Все произведения школьной программы в кратком изложении. 10 класс

После знакомства с Ольгой в жизни Обломова начались перемены: «…настойчивый взгляд Ольги не выходил из головы Обломова. … И халат показался ему противен, и Захар глуп и невыносим, и пыль с паутиной нестерпима».

«Что это она вчера смотрела так пристально на меня? – думал Обломов. – Андрей божится, что о чулках и о рубашке … не говорил, а говорил о дружбе своей ко мне, о том, как мы росли, учились, – всё, что было хорошего, и между тем (и это рассказал), как несчастлив Обломов, как гибнет всё доброе от недостатка участия, деятельности, как слабо мерцает жизнь и как…». Он не переставал думать о ней и постоянно бывать в доме, где Ольга жила со своей тётушкой. После того, как Тарантьев перевёз его вещи «к куме», он переехал на дачу, расположенную напротив дачи Ильинских.

Вот почему такие перемены: «Встаёт он в семь часов, читает, носит куда-то книги. На лице ни сна, ни усталости, ни скуки. На нём появились даже краски, в глазах блеск, что-то вроде отваги или по крайней мере самоуверенности…».

Однажды, уже после отъезда Штольца, Илья Ильич попросил Ольгу спеть. «…она опустилась на стул, сильно взяла два-три аккорда и запела. Боже мой, что слышалось в этом пении! Надежды, неясная боязнь гроз, самые грозы, порывы счастия – всё звучало, не в песне, а в её голосе… Оба они, снаружи неподвижные, разрывались внутренним огнём… в глазах стояли слёзы… У него на лице сияла заря пробужденного, со дна души восставшего счастья; наполненный слезами взгляд устремлён был на неё». Обломов чувствовал не только музыку, он чувствовал любовь.

«Ольга поняла, что у него слово вырвалось, что он не властен в нём и что оно – истина».

Глава 6. «Долго после того, как у него вырвалось признание, не видались они наедине. Он прятался, как школьник, лишь только завидит Ольгу. Она переменилась с ним, но не бегала, не была холодна, а стала только задумчивее». Ей было жаль того, что случилось: «Обломов был проще Штольца и добрее его, хотя не смешил её так или смешил собой и так легко прощал насмешки». Но был ещё и план, который ей хотелось выполнить: «… как она отучит Обломова спать после обеда… Она мечтала, как «прикажет ему прочесть книги», которые оставил Штольц, потом читать каждый день газеты и рассказывать ей новости, писать в деревню письма, дописывать план устройства имения, приготовиться ехать за границу – словом, он не задремлет у неё; она укажет ему цель, заставит полюбить опять всё, что он разлюбил, и Штольц не узнает его воротясь. И всё это чудо сделает она… которая ещё не начала жить!»

Каждый из них переживал чувство неловкости от случившегося. И вот они встретились в парке, заговорили о письме Штольца, о поездке Обломова в Париж… «Дерзкий! он ещё ехать хочет!» – подумала она.

– Мне отчего-то больно, неловко, жжёт меня, – прошептал Обломов, не глядя на неё.

Она молчала, сорвала ветку сирени и нюхала её, закрыв лицо и нос.

– Понюхайте, как хорошо пахнет! – сказала она и закрыла нос и ему.

А потом произошло объяснение:

– Мне всё слышится ваш голос… я опять чувствую… – Ту же музыку… то же… волнение… то же… чув… простите, простите – ей-богу, не могу сладить с собой…

– M-r Обломов… – строго начала она, потом вдруг лицо её озарилось лучом улыбки, – я не сержусь, прощаю…

Она, не оборачиваясь, протянула ему назад руку; он схватил её, поцеловал в ладонь; она тихо сжала его губы и мгновенно порхнула в стеклянную дверь, а он остался как вкопанный.

Глава 7. – Она любит меня… Нет, этого не может быть!.. Любить меня, смешного, с сонным взглядом, с дряблыми щеками… Она всё смеется надо мной… Вот Штольц – другое дело… И с чего я взял, что она любит меня?

