На колесах

– При этом ты не позволил дяде меня уволить.

– Разве тебе не нужны деньги?

– Ну да, – Таня поджала губы. – Прости, не должна была язвить. И спасибо, – добавила уже тише и расплылась в улыбке.

Сегодняшний день перевернул ее представления о Никите. Он оказался не только умным и интересным собеседником, но еще и благородным человеком. Простое «спасибо» не могло описать, насколько Таня была ему благодарна за возможность сохранить работу. Если бы Никита сказал дяде, что это она виновата в его падении, Валентин Никандрович ни за что не дал бы ей второй шанс. Напряжение, сковавшее ее там, на Ленинградской, наконец отпустило. Зазвонил телефон, Таня извинилась и вышла в коридор, чтобы ответить. Это была Кристина.

– Татьяна? – вместо приветствия спросила она. – Отец сказал, что вы с братом в больнице. Скажи, пожалуйста, что с ним? – В голосе слышалось неподдельное беспокойство на грани истерики. Возможно, если Кристина не успокоится, она и случится.

– Не переживай, – поспешила объяснить Таня. – Мы переночуем тут на всякий случай, но все будет хорошо. Утром скажу, и он позвонит тебе. Или, если хочешь, сама приходи завтра, думаю, врач будет не против.

– Нет, не надо, – остановила ее Кристина слишком поспешно. – Его же не стоит беспокоить, верно? И у меня завтра смена в лавке. Тебе тоже надо отдохнуть: вряд ли у тебя был приятный день. Спокойной ночи, – и она тут же положила трубку.

Таня пожала плечами. День и правда выдался нелегким.

***

Никита лежал на ужасно неудобной больничной койке и смотрел в потолок. Рядом на точно такой же спала Таня, а он заснуть не мог. Раздражение, клокотавшее внутри после встречи с сердобольным мужиком и толкнувшее на необдуманные действия, немного улеглось. Сейчас он понимал, что поступил глупо: большое счастье, что отделался лишь сотрясением. Пережил бы Никита еще одну травму, сказать он не мог. Испугалась не только Таня, но и сам он отошел от потрясения, только когда Валентин явился с выговором.

Он не подумал, позволил гневу завладеть собой, отключить мозг. Слова мужика о храме и свечках вызвали агрессию. Еще год назад Никита набросился бы на него с кулаками. Мужику повезло, что он научился сдерживаться и вместо драки предпочел выдумку и побег. Никита фыркнул и тут же покосился на Таню: не разбудил ли? Нет.

Она мирно посапывала. Медно-каштановые волосы упали на умиротворенное лицо. Сегодня он узнал о ее лжи. Почему это не оттолкнуло, а, наоборот, только сильнее заинтересовало? Может, потому, что она такая же, как он: живет выбранной не ею жизнью и ничего не может с этим сделать. Сам он уже давно смирился. Никита ненавидел, когда лгут, но Таня ведь соврала не ему, а Валентину. Это меняло дело. И все же он собирался теперь прислушиваться к ее словам, внимательно выискивать в любой фразе ложь, чтобы снова не натолкнуться на обман.

Это была не единственная причина, почему он простил Танино вранье. Из головы уже неделю не выходил тот день, когда она предложила странную и глупую игру в вопросы, особенно то, что произошло в конце. Он даже не помнит, как ладонь оказалась на его плече, слишком сильно был погружен в нерадостные воспоминания, вызванные карточкой. Это прикосновение решило все.

До травмы Никита и не осознавал, насколько тактильным человеком всегда был. Прижать, погладить, просто прикоснуться к руке для него вдруг стало очень важным. После травмы Никиту никто не трогал. Да, с ним проделывали разные медицинские манипуляции, вертели руки и ноги в разные стороны и много чего еще, но просто так, по-человечески, ни разу: боялись причинить боль, не хотели, брезговали… Даже родные сторонились его, он сам их оттолкнул. Таня была первой, кто осмелился.

