На колесах

Когда Таня застала его, она работала на адреналине и в голове крутилось только: «Помочь, помочь, помочь». Сейчас, когда беспокойство оставило, она вновь заглянула в Никитину аптечку. Надо же знать, что там есть. Иностранные лекарства и русские лежали вперемешку. Некоторые без коробочек, просто заклеенные фольгой блистеры: видимо, Никита слишком хорошо знал, от чего эти таблетки, и в пояснительных надписях не нуждался. В куче препаратов выделялись цветные антидепрессанты – сложно не зацепиться за них глазом. Таня мысленно составила алфавитный список препаратов и цель на вечер – перенести на бумагу и залезть в Google: большинство названий были ей незнакомы.

Этим можно было заняться позже – сейчас важнее Никита. Он все еще был бледноват, хотя уже не напоминал предобморочного. Руки мелко тряслись – остаточный эффект. Нужно было успокоить его, расслабить напряженное тело.

– Я знаю массаж, – Таня наклонилась к нему. – Тебе станет легче.

Она помнила, как мама разминала папины ноги, когда тому было больно. После папе становилось лучше, может, и Никите поможет. Не дождавшись ответа, Таня все же решила действовать и осторожно надавила на спину – не сильно, только чтобы размять деревянные мышцы, которым это было так нужно. Давила и тут же разглаживала. Никита снова открыл глаз, но ничего не сказал, только слегка кивнул, то ли поддерживая инициативу, то ли благодаря. И опять зажмурился, продолжая неподвижно ждать, пока обезболивающее сработает и снова вернет способность нормально существовать.

Руки работали машинально. Таня заметила, что Никита был без любимой им голубой рубашки. На нем были только серые хлопковые штаны. Видно, боль скрутила его, когда он только проснулся, или же разбудила. Вдоль позвоночника по спине тянулся рубец, длинный и прямой, будто его чертили под линейку. Извивался по хребту границей между прошлым и настоящим. «Старый, нелеченый», – определила Таня.

– У меня случается радикулопа́тия[1], – пояснил Никита, когда препарат подействовал. – Она почти не беспокоила в последнее время, но сегодня вернулась.

– В следующий раз звони, у тебя есть мой номер, – укорила Таня, все еще разминая ему ноги.

– Обычно я сам справляюсь, но… – Никита оборвал фразу на середине.

– Сегодня тебе было больно двигаться, – закончила за него Таня. – Не люблю смотреть на чужие страдания, – невпопад призналась она.

– Поэтому пошла в доктора́? – Никита ехидно усмехнулся. Ухмылка получилась слабой: кажется, боль забрала все его силы.

– Это была мамина идея. – Таня продолжала гладить Никиту. – В моей семье все женщины врачи – я должна была продолжить традицию.

Рядом с Никитой язык будто развязывался: слишком легко говорить с тем, кто тебя слушает. Тане приходилось следить за собой, чтобы ненароком не выболтать секрет. Узнай Никита, что у нее нет медицинского образования, сразу расскажет дяде, и с работой придется попрощаться. Таня не могла позволить этому случиться: она и так просрочила несколько платежей по кредиту, и маме нужно было помогать. Вторую такую же хорошую работу найти будет почти невозможно.

– Может, выйдешь? Мне нужно одеться, – проговорил Никита через некоторое время. Судя по всему, он уже достаточно отдохнул и окончательно отошел от утренней боли.

– О, да, конечно, – Таня кивнула и вышла из комнаты. Спрашивать, нужна ли ему помощь, она не стала: он точно скажет, что справится сам.

Таня вернулась спустя два часа. Именно столько Никите требовалось, чтобы привести себя в порядок, а Тане, чтобы почитать лекции. К этому времени завтрак уже успел остыть, но на предложение Тани разогреть еду Никита ответил отказом: он совсем не был против есть холодное.

– У тебя есть права? – спросил Никита. Только что выкуренная сигарета лежала в пепельнице.

– Да, – честно ответила Таня, не понимая, зачем он спрашивает. Надеясь когда-нибудь накопить на собственную машину, естественно, она получила права.

– Отлично. Ключи от машины возьмешь у Галины Ивановны, – скомандовал Никита. – Мне сегодня нужно на медико-социальную экспертизу, поэтому будет лучше, если меня отвезешь ты.

– Уверен? – Таня удивленно приподняла бровь. – Я, конечно, не светило медицины, но тебе точно не лучше отлежаться?

