На колесах

Это был один из тех вопросов, над которым Таня всегда ломала голову. Она была готова, что Никита будет думать долго, но ошиблась.

– Измена! – Он не задумался ни на секунду. Яростно сжал кулаки, но вскоре расслабил руки.

Таня была согласна с ним, о чем тут же сообщила и потянулась за другой карточкой.

– Почему ты живешь в этом городе?

– Глупый вопрос, – цокнул языком Никита и закатил глаза. – Потому что родился здесь, как и ты.

– Вообще-то, я родилась в Калининграде, – парировала Таня. – В Самару в мед поступать приехала и от мамы сбежала, – добавила она тише.

– Сбежала? – спросил Никита, и в его голосе впервые за день послышалась заинтересованность.

– Она хорошая мама, просто иногда слишком авторитетная. – Таня будто оправдывалась или оправдывала мать. – Мне хотелось быть немного свободней, вот я и уехала из дома.

Никита пожал плечами, принимая ответ, и взял новую карточку.

– Опиши вещь из своего гардероба, – прочел он и озадаченно свел брови, осмотрев себя.

– Расскажи про митенки, – подсказала Таня. Ей еще вчера бросились в глаза его перчатки. Она не встречала людей, которые носили бы их в доме, и ей было интересно, почему это делает Никита.

– Чтобы мозолей от колес не было: без них натирает сильно, – безразлично ответил он, правильно истолковав ее интерес. – Твоя очередь. Брошь.

– Что?

– Ты выбирала предмет мне, я выбираю тебе. Это справедливо, – пожал плечами Никита.

Брошка в виде ласточки – единственное дорогое украшение, которое было у Тани. Дорога она была не из-за цены: Таня даже не знала, сколько брошь когда-то стоила, – дело было в значении. Много лет назад ее подарил прабабушке какой-то офицер и сулил счастье. Правдиво ли было обещание, никто в семье сказать не мог, но брошь все равно передавалась по наследству.

– Странное у тебя представление о справедливости, – фыркнула Таня. Других вещей она не придумала, поэтому решила уступить Никите. – Мама мне ее подарила на восемнадцатилетие. Говорит, она помогает найти счастье. Пока не сработало, – Таня пожала плечами и потянулась за своим вопросом.

– Ты выберешь красивую ложь или болезненную правду? – прочитала Таня вопрос на доставшейся ей карточке.

– Что за бред? Почему тут такие странные вопросы? – возмутился Никита.

– Просто ответь, – устало выдохнула Таня. Она сама не хотела отвечать именно на этот вопрос, но правила есть правила.

– Не люблю, когда мне врут, – буркнул Никита.

Фактически на вопрос из карточки он не ответил, но Таня решила, что это неважно. Она быстро пролепетала про нежелание обижать людей и ложь во благо и потянулась за следующей карточкой. Следующие вопросы были максимально простые.

– Кем ты хотел стать в детстве? – Никита вытянул седьмую по счету карточку. Лицо его, и без того не радостное, стало хмурым.

– Хочешь, я первая, – Таня вызвалась вперед. – Я в детстве мечтала быть певицей, как Пугачева.

Она соврала, ведь никогда особо не задумывалась, кем хочет стать: ни в детстве, ни сейчас – но такой ответ на вопрос казался Тане неправильным и глупым. Не имея своей, она решила присвоить себе детскую мечту Юли, ведь подруга все равно не узнает.

Никита молчал. Казалось, он не слушал ее совсем, погрузившись в себя. Черные глаза не двигались, и сам он сидел неподвижной гипсовой статуей. Таня не выдержала этой гнетущей тишины и тронула его за плечо, чтобы растормошить. Никита дернулся будто от удара током и впервые за день посмотрел Тане прямо в глаза. Она не смогла разобрать, что клубится в зрачках, но взгляд приковал ее. Темный, глубокий, но не отталкивающий, не пугающий – что-то было в нем. Таня не разобрала, что манило, не позволяло отвернуться. Никита смотрел на нее не моргая. Как долго человек может не моргать? Возможно, не дольше минуты. Минута эта показалась Тане часом.

– Уходи, – сдавленно попросил Никита, первым разрывая зрительный контакт. Он отвернулся и отъехал к прикроватной тумбочке. Взял сигареты, зажигалку и закурил.

– Но мы не закончили. – Таня бросила взгляд на стопку карточек, которых оставалось еще много.

