие прикосновения. Я очень боялась мужчин, но Ваши такие чистые руки вернули мне потерянное доверие. Я не боюсь вас! Я не боюсь касаться вас!

Она протянула мне руку. Я осторожно взял её холодные пальчики.

– Но всё же скажите мне: почему вы, люди Божьи, взяли меня в дорогу? Ведь вы поняли, кто я? Почему не побоялись моей нечистоты?

– Ты сама отвечаешь на свой вопрос, – сказал Пётр. – «Вы – люди Божьи». Божий человек – тот, кто старается поступать так же, как поступал Иисус Христос. А он, когда пришёл в наш мир, сказал: «не здоровым нужен врач, а больным», и пошёл к тем, кто больше всего ждал исцеления – к блудницам и грешникам. Христос, который во мне, сделал для тебя тоже, что делал всегда: он освободил тебя, чтобы ты в своей свободе повернулась к Богу.

Девушка нежно улыбнулась и сказала:

– Пётр… я сегодня обрела любовь на всю жизнь. Теперь точно знаю: я люблю Иисуса Христа.

ГЛАВА 8. ИСКУССТВО УБЕЖДАТЬ

Два часа прошло. Серафим стоял над спящим Максимом, потом с силой потряс за плечо.

– Изыди с миром, – не просыпаясь, пробормотал Максим.

Серафим с жалостью посмотрел на него, понимая, насколько Максим в таком состоянии бесполезен, и вернулся в комнату к Александру. Ещё через пару часов он подошёл снова и на этот раз тряс Максима до тех пор, пока не увидел, что взгляд его стал осмысленным.

– Почему ты не разбудил меня раньше? – рассерженно спросил Максим, когда взглянул на свой псифон.

Серафим хотел было возмутиться, но лишь усмехнулся и низким голосом произнёс:

– Меня всегда умиляли спящие дети.

Максим не обиделся. Он посмотрел на Серафима и сказал:

– Я тебя понял. Для тебя я поступил бы так же.

Уже в дверях Максим вдруг повернулся к Серафиму и строго сказал:

– Смотри, своим храпом не разбуди брата Савватия.

– Изыди с миром, – со смехом, вспомнив слова самого же Максима, ответил Серафим. Тот в ответ посмотрел на него с укором:

– Какие же иногда бестолковые вещи ты говоришь, брат Серафим.

Серафиму оставалось только развести руками.

Александр проснулся во время дежурства Максима, попросил пить и снова заснул. А уже к вечеру, во время дежурства Савватия, Александр вдруг открыл глаза и сел. Савватий быстро разбудил братьев и позвал их.

– Как ты, Наставник? – осторожно спросил он.

– Хорошо, – лёгким голосом ответил Александр. – Как-то особенно хорошо. Есть ли у нас какая-нибудь пища?

Савватий очень обрадовался:

– Погоди, Наставник! Сейчас всё устроим!

Братья быстро заказали ужин, и через несколько минут он был получен пневмопочтой. Серафим достал из шкафа посуду и сервировал стол, Савватий и Максим помогли Александру подняться и одеться. Затем все уселись за круглый обеденный стол и приготовились к молитве. Все ждали сло́ва Александра, а он обвёл всех сияющим взглядом и сказал:

– Любимые братья! Если бы вы знали, какое счастье дарите мне, соединяя ваши сердца с моим в молитве и славословии Господа! Я всё время спрашиваю у Бога, чем я заслужил блаженство пребывания в вашей любви, ведь я хорошо знаю, что её не достоин. Вы сейчас ждёте от меня молитвы, но прошу вас, родные, помолитесь лучше вы! Прошу тебя, брат Серафим, благослови трапезу!

Серафим оторопело выслушал его, сухо кивнул, прочитал молитву Господню и благословил трапезу. Ели молча. Аппетит у Александра был просто великолепный, остальным же и кусок в горло не лез. Наконец, Александр обратил на это внимание и спросил:

– Дорогие… что-то произошло?

Максим и Серафим посмотрели на Савватия, делегируя ему право говорить. Савватий отодвинул тарелку, немного помедлил, собираясь с силами.

– Отец Александр… ты целые сутки был серьёзно болен, был без сознания. Ты бредил. Но Господь милостив – ты идёшь на поправку. Твоим состоянием обеспокоился Владыка. Он просит тебя связаться с ним, когда тебе станет лучше.

– Отлично! – с улыбкой сказал Александр. – Мне уже лучше, и я свяжусь с ним сразу после трапезы.

– Отец Александр, – какими-то деревянными губами произнёс Савватий. – Точно ли тебе стало лучше? Пойди лучше ещё приляг и поспи, чтобы набраться сил. Время у нас есть. А потом уж и связывайся с Владыкой.

Александр отставил недопитый стакан и посмотрел ему в глаза. Савватий немного отшатнулся и часто заморгал, чтобы вынести этот взгляд, в котором была какая-то непонятная сила. Увидев его реакцию, Александр настороженно посмотрел на Серафима, скользнул взглядом по нему вниз и увидел, что под одеждой на ремне у него топорщится пистолет. Потом перевёл взгляд на Максима, и тот сразу же вскочил и треснул руками по столу так, что подпрыгнула и зазвенела посуда.