Всю неделю Никита не вылезал из комнаты, а тут он собирался куда-то. В любое другое время она сама бы с радостью заставила его выйти на улицу, но не сегодня. Никита выглядел вполне бодрым и ничем не отличался от себя обычного, но Таня переживала, что через несколько часов боль вернется.

– Я бы тоже не хотел, но мне назначили на сегодня, – пожал плечами Никита. – Не переживай, я чувствую себя вполне сносно, – успокоил он и на всякий случай взял некоторые лекарства с собой для подстраховки.

Галина Ивановна отдала ключи и доверенность на управление автомобилем только после того, как тщательно проверила Танины права и знания ПДД. Она настолько пытливо опрашивала Таню, что невольно напомнила профессоров в СамГМУ. Тане стало неловко на таком экзамене, но вскоре она поняла, почему простая просьба взять ключи превратилась в допрос.

В гараже стоял серебристый «майбах», дорогущий, как крыло от самолета, и роскошный, как резиденция заморского принца. Таня присвистнула. Она помнила, с каким восторгом папа рассказывал ей о достоинствах этой марки, желая когда-нибудь купить ее. У папы так и не получилось. Знал бы он, что Тане выпадет возможность водить эту машину.

– Там уличное кресло. Погрузи в багажник, – скомандовал Никита.

Он подъехал к машине. Таня хотела сначала помочь ему сесть, но Никита уже открыл дверь и поставил коляску на тормоз. Откинув подлокотник, он ловко перекинул левую ногу в салон, почти прыжком перелез на переднее сидение, куда тут же подтащил вторую ногу. Все действия заняли не больше минуты.

– Я попросил заняться креслом. – Никита заметил, что просьба еще не выполнена, и недовольно посмотрел на Таню. – Уличное надо загрузить в багажник, а это, – он рукой указал на стоящую у машины коляску, – откати к стене.

– Зачем тебе две коляски? – спросила Таня.

– Зачем снимать обувь в доме? – раздраженно вопросом на вопрос ответил Никита.

Таня пожала плечами, рассудив, что Никита прав, и взяла сложенную коляску. Она была довольно тяжелой. Внимание Тани привлекли колеса: под черными покрышками блестел красный корпус.

– Так ты у нас на лабутенах, – не удержалась от подкола Таня. Ответили ей недовольным фырканьем.

Выполнив все требования, она села в машину. Уютный белоснежный салон, удобные кожаные кресла. Красота! Руки легли на руль, будто уже не раз касались его. Таня пристегнулась и завела двигатель, кажется, как-то так ее учил инструктор по вождению. Вдруг она обнаружила, что у нее трясутся коленки. Она ни разу не была за рулем такой дорогой машины. Вообще ни разу не водила машину по-настоящему. От перспективы одновременно захватывало дух и леденело тело. «Это же “майбах”! – проросла в сознании паническая мысль. – Каждую царапинку придется отрабатывать до конца жизни!»

– Мы едем или как? – спросил Никита.

Он уже был пристегнут и, судя по недовольному лицу, не мог дождаться, когда они тронутся.

– Я в первый раз за рулем, – объяснила Таня. – Тем более такая машина.

– Не волнуйся, тут автопилот, – спокойно уверил он. – Ты справишься.

– Легче сказать, чем сделать, – фыркнула Таня.

Желая немного утихомирить нервы, она включила музыку: песни всегда помогали ей успокоиться и настроиться на нужный лад.

– Это что, Шостакович? – Таня посмотрела на Никиту. Она слегка удивилась, ведь самой бы и в голову не пришло слушать классическую музыку в машине.

– Валентин любит Седьмую симфонию, – пожал плечами Никита. – Тут еще есть «Русский вальс». – Он натянуто улыбнулся, и стало понятно: ему эта музыка тоже претила. Никита нажал на кнопку, и из динамиков донесся бодрый голос диктора. – Новое радио тебе нравится больше?

Таня кивнула. «Что может быть сложного: доехать из точки А в точку Б? Да еще и на клевой тачке». – Она попыталась уговорить себя, закрыла глаза и мысленно перечислила все, что должна сделать: включить фары, пристегнуть ремень, включить скорость, медленно отпуская сцепление, слегка давить газ. Сделала три глубоких вдоха-выдоха. Машина резко тронулась и полетела, отчего Таня сначала растерялась, но быстро сообразила и сбавила скорость.