Ее прикосновение решило все. Во всяком случае – для Никиты. В первый день их знакомства он собирался прогнать Таню, вынудить уволиться, как не раз делал это с другими, теми, кого Валентин нанимал до нее. Они были намного старше Тани, опытнее, и Никите казалось, что отделаться от ровесницы, отпугнуть ее будет проще. Но, после того как почувствовал тепло ее ладони, оставил эту мысль. Теперь хотелось, чтобы она работала с ним. Его тактильный голод и ее способность без труда его унять – вот основная причина, по которой Никита умолчал о Танином секрете. Она единственная в доме, кто обращается с ним как с человеком, грубым, вредным, саркастичным, но человеком. Не потакает его настроению, заставляет что-то делать вопреки его нежеланию, не боится сказать что-то, что может его задеть. То же толкало его выяснить о ней больше, расположить к себе, сделать так, чтобы она сама захотела остаться с ним. Нет, это не та ситуация, когда ты только познакомился с человеком, но ощущаешь, будто знаешь его всю жизнь. Никита Таню не знал, но хотел узнать. Раньше такого не было, и он полностью отдался этим ощущениям: найти информацию о ней, слушать все ее рассказы, попытаться расположить к себе.

Мыслить – значит беседовать с самим собой. Никита делал это так долго, что ему порядком надоело. Теперь он хотел говорить с Таней, внимать ей, а не себе. Одиночество, ставшее уже привычным фоном пустых дней, теперь доставляло дискомфорт. Впервые за два года оно казалось противным. Могло ли это быть тем самым положительным результатом психотерапии, который ему обещали? Никита не знал. Знал только, что хочет Таниной компании, как хочет потянуться за очередной сигаретой, стоит только тоске осесть в душе. Даже готов потакать ее желаниям.

Никита не любил нарушать распорядок. Более того, порядок был ему необходим, чтобы не слететь с катушек. Просыпаться в одно и то же время, есть по часам, принимать лекарства вовремя – он так привык к этому, что соблюдал режим машинально. Почему же сегодня поддался на уговоры Тани и позволил изменить привычный ход вещей? Это было безответственное решение, но Таня попросила, и было сложно отказать. Никита думал: от одного раза ничего плохого не случится – теперь он лежит на больничной койке, а голова раскалывается надвое. Плохой конец дня, только вот Никите давно не было так хорошо, как теперь.

Приятно было обнаружить, что сегодняшними рассказами он смог расположить ее к себе. Когда тебя с упоением слушают, иногда забывая закрыть рот, это всегда приносит удовольствие, особенно если такого давно не случалось. Захотелось, чтобы это длилось как можно дольше. Желание Тани восстановиться в университете слегка пугало, ведь в таком случае она может уволиться и оставить его в пустоте. Никита надеялся, что она передумает, и собирался сделать для этого все.

Соседняя койка скрипнула: во сне Таня повернулась на другой бок. Никита разочарованно выдохнул. Ему не нравился этот звук: слишком громкий в ночной тишине, грубо вернувший его в реальность. Никите было ужасно неудобно, и он уже знал, что завтра все тело будет жутко болеть, правда, не так сильно, как сегодняшним утром: боль обычно не бывала два дня подряд одинаковой. На всякий случай ему выдали кучу обезболивающих таблеток. Конечно, слабее, чем лекарство, которое он использует дома. И голова снова разболелась.

Никита зевнул. День был изматывающий, а ночь предстояла долгая. Ему стоило поспать, а не нагружать мыслями и без того потрясенный мозг. Но он не мог не думать: слишком много эмоций испытал за этот день.

Сейчас его мысли занимала Таня. Это немного пугало. Никита не привык к подобному, но вытряхнуть ее из головы не получалось. Он не юлил, когда говорил, что на нее приятно смотреть. В первую встречу ее стройные ноги сразу приковали его взгляд. Лишившись возможности ходить, он первым делом всегда обращал внимание на ноги и только потом на лицо. У Тани оно было приятным, будто лучилось. Она улыбалась, и Никиту, у которого и без того было отвратительное настроение из-за разболевшейся головы, ее улыбка раздражала, и он нагрубил. Тем же вечером понял, что зря.

Поток размышлений пора было прекращать. Голова буквально раскалывалась. Еще немного – и он точно не сможет уснуть. Никита насильно закрыл глаза, и, стоило немного расслабиться, в памяти вспыхнул карий взор. Танины глаза походили на глаза любопытного, озорного олененка. Радужки цвета черного чая, освещенного летним солнцем – Никита еще ни у кого таких не встречал. Танины глаза умели говорить: они менялись в зависимости от настроения хозяйки. Грустит – глаза темнеют, радуется – светлеют, счастлива – в них появляются озорные звездочки-огоньки. Читать ее по глазам – полезное умение, чтобы расположить к себе.

Никита нервно скривил губы, понимая, что не уснет. Эта ночь снова прошла в размышлениях, но по гораздо более приятным причинам, чем предыдущие. Только к концу, когда до рассвета оставалось не более часа, сон все же Никиту сморил.

