Пленницы. Расплата

Мария Меркер

Пленницы. Расплата

Глава 1

– За нами, кажется, следят, – Кира, держа свой смартфон, маячит экраном перед моим лицом. Взяв телефон у подруги, вижу несколько сообщений от неизвестного номера и последнее зачитываю вслух:

"Мы хотим встретиться с вами. Уделите нам своё время, три красотки. Будет весело".

Остальные сообщения от этого номера примерно такого же характера, и в каждом есть упоминание о трёх красотках. Мои подруги, Кира и Оксана, живут вместе в съёмной однушке, у меня своя, доставшаяся от бабушки, на другом конце города. Если нас и видят вместе, то только когда ходим за алкоголем неподалеку от моего дома, либо когда сидим в кафе. Учимся мы в одном университете, но на разных курсах, и видимся там нечасто.

– И как это похоже на слежку? – спрашиваю я. – Просто кто-то хочет с нами познакомиться. Или с вами, может, они Катю имеют в виду? Она же ходит к вам иногда. Либо это знакомые, с универа, например.

– Эти знакомые, – показывая пальцами кавычки, говорит рядом сидящая Оксана, – постоянно пишут что-то подобное, говорят, где видели нас, предлагают встретиться, и когда мы им отвечаем, они через день или два примерно просто блокируют и её, и меня заодно. По-моему, надо уже идти в полицию. Это не нормально. Третьей может быть и Катя, но мы совсем редко общаемся.

Я беру свой телефон и, запомнив номер, набираю текст сообщения:

"Здравствуйте, я и мои подруги хотели бы узнать, кто вы, и с какой целью предлагаете встретиться".

Минут пять ждём ответа. И он приходит на телефон Киры.

"Приходите втроём на нулевой километр. Пообщаемся. Нас трое – вас трое. Вы красотки, мы тоже ничего. Ну, что вам стоит?"

– Так-так-так, – Оксана лезет под руку Кире. – Напиши, мол, что за фигня, почему блокировали раньше, кто вы такие, откуда нас знаете и все дела.

Она так и делает. Что-то долго пишет, так же минут пять ждем ответа.

– А вы придите и всё узнаете, – читает сообщение подруга и, подняв глаза, настороженно смотрит на нас по очереди. – Что-то мне это совсем не нравится, девочки. Давайте я, наверное, пошлю их нафиг, и лучше сходим за вином.

– Пиши и блокируй сразу, – машет рукой Оксана. – Хрен с ними, подозрительные какие-то. Я тоже заблокирую.

Все трое блокируем неизвестный номер и идем в магазин за выпивкой. Вечер проходит тихо и спокойно, заказываем пиццу, смотрим музыкально-юмористическое шоу, обсуждаем учёбу и уже забываем обо всём, пока на мой телефон не поступает звонок со скрытого номера. Без задних мыслей я беру трубку, и в этот же момент раздаётся трель дверного звонка. На том конце провода молчат, нажимаю на отбой и на цыпочках вместе с перепуганными подругами подхожу к двери. С облегчением обнаруживаю за ней свою соседку.

Не понимая, зачем она пришла, если мы были очень тихими и шоу смотрели на низкой громкости, открываю дверь.

– На нашей площадке кто-то бумагу жжёт! – взъерошенная пожилая соседка с пятого этажа, имя которой я всегда забываю, подозрительно смотрит на нас. – Не вы случаем?

– Да нам уже вроде как не десять лет, – улыбается в ответ Оксана, морщась – в подъезде и правда пахнет горелым. Кира кивает, а я, пожелав соседке спокойной ночи, спешу закрыть дверь, но она, чуть ли не хватая меня за руку, настаивает:

– Пойдем-пойдем, посмотришь.

Тяжко вздохнув, надеваю тапочки и, оставив подруг, иду наверх вместе с соседкой. Прямо возле её двери лежит несколько полусгоревших бумажек, чистых, без каких-либо надписей.