– Плевать, – бросил Никита, не повернув к ней лицо. – Уходи. – На Таню он больше не обращал внимания.

Она скривила губы, топнула ногой и ушла, назло Никите оставив игру лежать на полу его спальни. Они опять поругались и опять из-за него. Никитины заскоки уже раздражали. Мало того что сам по себе хмурый и холодный, так еще и резко прерывает любое нормальное общение! Но глаза… Таня только сейчас, оставшись наедине со своими мыслями, поняла, какие они. Печальные, да, это слово подходило лучше других. Так жалко ей стало Никиту. Не из-за коляски, а из-за глаз.

Таня дернула головой: не хватало еще тут дифирамбы Никитиным глазам петь. Она вздохнула – раздражение как рукой сняло. «Хочешь, чтобы тебя оставили в покое, так я оставлю», – подумала она.

До ужина оставалось еще время. Таня решила потратить его на фармакологию. Внутреннее чутье подсказывало ей, что именно по этому предмету ее будут валить на следующей попытке восстановиться. Тетради с ненавистными лекциями, которые она позаимствовала у бывшей одногруппницы, уже маячили перед глазами. Не то чтобы она хотела возвращаться в вуз, но мать же загрызет ее за неоконченное образование.

Когда вечером Таня тихо прокралась в комнату Никиты с ужином, он лежал на кровати к ней спиной и разглядывал фото: одиннадцать юношей в футбольной форме. Таню Никита не заметил.

_______________________________________________

[1]А. С. Пушкин «Наброски к замыслу о Фаусте»:

<…> – Эй, смерть! Ты, право, сплутовала.

– Молчи! ты глуп и молоденек.

Уж не тебе меня ловить.

Ведь мы играем не из денег,

А только б вечность проводить!»

Глава 4

Май 2016 г.

В актовом зале было тихо, только шелестели наспех напечатанные программки. Какой же спектакль без программки, даже пусть и школьный? Школьный театр всегда уступает настоящему, и этот не был исключением. Сценарий, написанный на коленке руководительницей труппы (какое гордое слово она подобрала для горстки старшеклассников!), вырезанные из картона и раскрашенные гуашью кривые декорации и простенькие костюмы. Но все недостатки меркли, как только актеры выходи на сцену. Они вдохновенно разучивали роли и перевоплощались в персонажей, не играя, а живя. 7 мая 2016 года ставили «Вишневый сад» Чехова. Никто не знал, почему в месяц, когда все вспоминают о войне, Людмила Михайловна выбрала мирную постановку. Впрочем, если актеры и задавались этим вопросом, то лишь в перерывах между учебой и репетициями, а зрителям было все равно, на что смотреть.

Среди многих ежиков и канадок Никита выделялся стрижкой в стиле ретро. В первом ряду приходилось часто задирать голову, и шея уже порядком подустала. Пальцами он размял затылок и взглянул на наручные часы – половина седьмого. На сцене разворачивалось финальное действие, а значит, успеть на последний автобус еще можно. «Народ добрый, но мало понимает», – проговорил один из актеров, и Никита вернул взгляд на сцену. Нельзя пропустить очередное появление своей девушки, иначе она затаит ужасную обиду. Ссориться с ней по пустякам юноше не хотелось.

Инна вышла бледная. Лицо ее так естественно дрожало, а руки так тряслись, что казалось, будто актриса сама страдает, а не просто передает настроение героини. Так же талантливо она играла в день их знакомства.

С Инной Никита начал встречаться благодаря школьному театру. В тот день ставили «Ромео и Джульетту». Руководительница театрального кружка считала, что невозможно не поставить Шекспира хотя бы раз в год. Никита зашел за сестрой. Он тогда не собирался смотреть спектакль – думал дождаться окончания в коридоре, но, вопреки планам, остался. Стоило только на сцене показаться Инне – в тот раз она играла Розалину, бывшую девушку Ромео – и Никита остался. Как назло, (или на благо – это с какой стороны посмотреть) постановка была по мотивам, и героиня девушки мелькала в каждой сцене.

Высокая и стройная, Инна сразу бросилась в глаза. Гладкая кожа красиво блестела в свете недавно купленного одинокого софита. Длинные темно-каштановые волосы собраны в высокую прическу. Никита даже на расстоянии безошибочно определил греческий профиль. Он видел много красивых девушек, двух лучших из них имел счастье называть сестрами, но именно Инна запала в душу. Ее грациозная походка, уверенные и энергичные движения, легкая улыбка – все приковывало внимание. Во время выхода на поклон их взгляды пересеклись, Инна улыбнулась шире и подмигнула. Никита отвел глаза и принялся выискивать на сцене Кристину. Он даже не запомнил, кого она тогда играла, но Инна врезалась в память.