– Хватит братья!! Отец Александр – не имбецил и не малый ребёнок, а наш Наставник и командир!! Он должен иметь всю информацию, чтобы затем принять точное решение. Мы не имеем такого права ни перед ним, ни перед Богом что-то за него решать!!

Поняв, что вспылил, Максим сел на свой стул и пробормотал:

– Извините… просто была тяжёлая ночь, я не выспался.

Александр опустил глаза, осушил до дна свой стакан и тихо сказал:

– Да? Я вас слушаю?

– Наставник, после ночной операции в деревне ты потерял сознание в магнекаре, у тебя был сильный жар, – с трудом подбирая слова, произнёс Савватий. – Мы боялись, что если сохранится такая динамика, то от жара начнёт сворачиваться кровь и остановится сердце. Мы ввели все необходимые препараты внутривенно, но они не помогли, состояние стремительно ухудшалось, и в полночь… наступила клиническая смерть. Нам удалось тебя спасти. Когда же ты очнулся, ты сказал нам, что тебе явился ангел, который дал понять, что противоречащий – это не враг, а возможный наш брат по вере. Мы не смогли это вместить и обратились к Владыке. По инструкции я доложил ему обо всём… почти обо всём… а по нашей любви к тебе мы приняли меры к исполнению обета, который ты каждого из нас обязал дать тебе.

Савватий замолчал, взволнованно дыша, ожидая реакции Александра. Тот дрогнул уголками губ в улыбке.

– Поэтому-то Владыка и хочет со мной поговорить?

Савватий всухую сглотнул и кивнул.

Александр посмотрел на него с невероятной любовью и через стол протянул руку. Савватий медленно подал ему ладонь, и Александр пожал её. У Савватия жарко загорелось сердце.

– Брат мой, не беспокойся за меня, – сказал Александр. – Лучше мне побыстрее поговорить с Владыкой, всё ему рассказать и прояснить, чтобы он попросту перестал за меня беспокоиться. Всё-таки он – пожилой человек, и необходимо беречь его сердце. Из-за этого вы и скорбели? Родные мои! Ешьте же, братья мои возлюбленные! Вы же сутки не ели, что же у вас аппетита нет?

Братья переглянулись, молча доскребли то, что у них было в тарелках, и, по окончанию трапезы, помолились. Затем Александр попросил их выйти и остался за столом один.

Серафим дождался, когда последний из выходящих, Максим, закроет за собой дверь, быстро достал шлем, надел его, включил сканер и направленный лазерный микрофон.

– Брат Серафим! – возмутился Максим.

– Нехорошо, я знаю, – отрезал Серафим. – Позже исповедуюсь за это.

Александр некоторое время сидел за столом, пытаясь справиться с мыслями. Потом вытащил из нагрудного кармана туники Распятие, которое обнаружил у себя в руке, когда пришёл в сознание. Он поднёс его к лицу, нежно коснулся губами и снова сжал в кулаке. Перед глазами простиралась долина с тихой гладью реки, в которой отражалось небо, и надо всем – переливающийся свет. Он вспомнил Стоящего рядом и с силой помолился. После достал псифон и послал вызов Владыке. Тот быстро ответил:

«Сын мой! Любезный отец Александр! Как я рад тебя слышать! Как ты?»

– Высокопреосвященнейший Владыка, благословите, – ответил Александр. – Благодарю за Ваши святые молитвы обо мне, грешном. Моё состояние вполне удовлетворительное, нет даже слабости, хотя, как я понимаю, ей вполне логично быть.

«Новости воистину замечательные! – подхватил Владыка. – Послушник Савватий рассказал, что сегодня ночью ты побывал в раю? Разговаривал с ангелами?» – Владыка непринуждённо засмеялся.

– Да, Владыка, – оживлённо отозвался Александр. – В моей жизни произошло необычное, такого ещё не было! Мне было дано виде́ние поразительной красоты! Если это и сон, то таких ярких снов я никогда не видел!

«О, сын мой! Войди со мной в пси-отношения и расскажи обо всём поподробнее!»

Александр с радостью вошёл в пси-режим и рассказал всё, что мог вспомнить: о теплоте росы, о шёлке овечьей шерсти, о неслепящем ярком свете, о беззвучных звуках водопада, о залитой ненебесным сиянием долине. Владыка слушал с активным вниманием, иногда вздыхал, иногда восклицал и, когда Александр закончил, он его спросил:

«А что же насчёт ангела? Какой он был? Что он тебе сказал?»

Александр рассказал о его величии, сиянии и неземной безмятежной красоте, о прекрасном, как музыка небесных сфер, голосе.