– Ну и что я тут должна увидеть? Идите спать, повторится, вызывайте полицию, ладно? – не дожидаясь, пока она меня отпустит, спускаюсь на свой этаж с нехорошим предчувствием. И не ошибаюсь. Только захожу в квартиру, кто-то большой и очень сильный хватает меня и швыряет со всей силы на пол. Больно ударившись бедром, падаю прямо к ногам своих скулящих подруг и, подняв голову, вижу троих мужчин. Все достаточно высокие, один стройный шатен, другой поджарый и бритоголовый, третий – широкоплечий крепкий брюнет. Все трое незнакомые.

– Сейчас вы молча выходите из квартиры и идёте с нами, ясно? – грозным голосом произносит брюнет.

Кира плачет, Оксана с кровоподтеком на губе молча кивает и встаёт с пола. Я же до последнего не верю, что всё это правда, и ко мне в квартиру ворвались трое бандитов. Тут же на ум приходит, что это и есть те мужчины, что звали нас на нулевой километр.

– Вы кто такие вообще? – не выдерживаю я. – Я сейчас полицию вызову, понятно?

Брюнет в два шага преодолевает расстояние между нами и больно хватает меня за волосы, оттягивая назад.

– Слушай, ты, ёбаная сука! Я сюда не играться с тобой пришёл. Сдохнуть хочешь? Делай, что говорят тебе! – он говорит негромко, но очень убедительно.

До ушей доносится какой-то щелчок, и я чувствую холодное прикосновение к шее. Нож…

– Ведите себя хорошо или прирежу на месте. Сначала тебя, потом подружек твоих, поняла?

Нужно быть дурой, чтобы не понять – он не шутит. Большой и жуткий мужик, со щетиной на лице и глубоким шрамом на щеке с дикой яростью в голубых глазах, смотрит на меня, держит за волосы и угрожает ножом, что вообще можно сделать в таком случае? Издав хриплый стон, я киваю, и он отпускает меня. Сердце заходится в бешеном ритме, к глазам подступают слёзы. В джинсах, тонком свитере и домашних тапочках, на ватных ногах выхожу из квартиры и, с позволения похитителей, запираю её на ключ. Конечно, ключи у меня тут же забирают. Шатен бросает их в карман ветровки к нашим телефонам. Пока мы спускаемся, нам запрещают разговаривать друг с другом и вообще издавать какие-либо звуки, оборачиваться. На парковке ждет чёрный минивэн, мужчины заталкивают нас на заднее сидение, двое садятся спереди, а третий – брюнет со шрамом садится рядом со мной. Оксана и Кира напротив нас. Обе в слезах, босиком, поджимают ноги под себя.

– Зачем мы вам нужны? – спрашивает Оксана. – Мы студентки, с нас нечего взять. Ещё и написывали нам. Это вы?

– Какая ты догадливая, – ухмыляется мужчина, невзначай бросив взгляд на меня. Он не слишком-то похож на бандита, одет в простую чёрную джинсовую куртку и чёрную майку под ней, тёмно-синие джинсы. Только шрам на щеке выделяет его среди остальных. Лет тридцать, может, больше, из-за щетины так сразу и не скажешь. Сразу понимаю, что мы им нужны не только для того, чтобы нас изнасиловать и бросить где-нибудь, для этого не проворачивают такие запутанные махинации, когда жертвы сплошь и рядом ходят по улицам. Им нужны были именно мы. И они, скорее всего, дожидались, пока мы окажемся втроём в одном месте. В последний раз подруги были у меня две недели назад, а сообщения девочкам стали поступать неделей позже. Почему-то всем, кроме меня.

– И что? Чего вы хотите от нас?

– Скоро всё узнаешь, а пока закрой свой рот, – грубо отвечает брюнет. – И подругу заткни, заебала ныть.