Но тут же, увидев Ольгу, решает: «… она не обманщица… Господи! В какой я омут попал!»

Глава 8. Обломов продолжает терзать себя вопросами: «Что это с ней?.. ничего не понимаю!»

«И где было понять ему, что с ней совершилось то, что совершается с мужчиной в двадцать пять лет при помощи двадцати пяти профессоров, библиотек, после шатанья по свету, иногда даже с помощью некоторой утраты нравственного аромата души, свежести мысли и волос, то есть что она вступила в сферу сознания. Вступление это обошлось ей так дешево и легко».

Несколько дней он не видел Ольгу и решил уже переехать на Выборгскую сторону. Но после того, как Захар рассказал ему о встрече с «барышней» и о том, что она просила передать Обломову прийти в парк, его настроение изменилось. И вот он уже в парке, у того места, где было их объяснение, встречает Ольгу. Во время прогулки Обломов начинает говорить о том, что у него нет цели: «Когда не знаешь, для чего живешь, так живешь как-нибудь, день за днём; радуешься, что день прошёл, что ночь прошла, и во сне погрузишь скучный вопрос о том, зачем жил этот день, зачем будешь жить завтра… Для чего, для кого я буду жить?.. Чего искать, на что направить мысль, намерения? Цвет жизни опал, остались только шипы».

Ольга внимательно слушает и, сорвав ветку сирени, даёт её Обломову: «Цвет жизни и… Всего!..». Ольга возвращает ему цель: «Жизнь, жизнь опять отворяется мне, – говорил он как в бреду, – вот она, в ваших глазах, в улыбке, в этой ветке, в Casta diva… всё здесь…».

Глава 9. «Между тем симпатия их росла, развивалась и проявлялась по своим непреложным законам. Ольга расцветала вместе с чувством. В глазах прибавилось света, в движениях грации; грудь ее так пышно развилась, так мерно волновалась…».

«Ах, если б испытывать только эту теплоту любви да не испытывать её тревог!.. Любовь – претрудная школа жизни!» – думал Обломов. Однажды он увидел её на горе. Ей хотелось заставить его подняться на гору, и он поднялся…

«Момент символических намёков, знаменательных улыбок, сиреневых веток прошёл невозвратно. Любовь делалась строже, взыскательнее, стала превращаться в какую-то обязанность; явились взаимные права».

Они пытаются разобраться в своих чувствах.

«Для меня любовь эта – всё равно что… жизнь, а жизнь… Жизнь – долг, обязанность, следовательно любовь – тоже долг: мне как будто бог послал её, – досказала она, подняв глаза к небу, – и велел любить».

Обломов признаётся, что его чувство другое: «Перед вами сумасшедший, заражённый страстью!.. знать вас, слушать, глядеть на вас подолгу, любить – о, да тут с ума сойдешь! А вы так ровны, покойны; и если пройдут сутки, двое и я не услышу от вас «люблю…», здесь начинается тревога… Он указал на сердце… Они не лгали ни перед собой, ни друг другу: они выдавали то, что говорило сердце…».

Глава 10. После разговора с Ольгой, освещённого светом любви, «Обломов встал бледный и мрачный… в глазах нет огня, нет желаний»: «В нем что-то сильно работает, но не любовь». Он вспоминает слова Ольги о том, что любовь – это долг, но «где же взять силы?» Потом решает «за Ольгу», что это её первое чувство, и оно не настоящее, «это только приготовление к любви». Потом смотрит в зеркало, решает: «Этаких не любят!» и пишет прощальное письмо: «…Послушайте, без всяких намеков, скажу прямо и просто: вы меня не любите и не можете любить. Послушайтесь моей опытности и поверьте безусловно… И вот я предостерегаю вас: вы в заблуждении, оглянитесь!» Конечно, в письме отразились его порядочность и способность к самоотречению, но и страх перед трудностями «школы любви»: «… с бурями я не управлюсь».