Маневрировать в городе самостоятельно было сложно, но на помощь пришли автопилот и навигатор. Адрес там уже был забит: Никита позаботился об этом, пока Таня занималась колясками. Диктор рассказывал что-то, изредка его голос сменялся песнями. Постепенно мандраж прошел, и Таня начала наслаждаться поездкой. Теперь она понимала, почему папа все время нахваливал «майбах» и не переставал говорить, как сильно хочет его купить. Не машина – мечта. Подогрев руля и подлокотников, сиденья с вентиляцией и массажем. Таня не удержалась и включила его. Как же приятно, когда кресло само разминает поясницу, спину и плечи. Особенно приятно, наверное, когда стоишь в пробке по несколько часов. Этого Тане узнать не довелось, ведь дорога оказалась чистой. У Никиты именно эта марка явно не только для того, чтобы кичиться деньгами.

Когда заиграла группа «Serebro», Таня хотела попросить Никиту сделать громче. Повернув голову, она заметила, что он мирно посапывал, откинувшись на сиденье. Даже во сне он поджал губы и скрестил руки на груди. Таня не стала его беспокоить. Вскоре машина затормозила у трехэтажного здания бледно-желтого цвета. Таня облегченно выдохнула: поездка удалась куда лучше, чем она ожидала.

– Мы на месте, – тронула она Никиту за плечо. Он сонно моргнул пару раз и окончательно проснулся.

Вылез из машины Никита так же ловко, как и залез. Уличная коляска казалась удобнее той, которую он использовал дома, и, что юлить, выглядела более презентабельно. По пандусу самостоятельно закатиться Никита не смог: подъем был слишком пологий, отчего коляска скатывалась вниз. Таня помогла ему, хотя это и было тяжеловато. Однако основная трудность ждала их внутри.

– Нам на третий этаж, – понуро сообщил ей Никита.

Таня глянула сначала на него, потом на кривые ступеньки, ведущие наверх, и сглотнула ставший в горле ком.

– Я тебя туда не затащу.

– Конечно не затащишь, – согласился Никита. – Я вешу семьдесят килограмм, это, – он ударил рукой по боку коляски, – не меньше двенадцати.

– Какой-то маразм! – громко возмутилась Таня, но тут же зажала рот рукой, как только на нее зашикали. – Их не смущает, что это комиссия для инвалидов?

– Хочешь жаловаться – валяй, только учти, что ты не единственная и даже не первая, – пожал плечами Никита. – Тут есть лифт.

Не став дожидаться ответа, он направился в сторону лифта. Таня поспешила за ним. Заблудиться в больничных коридорах – дело не из приятных. Лифт оказался очень маленьким: они вдвоем едва поместились в тесной кабине. К счастью, другие люди добродушно уступили им и не стали набиваться следом. Когда двери, шурша, открылись на нужном этаже, Таня едва не подпрыгнула от счастья. Остановили ее только правила безопасности и страх, что лифт сломается и назад ей все же придется спускать Никиту по лестнице.

Перед кабинетом, где заседала комиссия, уже скопилась длинная очередь, а значит, ждать придется немало. Чтобы скоротать время, Никита постоянно катался по узкому блевотно-желтому коридору к окну, где мог выкурить очередную сигарету. Таня насчитала штук пять. Дома он курил меньше. Естественно, ведь там не было стресса, который приходилось снимать таким нездоровым способом. Отговорить не стоило даже пытаться: Никита слишком упрямый, чтобы слушать чьи-либо доводы, пусть даже разумные, особенно здесь, в месте, которое напоминает о его несовершенстве.

Сначала Таня ходила следом, но Никита был настолько погружен во выдыхаемые с дымом мысли, что казалось, ему нет никакой разницы от того, рядом она или нет. Когда он собрался закурить в очередной раз, Таня решила остаться на месте. Расстояние до окна было небольшое, всего в несколько шагов. В случае чего она заметит, если Никите вдруг понадобится помощь.

Рассматривать свои ноги на фоне грязноватой бежевой плитки было тоскливо, и Таня зашла в блог. Эмоции от первой поездки за рулем просились наружу, и ими нужно было поделиться, пока не стерлись из памяти. Она во всех красках описала и свое волнение, и впечатление от машины. «Просто вау!» – закончила она поток восхищения.

«Это действительно хорошая марка, – комментарий от загадочного господина Х прилетел сразу, как только запись была опубликована. – Слышал, что ехать в ней очень комфортно. И вы это подтвердили».