Оксана молча обнимает Киру и что-то шепчет ей на ухо. Она всегда была куда твёрже, чем подруга. Миловидная Кира обычно одета скромно, коротко стрижет мышиного цвета волосы, чтобы не выделяться, ей всегда говорили, что у неё кукольное лицо, и она его почему-то стыдится, Оксана красится в платиновый блонд, который только подчеркивает её острые скулы, одевается броско, но со вкусом, такие противоположности, они всегда рядом и поддерживают друг друга. В их компанию я затесалась только благодаря двоюродной сестре Дине, иначе бы наши пути не пересеклись, к тому же я младше девушек.

– На подъезде есть камера, – спустя несколько минут молчания говорю я. – Вас быстро найдут.

Улыбка мужчины больше похожа на звериный оскал.

– Мы всё продумали, считай, что этой записи уже нет. Тебе любопытно, зачем мы тогда вам писали? А я отвечу – чтобы вы не вздумали никуда блукануть и сидели тихо в квартире. А вообще, забей, какая теперь разница, правда? Мы всё равно сейчас приедем туда, откуда вы уже не выйдете. Никогда, – на последнем слове он морщит лоб, вскинув брови, а глухие рыдания Киры становятся еще надрывнее. Оксана крепче прижимает к себе подругу и стеклянными глазами смотрит на нашего похитителя. Как и я.

Тяжело осознать, что твоя жизнь в одно мгновение перевернулась с ног на голову и больше не будет прежней. Если будет вообще. Если нас оставят в живых.

Больше он ничего не говорит и велит заткнуться всем троим, пока мы не окажемся на месте. Не зная, как это поможет мне, смотрю в окно, пытаясь понять, куда нас везут. Брюнет, заметив это, вдруг подрывается с места и, расталкивая подруг, достаёт из багажника чёрную спортивную сумку. Выудив оттуда три маски для сна, он швыряет две подругам и одну мне. От моего внимания не ускользает то, что мужчина слегка нервничает, судя по тому как он перебирает пальцами и крепко сжимает кулаки. Наверное, он хотел закрыть нам глаза раньше, но от волнения забыл это сделать.

– Надевайте. Нехуй пялиться, – рычит он.

Дальнейшая дорога проходит в темноте. Примерно через полчаса машина останавливается, и нас грубо выталкивают из салона и заводят в темное помещение. Крутой спуск по лестнице, бетонный пол, скрип тяжёлой металлической двери, прохладная комната, в которой нам наконец-то позволяют снять маски. Помещение большое и совсем пустое. Кроме трёх больничных кроватей и железного ведра в углу, совсем ничего нет. На небольших окошках под низким потолком решётки с обеих сторон. Освещение совсем никакое – маленькая тусклая лампа на стене едва справляется со своей задачей.

– Располагайтесь, суки, – цедит сквозь зубы брюнет, а бритоголовый добавляет:

– На ближайшее время это ваша конура. – И очень мерзко смеётся над своей же шуткой. Они уходят, захлопнув дверь, и оставляют нас в полумраке.

Глава 2

Подруги прыгают по кроватям, стягивают влажные носки, испачканные в грязи, греют ноги под тонкими одеялами. Кира всё не унимается, выжимая из себя слёзы, Оксана, несмотря на то, что досталось ей больше всех, старается сохранять спокойствие.

– Ну, хотя бы постельное чистое, – грустно улыбается она, посмотрев на меня, и тут же корчится от боли, касаясь пальцами разбитой губы.

– Кто тебя так?

– Тот, в красном бомбере, – отвечает, намекая на бритоголового парня. – Они как залетели, я сначала не поняла ничего, выгнать их пыталась, но он меня и приложил. Потом ещё и рот закрыл, чтобы не кричала. Больно, пиздец.

Я занимаю кровать возле стены. Одеяло совсем тонкое, небольшая жиденькая подушка. Сняв тапочки, забираюсь на твёрдый матрас и поджимаю колени к груди. Хочется расплакаться вместе с безутешной Кирой, но слёзы не идут, только саднит в груди, мысли путаются. Что с нами сделают? Изнасилуют, убьют, продадут на органы? Какая связь между нами? Кроме дружеских отношений никакой, мы разного возраста, комплекции, нет модельной внешности, нет общего дела, никогда не употребляли и уж, тем более, не распространяли наркотики, парень есть только у Оксаны, и тот – самый обычный, ни у одной из нас нет богатых родителей, которые могут дать хороший выкуп. Так, зачем же мы здесь нужны?