Во время встречи с плачущей Ольгой и объяснения с ней он признаёт: «… вы умнее меня», «теперь и я не боюсь! С вами не страшна судьба!» На это Ольга отвечает: «Эти слова я недавно где-то читала… у Сю, кажется, – вдруг возразила она с иронией, обернувшись к нему, – только их там говорит женщина мужчине… – У Обломова краска бросилась в лицо».

Объяснение на время разрядило нарастающее напряжение. Обломов опять восхищается Ольгой, автор вторит герою: «У неё есть какое-то упорство, которое пересиливает не только судьбу, но даже лень и апатию Обломова». Во внутреннем состоянии героини не было спокойствия: «она училась любви», уговаривала себя, что её любовь «оправдывается его кротостью, чистой верой в добро… нежностью, какой она не видала никогда в глазах мужчины».

И несмотря на предчувствие («Сирени отошли… И – любовь тоже… любовь?»), на тревогу («Что ж будет завтра?»), Обломов счастлив: «Боже мой! Как хорошо жить на свете!»

Глава 11. «Лето в самом разгаре; июль проходит; погода отличная. С Ольгой Обломов почти не расстаётся. В ясный день он в парке, в жаркий полдень теряется с ней в роще, между сосен, сидит у её ног, читает ей… И у них царствует жаркое лето: набегают иногда облака и проходят… Взгляд Ольги на жизнь, на любовь… сделался ещё яснее, определеннее». Но иногда её что-то беспокоило, Обломов не понимал её состояния. Однажды во время прогулки, «когда они почти ощупью пробирались в узкой аллее, между двух черных, непроницаемых стен леса, она произнесла: «Мне страшно!.. Мне страшно и тебя!.. Но как-то хорошо страшно! Сердце замирает. Дай руку, попробуй, как оно бьется…». «Никого нет… – говорил он; но и у него мурашки поползли по спине». Он понял состояние Ольги. Неясные чувства вины и стыда после этого эпизода они переживают оба. И почти сразу за этой сценой автор напоминает: «Лето подвигалось, уходило». Романтическая любовь требовала дальнейших шагов: «Обломов сознавал, что… есть законный исход: протянуть Ольге руку с кольцом…». Он начинал думать о том, что ему «стыдно было …точно мальчику, искать свиданий», Ольга должна узнать, «какие строгие обязанности налагает любовь; сегодня будет последнее свидание наедине…».

Глава 12. Но увидев Ольгу, он забыл о своём намерении: «Я хотел только сказать, – начал он медленно, – что я так люблю тебя, так люблю, что если б… Что, если б ты полюбила теперь другого и он был бы способнее сделать тебя счастливой, я бы… молча проглотил свое горе и уступил ему место».

«– Зачем? – с удивлением спросила она. – Я не понимаю этого. Я не уступила бы тебя никому; я не хочу, чтоб ты был счастлив с другой. Это что-то мудрено, я не понимаю».

И всё-таки он произносит то, о чём хотел сказать: предостерегает Ольгу от проявления «страсти», потому что «… тогда под ногами открывается бездна». Он вспомнил, как на них смотрела Сонечка: «Он почти забыл про Ольгу; перед ним толпились: Сонечка с мужем, гости; слышались их толки, смех». Ольга «с задумчивым унынием» произнесла: «… мы зашли далеко, а выхода нет: надо скорей расстаться и замести след прошлого. Прощай!.. и, склонив голову, пошла было по дорожке». Он закрыл глаза и подумал, что она ушла. Но Ольга не ушла, и он, встав перед ней на колени, сказав: «… будь моей женой!»

Но Илье Ильичу кажется, что она слишком спокойна, ему хочется слёз, страсти. И опять возникают сомнения: «Любит она или только выходит замуж?»