Глава 9

Дома Танино утро начиналось с велопрогулки вдоль Преголи – главной реки Калининграда. Там она чувствовала недолгую свободу от маминых нравоучений и требований. В Самаре Преголю заменила Волга, более манящая и привольная. Сейчас же у Тани не было возможности вскочить на любимый велосипед и проехаться по набережной: контракт запрещал покидать дом без подопечного без уважительной причины. Да и как кататься на велосипеде с Никитой, Таня не представляла. Прогулку она решила заменить йогой. Тем более у нее было лишнее время, пока Никита занимался с Германом.

Таня вытянулась, чувствуя, как по телу разбегаются маленькие, едва заметные покалывания. Приятно.

Вчера вечером, отбыв положенные сутки в больнице, они благополучно вернулись домой. Никита все то время был вялый и неразговорчивый, и Таня боялась, что это может объясняться чем-то серьезным, но обошлось. «Счастливчик», – прокомментировал врач, за что Никита наградил его осуждающим взглядом. Их отпустили домой, только Никите сказали пару недель соблюдать постельный режим. Таня была рада этому. И еще она была рада, что Валентин Никандрович вызвал им такси и не пришлось возвращаться на Ленинградскую за машиной: Таня точно не смогла бы сосредоточиться на дороге.

Девушка сменила положение: встала на четвереньки, ладони по ширине плеч, колени поставила под бедра. Вдохнула и прогнула спину, задрав голову так, что можно было увидеть потолочные балки.

Мысли о случившемся не покидали голову. Теперь Никита знает ее секрет. Кто мог поручиться, что он не станет шантажировать ее? Тане придется делать все, что он потребует, и постоянно бояться, что он выдаст ее тайну. Что именно мог хотеть от нее Никита, было загадкой. В то, что ему нужно только общение, Таня не верила. Юля, которой она написала о случившемся, заявила, что «лучшая защита – это нападение: нужно запугать его, чтобы не смел и подумать о шантаже». Чем именно, подруга не рассказала.

Выдох, Таня выгнула спину, подбородком прижалась к груди.

Она отмела идею подруги сразу, как прочитала. Таня предпочитала решать проблемы по мере их наступления и пока была намерена подружиться с Никитой, хотя это казалось непростой задачей. «Мы не ищем легких путей», – всегда повторяла мама, и эта фраза уже стала их семейным девизом. Таня намеревалась исполнить свое желание, по-настоящему принадлежащее только ей. Такой энтузиазм она наблюдала за собой, только когда захотела научиться фотографировать вопреки маминому недовольству.

Будильник на часах сработал – знак, что пора идти на завтрак. В доме Ховричевых все было строго регламентировано: во сколько есть, во сколько спать, когда приглашать гостей и кого приглашать. Таня уже привыкла. Она завершила упражнения, скатала коврик и запихнула его под кровать. Поправив легинсы и майку, которые надела специально для йоги, она не торопясь отправилась на кухню.

– Доброе утро, Танечка, – поприветствовала Галина Ивановна. – Ты будешь кофе или чай?

– Доброе. От вашего чая не откажусь.

Галина Ивановна заваривала великолепный чай, от одного запаха которого текли слюнки. Каждый раз она готовила новый и все время удивляла необычными вкусами. Сегодня был из тропических фруктов, сладкий и освежающий, как нельзя кстати после душной июльской ночи. Аромат чая оттенял стойкий запах свежих люпинов, которые Кристина снова собрала с утра, и это сочетание ласкало Танино обоняние.

Галина Ивановна вообще готовила превосходно, можно было бы сказать, «как мама», но это было бы ложью: Танина мама готовила в разы хуже. Сегодня на завтрак были блины.

– Доброе утро, Татьяна, – поздоровалась уже сидевшая за столом Кристина. – Ты сегодня выглядишь необычно, – улыбнулась она.

До этого дня Таня носила в основном джинсы или брюки каррот, а в одежде для тренировки вышла впервые. Возможно, по сравнению с Кристиной, которая как всегда надела юбку в пол с цветочным орнаментом, ее мятные легинсы и майка выглядели совсем просто. Таню это мало беспокоило: комфорт в одежде для нее всегда стоял на первом месте.

– Галина Ивановна, я возьму завтрак с собой, – предупредила Таня домработницу. – Планирую поесть вместе с Никитой, – тут же пояснила она, предупреждая вопрос.

– Хорошая идея, – поддержала Кристина. – Тебя он, наверное, не выгонит, – чуть тише добавила она.