– И что с нами будет? – видимо, устав рыдать, подает голос Кира.

– Очень хотелось бы знать, – вздыхает Оксана. – Кто они вообще такие? Я их впервые вижу. Номера наши откуда-то узнали.

– Мне кажется, они к этому готовились, – говорю я, в который раз осмотрев помещение. Три девушки – три кровати. Решётки на окнах для надёжности. И что это за место? Когда нас выперли из машины, лицо обдуло прохладным ветром. Он был куда мощнее, чем там, откуда нас забрали. Пахло свежестью. Возможно, окраина леса, может быть, поле или пустырь, рядом может быть река или озеро.

– Ну, ты Америку открыла, это понятно, что они готовились, – отвечает Оксана. – Надо было орать во всё горло, когда спускались.

– И тогда бы нас прирезали, у этого бугая был нож, ты забыла? – возражаю я. Оксана кивает и, услышав шум за дверью, молча поднимается с кровати, берёт мои тапочки и идет к двери. Зарёванная Кира провожает её взглядом. Конечно, решила подслушать разговоры. Будто нам это как-то поможет.

– Слышишь что-нибудь? – спрашивает Кира, и подруга шикает на неё, продолжая внимательно вслушиваться. Стоит так пару минут и, поблагодарив меня за тапочки, возвращается в кровать.

– Короче, такое дело. У того со шрамом погоняло "Стрела", один "Клим", а третьего как зовут, я не поняла. Они там жрут сидят, нас обсуждают. Мол, мы ответим за… что-то, – она обращается Кире, но осекается, а я замечаю одну странность. Словно Оксана уже поняла, что происходит, а Кира только пытается что-то вспомнить.

– За что ответим? – прерывая их переглядки, спрашиваю я. – Мне вот, совершенно не за что отвечать. Особенно перед этими дебилами.

Как по закону подлости в этот же момент раздаётся звук поворота ключа в замке, открывается дверь, и в проёме появляется брюнет со шрамом. Стрела – если Оксана ничего не перепутала. Коротко взглянув на подруг, он направляется ко мне, лицо искажает ярость.

– Не за что отвечать тебе, говоришь? – склонившись надо мной, мужчина натягивает недобрую улыбку. Взгляд обжигает льдом. – А ты подумай своим куриным мозгом, за что ты будешь отвечать. Ты ответишь, я тебе обещаю, всё прочувствуешь на своей шкуре.

Его грубость и этот уничтожающий взгляд выбивают меня из колеи, и я уже готова разрыдаться подобно Кире, особенно под любопытные взгляды подруг, которые будто бы и не при чём. Он взъелся именно на меня.

– Я ничего не делала, – закрыв голову руками, отвечаю ему и чувствую, что он отступил.

– Вашей подруге, видимо, память отшибло. Ну, вы напомните ей, хорошо? – обращается он к девочкам и уходит, хлопнув дверью. Нас снова запирают и, похоже, на этот раз на всю ночь.

– Вы, вообще, понимаете, о чём он говорил? – спрашиваю я подруг.

– Неа, – опустив уголки губ, качает головой Оксана. – Бред какой-то нёс. Они там ёбнулись, наверное, все втроём. Надо поспать и подумать, как нам выбираться отсюда.

– Я не усну, – хнычет Кира. – Может, сейчас попробуем что-нибудь сделать, а?

– Что ты сделаешь, Кир? Скажешь, отпустите нас, и они отпустят? Нас заперли, из окна не вылезти, с ними нам не справиться при всём желании, ты понимаешь? Подождем подходящего момента и сбежим.

– А если нас уже завтра убивать будут?