Они учились в параллельных классах, и до этого Никита, как ему казалось, с ней не пересекался. Инна же частенько приходила на поле посмотреть за тренировкой школьной команды по футболу. Она призналась, что сначала делала это ради друга, который играл в команде, но совсем скоро переключилась на Никиту. Она заметила его интерес на спектакле и решительно предложила «быть ее Ромео». Никита ничего не имел против, и уже на следующий день они начали встречаться.

Инна играла очень хорошо – лучше всех в труппе. Ей многие прочили карьеру известной актрисы и даже роли в кино, но сама она относилась к театру не больше, чем к занятному хобби. Девушка мечтала посвятить жизнь профессии следователя и готовилась поступать на юридический, в отличие от Кристины.

Когда появилась Кристина в бедненьком платье с белым воротником, большая часть зрителей вытянула шеи. Никита вынырнул из воспоминаний и усмехнулся. Сестра всегда нравилась людям, а ее неприступность и скромность только подогревали их интерес. Многие даже называли «ангелом». Кристина в своей роли смотрелась чудо как хорошо, будто Чехов писал Варю именно для нее. Кажущаяся легкость движений могла обмануть всех, но Никита знал, как долго сестра готовилась к постановке «Вишневого сада». Она даже самолично перешила старое платье Галины Ивановны, которое та отдала во имя творчества.

Тщательно изображаемый кем-то из младшеклассников удар топора, прозвучавший скорее оружейным выстрелом, завершил спектакль. Зрители повставали со своих мест и поспешили кто на остановку, кто к сцене, желая заглянуть за кулисы. Никита не торопился. Сначала Кристина снимет макияж, затем переоденется, и только после этого можно забирать ее домой. Он медленно взял две ветровки и неторопливо пошел к сцене.

– Никита! – окликнули из зала, вынуждая обернуться.

К нему уже бежал Петя. Когда он резко остановился, светлые кудряшки на голове дернулись, подчиняясь инерции.

– Так и знал, что ты тоже тут, – вместо приветствия прокомментировал Никита. – С цветами.

Взгляд упал на букет, который Петя бережно держал в руках. Семь алых роз в красивой упаковке. Не трудно было догадаться, кому именно он предназначался.

– Это ж по дружбе, – будто прочитав его мысли, объяснил Петя.

– Она не любит цветы, – холодно бросил Никита. А вот когда к его девушке лезут с непрошеными подарками, не любил уже он сам.

Петю приходилось терпеть. Никита успокаивал себя мыслью, что тот был просто другом детства Инны без шанса выбраться из френдзоны. Главное, что сама девушка не проявляла к нему никаких знаков внимания. Все же это не мешало ревнивым мыслям иногда посещать Никитину голову. Вот и сейчас грудь жгло неприятное чувство злости. «Потерпи еще годик» – мысленно увещевал себя Никита, понимая, что сделать сейчас с другом Инны ничего не может. Руки чесались выкинуть эти розы в ближайшую мусорку, но поступить так – выставить себя ревнивым идиотом, чего Никита не мог себе позволить. Кроме того, Петя – ценный игрок, и без него, как бы прискорбно ни было это признавать, команда пропадет.

– Это ее маме, – буркнул Петя и почесал шею.

Никита скрестил руки на груди и многозначительно хмыкнул: Пете он не поверил ни на грамм. День рождения у матери Инны был пару месяцев назад – другого повода для букета он не видел.

– У тебя какое-то дело? – уточнил он, желая оставить неприятную тему. Не мог же Петя остановить его только ради ни к чему не обязывающей беседы?

– Да, – Петя откашлялся и только потом продолжил: – Я… меня не будет завтра на тренировке, – выпалил он на одном дыхании, спеша, будто Никита собирался перебить его на полуслове.

– Ты хотел сказать, что опоздаешь? – Никита дал ему шанс исправиться.

– Нет, блин, – Петя почесал затылок, боясь посмотреть Никите в глаза. – Бабушка завтра приезжает из Костромы. Семейный праздник, все такое. И воскресенье тоже… – Он повел плечами и, чувствуя недовольство собеседника, отступил на шаг назад.