Ольга отвергает «путь жертвы»: «Я не пойду никогда этим путём… Оттого, что на нём… всегда… расстаются, – сказала она, – а я… расстаться с тобой!.. Никогда!»

3 ЧАСТЬ

Глава 1. Вернувшись домой, Обломов не сразу понял, зачем пожаловал Тарантьев. Он потребовал у Ильи Ильича восемьсот рублей по контракту, который тот подписал за найм квартиры на Выборгской стороне. Обломов сообщает Тарантьеву, что едет за границу, поэтому квартира ему не нужна. А когда визитёр начинает ругать Штольца, Обломов, стукнув по столу кулаком, приказывает ему молчать: «Тарантьев выпучил глаза на эту никогда не бывалую выходку…».

Глава 2. Обломов всё глубже задумывается о том, что «светлый, безоблачный праздник любви отошел, что любовь в самом деле становилась долгом, что она мешалась со всею жизнью, входила в состав её обычных отправлений и начинала линять, терять радужные краски».

Вместе с тем его переполняют чувства, он готов кричать на весь мир о своём счастье. Он говорит Ольге, что нужно объявить тётке о том, что они женятся, но Ольга не торопится («Ещё не пора!») и объясняет свой план: надо идти в «палату», потом ехать в Обломовку, здесь тоже нужно искать квартиру. В городе Обломов заехал к приятелю, т. к. не знал, где находится «палата». Тот позвал своего приятеля, потом был завтрак, а потом было поздно ехать в «палату». И Обломов поехал на Выборгскую сторону, куда были перевезены его вещи.

«Вдруг сзади его скрипнула дверь, и в комнату вошла… женщина…

Ей было лет тридцать. Она была очень бела и полна в лице, так что румянец, кажется, не мог пробиться сквозь щёки. Бровей у неё почти совсем не было, а были на их местах две немного будто припухлые, лоснящиеся полосы, с редкими светлыми волосами. Глаза серовато-простодушные, как и всё выражение лица; руки белые, но жёсткие, с выступившими наружу крупными узлами синих жил.

Платье сидело на ней в обтяжку: видно, что она не прибегала ни к какому искусству, даже к лишней юбке, чтоб увеличить объём бёдер и уменьшить талию… Платье её, в отношении к нарядной шали и парадному чепцу, казалось старо и поношено… Она вошла робко и остановилась, глядя застенчиво на Обломова».

Илья Ильич сообщил, что ему нужна другая квартира, но хозяйка сама ничего решить не могла и говорила, что делами «заведовают братец». А вот когда заговорили о хозяйстве, «лицо её принимало дельное и заботливое выражение; даже тупость пропадала». Обломов обещал заехать «на днях», чтобы поговорить с братцем. Других квартир в городе он посмотреть не успел.

Глава 3. Наступил конец августа, дачники уезжали в город. «Он велел Захару и Анисье ехать на Выборгскую сторону, где решился оставаться до приискания новой квартиры, а сам уехал в город, отобедал наскоро в трактире и вечер просидел у Ольги». Она ждёт от Обломова решительных шагов, но пока они не сделаны, нельзя говорить с тёткой и «видеться надо реже».

«Он молча поцеловал у ней руку и простился с ней до воскресенья. Она уныло проводила его глазами, потом села за фортепьяно и вся погрузилась в звуки. Сердце у ней о чём-то плакало, плакали и звуки. Хотела петь – не поется!»

Постепенно Обломов привыкает к новой жизни у Агафьи Матвеевны: хозяйка пекла пироги («не хуже обломовских»), сама варила кофе. Но по-прежнему вставал перед Обломовым финансовый вопрос. После разговора с «братцем» Иваном Матвеевичем оказалось, что по контракту Илья Ильич должен «тысячу триста пятьдесят четыре рубля двадцать восемь копеек ассигнациями», а денег у него не было.