– Замочи, поняла? – рычит на подругу Оксана. – Заткнись. Не убьют. Если б надо было, уже бы убили. Всё. Все замолчали и ложимся спать.

Уснуть на твёрдом матрасе – та ещё задача, особенно, когда на душе висит тяжёлый камень и нет никакой уверенности в завтрашнем дне. Воскресенье я планировала после лёгкой уборки провести в постели, посмотреть какой-нибудь сериал и расслабиться, август подходил к концу, через две недели нужно было уже приступать к занятиям, в понедельник сходить в торговый центр, где я подрабатывала половину лета, и заключить новый договор на свободный график, на неделе хотела встретиться с парнем из университета, выпить чашку кофе. Теперь всё это уже неважно. Главное – выбраться из логова жутких маньяков. Правда, жуткий из них только один – тот самый Стрела. У него вполне симпатичное мужественное лицо, глаза очень красивые, но то, что он прячет за этой внешностью – сплошной мрак.

Когда мне почти удаётся уснуть, в помещении загорается свет, и к нам снова кто-то заходит. И не один – судя по шаркающим звукам, их двое. Я напрягаюсь, стараясь не шевелиться, дышу через раз.

– Я эту возьму, – доносится мужской шёпот.

– Стрела тебе пиздюлей даст за это. Надо оно тебе, Серый?

Стрела, Клим и Серый. Прямо как в сериалах про бандитов. Неужели нельзя называть друг друга по именам? Или они делают это специально, чтобы, в случае чего, их было сложнее найти?

– Да иди ты, какая ему нахрен разница, что мы с ними будем делать? Лично у меня уже недели три нихера было, а тут трое лежат, куда их ещё? Будешь брать или нет?

– А ты чего шепчешь-то? Всё равно потом верещать будут.

– Так потом же, не сейчас. Короче, блондинка моя, ты себе какую хочешь бери.

Это эгоистично, но в этот момент, зажмурив глаза и сжавшись в комок, я думаю только об одном – хоть бы не меня. Я ошиблась, посчитав жутким только Стрелу. Все трое – ужасные, отвратительные люди. А может, и я ничем не отличаюсь от них, когда чувствую облегчение, услышав писк Киры и отчаянную брань Оксаны.

– Что ты делаешь, тварь, пошёл нахер, урод гребаный!

За этими словами следует звонкий шлепок, Оксана ахает, и всё это сопровождается нытьем Киры и звуками борьбы. Парни уводят плачущих подруг из комнаты, и я остаюсь совсем одна. Теперь точно не до сна. Ясно, зачем они им понадобились – некоторым мужчинам всё равно, в кого и когда, лишь бы засунуть свой член. На сердце холодеет – очередь рано или поздно дойдёт и до меня. Если я не выясню, за что нас хотят наказать. Может, они ошиблись? Не бывает же такого, что все трое разом сошли с ума.

Когда до ушей доносятся жалобные стоны и крики, внутри все сжимается. Странно, что они не стали насиловать их прямо здесь, а увели. Вздрагиваю от каждого стука и шороха, отчаянно надеясь, что меня не тронут, и когда стоны утихают, прислушиваюсь. Кажется, Стрела отчитывает кого-то из парней. А он советует ему не строить из себя праведника и заняться тем же самым. Сразу после этого всё возвращается, и стук, и стоны одной из подруг. Вторую я почему-то не слышу.

Плотно закутавшись в одеяло, долго не могу унять дрожь в теле. О сне можно забыть, просто пытаюсь расслабиться, прогоняя мысли о том, что кому-то из них надоест одна из подруг, и придут уже за мной. Так и лежу в одном положении, пока вновь не начинает накрывать долгожданная дремота, из которой меня вырывает скрип двери. Приподнявшись, вглядываюсь в темноту, ожидая увидеть вернувшихся девушек, но это вовсе не они. Ко мне приближается крупная тёмная фигура.

Сердце переворачивается в груди. Он пришёл явно не за тем, чтобы поговорить со мной. Откуда-то из-за стены доносятся глухие рыдания.