Никита – капитан школьной футбольной команды, в которую входил Петя. Капитаном он был суровым, а когда их команда получила шанс пройти отбор в «Крылья Советов» – престижный футбольный клуб Самары, он ужесточил подход к тренировкам. Последний год команда проводила на поле слишком много времени. Если бы не вмешательство тренера, Никита бы гонял парней до ночи, прерываясь лишь на еду и уроки. Он не собирался делать перерыв даже летом, на время каникул.

– Если ты не хочешь пройти отбор, то не лишай такого шанса других, – процедил Никита. – Футбол – командная игра. Решил подставить нас из-за какой-то ерунды?

– Я не видел бабушку четыре года, – Петя насупился. – Это не ерунда! А от одного выходного никому хуже не будет. Мне еще «спасибо» скажут.

– «Спасибо» за вылет из соревнований? – голос Никиты сочился сарказмом.

– За отдых. Ты всех задрал со своим чудовищным графиком! Даже тренер поблажку дает! – Петя впервые за разговор посмотрел прямо на Никиту. Его зеленые глаза горели обидой и затаенной ненавистью. Война взглядов длилась минуту. Петя первый моргнул, поник плечами и зло пробубнил: – Мы тебе не школа олимпийского резерва, чтоб круглосуточно вкалывать! Для тебя победа на отборе дороже всего в жизни?

– Дороже всего в жизни? – усмехнулся Никита. Как можно было не понимать такие простые вещи? – Нет. Отбор и есть моя жизнь, цель и смысл. Если мы сделаем это, то сможем попасть в «Крылья», а оттуда и в сборную России. Ты понимаешь? Нельзя упустить такой шанс только из-за того, что к тебе приедет бабушка.

Петя отвернулся и больше ничего не стал говорить. Никита уже знал, что тот придет на завтрашнюю тренировку: нельзя не прийти, нельзя подвести команду. Зачем Петя говорит про чудовищный график? Никита и сам знает это, ведь он тоже устает на тренировках. Но по-другому отбор не пройти – это Никита тоже знает. Когда его выбрали капитаном, он взял ответственность за успех команды и собирался сделать из товарищей звезд если не мирового масштаба, то хотя бы родного города. Если представился шанс, надо хвататься за него и ни за что не упускать. У них был шанс, и Никита сделает все, чтобы мечта осуществилась. В конце концов делает он это не только ради себя.

– А вот и мы, – раздался у уха нежный голос Инны. Как только Никита повернулся к ней, девушка прыгнула ему на шею с поцелуями.

Они с Кристиной уже переоделись, сняли грим и спустились со сцены. К разговаривающим парням актрисы подошли бесшумно, отчего те их сразу не заметили. В руках сестры Никита увидел три тюльпана в целлофановой обертке от поклонника и хмыкнул. О том, что у сестры есть парень, он мог не переживать. Было бы это так, он узнал бы первым: Кристина ничего не скрывала от брата, ведь сказывалось общее детство.

– Тебе понравился спектакль? – Инна заморгала карими глазами, выуживая из парня комплименты.

– Ты очень хороша, но роль старухи не для тебя, – резюмировал Никита, отвечая на ее поцелуи объятиями. Нежная кожа девушки нравилась ему в ней больше всего остального.

– Раневской не больше пятидесяти, – хихикнула Инна, но, судя по задорному румянцу на щеках, слова ей льстили, и она теснее прижалась к любимому.

– Ты была великолепна! – восхищенно пролепетал Петя. Под хмурым взглядом Никиты его энтузиазм несколько спал, но не до такой степени, чтобы забыть настоящую цель визита и букет.

– Какая красота! – всплеснула руками Кристина, когда Петя вручил Инне цветы. – Никит, как думаешь, мне стоит посадить розы?

Одариваемая же и бровью не повела, лишь сдержанно поблагодарила и тут же передарила цветы восторженной Кристине. Та, конечно же, приняла их: ей сложно было отказаться от цветов, от кого бы они ни были. Она зарылась в них носом, вдыхая исходящий от алых бутонов аромат.

– Давай быстрее, автобус скоро отходит! – Никита взглянул на часы: стрелки неумолимо приближались к восьми.

Галина Ивановна, домработница, ставшая за двенадцать лет работы в доме Ховричевых почти членом семьи, точно будет волноваться, если они не явятся к ужину или, что еще хуже, придут позже Валентина Никандровича. Расстраивать ее не хотелось.