«И ехать, и спать, – ответила ему Таня. – Мой друг хорошенько вздремнул по дороге». – В конце она поставила спящий смайлик.

«Не судите его слишком строго. Человек, возможно, провёл бессонную ночь, немудрено заснуть под убаюкивающую качку», – прилетело ей от господина Х.

Таня улыбнулась: диалог поднял ей настроение. Она собиралась было еще написать что-нибудь господину Х, но ее прервало дребезжание колес по плитке.

– Ненавижу это место, – шепотом буркнул вернувшийся от окна Никита. Он выглядел не таким мрачным, как когда они приехали. Тане показалось, что его настроение тоже немного поднялось.

– Посмотри на ситуацию с другой стороны. Если тебе нужно подтверждать инвалидность каждый год, значит, твое заболевание лечится, – оптимистично предположила она.

Таня оторвалась от телефона и попыталась его подбодрить. Она верила в свои слова и еще больше верила в то, что мир человека таков, каким он его воспринимает. Как раз в это время мимо них проковылял одноногий мужчина. Стук его костылей эхом звучал в коридоре еще некоторое время.

– Конечно, – саркастично фыркнул Никита. – Нога того мужчины тоже отрастет.

– Мог бы обойтись без сарказма, – Таня цокнула языком.

– А ты без глупых идей, – парировал он.

Как раз в это время Никиту вызвали на комиссию. Забрав у Тани стопку документов, приготовленных ранее, он вкатился в кабинет. Интуиция подсказывала: ждать придется долго. Голодный живот заурчал. Таня мысленно прикинула, что вернуться домой к обеду они не успеют. Ей и не хотелось возвращаться. Она уже давно жила в Самаре, но до сих пор не устроила себе полноценную вылазку в город: все не было времени. Сейчас Таня собиралась восполнить потерю и насмотреться вдоволь. Вдобавок она считала, что прогулка пойдет Никите на пользу. Он точно будет рад развеяться после тоскливой МСЭ. И не дело это – сидеть, запершись в четырех стенах! Она быстро набрала Валентина Никандровича спросить разрешения на маленькую авантюру и предупредила Галину Ивановну, что на них с Никитой обед можно не готовить. Она уже знала, куда его повезет. Чтобы скоротать время, Таня открыла «Критику чистого разума» Канта: именно из-за него она завалила философию. «Да уж, коренная калининградка», – ехидно усмехнулся в голове голос профессора философии, будто то, что они с Кантом земляки, обязывает ее знать и понимать его идеи.

_______________________________________________

[1]Под термином радикулопатия (или корешковый синдром/корешковая боль) понимается комплекс симптомов, которые проявляются при сдавливании корешков спинномозговых нервов. Это не самостоятельное заболевание. Оно возникает и прогрессирует на фоне иных болезней позвоночника.

Корешковая боль – это сильная боль в основании нервов или в самих пораженных нервах. Возможно, вы привыкнете жить с этой болью. Многие параплегики и тетраплегики утверждают, что, как только они начинают выходить из дома и возвращаются к работе и развлечениям, боль понемногу теряет интенсивность и, по их мнению, даже проходит совсем. К счастью, во многих случаях корешковая боль достигает максимума иногда через несколько недель, иногда спустя большее время, а затем приступы становятся не такими частыми.

Глава 7

Они припарковались на Ленинградской улице – прогулочной зоне Самары – на той ее части, где еще можно было ставить машины.

– Что ты задумала? – повернулся к ней Никита.

– Развеяться, – бесхитростно ответила Таня. – Согласись, после МСЭ хочется подышать свежим воздухом. Сейчас время обеда, а я знаю отличное место.

– Я рассчитывал есть дома, – вздохнул Никита.

– Ничего не случится, если мы один раз сходим в кафе, – парировала Таня. – И ты сам говорил, что чувствуешь себя превосходно. Давай, я уже предупредила Галину Ивановну и твоего дядю.

Никита молча посмотрел на нее долгим взглядом. Точнее, в ее сторону: черные глаза-угольки глядели будто бы сквозь.

– Пожалуйста, – предприняла последнюю попытку Таня и заглянула прямо в его глаза, подбадривающе улыбнувшись.