– Если ты планируешь идти сразу к Никите, то лучше бы переодеться, – прокомментировала Света. Вместо приветствия девушка кивнула.

– Разве с моей одеждой что-то не так? – Таня осмотрела себя – ничего подозрительного не обнаружила. Разве что, возможно, стоило накинуть что-нибудь на плечи.

– Если пойдешь в этом, он будет пялиться на твои ноги, – Света дерзко ухмыльнулась. – Он всегда разглядывает красивые ноги.

– Что ты такое говоришь? – чуть громче, чем обычно, возразила Кристина. – Брат не такой.

– Не «какой»? Не мужчина? – ехидно фыркнула Света.

Кристина сердито поджала губу, но смолчала. По поалевшим щекам тут же стало понятно, что именно она думает по поводу этой колкости. Она, быстро поблагодарив Галину Ивановну за завтрак, выбежала вон, проговорив что-то про лавку. Таня почувствовала себя неловко. Она ни разу не допустила мысли, что Никита может на нее «пялиться». Если уж на ее вид обратила внимание четырнадцатилетняя девочка, то он точно мог. Что ж, у нее действительно красивые ноги.

– Тебя, кажется, рано делать комплименты чужим ногам, – сказала Таня Свете.

– Я всего лишь заметила, как мой брат может на них отреагировать, – парировала она. – Серьезно, надень что-то не такое облипающее.

– Отслеживать мужские реакции тебе, кажется, тоже рановато.

– Не тебе решать, что мне делать, – насупилась девочка и вернулась к своей яичнице.

Чайник свистнул, и вскоре Галина Ивановна вынесла поднос с двумя тарелками. Обычно Никите она готовила дольше, чем всем остальным: у него была особая диета. Предвкушая завтрак, который сегодня пришлось ждать дольше обычного, Таня подхватила поднос и сбежала с кухни. Словами Светы она пренебрегла и сразу же отправилась в комнату Никиты. Во-первых, пока она будет переодеваться, еда точно остынет, а есть холодное не хотелось. Во-вторых, мысль о том, что на ее ноги будут «пялиться», не вызывала смущения, скорее, заинтересованность. Таня еще не испытывала такого внимания в свою сторону.

В коридоре Таня заметила Германа. Он о чем-то говорил с Кристиной. Девушка жалась, потупила глаза в пол и сжимала в руках вазу с люпинами – точно такую же, какая стояла на кухне. Таня замерла в нескольких шагах от них, ей не хотелось влезать в разговор.

– Я говорил тебе не носить ему эти цветы. – Герман строго смотрел на Кристину.

– А я говорила, что вы ошибаетесь и ничего плохого не будет. – Кристина подняла подбородок и с вызовом посмотрела мужчине в глаза.

– Слова глупой девочки против доводов профессионала, – сложил руки на груди Герман. – Мне лучше знать, будет или нет.

– Вы не можете знать моего брата лучше меня. – Таня заметила, что руки Кристины дрожат, но девушка продолжала смотреть на Германа. Борьба взглядов длилась недолго, Кристина отвела взгляд и заметила Таню. – Я пойду. В университет опаздываю. – Она прошла мимо, едва не задев Таню плечом.

– Это было грубовато. – Таня подошла к Герману.

– Две порции? – заметил он, проигнорировав ее замечание. – Знаешь, ему не стоит набирать вес.

– Вторая для меня, – хмыкнула Таня. – Решила, что совместные завтраки пойдут на пользу его настроению.

– Хорошее дело, – расплылся в одобрительной улыбке Герман. – Тебя же наняли за эмоциональным состоянием следить.

– О чем ты спорил с Кристиной? – спросила Таня. – Если это касается Никиты, то мне тоже стоит знать.

– Люпины. – цокнул языком Герман, будто одно это слово могло что-то объяснить. – Я много раз говорил ей, что Никите люпины не нужны, он сам говорил ей это, но она продолжает упрямо таскать ему цветы.

– Что плохого в цветах? – Таня не понимала. – У Никиты же нет на них аллергии.

– Ты прочитала папку, которую я тебе давал? – спросил вдруг Герман.

Таня кивнула. Именно в этой папке она и вычитала, что у Никиты нет аллергии.

– И пятую страницу? – уточнил Герман, будто не верил ей.

– И пятую. – подтвердила Таня, помрачнев. Она прекрасно помнила, что написано на той странице. – Но как это может быть связано? Он же не люпинами наелся.

– Я думаю, цветы были триггером. И вполне могут спровоцировать снова.