– Всё слышишь, да? – спрашивает мужчина. – Тебе повезло. Подружек забрали, а тебя не трогают, радуешься?

Я молчу. Притворятся спящей уже поздно, но мне совсем нечего ему сказать.

– Отвечай.

– Нет, я не радуюсь, я хочу домой, – говорю я.

Мужчина скидывает с меня одеяло, на предплечье ложится тяжёлая рука.

– Вставай. Я не очень люблю шлюх, но выбора здесь немного, – он тянет меня на себя, и я буквально падаю с кровати, сдираю кожу на пояснице о железный каркас, вскрикиваю от боли.

– Я не шлюха, – хнычу, пытаясь подняться на ноги, спина безбожно ноет, тяжело разогнуться. – У меня всего один раз было. – Оправдываюсь, и перед кем? Он же не знает меня, оскорбляет лишь для того, чтобы задеть чувства.

– Да кому ты лечишь, ещё скажи, что девочка, – хватая меня за руку, Стрела выводит из клетки. Прямо за дверью – помещение, напоминающее гостиную, большой стол из дерева посередине и новый на вид диван у стены. Здесь слышны все звуки – скрип кроватей, ритмичные шлепки, рыдания Киры, вздохи Оксаны. Неужели то же ждёт и меня?

Затолкав в одну из комнат, Стрела буквально швыряет меня на пол рядом с широкой двуспальной кроватью. Приземление получается мягче, чем в прошлый раз, но боль никуда не ушла. Убрав спутанные волосы с лица, так и сижу за полу, затравленно глядя на мощную фигуру мужчины. На крепкие руки. Он при всем желании одним движением свернёт мне шею. Он приближается, а я отползаю назад, лихорадочно перебирая ногами, пока не упираюсь спиной в холодную каменную стену.

– Не надо, пожалуйста, я правда ничего не делала, за что вы с нами так?

– Вспомнишь, – мужчина наклоняется и больно хватает меня за подбородок. – Ты, сука, вспомнишь, что ты сделала, когда я выбью из тебя всю дурь.

Глава 3

"Выбью из тебя всю дурь", – эти жуткие слова повторяются в моей голове, как назойливая песня на заевшей кассетной плёнке. Он привёл меня к себе, чтобы избить? Зачем тогда, подняв на ноги, швыряет на кровать? Для чего он резко и так больно сжимает мою грудь, а другой рукой лихорадочно, со злостью, расстёгивает молнию на своих брюках? И тут до меня доходит – меня не изобьют, во всяком случае, если буду вести себя покорно. Меня изнасилуют и, скорее всего, в грубой форме. Справившись со своими брюками, он дёргает за верх моих джинсов и, чуть не сорвав пуговицу, резкими движениями, стягивает их с меня. Я не могу бороться, страх сковывает тело, каждая клеточка в огне, я в панике.

– Не трогай меня, – пищу как мышь и в ту же секунду жалею о сказанном. Он не отпустит, как бы я не умоляла. С самого начала трое мужчин, толкая нас в свой минивэн, показали, что не шутят. Оксану и Киру уже используют, как хотят, чем же я лучше них? Стрела так и пышет ненавистью ко мне. Помешательство это, или я действительно забыла что-то очень важное, не имеет значения. Для него я – никто и ничто, это видно в налитых кровью глазах.

– Не трогай меня, – передразнивает он, кривляясь. – И что ты мне сделаешь? Будешь визжать? Так мне похуй, ори сколько хочешь, я просто въебу тебе, и всё, заткнёшься. Или ты угрожаешь мне? Угрожалка не выросла ещё, – с этими словами он стремительно запускает пальцы между моих ног, не снимая трусики, проталкивает их дальше. От боли в промежности кусаю губы, пытаюсь отползти назад, но уже некуда, позади меня изголовье кровати.

– Нет, пожалуйста, прекрати, – выгибаю спину, и он ослабляет свой напор. Склоняется надо мной, так низко, жёсткое, искажённое гневом лицо прямо перед моим.