Для нее эта прогулка была важна, и не только потому, что Таня обожала Ленинградку больше, чем любую другую улицу города. Даже ребенок знает, как полезно бывать на свежем воздухе. Никита же был лишен даже этого из-за травмы и собственных комплексов. Таня собиралась исправить это. Еще она хотела, чтобы Никита немного отвлекся от своих пессимистичных мыслей, которые отражались на его лице после экспертизы. Таню всегда расслабляла прогулка, и она надеялась, что так же она подействует и на него.

– Тебе очень хочется? – спросил Никита тоном, каким задают обычно очень важные вопросы. – Хорошо, уговорила, – согласился он, когда Таня кивнула.

– Славно, – улыбнулась она и вышла из машины.

Самарский Арбат по красоте нисколько не уступает столичному собрату. Многие находят его даже более живописным. Таня в Москве никогда не была, поэтому не могла сравнить. В теплый день субботы Ленинградка полнилась людьми: казалось, все самарчане гуляли по любимой улице, но больше было, конечно, туристов. Они сновали туда-сюда, захаживали в магазины и кафе, фотографировали красивые здания XIX века, делали селфи с дядей Степой. Церетели постарался над ним на славу: сделал советского великана настолько забавным, что дети гурьбой вились вокруг него. Таня не удержалась и потерла нос пристроенной у ног милиционера собачке – на счастье. Прохожий попросил ее сделать фото, и она с удовольствием принялась ходить вокруг них, выбирая лучший ракурс.

– Ты говорила, что знаешь, где можно пообедать, – напомнил Никита.

На самом деле, на улице было множество кафе и ресторанов, но Таня обещала показать проверенное место. Оно как раз было недалеко от дяди Степы.

– Мы уже пришли, – Таня иронично указала рукой на здание.

«Вилка-Ложка» – гласило название. Выглядело уютно: желто-красные тона, деревянный заборчик, из-за которого задорно выглядывали зонтики. На террасе Таня и собиралась устроиться. Все портили четыре несчастные ступени, ведущие к кафе.

– Ты меня не затащишь. – Никита сложил руки на груди и скептически уставился на Таню.

– Тут есть пандус, если ты не заметил, – она ткнула пальцем влево. Наличие заезда было еще одним поводом, по которому она выбрала это место.

– Эти железяки, которые ты гордо именуешь «пандусом», не годятся, – съязвил он. – Мои колеса просто не поместятся на них.

– Не такие уж и жирные у тебя колеса, – фыркнула Таня. Она и сама уже поняла провальность идеи.

– Колеса, может, и не жирные, но широки для вот этого, – заметил он.

– О’кей, – нерешительно протянула Таня. – Я пойду в соседнее, там есть навынос. Ты ешь сэндвичи?

Получив согласие, она забежала в «Gellert». Никита остался ждать снаружи, вытащил из кармана пачку сигарет и закурил. Тане было ужасно неловко, что она обещала ему отличное место, которое оказалось для него недоступно. Возможно, она бы могла попытаться затащить Никиту по этому ненадежному пандусу, но… Оставалось надеяться, что на нее не сильно обиделись и еще есть шанс реабилитироваться.

– Тут, конечно, готовят не как Галина Ивановна. – Таня протянула Никите сэндвич с жаренным беконом, помидорами, сыром и яйцом, обильно смазанный майонезом. Сама уселась прямо на ступеньку, разворачивая такой же.

Таня была готова к возмущениям и требованию сейчас же ехать домой. В этом случае она не станет возражать: клубок вины бурлил на дне желудка, к нему примешивалась грусть от испорченной прогулки. Оказалось, Таня сильно недооценила Никиту: он не упрекнул ее ни словом, ни взглядом.

– Я бы добавил больше сыра, но так тоже сойдет, – резюмировал он, откусив кусок от бутерброда. Таня чуть не поперхнулась, ведь ожидала от него совсем другого поведения.

– И никакого сарказма? – она вопросительно уставилась на него.

– Устал от диет и правильного питания, – пожал плечами он. – Давно хотел вредного.

Минут пятнадцать они молча ели: хлеб с начинкой – большое препятствие для разговора. Таня подумала о том, что прогулку можно еще спасти. Мимо шагали люди. Некоторые с интересом поглядывали: Таня догадывалась, что объектом внимания был Никита. Некоторые проскакивали по ступенькам в кафе, стараясь идти подальше от парочки. Незнакомый малыш тыкал в них пальцем и дергал разговаривающую по телефону маму за платье, очевидно, желал спросить про «дядю в колясочке». Таня приветливо помахала малышу, когда он посмотрел на них, и тот улыбнулся в ответ. Никита, явно замечая столь нетактичный интерес, нервно смотрел в плитку под колесами и жевал.