Глава 4. Обломов пытается найти квартиру, чтобы быть поближе к Ольге, но все они очень дороги. У него же было «всего триста рублей». На приглашение в театр («у нас ложа» – сообщает Ольга), Обломов отвечает «улыбкой согласия», а сам думает: «Вечером, по грязи, этакую даль!»

При этом он привыкает к своей новой жизни, потому что она напоминает ему Обломовку: «Илья Ильич встанет утром часов в девять… примется за кофе. Кофе всё такой же славный, сливки густые, булки сдобные, рассыпчатые. Потом он примется за сигару и слушает внимательно, как тяжело кудахтает наседка, как пищат цыплята, как трещат канарейки и чижи… Потом сядет дочитывать начатые на даче книги, иногда приляжет небрежно с книгой на диван и читает. Тишина идеальная… Иногда придёт к нему Маша, хозяйская девочка, от маменьки, сказать, что грузди или рыжики продают: не велит ли он взять кадочку для себя, или зазовет он к себе Ваню, её сына, спрашивает, что он выучил, заставит прочесть или написать и посмотрит, хорошо ли он пишет и читает».

«Дело подходило к зиме», свидания с Ольгой становились всё реже, а писем из деревни не было. Однажды Захар спросил о предстоящей свадьбе Обломова и Ольги, и Илья Ильич вдруг испугался: «Люди знают!.. По лакейским, по кухням, толки идут! Вот до чего дошло! … Он стал разбирать поэтический миг, который вдруг потерял краски, как только заговорил о нём Захар…». Анисья успокоила его тем, что она первый раз слышит о свадьбе и что к Ольге сватался барон. А когда увидела, как расстроился Обломов, сообщила, что у Ольги нет денег: «даже заложили серебро…». Так что их ситуация похожа, скорее, на похороны…

«С этой минуты мечты и спокойствие покинули Обломова. Он плохо спал, мало ел, рассеянно и угрюмо глядел на всё… «Поблекло, отошло!» – раздалось внутри его…».

Глава 5. Обломов не решается ехать к Ильинским, переносит своё свидание с Ольгой. Но неожиданно получает от неё письмо с приглашением: «…завтра непременно жду вас в три часа в Летнем саду».

Боясь толков и пересудов, он убеждает Ольгу не встречаться с ним вне дома: «Ты обманываешь тетку, тайком уходишь из дома, видишься наедине с мужчиной… Я хочу, чтоб ты и в глазах света была чиста и безукоризненна, какова ты в самом деле…». Но когда Ольга предлагает объявить тётке о помолвке, он не соглашается: «Дождёмся только письма из деревни…».

Глава 6. «Он решил, что до получения положительных известий из деревни он будет видеться с Ольгой только в воскресенье, при свидетелях…». «Волнение Ильи Ильича немного успокоилось» после того, как «хозяйка» предложила закусить… Подали ватрушки и рюмку смородиновой водки». После обеда… появилась Агафья Матвеевна с двумя пирамидами чулок в обеих руках: «Какие же вы добрые! – говорил Обломов, подходя к ней и взяв её шутливо слегка за локти… Вы чудо, а не хозяйка! – говорил он, останавливая глаза на её горле и на груди».

Ольга опять прислала письмо, но он, ответил, что простудился в Летнем саду и не поехал к ней. А в воскресенье «был с визитом у хозяйки, пил кофе, ел горячий пирог и к обеду посылал Захара на ту сторону за мороженым и конфетами для детей». Между тем на Неве развели мосты, и он подумал, что надо ехать к Ольге, но «со вздохом медленно опять улёгся на своем месте».

«Так проходили дни. Илья Ильич скучал, читал, ходил по улице, а дома заглядывал в дверь к хозяйке, чтоб от скуки перемолвить слова два… на Неву настлали мостки…». Ольга прислала записку, он писал в ответ, «что у него сделалась маленькая опухоль в горле, что он не решается ещё выходить со двора и что «жестокая судьба лишает его счастья ещё несколько дней видеть ненаглядную Ольгу»».