– Больно тебе, да? Может, добавить? Как давно был твой этот первый раз?

– Год назад, – отвернувшись, отвечаю я. Мне неприятен его взгляд, и я боюсь надолго задерживаться на нём, словно могу сгореть, глядя ему в глаза дольше, чем нужно.

– Блядь, да не верю, что тебя никто не трахает. Ты кого строишь из себя?

Похоже, что бы я ни произнесла, будет приводить его в ярость. И за что мне всё это? Почему этот свирепый мужик достался именно мне? В чём моя вина?

– Никого не строю, это правда.

– Слушай, ну ты напросилась. Что, если я проверю? – отодвинув трусики, он снова суёт в меня пальцы. Глубоко, растягивая влагалище. Что мне остается? Только лежать, плотно закрыв глаза и молиться, чтобы он поскорее закончил. Боль будет адская, вытерплю ли? Как он собрался проверять? Слышала, что при слишком грубом сексе кровь может быть и во второй, и в третий раз. И даже, когда у женщины давно не было секса с проникновением.

– Угу, – мычу я, изо всех сил стараясь вытерпеть его натиск. Он обращается с моей киской, словно я – кусок мяса. Его собственность, которой можно без последствий делать больно раз за разом.

– Я не спрашивал твоего разрешения, сука, – рычит сквозь зубы, тянет ткань хлопковых трусов, и я приподнимаю таз, чтобы он не порвал моё единственное нижнее белье. Оставшись перед ним полуобнаженной, прикрываю лобок ладонями, слёзы уже текут по щекам, и тяжело успокоиться, особенно когда он оголяет свой агрегат. Он не слишком длинный, но толстый, шириной как моё запястье.

– В рот возьмёшь, – утвердительно сообщает он и поднимается, поглаживая свой орган. Меня колотит крупной дрожью. Я не умею "брать в рот". Если я сделаю что-то не так, он меня ударит или, вообще, убьёт. Он давит на макушку своей крупной ладонью, и меня накрывает истерика:

– Нет, нет, я не могу, я не буду! НЕТ! – кричу, мотаю головой, заливаясь слезами.

Жгучая боль обжигает левую щёку, затылок бьётся об деревянное изголовье, и я теряюсь в пространстве от боли и головокружения, перед глазами все плывёт. Спустя пару секунд до меня до меня доходит, что он дал мне пощёчину. Просто шлёпнул ладонью по щеке. Что будет со мной, если в лицо прилетит кулак? Закрыв лицо ладонями, реву навзрыд, и Стрела, не обращая внимания на страдания, раздвигает мои ноги, устраивается сверху.

– Не умеешь сосать, так и скажи, нечего орать как резаная. Недотрога, блядь. Садиться пьяная за руль научилась, а ебаться как следует не научилась.

– Я никогда не садилась за руль, – хнычу я, испытав новую порцию боли, когда он снова полез в мою киску. Он либо сам не умеет обращаться с женщинами, либо специально старается сделать мне как можно больнее. Стрела не слышит меня, отвлекшись на крики за стеной. Не женские крики.

– ААА, СУКА! – надрывая связки, орёт один из парней. За этим отчаянным воплем следует глухой стук, и Стрела, чертыхаясь, слезает с меня.

– Сиди и жди меня, поняла? – говорит он, застёгивая брюки. – Выйдешь, я тебя урою, помяни моё слово.

Мне ничего не остаётся, как послушно кивнуть, и он быстро покидает комнату. Воспользовавшись моментом, я нахожу на полу свои трусы и быстро надеваю. Что бы ни случилось, это очень серьёзно – похоже, одна из моих подруг сделала очень больно своему мучителю, и сейчас он бьёт её. Вряд ли это Кира, она слишком боязливая, никогда я не замечала за ней дерзости. Другое дело – Оксана, эта девушка умеет постоять за себя и может взбрыкнуть в самый неподходящий для этого момент.