– Люпины? – фыркнула Таня и закатила глаза. Предположение Германа она считала чересчур неправдоподобным. – Цветы, Герман, это просто цветы, а у него было много других причин.

– Причин было много, – согласился Герман. – Но триггер.

Таня замолчала. Ей совсем не хотелось развивать эту неприятную тему. Она захотела уйти в спальню Никиты как можно скорее и подбирала слова, чтобы попрощаться с Германом.

– Я видел твои посты в блоге, – он, напротив, не хотел отпускать ее, поэтому переменил тему. – Я с первого дня еще подписался, как нашел.

– Правда, но как? – не поверила ему Таня. Она судорожно соображала, где могла проколоться. Могла ли мама, как и Герман, найти блог? Это было бы катастрофой. С другой стороны, если бы она узнала, что дочь не в СамГМУ, она бы позвонила и устроила разнос.

– Да. Прости, подглядел в твой нетбук, потом нашел по названию, – во весь рот улыбнулся Герман. – Я думаю, у тебя круто получается. И фотки… Ты не занимаешься фотографией? Просто они очень красивые.

– Занимаюсь, спасибо, – смутилась Таня. Впервые кто-то, кроме папы и Юли, похвалил ее работы. – Ладно, я пойду. Не хочу, чтобы завтрак сильно остыл.

– Хорошо. Удачи, – пожелал на прощание Герман и ушел по своим делам. Когда она появилась в комнате, Никита, полностью одетый, сидел в кровати. Коляска стояла рядом на случай, если понадобится. Таня заметила кроватный столик. Такие обычно используют, чтобы завтракать в постели, но на этом стоял ноутбук. Никита с кем-то переговаривался по видеосвязи, но, увидев Таню, тут же завершил звонок. Как бы ни было любопытно, она промолчала. Поставила принесенный поднос на рабочий стол у окна. Подняла шторы-жалюзи, впуская в комнату солнечный свет – немного, чтобы не доставить Никите неудобств: после вчерашнего он недолюбливал свет. И только после этого поздоровалась.

– Доброе утро. Как голова?

– Тебе идет, – вместо ответа прокомментировал он, окинув ее взглядом. – Ты принесла две тарелки?

– Решила, что теперь будем завтракать вместе. Хорошая еда становится вкуснее, если есть ее в компании друзей, – отозвалась она, занимаясь сервировкой завтрака. Его порцию Таня выставила на столик, уже так удачно установленный, свою разместила на рабочем столе.

– Ты считаешь меня другом? – спросил он с едва заметным удивлением в голосе, будто не верил, что она захочет с ним дружить.

– Конечно, – небрежно пожала плечами Таня, передав Никите его таблетки.

– За что? – можно было бы подумать, что он напрашивается на комплименты, но Таня уже достаточно знала Никиту, чтобы понять: он на самом деле не понимает, за что его можно считать другом.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Нарушение двигательной или сенсорной функции нижних конечностей. Слово происходит от ионийского греческого "наполовину пораженный". Обычно это вызвано повреждением спинного мозга или врожденным заболеванием, которое поражает нервные элементы позвоночного канала. Область позвоночного канала, которая поражается при параплегии, – это грудной, поясничный или крестцовый отделы.

2

Люпи́н многоли́стный

3

А. С. Пушкин «Наброски к замыслу о Фаусте»: «<…> – Эй, смерть! Ты, право, сплутовала. / – Молчи! ты глуп и молоденек. / Уж не тебе меня ловить. / Ведь мы играем не из денег, / А только б вечность проводить!» По сюжету Фауст после смерти играет со Смертью в карты.

4

Ирис тонколистный

5

Шакшука – классическое израильское блюдо, яйца, тушёные в соусе из томатов, овощей и специй.

6

Под термином радикулопатия (или корешковый синдром/корешковая боль) понимается комплекс симптомов, которые проявляются при сдавливании корешков спинномозговых нервов. Это не самостоятельное заболевание. Оно возникает и прогрессирует на фоне иных болезней позвоночника.

Корешковая боль – это сильная боль в основании нервов или в самих пораженных нервах. Возможно, вы привыкнете жить с этой болью. Многие параплегики и тетраплегики утверждают, что, как только они начинают выходить из дома и возвращаются к работе и развлечениям, боль понемногу теряет интенсивность и, по их мнению, даже проходит совсем. К счастью, во многих случаях корешковая боль достигает максимума иногда через несколько недель, иногда спустя большее время, а затем приступы становятся не такими частыми.