Глава 7. Обломов «всё на той же точке невозможности двинуться вперед».

«Но лишь только он затрепещет от любви, тотчас же, как камень, сваливается на него тяжёлая мысль: как быть, что делать, как приступить к вопросу о свадьбе, где взять денег, чем потом жить?.. «Подожду ещё; авось письмо придёт завтра или послезавтра».

Настало и воскресенье. В ожидании Обломова Ольга «надела белое платье, скрыла под кружевами подаренный им браслет, причесалась, как он любит; накануне велела настроить фортепьяно и утром попробовала спеть Casta diva. И голос так звучен, как не был с дачи. Потом стала ждать». Но Обломов не пришёл. А вскоре раскрылся и его обман. Она наносит ему визит, во время которого он предстаёт перед ней провинившимся школьником: «Я все объясню тебе, Ольга, – оправдывался он, – важная причина заставала меня не быть две недели… я боялся… Толков, сплетней…».

Ольга говорит, что перестаёт понимать его: «Ты боишься, дрожишь, как мальчик… Не понимаю! Разве ты крадёшь меня?.. у меня гаснут ум и надежда…».

Она видит, что Обломов ничего не читал, что он спал после обеда и напоминает, что его цель – это она, но он идёт к ней слишком робко: «…ты должен стать выше меня. Я жду этого от тебя!»

Приезд Ольги на какое-то время возрождает Илью Ильича к жизни: «…беспокойство его прошло, голова и спина у него выпрямились, вдохновенное сияние воротилось на лицо, и глаза были влажны от счастья, от умиления… И опять, как прежде, ему захотелось вдруг всюду, куда-нибудь далеко: и туда, к Штольцу, с Ольгой, и в деревню, на поля, в рощи, хотелось уединиться в своём кабинете и погрузиться в труд, и самому ехать на Рыбинскую пристань, и дорогу проводить и прочесть только что вышедшую новую книгу, о которой все говорят, и в оперу – сегодня…».

Он называет её «ангелом», спустившимся в «болото». «Сухо» благодарит Агафью Матвеевну за заботу и всю ночь читает присланные Ольгой книги.

Глава 8. После встречи с Ольгой он находит письмо от соседа, своего поверенного в делах с отказом от выполнения поручений Обломова, и у него опускаются руки: «…Он очутился будто в лесу, ночью, когда в каждом кусте и дереве чудится разбойник, мертвец, зверь».

Что это значило для Обломова? «О свадьбе ближе года и думать нельзя, – боязливо сказал он: – да, да, через год, не прежде! Ему ещё надо дописать свой план, надо порешить с архитектором, потом… потом…».

«Ещё на год отодвинулось счастье! Обломов застонал болезненно и повалился было на постель, но вдруг опомнился и встал. А что говорила Ольга? Как взывала к нему, как к мужчине, доверилась его силам? Она ждёт, как он пойдет вперёд и дойдёт до той высоты, где протянет ей руку и поведёт за собой, покажет её путь! Да, да! Но с чего начать?» И он решает просить совета у «братца» Агафьи Матвеевны.

Главы 9–10. «Братец» даёт совет ехать в деревню, послужить в уездном суде, узнать хозяйство… Но Обломов – «барин!» и «делать ничего не умеет!» Тогда для решения дел Иван Матвеевич предлагает своего сослуживца Исая Фомича Затёртого – «делового и знающего человека».

Вечером Тарантьев и Иван Матвеевич обсуждают выгодное для них дело, называя Обломова «олухом».

Глава 11. «Четыре месяца! Ещё четыре месяца принуждений, свиданий тайком, подозрительных лиц, улыбок! – думал Обломов, поднимаясь на лестницу к Ильинским. – Боже мой! когда это кончится? А Ольга будет торопить: сегодня, завтра. Она так настойчива, непреклонна! Её трудно убедить…».