– Ты знала, что Гавайи называли Сандвичевыми островами? – спросил Никита так внезапно, что Таня на секунду замерла, не донеся булку до рта. – В тысяча семьсот семьдесят восьмом году, когда Джеймс Кук наткнулся на нынешние Гавайи, он дал им название в честь своего покровителя, графа Сандвича. – Никиту охватил редкий энтузиазм. Казалось, он соскучился по тому, что его слушают, не смея вставить даже полслова. – Он тогда был Первым лордом адмиралтейства. Видимо, Кук считал, что человек такой должности достоин двадцати четырех островов. Кстати, чиновник из него бы так себе, раз уж его запомнили по бутерброду, – он усмехнулся.

– Ты шутишь? Думала, они сразу были Гавайи. – Таня не понимала, чему больше удивилась, столь странному факту или тому, что его знал Никита.

– Они стали Гавайями только в начале девятнадцатого века. А до этого спокойно были Сандвичевыми островами, – ответил Никита и улыбнулся, удовлетворенный Таниной реакцией. – Сейчас такое же название носит архипелаг в Южной Атлантике, почти у самой Антарктиды.

– Бутербродная география, – хмыкнула Таня. Она и подумать не могла, что сушу всерьез могут назвать как еду. Ей стало интересно, сколько подобных фактов знает Никита.

Он как раз разобрался с едой, но про напитки вряд ли собирался рассказывать. Никита попросил Таню достать из кармана на спинке коляски таблетки и выпил несколько штук, запив чаем из кафе.

– Все нормально? – спросила Таня. Мало ли от чего эти лекарства: может, ему стало плохо. В таком случае оставаться в городе нельзя.

– Нормально, – кивнул Никита.

Вид он имел вполне здоровый, насколько это возможно в его ситуации, и Таня поверила на слово.

– Как насчет прогулки до речного вокзала? – предложила она, когда с обедом было покончено. Краем уха Таня услышала, как группа туристов обсуждает речные экскурсии, и решила, что прогулка до Волги – захватывающее времяпрепровождение.

– Тогда тебе придется держать меня: дорога тут под наклоном, – согласился Никита. Судя по голосу, настроение его стало гораздо лучше, чем утром.

«Когда человек голодный, он всегда ершится», – вспомнила Таня слова бабушки. Сегодня она в очередной раз убедилась в их правдивости.

– Буду, не беспокойся, – уверила она его и покатила коляску по улице. – Вредная еда на тебя хорошо влияет: ты даже перестал ворчать, – прокомментировала она, тихонько хихикнув.

– Неприятно, что ты находишь меня букой.

– А разве ты не производишь такое впечатление?

– Еще и осмеливаешься говорить мне это в лицо, – фыркнул он.

– Если я не буду говорить тебе про твои негативные стороны, это буду уже не я. Человек, в отличие от машин, обычно сообщает, если ему что-то не нравится. Мне показалось, тебе больше по душе общаться с личностью, а не с роботом.

– Может, в твоих словах и есть зерно истины, – тихо проговорил Никита, будто самому себе.

Прогулка прошла даже лучше, чем Таня подозревала. Она и подумать не могла, что Никита станет ее персональным гидом. Он рассказывал интересные факты почти о каждом здании, мимо которого они проходили. И это была не просто информация, доступная в любом буклете. Никита знал множество подробностей и курьезных историй, о которых Таня даже не догадывалась. Об именах, которые носила Ленинградская улица раньше, и причинах их изменений. О семейной истории знаменитого самарского чаеторговца и бакалейщика Жукова. О том, как в доме №20 сходил с ума от любви к американской танцовщице Фанни Лир великий князь Николай Константинович Романов. Разве что СамГМУ, главное здание которого было как раз на Ленинской, стал исключением: тут уже Таня поведала о забавных случаях студенческой жизни. Из Никиты получился отличный повествователь. Начитанный и умный, он не только знал факты и подробности, но и рассказывал их так, будто все происходило с ним лично. Впечатление угрюмого буки, которое он произвел в первые дни знакомства, сильно пошатнулось. Таня задавалась вопросом, было ли то его поведение специально разыгранным спектаклем или им явилась сегодняшняя разговорчивость.