– Ну, не уходите, – надула губы Инна, повисшая у Никиты на предплечье. – Мы и так с тобой почти не гуляем. Может, в кафе зайдем? Надо отметить последнюю в году постановку.

– Не думаю, – возразила Кристина. – Прости, пожалуйста, но Галина Ивановна будет ругаться, если мы задержимся. Последний автобус ведь скоро отходит, да?

Никита кивнул на ее слова. Желая ободрить погрустневшую Инну, он сильнее приобнял ее за плечи.

– Мы можем прогуляться завтра, – предложил компромисс Никита.

– У вас все время тренировки, – буркнула Инна, через плечо Никиты посмотрев на Петю. Тот развел руками: мол, ничего не могу исправить.

– После тренировки. – Он выпустил ее из объятий и заглянул в глаза, тем самым давая молчаливое обещание сдержать слово.

Инна кивнула и улыбнулась. Поцеловав Никиту в щеку и попрощавшись с Кристиной, она пошла к другому выходу из зала. Петя поплелся за ней, собираясь проводить до дома: они были соседями. Никиту это не устраивало, но сделать он ничего не мог, разве что воспользоваться дядиными деньгами и выселить всю Петину семью из дома. Это было бы слишком жестоко и, что юлить, глупо и неисполнимо. Никита не считал себя ни жестоким, ни глупым. Он забрал у сестры оба букета, давая возможность спокойно одеться.

У Ховричева Валентина Никандровича были собственная маленькая торговая компания и неплохой доход вкупе с бесконечной занятостью. Несмотря на то что у семьи водились деньги, глава семейства детей не баловал. Он был уверен: раз сам достиг всего с низов, то и они должны поступать так же. Именно поэтому Никита с Кристиной добирались до дома на автобусе, а не с личным водителем.

Из школы они вышли в молчании. Кристина, как и обычно, мысленно повторяла в голове прошедший спектакль, выявляя удачные моменты и ошибки. Никита знал об этом ее ритуале и не мешал. Ему и самому нужно было подумать. Слова Пети глубоко задели его, хотя он и не показывал этого. Вдруг вся его команда состоит из таких неблагодарных лентяев? Одну паршивую овцу в стаде вытерпеть еще можно было, но что, если Петя прав и он только зря тратит силы, чтобы команда прошла отбор? Может, он один решил стать известным на всю страну футболистом, а для остальных футбол всего лишь хобби, как театр для Инны? Кристина дернула его за руку, выводя из размышлений:

– Давай срежем через сквер?

Никита пожал плечами. Сквер появился недавно. До его открытия, чтобы выйти из школы к нужной остановке, приходилось делать большой круг. Никита по привычке пошел именно этим путем. Идея срезать казалась заманчивой, особенно с учетом того, что до последнего автобуса оставалось не так много времени.

– Там и яблони растут, – привела еще один аргумент Кристина, – а ты хотел приготовить шарлотку.

– Думаешь, запах яблок меня вдохновит, – усмехнулся Никита.

– Конечно, – уверенно кивнула Кристина. – Ты знаешь, как Света любит твою шарлотку.

– И ты? – Он прищурился, выуживая из сестры признание.

– И я, – скромно улыбнулась Кристина. Скрывать такую мелочь от брата она не видела причины. Он и сам знал о ее любви к его выпечке.

В семействе Ховричевых существовала традиция: каждый месяц Никита готовил сестрам какой-нибудь десерт. Это началось два года назад, когда он решил, что после школы, до конца которой оставалось всего ничего, начнет самостоятельную жизнь. Для этого следовало научиться готовить хотя бы простейшие блюда. К сожалению, с нормальной едой у Никиты не задалось, зато пирог, который он испек на спор с Галиной Ивановной, получился очень вкусным. Сестры готовку брата оценили и теперь каждый месяц требовали от него новых вкусностей.

Они вошли в сквер. Там было очень много цветов. Никита готов был спорить на что угодно: если бы не спешили на автобус, Кристина провела бы у каждой клумбы кучу времени. Сестра слишком любила цветы. Наверное, из-за этого Никита и предпочел встречаться с Инной, которая совершенно не переносила букеты: хоть какая-то передышка в цветочном царстве, которое Кристина развела дома. Теперь там появятся еще и тюльпаны с розами, и хорошо, что на время.