Он показал ей письмо, рассказал о том, как устроятся дела в имении: «в какой-нибудь год… тогда нет больше разлуки, мы скажем всё тетке, и… и…».

«Он взглянул на Ольгу: она без чувств. Голова у ней склонилась на сторону, из-за посиневших губ видны были зубы. Он не заметил, в избытке радости и мечтанья, что при словах: «когда устроятся дела, поверенный распорядится», Ольга побледнела и не слыхала заключения его фразы».

За те полтора часа, что Ольга отсутствовала в комнате, он многое передумал: решил, что сам поедет с поверенным в деревню, обручится с Ольгой, возьмёт деньги в долг и отыщет квартиру… Но когда он увидел Ольгу, то «вдруг упал духом». В её глазах он прочёл решение: «… я наказана, я слишком понадеялась на свои силы – вот в чём я ошиблась… я думала, что я оживлю тебя, что ты можешь ещё жить для меня, – а ты уж давно умер. Я не предвидела этой ошибки, а всё ждала, надеялась… и вот!.. – с трудом, со вздохом досказала она… Помни, Илья, мы не дети и не шутим: дело идёт о целой жизни! Спроси же строго у своей совести и скажи – я поверю тебе, я тебя знаю: станет и тебя на всю жизнь? Будешь ли ты для меня тем, что мне нужно? Ты меня знаешь, следовательно, понимаешь, что я хочу сказать. Если ты скажешь смело и обдуманно да, я беру назад своё решение: вот моя рука, и пойдём, куда хочешь, за границу, в деревню, даже на Выборгскую сторону!»

«Обломов молчал и в ужасе слушал её слёзы»: «Ольга, – наконец сказал он, – за что ты терзаешь себя? Ты меня любишь, ты не перенесёшь разлуки! Возьми меня, как я есть, люби во мне, что есть хорошего». Она отрицательно покачала головой…».

«… Я любила будущего Обломова! Ты кроток, честен, Илья; ты нежен… голубь; ты прячешь голову под крыло – и ничего не хочешь больше; ты готов всю жизнь проворковать под кровлей… да я не такая: мне мало этого, мне нужно чего-то еще, а чего – не знаю!..». Через мгновение она опомнилась. Но вернуть прежнее было уже нельзя: «…Не тревожься, что сказала правду: я стою…».

На вопрос Ольги: «Кто проклял тебя, Илья?.. Что сгубило тебя?..», он прошептал: «Обломовщина» и вышел.

Глава 12. «Бог знает, где он бродил, что делал целый день, но домой вернулся поздно ночью… Всё погрузилось в сон и мрак около него… Сердце было убито…».

«Снег валил хлопьями и густо устилал землю. «Снег, снег, снег! – твердил он бессмысленно, глядя на снег, густым слоем покрывший забор, плетень и гряды на огороде. – Всё засыпал! – шепнул потом отчаянно, лег в постель и заснул свинцовым, безотрадным сном… У него была горячка».

4 ЧАСТЬ

Глава 1. Прошёл год. На Выборгской стороне шла прежняя жизнь. Затёртый сообщал, что собрать с мужиков оброк невозможно. Нужда ехать в деревню отпала. «… мало-помалу место живого горя заступило немое равнодушие. Илья Ильич по целым часам смотрел, как падал снег и наносил сугробы на дворе и на улице, как покрыл дрова, курятники, конуру, садик, гряды огорода, как из столбов забора образовались пирамиды, как все умерло и окуталось в саван».

Агафья Матвеевна взяла на себя заботы об Илье Ильиче («расширилась её арена»), и «он мало-помалу входил в прежнюю нормальную свою жизнь».

Летом ожидались два больших праздника: именины братца и именины Обломова, к ним начались приготовления. «Хозяйственная часть в доме Пшеницыной процветала».

В жизни Агафьи Матвеевны произошли большие перемены: «осыпанье гор… стало заметно только по обильным, неожиданным и бесконечным последствиям».