– Он у меня спросил: «Почему ты Меня гонишь?», и потом добавил: «Ты гонишь Меня и Моих». После сказал мне остановиться, предостерегая, что я потеряю всех, кого люблю, и себя самого. Владыка, может быть, это был сам Господь? Я так напоён Его любовью! Я понял, что по-настоящему умею любить! И я очень люблю братьев Савватия, Максима и Серафима. Любить – значит отдавать за другого жизнь! Я не хочу их потерять! Я не понимал, что же так смутило меня в противоречащем. Теперь понял – это его любовь. А дьявол ведь любить не умеет! Возможно, происходит какая-то страшная ошибка, которая может закончиться большой трагедией! Владыка! Может быть, нам действительно следует выполнить волю Божию, которую Он явил через посланного Им ангела: остановиться, встретиться с этим человеком и поговорить? У меня к нему есть вопросы! Я очень хочу выслушать его ответы! Владыка, вы – человек мудрый, поясните: что теперь мне делать?

«Сын мой любимый! – с печалью ответил Владыка. – Как же похожи мы с тобой: одинаково готовы отдать жизнь за своих духовных чад! Любим их как родных детей! Выслушай же меня, сын мой, как своего любящего отца, который всегда, с первых дней твоей жизни, поддерживал тебя во всём и заботился о тебе!»

– Говорите, Владыка, – с почтением сказал Александр.

«Благодарю Господа, что ты так хорошо образован, знаешь священное Писание, а также Писания святых отцов, важной темой в которых являются рассуждения о явлениях ангелов, и – да! Даже самого Христа! И все сходятся во мнении, что почти всегда эти явления бывают не подлинными, это иллюзия обманщика, от лукавого! Известно ведь: «Ангелы тьмы часто рядятся в ангелов света». Помнишь, как сказано в посланиях: «Сам противоречащий принимает вид ангела света»?

Глаза у Александра расширились. Владыка продолжал:

«Да и какое имя носит падший ангел, ты же знаешь?!»

– Люцифер… Светоносный…– обессиленным голосом проговорил Александр.

«Именно, сын мой! Ангел тьмы по преданию – невероятной красоты. Сколько прекрасных, любящих Господа святых людей попадались на его уловку! Взять хотя бы хрестоматийный пример: жизнь аввы Вале́нта, который в пагубной страсти самообольщения стал мечтать, что ему во всяком деле ангелы служат. Грех довёл его до того, что он стал презирать любимых братьев. Дьявол же, уверившись, что Вале́нт полностью предался его обману, принял на себя вид Спасителя и ночью пришёл к нему, окружённый сонмом демонов в образе ангелов, один из которых сказал ему: „Ты благоугоди́л своими подвигами и свободною жизнью. Он пришёл видеть тебя. Поклонись же Ему!“ И Вале́нт поклонился! Далее обольщённый достиг такого безумия, что сказал своей братии: „Не имею больше нужды в общении с вами и в приобщении: сегодня я видел Христа!“ Ты помнишь, как далее поступили с ним любящие его братия, благочестивые святые отцы? Они связали его цепями и в течение года вылечили, истребив гордость его запретительными молитвами, разнообразными унижениями и суровой жизнью, врачуя противное противным. Сын мой! Изучи писания! Не является ангел Божий в больном бреду воспалённого разума, не призывает отступить от благословенного дела, не оправдывает демонов! Посмотри же на дела противоречащего! О какой любви идёт речь?! Как он может быть тебе братом?! Он ослушался решения архиерейского собрания и не оставил свою проповедь дьявольскую, не вручил себя в руки святых отцов, чтобы очиститься через покаяние, истязания и молитвы. Он проповедует другую жизнь, он создаёт другую церковь, вводя в соблазн и священнослужителей, и простых мирян! Он вырывает их из руки Божьей! Тысячи… тысячи верных поверили ему, и он ввергнул их во тьму погибели. Это что?! Дела любви?!»

Александр тяжело дышал. Ему снова стало нехорошо, его тошнило, дрожали руки. Выдержав паузу, Владыка продолжил, снизив тон, его голос стал мягким:

«Сын мой, слышишь ли ты меня, сын мой?»

– Да, Владыка…

Сознание Александра помутилось.

«Прими мой отеческий совет: помолись сейчас и попостись, сколько времени у тебя есть, может и получится тебе справиться с этим обольщением, отразить удар противника. И тогда ты сможешь атаковать лукавого! Он просил остановиться? Шантажировал потерей любимых? Значит наоборот, надо прямо двигаться вперёд, и это будет во спасение их! Если же ты чувствуешь, что обольщение сильнее тебя, то благословляю тебе послушание: прими истязания в течение года в Козеозёрском монастыре, где святые отцы, уврачуют тебя, исцелят дьявольские раны, проведя через цепи, всяческие страдания, суровую жизнь и унижения. Но если ты чувствуешь в себе силы побороть искушение, то возьми на себя духовное делание: пост во измождение плоти, пока не положишь врага Христа к Его ногам».

Лицо Александра уже давно было белее снега. Собрав силы, он сказал:

– Благодарю, Владыка, за спасительные слова. Благословите на строгий пост и молитву во измождение плоти, чтобы забыть… чтобы освободиться от обольщения…