Начало темнеть, и вдоль дорожек стали зажигаться фонари. Сквозь весь сквер тянулись яблони сорта Мальт Багаевский. Они были специально завезены для сквера из Саратовской области. Уже в начале мая на них распускались почки. Белые цветы долго создавали волшебное зрелище на фоне зеленых листьев, в июле сменяясь кисло-сладкими яблоками. Цветущие деревья расположились с двух сторон от тропинки, по которой Никита с Кристиной и шли. По идее, в воздухе должен был стоять яблочный аромат свежести и приближающегося лета, но легкий майский ветерок сдувал его, оставляя только едва ощутимый намек на запах. Никита шел быстрее Кристины, и это вынуждало ее ускорить шаг, чтобы не потерять брата из виду.

– Никит, прости, я подслушала ваш с Петей разговор, – догнав его, Кристина неожиданно заговорила. Тема тоже была для нее нетипичной: Кристина обычно старалась не лезть в личные дела членов семьи. Никита даже сбавил шаг. – Мне кажется, он, может быть, в чем-то прав. Ты не думал, что хотя бы по воскресеньям тренировки можно не проводить?

– Тебя это не касается, – резко бросил Никита.

– Я переживаю за тебя, – оправдываясь пролепетала Кристина. Она смотрела прямо в черные глаза брата. – Не хочу, чтобы ты перенапрягся и…

– Давай закроем тему.

Ему не хотелось обсуждать свои дела с сестрой. По справедливости, вообще не хотелось ни с кем обсуждать. Тренер не запрещал проводить усиленные тренировки, а чье-либо еще мнение не сильно волновало. Если Петя прав, то не прав Никита. Такого по определению быть не могло, во всяком случае в его картине мира.

– Прости, – Кристина опустила голову и притихла. Молчание ее длилось недолго: стоило показаться очередной клумбе, как сестра восторженно воскликнула: – Смотри, ирисы! Какие хорошенькие!

Она опустилась перед цветами на колени и коснулась лепестков осторожно и аккуратно, чтобы ненароком не повредить. Синие ирисы казались невесомыми и создавали ощущение, что это не клумба, а облако. Оно приземлилось отдохнуть и вот-вот воспарит в небо.

– Жаль, что дома я их посадить не смогу, – с легкой печалью в голосе вздохнула Кристина.

– Поторопимся, – велел ей Никита и, не дожидаясь, пока сестра налюбуется, пошел к выходу из сквера. Он знал, что она последует за ним.

Кристина в последний раз взглянула на цветы и побежала догонять брата.

– У тебя шнурок, – предупредила она, поравнявшись с ним.

Никита посмотрел под ноги: узел на левом ботинке развязался. Неопрятный вид следовало скорее исправить. Велев Кристине идти к остановке, до которой оставалось не больше нескольких метров, Никита присел на корточки у одной из яблонь. В слабом свете фонаря расправа со шнурками заняла больше времени, чем если бы это было при свете дня. Совсем скоро Никита справился. Не успел он выпрямиться и двинутся за сестрой, как услышал крик.

Не задумываясь, Никита рванул к остановке. Он успел вовремя: какие-то верзилы пытались запихнуть Кристину в машину. Помятые букеты валялись на асфальте. Никита подбежал к одному из мужиков со спины и напал, но его ударили по голове. Сознание поплыло, брыкающаяся Кристина и два громилы сменились темнотой.

Когда он очнулся, темнота не отступила, только перед глазами плавали непонятные белые мушки. Пульсирующая в висках боль, головокружение и подступающая к горлу тошнота мешали думать. Никита не знал, сколько прошло времени, прежде чем глаза привыкли к темноте. Судя по всему, он был в багажнике незнакомой машины. Не трудно было догадаться, что она принадлежала тем двум громилам. Или их трое: кто-то же ударил Никиту по затылку? Запястья стиснуты пластиковыми стяжками, рот заклеен. Никита попытался двинуться, но маленький багажник не позволял развернуться. Он был один, и это в какой-то мере вселяло надежду, что Кристине все же удалось отбиться и сбежать. Никита не стал поддаваться воодушевляющим мыслям. Он слишком хорошо знал сестру: она вряд ли бросила его наедине с верзилами. Скорее всего, она сейчас в салоне, такая же связанная и беспомощная. Кажется, их куда-то везли: Никита слышал, как барахлил двигатель.